Один рассерженный кот, одна хитрая мышка

 

— Что на этот раз — Алзат? — спросил Чезру Дуан, имея в виду город к югу от Прады, который, по его разумению, мог стать следующей целью Тогайского Дракона.

Всего пару недель назад стало известно о падении Прады, и вот теперь прибыли вестники, на лицах которых читались смятение и страх.

Новый доверенный помощник Чезру, высокий, худощавый пастырь Стиг, сокрушенно покачал головой.

— Оазис Гароу, Глас Бога.

Находившиеся в комнате ятолы, доставившие известия о все возрастающей активности пиратов и других неприятных событиях, начали встревоженно перешептываться. Успокаивая их, Чезру Дуан поднял руку. Однако, судя по выражению лица, он и сам был ошеломлен неожиданными новостями. Дело в том, что оазис Гароу находился не к югу от Прады, куда, как ожидалось, ведет армию Тогайский Дракон, а дальше к востоку, рядом с дорогой на Хасинту.

Обдумывая ситуацию, Эаким Дуан откинулся в кресле.

— Глас Бога, как это понимать? — тоном, в котором слышалось отчаяние, вопросил ятол Де Хамман. — Неужели Тогайский Дракон собирается напасть на Хасинту?

И снова Чезру сделал успокаивающий жест рукой.

— Приведи сюда посланцев, — велел он Стигу.

Кланяясь, тот попятился к двери и вскоре вернулся с тремя оборванными, грязными людьми. В одном из них Эаким Дуан узнал Дуггу Доу, жителя оазиса Гароу.

— Глас Бога! — Дугга распростерся перед Чезру ниц. — Умоляю тебя! Мощь этой женщины не знает границ! Конь под ней превращается в огромного огнедышащего дракона! Эти варвары ру беззаветно ей преданы! Они безумцы, Глас Бога, все до одного истинные безумцы!

— Оазис захвачен? — спокойно спросил Эаким Дуан.

— Полностью уничтожен! — ответил Дугга. — Тогайру пронеслись по нему, словно песчаная буря. Может, они и сами из песка, гонимого быстрыми ветрами. Мой господин собрал в крепости всех жителей, которых она могла вместить, но предводительница ру превратила своего коня в дракона, и тот разломал стены замка! И потом ее воины ворвались туда как ветер, и было их столько, сколько песка в пустыне!

Ятолы снова возбужденно зашептались, восклицая:

— Дракон!

— Песчаная буря!

На Чезру услышанное не произвело особого впечатления. За последние несколько столетий он пережил не одну войну, и всякий раз рассказы очевидцев военных действий изобиловали такими вот подробностями. Без единого исключения уцелевшие всегда преувеличивали силу врага, что, впрочем, было вполне понятно: в противном случае им пришлось бы держать ответ за то, почему они бежали.

Тем не менее Эаким Дуан понимал, что к этой угрозе нужно отнестись серьезно, хотя он сомневался, что тогайру, даже если все их племена объединятся в единую армию, смогут причинить сколько-нибудь серьезный урон прекрасно укрепленной Хасинте с ее мощным гарнизоном.

Однако оставалась еще проблема дракона…

— Ты сам видел дракона? — спросил он у Дугги, и тот истово закивал головой.

— Глас Бога, он был невероятно огромен! И выдыхал потоки огня, и с невообразимой силой хлестал по стенам хвостом! Его чудовищные когти вонзались в камни с такой легкостью, словно это грязь! Он схватил моего друга Юзета, стоявшего совсем рядом со мной, перекусил его пополам, а потом сожрал! Глас Бога, я видел это собственными глазами!

Дугга Доу снова истово замотал головой и, не в силах сдержаться, зашелся в рыданиях. Чезру сделал знак охранникам вывести его из покоев.

— Где сейчас ятол Гайсан Бардох? — спросил он помощника.

— Движется вдоль северного края плато, через несколько дней он будет в Дариане, Глас Бога.

— Ты и его пошлешь в Тогай? — спросил ятол Де Хамман.

