Галина Николаевна Демыкина Георгий Александрович Балл

Галина Николаевна Демыкина Георгий Александрович Балл

Алошка

 

 

Г. Балл и Г. Демыкина

АЛОШКА

 

Часть первая

ЗЕЛЕНЫЙ ОГОНЕК

 

МОЯ СКАЗКА И МОЯ БАБУШКА

 

За высокой‑высокой горюй, среди темного‑темного леса, на зеленой поляне в маленьком домике ЖИЛБЫЛ Я.

А у меня жила‑была бабушка. Моя бабушка – красавица; красивей ее нет на всем белом свете.

Моя бабушка сказки рассказывает.

Мы сидим с ней в нашем маленьком домике, около маленького окошка и на наш сад смотрим. А в саду у нас растут красные и синие цветы и летают большие бабочки с желтыми крыльями и зелеными усиками.

А еще прилетают к нам в сад гуси‑лебеди из сказочной страны Авдотий. Это их моя бабушка приручила. Она ведь добрая. Очень добрая. Жалеет своих гусей‑лебедей и кричит им вечером:

– Тега! Тега! Гуси‑лебеди, домой, серый волк под горой!

А под нашей горой живет волк Левон, а еще медведь Михаиле.

Целый день они спят‑храпят: хры‑фры‑брум… А как подступает ночь, надевают волк и медведь овечьи тулупы, чтоб их никто не узнал, и шагают к нашему домику.

…Нет! Нет! Нет! Нет!.. Это не наша с бабушкой, это уже тети Верина сказка.

 

ТЕТЯ ВЕРА

 

Ну, а по правде мы живем в городе, на улице Почтовой в большом доме. На втором этаже. С нами живет тетя Вера. Одной рукой тетя Вера может закрыть солнце, – она сама мне показывала. Вы, наверно, думаете – почему она мне тетя?

Потому что она мамина сестра.

Целый день тетя Вера на кухне сидит.

А добрая моя бабушка с утра в магазин уходит. Мама – на работу. А папа совсем далеко уехал. Он уехал далеко‑далеко: за высокую гору, за речку Ладогу.

И мы всегда ждем его, даже ночью. Одна тетя Вера не ждет. А только сидит на кухне и колдует:

 

Кол‑дуй, ба‑ба, кол‑дуй, дед,

За‑кол‑до‑ванный обед…

 

И никуда меня не пускает, потому что я часто простуживаюсь… Гулять не разрешает, а играть тоже не разрешает, потому что я топаю. И если я тихонечко топну, тетя Вера услышит. Потому что у нее есть волшебные очки. Это такие большие очки в черной оправе. Как наденет их тетя Вера, так на сто верст крутом все видит и все слышит.

Эх, скорей бы приехал папа!

Вот приедет папа и прогонит тетю Веру…

Дорогой папа, приезжай!

Мы все хотим, чтоб ты скорее вернулся. Одна тетя Вера не хочет. Я‑то знаю, почему она не хочет: боится!

 

ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ТЕМНОЙ‑ТЕМНОЙ НОЧЬЮ

 

Как‑то темной‑темной ночью кто‑то позвонил в серебряный колокольчик.

Мама сказала:

– Телефон звонит! Это папа.

Тетя Вера сказала:

– Что ты, моя дорогая сестричка, это тебе только почудилось.

– Нет, я слышала, – сказала мама.

А тетя Вера не хочет пустить маму к телефону и ласковым голосом говорит:

– Просто ты начиталась со своим сыном всяких сказок, вот тебе и слышатся разные звонки да колокольчики.

И она увела маму спать. И запела ей тихонечко свою страшную баюкалку:

 

Баю‑баюшки‑баю. Тяп‑тяп‑тяп!

Не ложися на краю,

А то серенький волчок… Тяп‑тяп‑тяп!..

Схватит маму за бочок. Тяп!..

 

Мама испугалась и сразу уснула. И тетя Вера тоже легла в кровать и – хры‑фры‑брум – тоже уснула.

А я увидел: там, где телефон, зажегся СВЕТ. Я встал и тихонечко подошел. А на столе вместо телефона стоял маленький домик.

ДИНЬ‑ДИНЬ‑ДИНЬ! – зазвонил колокольчик в домике.

– Хры‑фры‑брум, – сказала тетя Вера спросонок.

Я замер.

– Небыль‑небыль‑небылица, – забормотала тетя Вера. – Что‑то мне давно не спится! Мне не спится, не лежится! Встать, что ли? Поглядеть, что ли?

А я зашептал:

– Тетя Верочка, не вставай! Тетя Верочка, засыпай!

– Ох, я красная девица, – зевнула тетя Вера. – Что‑то мне и спится и лежится. Что‑то мне вставать не хочется!

И она не встала.

А я заглянул в окошко. В домике был мальчик. Он сидел на маленьком стульчике за маленьким столом под зеленым абажуром. Он был зеленый, как кузнечик.

– Эй, ты кто? – спросил я.

– Эй, ты кто? – спросил он.

– Я здесь живу, – сказал я.

– Я здесь живу, – сказал он.

Вдруг мальчишка засмеялся, подскочил, перевернулся через голову. И как зазвонит!