Эаким Дуан устремил на него угрожающий взгляд, и ятол съежился, осознав, что перешел, пожалуй, границу дозволенного. Тот факт, что Шаунтиль с солдатами Хасинты метался по пустыне, гоняясь за тенью, в то время как Тогайский Дракон с армией нагло бесчинствовала в Бехрене, не следовало обсуждать с Чезру Дуаном в подобном тоне — иначе день, в который допущена подобная дерзость, мог стать для позволившего ее себе последним.

Чезру не сводил свирепого взгляда со столь некстати выступившего с вопросом Де Хаммана, напоминая ему об этом.

— Отослать сообщение правителю Дариана Пестлю, чтобы он передал распоряжение ятолу Бардоху повернуть к Хасинте, — приказал Эаким Дуан.

Собравшиеся ятолы приглушенно забормотали, выражая недовольство, — большинство из них управляли городами западных провинций страны, и им, конечно, было небезразлично, куда отправится Бардох со своим воинством.

— Они хотят втянуть нас в бесплодные поиски в пустыне, но мы найдем на них управу, и с этим делом будет покончено раз и навсегда, — уверенно заявил Дуан и снова сердито воззрился на ятола Де Хаммана. — По твоему мнению, Бог ошибся, подсказав мне послать Шаунтиля в тогайские степи?

Де Хамман смертельно побледнел.

— Что ты, Великий. У меня и в мыслях…

— Избавь меня от оправданий, ятол, — прервал его Чезру. — Следует признать, что мне понятны твои опасения.

— Мы просто не знаем, что нам делать, — дрожащим голосом произнес ятол Де Хамман. — Пиратов, с которыми прежде столь умело договаривался ятол Перидан, теперь подкупает Тогайский Дракон, используя добытые в Бехрене богатства, — они безжалостно грабят нас вдоль всего побережья.

— Если бы я был в вашем положении, то доверился бы Богу и не сомневался, что удача вскоре оставит Тогайского Дракона, — заметил Эаким Дуан. — Я найду эту девку и уничтожу вместе со всеми ее приверженцами. И если дракон и в самом деле существует и помогает ей, я уничтожу и дракона. Это будет прекрасный трофей — огромная голова на стенах храма! — Снова послышалось возбужденное бормотание; на этот раз кое-кто даже засмеялся. Однако Чезру продолжал сверлить ятола Де Хаммаиа разъяренным взглядом. — И когда я разделаюсь с ней и ее приспешниками, то действительно пошлю ятола Гайсан Бардоха в Тогай, чтобы он вместе с Шаунтилем примерно наказал наглых тогайру за богопротивные деяния, что они совершили.

На следующий день из южного Бехрена пришло сообщение, что банда головорезов напала на маленькое поселение, но была захвачена силами местного ятола. Один из пленников все время твердил о Тогайском Драконе; при себе он имел мешок с монетами, отчеканенными в Праде.

Несколько дней спустя прибыл вестник из Авру Изы, города, где правил ятол Бардох. Он сообщил, что некоторые известные торговые семьи получили требование о выкупе в обмен на свободу торговцев, которые были захвачены в плен во время нападения войска Тогайского Дракона на оазис Гароу.

— Найди Дуггу Доу и выясни, действительно ли в оазисе Гароу были какие-то торговцы, — велел Дуан Стигу.

— Повинуюсь, Глас Бога, — ответил тот, отвешивая глубокий поклон.

Больше всего Стиг походил в этот момент на пьяного аиста, и Эаким Дуан лишний раз почувствовал, как ему в это чрезвычайно напряженное время не хватает Мервана Ма!

— Можешь не возвращаться, — сказал он помощнику. — Просто задай этот вопрос и выслушай ответ Дугги Доу.

— Слушаюсь, Глас Бога. — Беспрестанно кивая головой, тощий пастырь попятился и выскользнул из комнаты.