Я увидел у него в руке МАЛЕНЬКИЙ СЕРЕБРЯНЫЙ КОЛОКОЛЬЧИК…

– Ах, чтоб тебя, небыль‑небылица! – закричала тетя Вера. – КТО‑ТО нарочно не дает мне спатьпочивать. А снился мне добрый молодец. Добрый молодец Иван Иваныч. Эх, просыпаюсь, просыпаюсь!..

И она проснулась.

Я прыгнул в кровать и спрятался под одеяло. Тетя Вера в одной рубашке подбежала к столу. А там уже не было домика, а стоял телефон.

– Алло! Алло! Чего надо? – закричала тетя Вера.

НИКТО НЕ ОТКЛИКНУЛСЯ.

И я понял: это потому никто не откликнулся, что прибежала ТЕТЯ ВЕРА.

 

Часть вторая

ДВЕРЦА N ОДИН И ЧУДО N ОДИН

 

МАРШ! МАРШ! ТОПАЙТЕ СИЛЬНЕЕ

 

Только убежал Алошка, как загудела земля, распахнулась дверь и вбежала тетя Вера. Вбежала и остолбенела.

– Что случилось? Почему в коридоре валяются подушки? – спросила тетя Вера.

Потом она вошла в комнату и закричала:

– Ты что здесь натворил, безобразный мальчишка?! Почему стулья перевернуты? Почему ваза на полу валяется?!

– Она же не разбилась, – сказал я.

– Не разбилась? А что вообще здесь происходит, в нашей несчастной квартире? Я тебя спрашиваю: что?

– У нас тут был пир горой.

– Что? Пир? Он тут пирует, а я в кино не могу спокойно сходить?! Боже мой! – вскричала тетя Вера.

И неизвестно, что бы она сделала, как вдруг в дверь постучали, и тихий голосок запел:

 

Отопритеся, отворитеся,

Ваша бабушка пришла,

Молока вам принесла.

 

Тетя Вера бросилась в коридор. А я за ней.

– «Отопритеся, отворитеся…» – пела за дверью моя бабушка.

Тетя Вера распахнула дверь и закричала:

– Входи! Входи, козочка! Полюбуйся, что твой козленочек натворил.

Бабушка вошла с бидоном. А тетя Вера повязала голову полотенцем, надела слуховые очки, – и я понял, что нам с бабушкой теперь несдобровать.

– Вера Акимовна! А, Вера Акимовна! – услышали вдруг мы.

Тетя Вера подбежала к окошку:

– Это вы, Иван Иваныч?

– Я, – ответил наш усатый сосед. – Что это вы, Вера Акимовна, шумите?

– Да я тут с малышом играю, – засмеялась тетя Вера. А нам с бабушкой сказала: – Быстро уберите в комнате. И не шумите. И вообще идите спать. А я посижу у окошка: уж больно вечер хороший.

Бабушка помогла мне все убрать, а я прошептал тихонечко:

– Ты меня сегодня не баюкай, бабушка. Сегодня не будет ночи.

– Это что еще выдумал?! – закричала из своей комнаты тетя Вера – Немедленно в постель марш!

И вдруг топ‑топ‑топ… Это затопали под кроватью мои верные солдатики. А я им скомандовал:

– Марш! Марш! Топайте сильнее! Пусть тетя Вера думает, что я иду спать.

– Перестань! – крикнула тетя Вера, да так громко, что мои верные солдатики замертво повалились под кроватью А я тоже залез под кровать и там спрятался.

Бабушка понесла посуду в кухню, а тетя Вера в своей комнате стала зевать.

– О‑о‑ох… Э‑э‑эх! Набегалась я за день… То в кино, то домой. Натрудились мои ноженьки, мои разлапушки, сниму‑ка я туфельки…

Тетя Вера грохнула туфли под кровать.

– О‑хо‑хо, – опять зевнула тетя Вера. – И ты, мой носик‑востроносик, устал, намаялся, сниму‑ка я с тебя очки.

Тетя Вера положила свои волшебные очки на стул.

– О‑о‑ох! – и сама легла в постель. – Хры‑фрыбрум! Хры‑фры… – и заснула…

Тихо‑тихо стало в квартире. Вдруг динь‑динь‑диньдинь!

– Ах, чтоб вас! – крикнула тетя Вера да как вскочит с кровати. – Что за несчастная наша квартира: днем – дили‑бом, и ночью – дили‑бом… Ну, погоди!

Но я не стал ждать, а крикнул своим солдатикам:

– Бежим! Вперед за Алошкой, ура!

И мы побежали на улицу…

 

МАМИНА СКАЗКА

 

 

Что было, то уже было,

Чего не было, то еще будет.

В одном далеком городе

Сговорились люди:

Каждый делает,

Что ему нравится.

Кто хочет – на улице кувыркается,

Кто хочет – хохочет,

Кто хочет – топочет.

И многие стали шуметь даже ночью.

А те, которым хотелось спать,

Начали их унимать:

– Тише! Тише! Тише!

Не пой!

Не шуми!

Не играй!

Иначе запрячем в сарай.

В темный сарай с мышами,

Сторожить его будем мы сами!

 

 

* * *

 

И вот уж весь город не спит,

Двигается,

Шумит.

В городе ночи нет,

В городе ночью свет.

Для поддержания тишины

Ходят специальные крикуны:

– Кому перековать звонкий голосок:

На тихий басок?! –

Идут крикуны улицей ночной,

Следят за тишиной:

– Люди, когда вы спите,

Матрацами не скрипите!

Тромбоны и барабаны –

Убрать в чемоданы!

Летучие мыши,

Летайте тише,

Следите за пешими мышами,

Чтоб не шуршали ушами!

Тише! –

Идут крикуны вдоль улиц ночных,

Никому не укрыться от них:

Чуть зазвонит трамвай,

Сразу: – А ну, давай! –

И тащат его в сарай!

А трамвай‑то трамваится,

Упирается,

Цепляется за провода:

«Не пойду никуда!»

Лошадь стукнет подковой. –

Готово:

Тащат ее в сарай.

А она с перепугу: «Му‑у‑у!

Почему‑у‑у?!»

Ей кричат:

– Ты не думаешь о тишине!

А она им:

«Топнула я во сне,

Как вышло, сама не пойму! –

И опять по ошибке: – Му‑у!»

Крикуны с мычащей лошадью

Скрываются где‑то за площадью.

Но выходят новые крикуны:

– Люди, смотрите тихие сны!

 

Мама засмеялась, наклонилась ко мне и поцеловала:

– И ты, сынок, смотри тихие сны…

– А дальше, мамочка, – попросил я.

Но мама приложила палец к губам:

– Тише! Тетю Веру разбудишь, – и на цыпочках вышла из комнаты. И свет погасила.

Я приоткрыл штору. На улице было совсем темно. А откуда‑то издалека доносилось: динь‑динь‑динь!

Это бегал по городу мой Алошка. Он все еще хотел прогнать ночь своим серебряным колокольчиком.

Я спустил ноги с кровати, побыстрее оделся и тихонечко вышел на улицу.

 

Я СПАСАЮ АЛОШКУ

 

На улице никого не было. Холодный ветер дул на лужи, будто сдувал с них пенку, фонари качались. И желтые круги от фонарей на асфальте тоже качались. И где‑то очень далеко звенел звоночек – Алошкин серебряный колокольчик.

«Надо скорее разыскать его и притащить домой!» – подумал я про Алошку. Вдруг мимо меня прошагал в огромных, может быть, даже в семимильных, сапогах добрый молодец Иван Иваныч. Он крутил свои рыжие усы и разбойно пел тети Верину песню:

 

Тары‑бары‑бум‑бум,

В старых дырах шум, шум.

В старых дырах,

В старых норах

Шум и шорох,

Шум и шорох…

 

И я сразу понял: он шел выполнять тети Верино задание. Меня он даже не заметил.

Вот прошел Иван Иваныч мимо большого желтого дома с балконами, мимо детского сада, где в окнах флажки и игрушки, мимо деревьев, мимо магазина с синей вывеской… И пропал за углом.

Иван Иваныч смотрел вверх. Он, наверно, думал – это кто‑то большой звонит, тете Вере спать не дает.

Он думал, кто‑то большой, а это вовсе не большой. И я стал смотреть вниз: я знаю, куда смотреть.

Прошмыгнула кошка по мостовой. Я загляделся на нее, а меня в ногу кто‑то – толк‑толк.

– Алошка?!

Нет, это толстый голубь. Он просто шел пешком.

– Где ты, Алошка?

Я завернул за угол. Там по тротуару вперед‑назад ходил добрый молодец Иван Иваныч в своих семимильных сапогах. И все распевал:

 

Тары‑бары‑бум‑бум,

В старых дьфах шум, шум…

 

Вдруг рядом ОЧЕНЬ ГРОМКО ЗАЗВОНИЛО. Иван Иваныча не стало слышно.

Прямо навстречу доброму молодцу бежал Алошка.

А на улице – никого. А фонари горят.

Что делать?

Я как подпрыгну! Как побегу!

Как обгоню доброго молодца Иван Иваныча.

И схватил Алошку.

А он из кулака вывертывается. И тут меня нагнал Иван Иваныч.

– Ах ты удалец‑сорванец, кого поймал‑изловил? – Это Иван Иваныч спрашивает.

– Я птичку изловил, – говорю.

– Почто не щебечет?

– У нее крылышко болит, – говорю.

– Почто не полечишь?

– Я, – говорю, – дома вылечу.

– Ну ладно, – сказал Иван Иваныч, – Передай низкий поклон Вере Акимовне.

– Передам, – сказал я и побежал изо всех сил с Алошкой к нашему дому.

А он притих в кулаке, как воробышек. Разжал я пальцы, поглядел: а он спит. Устал, наверно. Набегался.

– Эй, Алошка!

– Ну что? – И глазки открыл.

– Это ведь тебя Иван Иваныч искал. Знаешь, как я за тебя испугался.

Он сел на моей ладони и колокольчик рядом поставил. Ножки вытянул, ручками за мой большой палец ухватился: ручки холодные.

– Апчхи! – А потом говорит: – ЧиХОчиЧУ чиДОчиМОЙ!

– Что?.. Что?

– Домой, – говорит, – хочу. Замерз. Вот что.

– А зачем ты так говоришь: «Чи‑чи, чи‑чи»?

– А это мой тайный язык.

– А меня научишь?

– ЧиНАчиУчиЧу! Научу!

Я накрыл его другой рукой, чтоб теплее было.