Чезру, радуясь, что остался наконец один, откинулся в кресле и испустил сокрушенный вздох. Да, враг ему попался непростой. Она — если это действительно женщина — наносит удары вроде бы бессистемно, но каждый раз находит верную тактику, чтобы добиться успеха. Дуан провел целое утро, вместе с чежу-леями изучая свидетельства очевидцев о том, как проходили сражения, и они единодушно пришли к мнению, что Тогайский Дракон — чрезвычайно хитрый и опасный противник.

Оазис Гароу пал две недели назад, и это означало, что, возможно, сейчас войско Тогайского Дракона уже подходит к Хасинте.

Поэтому Эаким Дуан приказал воинам чежу-лей стянуть к Хасинте все местные гарнизоны, не дожидаясь возвращения ятола Гайсана Бардоха с его пятнадцатью тысячами солдат. Он не сомневался, что вскоре на него обрушится поток ламентаций ятолов из отдаленных провинций, испуганных и возмущенных тем, что Чезру защищает себя за их счет. И Де Хамман будет стенать громче всех… Но он поступит именно таким образом. Чего-чего, а падения Хасинты Эаким Дуан не допустит!

И все же, находясь в хорошо защищенной Хасинте, Чезру понимал, что нельзя позволять Тогайскому Дракону продолжать бесчинствовать в провинциях Бехрена.

Сообщение о падении еще одного города, Терамена, расположенного между оазисом Гароу и оазисом Дадах, пришло на следующий день.

Эаким Дуан, только что прибывший в Хасинту ятол Гайсан Бардох и несколько чежу-леев сгрудились у большой карты. Поначалу все как один выражали удивление этим последним выбором цели.

— Вообще-то в этом есть смысл, — сказал наконец один из чежу-леев. — В Терамене Тогайский Дракон может пополнить припасы, а потом ударить по оазису Дадах или даже повернуть на северо-запад и еще раз напасть на Дариан. На это у нее уйдет не больше недели.

Чезру задумался над возможностью такого поворота событий. Может, зря он отозвал ятола Бардоха с его пятнадцатью тысячами солдат из Дариана?

— Мне придется вернуться в Дариан, Глас Бога, — заявил Гайсан Бардох, гневно сверкая глазами.

— Тебе придется отправиться в оазис Дадах, — возразил ему Эаким Дуан, — Оттуда половину людей отошлешь в Дариан, а вторую половину — на юго-запад, отрезая Тогайскому Дракону возможность двинуться на юг. Если она нанесет удар по Дадаху, у тебя хватит сил, чтобы одолеть ее. Если же по Дариану, гони ее обратно в степи, где ты и Шаунтиль сможете окружить ее и прикончить.

— Повинуюсь, Глас Бога, — отозвался Бардох и стремительно покинул покои, громко стуча каблуками сапог по бело-розовому мрамору.

— Она, может быть, еще успеет пару раз куснуть нас, — продолжал Чезру, обращаясь к оставшимся, — Но потом настанет моя очередь.

Конечно, когда ятол Бардох с воинами прибыл в оазис Дадах, там царили тишина и спокойствие. Высланный в Дариан отряд был встречен радостными звуками рогов. А второй отряд, отправившийся на юго-запад, прошел до самого плато, не встретив никаких признаков тогайского войска.

Несколько недель спустя, когда лето 843 года Господня по летосчислению абеликанской церкви должно было вот-вот смениться осенью, огромный флот, состоящий в основном из пиратских кораблей, вышел из Энтела в открытое море. На одном из кораблей находился Эйдриан Виндон, юный приятель Бринн, который в этот момент являлся последней надеждой аббата Олина на обретение власти. Флот взял курс на далекий остров Пиманиникуит, где, по слухам, можно было найти миллионы ценнейших магических камней. В тот же самый день в Хасинте Эаким Дуан получил от хлынувших по дорогам беженцев первые сообщения о том, что захвачен Алзат.

 

— Они сражались хорошо, — заметил Астамир, обращаясь к Бринн.

Мистик нашел ее за пределами Алзата, полностью разгромленного и разграбленного. Уцелевшие бехренцы были изгнаны из города и сейчас устремились на северо-восток.