– Давай‑ка я тебя побаюкаю. – И я запел, как моя бабушка поет:

 

Спи‑тко, усни,

Мое дитятко,

Спи‑тко, усни

Малешенько.

Бай да люли!

Бай да люли!

 

А он там, в руке, тихонько засмеялся и ногой по звоночку – бум! – но не очень громко. Так мы и пришли домой.

 

ТЕТЯ ВЕРА ЗАСКУЧАЛА

 

Динь‑дон, дон‑динь, динь‑дон, дань! Наступил новый день. Алошка еще спит в своей маленькой кроватке. А я хожу на цыпочках, чтоб его не разбудить.

Мама ушла на работу, бабушка – в магазин. А тетя Вера никуда не уходит. Вот никуда не уходит! Села у окна и стала громко‑громко скучать.

– Ой, я бедная девица, Вера Акимовна – сказала тетя Вера. И вздохнула. – Какая у меня на сердце тоскакручина. Ой! Ни словами сказать, ни пером описать. Никто, ну никто меня больше в кино не зовет. Видать, никому не нужна красота моя ужасная.

Тетя Вера отошла от окна, включила пылесос и так махнула железной трубкой, что пыль столбом.

– Эх! – крикнула тетя Вера. – Сива‑грива растрах – нется, тоска распадется. Уходи, – говорит, – не мешайся здесь. Видишь, я уборку делаю.

И я скорее побежал к домику, к моему хорошему Алошке.

– Алошка, – крикнул я в самое оконце, – выходи!

А он не ответил.

– ЧиАчиЛОчиШКА! – позвал я его на нашем тайном языке. И вдруг тихонечко из‑под стола что‑то пискнуло.

Я поскорее полез под стол и там, в самом уголочке, нашел Алошку Он был весь в пыли: и волосы, и рубашка, и штанишки А нос прямо черный.

– Ты что гам делал, дурачок? – спросил я.

– Тес! – зашептал Алошка. – Когда тетя Вера машет этой штукой, я всегда прячусь: а вдруг и меня затянет?!

Я поставил Алошку на стол, он стряхнул со штанишек пыль.

– А ну‑ка пошли мыться, – сказал я.

– ЧиНЕ чиХочиЧУ! – закричал Алошка и как спрыгнет на пол. И побежал.

Но я сразу догнал и потащил его, чумазого в ванную…

И пока я его тер, мыл, полоскал, Алошка, не переставая, пищал: «ЧиНЕ чиХОчиЧУ! ЧиНЕ чиХОчиЧУ!..»

– Не плачь, Алошенька, – сказал я. – Меня тетя Вера еще не так мочалкой натирает.

Алошка перестал плакать. Он залез ко мне на плечо и погладил ухо. Но тут опять по квартире разнеслось тети Верино пенье‑скучанье:

 

О, где ты? Где ты, добрый молодец Иван Иваныч?

Целый день ты на счетах пощелкиваешь,

Уж скорей бы ты вышел на пенсию!

 

У Алошки руки задрожали, он отпустил мое ухо.

– Слышал? – спросил я.

– Ата, – сказал Алошка.

– Это еще что, – похвалился я. – А когда тетя Вера меня ругает, так на соседней улице слышно.

– Она сердитая, – сказал Алошка.

– Тес! Она… – прошептал я, – злая волшебница.

– Настоящая?! – удивился Алошка. И спросил шепотом: – А что она может сделать?

– Что хочешь. Может волка и медведя позвать. Они тебя за бочок схватят.

– Я не хочу, – сказал Алошка и задумался. А потом и говорит: – Ведь как хорошо нам было, когда тетя Вера ходила в кино. У нас пир горой был.

– Верно, – говорю.

– А что ж она так редко ходит? – спрашивает Алошка.

– Добрый молодец Иван Иваныч не зовет.

– Почему не зовет?

– Наверно, работы у него много.

А тетя Вера точно услышала и запела‑заголосила:

 

Что ж ты, добрый молодец,

Все на счетах пощелкиваешь,

В гости к нам не захаживаешь?

Никто здесь меня понимать – не понимает.

А ты, Иван Иваныч,

Из чужой квартиры,

С третьего этажа.

А понимать – понимаешь.

Ох, скорей бы ты вышел на пенсию!..

 

– А может, правда, – прошептал Алошка. – Пускай Иван Иваныч выйдет на пенсию.

И он спрыгнул на пол и побежал к двери.

– Куда ты, Алошка?!

– К Иван Иванычу на работу.

– Подожди! – остановил я его и повязал Алошке на шею тети Верину голубую ленту.

Сразу Алошка сделался голубой и красивый.

 

НО СЛУЧИЛАСЬ БЕДА

 

Только Алошка выбежал на улицу, как подул холодный ветер.

Ветер закружил и поднял Алошку высоко‑высоко над улицей, над домами, над городом. Алошка испугался и зазвонил в серебряный колокольчик. А все, кто был внизу, удивлялись:

– Смотрите! Смотрите! Какие чудеса – днем загорелась голубенькая звездочка, и она звенит.

– Разве это звездочка? – говорили другие. – Какая же это звездочка? Просто на орбиту вышел новый спутник.

И никто не догадывался, что это летит мой Алошка. А ветер кружит его, задувает под рубашку, переворачивает вниз головой.

Алошка одной рукой держит кепочку, а другой – колокольчик. И колокольчик звенит без перерыва: диньдинь‑динь‑динь!

Понемножку ветер начал стихать. Алошка в последний раз перекувырнулся и сел на тротуар.

Толстый голубь, который любил ходить пешком, подошел к Алошке и с уважением сказал:

– Оказывается, ты умеешь летать?

Алошка встал, отряхнулся и вздохнул.

И тут полил сильный дождь – настоящий ливень. По крышам домов так загрохотало, точно поехал тяжелый поезд… И он ехал все быстрее и быстрее…

Алошка надвинул покрепче кепочку, чтоб не слышать страшного стука, и зашагал по мостовой.

– Эй! – крикнул голубь. – Оказывается, ты любишь ходить пешком!

Алошка быстро наклонился, схватил щепку и запустил ее в голубя:

– Надоел, толстун! – И побежал.

Он бежал по пустой улице, и дождь хлестал его по щекам, по курточке, по ногам.

– А я все равно не простужусь! – кричал Алошка. – У меня на ногах галошки. Э‑э!

И чтоб подразнить дождик, он даже запел:

 

Дождик‑дождик, пуще!

Дам тебе гущи…

 

И дождик так припустил, что по улицам потекли ручейки и речки. Один ручеек подхватил Алошку и понес..

 

СОЛНЫШКО! СОЛНЫШКО! ПОЛНОЕ ВЕДРЫШКО!

 

Я позвал бабушку:

– Беда! Алошку ручей унес!

Бабушка подошла к окну и обняла меня. А за окном – чернее ночи. И дождь все сильней и сильней.

– Что же делать, бабушка?

– Надо солнышко звать, – сказала бабушка. – Открывай окошко.

Я открыл окно. И ворвался дождь. Я не испугался и крикнул:

– Эй, солнышко, выходи! А ты, дождик, перестань.

А солнышко не выходит, дождик не перестает.

– Что ты?! Что ты?! – замахала руками бабушка. – Позови солнышко ласково.

Я высунулся в окно и ласково позвал:

 

Солнышко, солнышко,

Полное ведрышко,

Для брусники сладкий сок,

Для орешка ядрышко,

Гори ясно,

Чтобы не погасло…

 

А тучи не расходятся, солнышко не выглядывает.

– Бабушка, ты мне помоги, – попросил я.

И моя бабушка тоже запела:

 

Солнышко, солнышко,

Полное ведрышко,

Ты свети – не уходи,

Ты ходи – не упади,

Сол‑ныш‑ко.

 

Дождик сразу перестал, и выглянуло солнышко.

Только и остались от дождя ручейки да речки.

На тротуаре стояли ребята.

– Ух ты! Гляди‑ка, ух ты! – кричали они и показывали пальцами: по мостовой на другую сторону улицы перебирался вплавь мой Алошка.

 

АЛОШКА УВИДАЛ ТОЛПУ НАРОДА

 

Когда Алошка вышел от Начальника, улицы были полны народа и светило солнышко. Бежит Алошка по городу, а колокольчик его так и сверкает, так и сверкает. А голубая ленточка за спиной как флажок.

И все сразу заметили Алошку. У Цветного бульвара дорогу ему загородил толстяк в большущих ботинках:

– Послушай, малыш, эй, алло! Сбегай‑ка узнай, что сегодня в кино идет!

Мой Алошка не стал спорить. Ему так и хочется побегать! Ему так и хочется для кого‑нибудь узнать, что там в кино идет!

И узнал!

И сразу же его увидела старая женщина с сумкой:

– Алло! Алло! Алошенька! Спроси, дружок, что в магазине есть. Я тебя здесь, на скамеечке, подожду.

Ну, в магазин Алошке не так хотелось идти. Но все же пошел. Почему не сходить? А чтоб не было скучно, стал сочинять песенку:

 

И все зовут Алошку –

Алло! Алло!

Друг к другу шлют Алошку –

Алло! Алло!

Я всем сегодня нужен,

Алло! Алло!

По лужам, так по лужам.

Алло! Алло!

 

Прибежал обратно, а рядом со старой женщиной на скамейке сидят ребятишки: две девочки и маленький мальчик.

– Алошка! – крикнули девочки. – Узнай, открыт зоопарк или нет.

А мальчик еще попросил:

– Узнай, проснулся ли слон?

– Сбегать в зоопарк?! – Алошка даже через голову перевернулся от радости. – Я мигом!

И он побежал в зоопарк, по дороге напевая такую песенку:

 

И все зовут Алошку –

Алло! Алло!

Друг к другу шлют Алошку –

Алло! Алло!..

Куда сейчас бегу я –

К слону, к слону!

Во львиную, тигриную,

Звериную страну!

 

Алошка стал спрашивать:

– А где слон? Как пройти к слону?

Потом Алошка смотрел, как слон спит. Слон вздыхал во сне и покачивал хоботом. Наверно, ему снилась Африка.

Алошка долго смотрел на слона. Совсем забыл и про ребят, что остались в саду на скамейке, и про нас с бабушкой.

А мы его все ждем и ждем…

– Что же это выходит, – сказал я бабушке. – Как же так? Ведь Алошка мой дружок, а вот бегает по чужим делам.

– Разве его удержишь, – сказала бабушка.

– Не хочу я так! Не хочу!

– Ну, прогони его, непутевого, – засмеялась бабушка.