Алзат, однако, оказался крепким орешком. Тогайранка и на этот раз использовала прежнюю тактику — выманила из города защитников, те бросились догонять ее сравнительно небольшой передовой отряд и угодили в засаду, напоровшись на основную часть тогайского войска.

Однако выяснилось, что в городе остался еще довольно большой гарнизон, который, вступив в сражение, оказал яростное сопротивление: тела нескольких сотен тогайранцев остались лежать на горячем песке. Это подтолкнуло девушку вновь прибегнуть к помощи Аграделеуса.

Итак, Алзат стал еще одной вехой в череде славных побед Тогайского Дракона. Может быть, в глазах приверженцев Бринн она выглядела даже более значительной, чем предыдущие, поскольку и на этот раз ей удалось заставить тысячи бехренских солдат двинуться на север, в сторону прямо противоположную той, где произошло реальное сражение. Войско тогайранки обладало высокой мобильностью в основном благодаря Аграделеусу, регулярно пополнявшему его припасы. Поэтому предсказать, где она ударит в следующий раз, не мог никто.

Тем не менее ее войско насчитывало всего около пяти тысяч человек. Именно поэтому хорошо укрепленный и защищенный Алзат оказался для него весьма серьезным препятствием.

— Бехренцы яростно защищали свои дома, — согласилась Бринн.

— Теперь, скорее всего, Чезру бросит солдат на юг. И уже совсем скоро догадается наконец, что ему тебя не перехитрить.

— Многие из моих воинов ранены, и все нуждаются в отдыхе, — сказала девушка. — Хотя я знаю, что они без единой жалобы приняли бы участие в новом сражении. — Мистик кивнул. — Нужно уйти еще дальше на юг и устроить себе небольшую передышку. Возможно, для этой цели подойдут долины в предгорьях Огненных гор. Мы отдохнем, залечим раны и потом продолжим кампанию.

— Пока тебе есть чем расплачиваться с пиратами и наемниками, бехренцы не будут знать покоя, — заметил Астамир. — Хотя это временное затишье может подтолкнуть Чезру к тому, чтобы вывести из Тогая уставшие от бесполезного преследования войска.

— Если только мы не создадим у него впечатление, что вернулись в степи, — с кривой усмешкой сказала Бринн. — Я попрошу Аграделеуса разрушить еще несколько мелких селений. Может, нам удастся выманить бехренских солдат в открытые степи, где их изрядно покусают зимние ветры.

Мистик кивнул, соглашаясь.

В этот момент к ним приблизились две миниатюрные фигурки. Бринн улыбнулась эльфам, внезапно осознав, что уже много дней не разговаривала с Каззирой и Джуравилем.

— Доброе утро, — поздоровался эльф. — Хотя Аграделеус предупреждает, что с запада надвигается песчаная буря.

— А где он? — Тогайранка оглянулась.

— Улетел пополнить запас воды, — ответила Каззира.

— Мы забрали из Алзата всю воду, которую смогли унести с собой. — В голосе Бринн явственно прозвучали подозрительные нотки.

Со времени падения Алзата она не видела ни эльфов, ни Аграделеуса.

— Ну а может, он охотится на кого-нибудь, — предположил Джуравиль и, заметив тревогу, вспыхнувшую в глазах девушки, пожал плечами. — Такова его природа.

— Он вернется в подземелье, как только я этого потребую, — заявила Бринн, — Он дал мне слово.

— И слову дракона можно верить, — успокоил ее эльф. — Но разве Аграделеус давал тебе слово, что не будет использовать любую удачную возможность напасть на наших врагов?

Тогайранка покачала головой.

— Я еще только собираюсь добиться от него такого обещания.