– Как ты так говоришь, бабушка! – Я прямо чуть не заплакал. – Как ты так говоришь! Я теперь без Алошки не могу. Только у меня с ним покоя нет – чего он домой не приходит? Он такой маленький, а город такой большой.

А в это время Алошка был недалеко от дома. Он немножко устал и потому шел медленно, а песенку, которую сам сочинил, пел тихонечко:

 

И все зовут Алошку –

Алло! Алло!

Друг к другу шлют Алошку –

Алло! Алло!

Я слышу днем и ночью –

Алло! Алло!

Я маленький Алошка,

А мне не тяжело…

 

Алошка шел медленно и покачивал головой, как ходят слоны по Африке. И еще тихонечко вздыхал:

– Ох! Ох! Ноги устали. Ведь у меня на ногах галошки. Эй вы! – сказал он своим галошкам. – Брошу я вас.

Вдруг он остановился: на улице, возле нашего дома, да, совсем рядом с нашим домом, – не пройти и не проехать, толпа народу.

Алошка закричал:

– Пустите! Пустите!

Но как он ни вертел головой, ничего, кроме ног, не видел.

– Пустите! Пустите! – кричал Алошка. – Что случилось?

Но никто его не слушал.

И тогда Алошка поднял над головой свой серебряный колокольчик: динь‑динь‑динь…

 

Часть третья

ЧЕРЕЗ ГОРЫ И ЛЕСА

 

НАШЕ С ПАПОЙ ТАЙНОЕ СЛОВО

 

Скрип‑скрип‑скрип… Ходят по снегу скрипучему волк да медведь. А папа их не боится. ПАПА НИКОГО НЕ БОИТСЯ.

Потому что он сильный: он может подбросить меня до потолка: ух! А потом поймать. Я знаю, мой папа сейчас ходит по берегу речки Ладоги и ПРО МЕНЯ ДУМАЕТ. А речка Ладога под лед ушла. Там, подо льдом, как под стеклом, рыбы плавают. Позовет папа рыбину и скажет:

– Плыви, рыбина, до речки Яузы, там, у Яузы, мой сынок живет. Передай ему наше тайное слово.

Поплывет рыбина, а только у речки Яузы уже ждет ее тетя Вера с большой черной сумкой. Поймает рыбину тетя Вера, в сумку положит и домой принесет.

– Смотрите, – говорит, – какую рыбину я для вас достала. Живая еще.

Рыба только рот открывает, а сказать уже ничего не может.

А папа все ходит по берегу речки Ладоги, все ходит.

 

У него‑то в кармане

Снежок скрипит

У него под ногами

Зайчонок спит.

 

Разбудит он зайчонка:

– Беги, дружок, через леса и поля до города Москвы. Там, в Москве, мой сынок живет. Передай ему наше тайное слово.

Скачет заяц по лесам и полям, доскачет до самого города.

Тут ею тетя Вера и поймает. Положит в черную сумку и отнесет доброму молодцу Иван Иванычу.

– Сшей, – скажет, – добрый молодец, себе теплый воротник.

А папа все ждет‑ждет… Когда приплывет рыба, когда прибежит заяц, когда вернется к нему наше тайное слово.

 

А у нас есть тайное слово,

Наше с папой тайное слово,

Вы не слыхали такого,

Никогда не слыхали такого.

И по этому слову, я знаю,

Я сейчас же папку узнаю!

Прозвенит в коридоре звонок.

Войдет человек и скажет:

– Сынок! –

А еще он скажет – знаете что?

– Ты мой ПУРЗЯ! –

Вот какое тайное слово:

Пурзя!

Вы не слыхали такого?

Пурзя!

Это папка, мой папка

Придумал его.

Я по этому слову узнаю его.

Приезжай поскорее, папа!

 

 

МЫ СОБИРАЕМ АЛОШКУ В ДОРОГУ

 

Утром мы с бабушкой подошли к Алошкиному домику, и я крикнул:

– Алошка, надо сбегать к папе на речку Ладогу. Передай, пускай скорее приезжает. Мы ждем его на Новый год.

– Ладно, – сказал Алошка и быстро надел свои коротенькие штанишки, рубашку в клеточку, носочки и ботиночки. Потом сел на стул и сам завязал шнурки.

– Я готов, – сказал он.

– Эх ты, кузнечик, – засмеялась бабушка. – Куда же ты через леса да поля зимою в такой одежке?

«Ой, правда, – подумал я, – ведь там темный лес, там ветер и снег».

– Как же быть? – спросил я. – Как же горю пособить?

– Это горе – вполгоря. Пускай вылезает, снимем мерку, сошью ему шубу и шапку.

Алошка вылез из домика. И мы его обмерили: шапка – с ноготок, пальтишко – четыре ноготка, валенки – два. Бабушка села за швейную машинку. Я отдал свои старые зеленые варежки. Из моих варежек сшили Алошке шубку. А из маминого воротника бабушка скроила рыжую шапку‑ушанку, а еще меховые сапожки, называются пимы.

Потом я посадил Алошку на ладонь. Стала бабушка ему шубку примерять, а я рыжую шапку, и мы вместе натянули ему на ноги сапожки‑пимы. Я поднес Алошку к зеркалу:

– Посмотри, какой ты теперь.

Алошка засмеялся, сдвинул шапку на одно ухо и выставил вперед правую ножку в сапожке. Потом – прыг! – правую убрал, левую выставил.

– Хватит прыгать на моей ладони, – сказал я. – Пора, Алошенька, собираться в дорогу.

И тут в комнату вошла тетя Вера.

– Что это у тебя рыженькое в кулаке? – спросила она.

Я быстро спрятал руки за спину и сказал:

– Это просто так. Я рыжую белочку поймал.

– А‑а, – сказала тетя Вера, – пойду‑ка к себе, надену свои слуховые очки. Мне сразу все виднее станет.

И она ушла.

Я спустил Алошку на пол.

– Беги, Алошка! Беги!

– Сейчас, – сказал Алошка, – только надену чиГАчиЛОчиШКИ.

– Ну чего ж ты, Алошенька? Тетя Вера сейчас вернется.

– Не лезут, – вздохнул Алошка. – Не лезут галошки – вот чего.

– Садись, помогу, – сказала бабушка.

Она взяла маленькие Алошкины галошки, а я побежал к двери – посмотреть, не идет ли тетя Вера.

И когда тетя Вера снова открыла дверь, в комнате были только мы с бабушкой. А в домике Алошки погас зеленый огонек.

 

СТРАНА АВДОТИЯ

 

У меня был друг Алошка. Он жил в маленьком домике. Спал на маленькой кроватке, сидел за маленьким столиком. А на столике горела лампа с зеленым абажуром. Только теперь огонек никто не зажигает Совсем темный, пустой домик стоит на столе.

Очень скучно без моего дружка, без маленького Алошки. Некому теперь со мной играть, некого мне спать в домике укладывать.

Стадо пусто в нашей квартире, никто не шумит, все ведут себя тихо, очень тихо и еще тише… Валяются под кроватью мои верные солдатики, сабли их затупились, в пушки набилась пыль, а у меня горло перевязано, потому что я где‑то простудился.

Скучно мне, скучно. Позвал я бабушку.

– Бабушка‑ладушка, – попросил я, – расскажи мне про свою волшебную страну, про Авдотию. Она далеко, да? Она за горами?

– За горами.

– За лесами?

– За лесами. И не очень чтоб большая, всего‑то дворов четырнадцать. Да земля уж больно у нас хорошая. Золотая землица.

– Золотая? Вот здорово! Ты мне, бабушка, не говорила, что золотая. А речка серебряная?

– Речка серебряная, – говорит бабушка. – Так и играет на солнышке. Речку нашу Добрушей зовут. А через речку – мостик, три дощечки, а за речкой – лужок, а за ним – лес большой.

– Бабушка, а где ж гуси‑лебеди?

– Да на лужке, тут рядом, возле дома пасутся. А домик мой на угорышке стоит, а перед домом большая калина. Громким голосом меня зовет, окликает:

 

Ты, милая, воротися,

Воротися, милая, оглянися,

Здесь поклажи не забыта,

Поклажица немалая:

Тебя матушка тут растила,

Русу косу заплетала…

 

– Бабушка, ты чего плачешь?

– Это я так, вспомнилось чего‑то, да забылось… эх!

– Бабушка, а ты правда волшебница? А ты можешь сделать так, чтоб мы Алошку увидели?

– Раньше могла, – вздохнула бабушка. – А теперь нет, стала забывать родные волшебные‑то песни. Да и как его увидишь? Бежит он маленький по широкому полю да по темному лесу… Нет, не увидишь…

– Бабушка‑ладушка, а я знаю как! Пойдем скорее! – И я схватил бабушку за руку.

 

СКАЗКА БОЛЬШОГО ЛЕСА

 

Мы пошли на третий этаж к Иван Иванычу. Ведь он теперь на счетах не щелкает, а сидит целый день на хорошей пенсии против чудо‑техники, телевизора новой конструкции.

– Давай поглядим, – сказал Иван Иваныч, – а что сегодня на голубых экранах?

Он одной рукой ручку повернул – и получилась лекция. Еще раз повернул – опять лекция…

– А мы с бабушкой хотели Алошку поглядеть, – сказал я.

Иван Иваныч не рассердился, что мы лекции не захотели смотреть, а улыбнулся. Он улыбнулся в свои большие рыжие усы и нажал на волшебную кнопку N 1… Сейчас же открылась дверца N 1. И началось чудо N 1: детская передача «Сказка большого леса».

Мы увидели большой‑пребольшой лес. И настоящая метель закружилась над лесом. И так громко завыл ветер, что мне стало чуточку холодно и страшно.

– Что это у вас тут происходит? – услышал я голос тети Веры.

– Детскую передачу смотрим, Вера Акимовна, – отвечает Иван Иваныч. – Новая интересная программа для маленьких. Называется «Сказка большого леса».

– Обожаю сказки… – сказала тетя Вера. – Особенно страшные. Я тоже посмотрю эту новую программу: может, она будет страшненькой.

Тетя Вера взяла стул и села рядом с дверцей N 1, поближе к чуду N 1.

– Смотрите! – закричал я. – Белочка в снегу барахтается! – Мне показалось, что это белочка.

– Где? – спросила тетя Вера и надела свои слуховые очки.

– Да вот же, вот! – кричу я.

– Не белочка это! – говорит тетя Вера.

– А кто же? – спрашиваю.

А тетя Вера велит Иван Иванычу:

– Приблизь изображение.

Он что‑то чуть‑чуть крутнул, и вдруг видим: да это же Алошка! Совсем рядом! Весь в снегу.

– Алошенька! – кричу я. – Алошка!

– Ах, вон он где! – засмеялась тетя Вера. – Далеко ли собрался?

Но Алошка все глядит и глядит на нас. А нас почемуто не слышит и не видит. Может, потому, что метель и ветер гудит?

Потом он побежал по узенькой тропинке через темный лес. А кругом – ни души, только ели да сосны…

Вдруг навстречу ему выходит Неизвестно Кто.

«Здравствуй», – сказал Неизвестно Кто и облизнулся.

«Здравствуйте», – пропищал Алошка.

«Далеко ли собрался?» – спросил Неизвестно Кто и сдвинул на лоб овечью шапку. А из‑под шапки показались два острых серых уха.

«Я бегу к папе одного мальчика, за речку Ладогу».

«А тебя как зовут?» – спросил Неизвестно Кто и протянул к Алошке серую лапу с когтями.

«Алошка, – сказал Алошка и шагнул назад. – А вас как?»

«А меня Левон. Да ты не бойся, маленький. Я здесь сторож. – И Левон расстегнул ворот овечьего тулупа, а из‑под тулупа проглянула серая шерсть. – Я здесь лес сторожу».

«Но ведь вы… – тихо‑тихо сказал Алошка, – но ведь вы не человек».

«Ну, я почти человек. Вот и овчину выдали. И репы целый мешок, да какая это еда – репа! Послушай, маленький, идем за мной, я тебя из леса выведу».

«Спасибо, – сказал Алошка. – А то я чуть не заблудился». – И он пошел за сторожем.

– Алошка, – крикнул я, – не ходи за ним! Это не сторож, это волк Левон!

Но тут завыл ветер, и Алошка опять не услышал.

Повел волк Левон моего Алошку по звериной тропе. Идет и все оглядывается – не отстал бы. Подошли они к берлоге.

«Вот здесь отдохнем, – сказал волк Левон. – Ты – маленький, иди в дом».

«Мне некогда отдыхать, – сказал Алошка. – Ведь мне еще далеко, за речку Ладогу».

«Иди, когда говорят!» – рявкнул вояк. И втолкнул Алошку в берлогу. А сам на снегу уселся, хвостом дверь припирает, чтоб Алошка не убежал.

– Ждет кого‑то, – прошептал я бабушке.

Стало совсем смеркаться. Иван Иваныч еще крутанул ручку там, где было написано «чудо N 1», и вдруг мы услышали: скрип‑скрип, скрип‑скрип… Идет из темноты медведь, а на спине мешок несет. Увидал волка и говорит грубым голосом:

«Ставь, брат Левон, чугуны, я репу несу на ужин».

«Брось мешок, Михаиле, – говорит волк. – Я повкуснее ужин нашел. Поймал одного малыша и в берлоге закрыл. Давай, брат Михаиле, его съедим».

«Неудобно, Левонушко, время еще не приспело. Пускай он заснет, на бочок ляжет, а мы его тогда –.. Ха‑ха‑ха!..»

«Ха‑ха‑ха!» – засмеялся Левон.

«А пока, Левон – длинный хвост, отдохнем, – говорит Михаиле. – Еще рано нам в обход идти, еще Последние известия не передавали». – И медведь сел рядом с волком, к большой сосне привалился.

«Э‑э‑ээх, – зевнул волк Левон, – спать охота».

«Э‑э‑ээх! – зевнул Михаиле. – Ходим все, ходим, детей беспокоим, за бочок их тяпаем, а самим поспать некогда».

«Такое уж наше дело – звериное, – сказал волк. – Кто к чему приставлен. Нам бы, Михаиле, вот что: кроме этой репы проклятой, молока бы полагалось, а? Ведь без воскресений работаем. Каждую ночку по лесу шатаемся».

«Эх, Левон, похлопотать за нас некому. Старые‑то сказки забывать стали».

«Сказки сказками, – сказал волк, – а ты, Михаиле, пойди послушай, не заснул ли наш малыш. Детям спать самое время, а нам ужинать».

Медведь Михайло встал и кряхтя подошел к двери.

 

БАБУШКИНА БАЮКАЛКА

 

Тетя Вера нас с бабушкой тоже погнала спать. А мы сказали:

– Нет. Пока до конца не досмотрим, не уйдем.

Тут уж Иван Иваныч за нас вступился. Он еще раз крутнул ручку «чуда N 1», и мы опять услышали голоса.

«Пока он не заснул, – сказал волк, – я сам лягу спать. У меня ноги не казенные. А ты, Михаиле, меня побаюкай».

Мы с бабушкой к самому «чуду N 1» подвинулись, чтобы послушать, как медведь волка баюкать станет.

А волк полушубок – долой! Валенки – долой! Валенки под голову положил. Медведь его полушубком накрыл, а хвост – наружу. Огромный серый – на сто верст. И глаза не закрывает, глядит.

«Пой, – говорит волк, – пой, Михаиле».

Михаиле затянул:

 

Э‑э‑э‑э,

Ле‑е‑тя‑ят у‑у‑утки…

И два гу‑у‑уся!..

 

«Что ты! – закричал Левон. – И <