— Не советую слишком туго затягивать ошейник на шее дракона, — предостерегла ее Каззира. — Тебе, конечно, удалось немного утихомирить нашего приятеля, сыграв на его любопытстве, жажде приключений и желании общения, приобретенном за долгие годы, проведенные в одиночестве, но его теперешнее поведение не отвечает истинной природе таких существ. И Аграделеус прекрасно понимает, что ты нуждаешься в нем не меньше, чем он в тебе, — а может, и больше, — и в сражениях, и для обеспечения войска припасами. Дракон осознает свою необходимость, пусть даже и недоволен тем, что ты не даешь ему участвовать в сражениях в той мере, в какой бы он того желал. И если ты слишком туго затянешь петлю, он использует эти ценные качества против тебя, можешь не сомневаться.

Бринн понимала, что эльфийка права.

— Ходят слухи, что мы на время берем передышку, — сказал Джуравиль.

Девушка кивнула.

— Многие наши люди ранены, и все выбились из сил. Пора передохнуть, подлечиться, а заодно потрепать неприятелю нервы. Пусть борются со степными морозами и ветрами, пока мы будем набираться сил для новых нападений с приходом весны.

Эльфы обменялись взглядами, в которых Бринн почудилось что-то странное.

— В чем дело? — спросила она.

— Возможно, во время этой передышки мы с Каззирой покинем Бехрен, — сообщил Джуравиль. — В этой борьбе мы сейчас стали почти зрителями — теперь ты и без нашей помощи справляешься с Аграделеусом. Каззира скучает по Тимвивенну, да и я тоже. К тому же на севере нас ожидает еще одно дело, имеющее чрезвычайную важность для обоих наших народов.

Тогайранка вздрогнула, услышав эти слова. На мгновение ею овладела паника. Как дальше вести войну без советов Белли'мара Джуравиля? Хотя она в последнее время разговаривала с ним все меньше и меньше, Бринн успокаивала сама мысль о том, что он всегда рядом и можно обратиться к нему, как только в этом возникнет необходимость. Девушка перевела взгляд на Астамира, безмолвно прося его вмешаться и отговорить эльфов. И внезапно осознала, что в последнее время именно он, а не Джуравиль был ее подлинным советником.

И все же, снова посмотрев на эльфа, который был ее близким другом на протяжении многих лет, тогайранка поняла, что будет ужасно скучать по нему.

Однако желание эльфов покинуть ее было вполне понятно: к северу от гор их и в самом деле ждало еще одно серьезное дело. Бринн не сомневалась, что эти двое, столь гармоничные в своем единении, столь похожие разумом и душой, сумеют найти способ добиться воссоединения народов. Насколько сильнее станет позиция госпожи Дасслеронд, если ей будет помогать союз с Тимвивенном! Очень может быть, что совместными усилиями они даже смогут уничтожить тлетворное пятно, оставленное в Эндур'Блоу Иннинес демоном дактилем.

И сейчас до Бринн впервые дошло, что с обнаружением док'алфар ее поход, имеющий целью освобождение Тогая, становится гораздо менее значимым для тол'алфар. Она посмотрела на Джуравиля с благодарностью, поняв, что эльф мог покинуть ее гораздо раньше и что, оставив логово дракона, он вообще мог отправиться не на юг, а на север.

— Что ты поведаешь госпоже Дасслеронд обо мне и моих достижениях? — спросила девушка.

— Скажу, что ты справляешься на редкость хорошо, — без колебаний ответил Джуравиль, — Скажу, что если Бринн Дариель не освободит тогайру, значит, Бехрен не сможет одолеть вообще никто. Все твои решения необыкновенно продуманны и взвешены: ты способна уклоняться от прямых столкновений с бехренской армией и перехитрить их командиров при взятии каждого города; ты сообразила, что можно привлечь к вашей борьбе наемников и пиратов. Даже то, как ты сумела справиться с Аграделеусом, — выше всяческих похвал.

Тогайранка с удовольствием выслушала слова эльфа, понимая, однако, что в какой-то мере они служат Джуравилю оправданием его решения покинуть ее.

— Эта история еще до конца не рассказана, — возразила она, — Хотя, скорее всего, она завершится в течение года. И тебе не хочется самому увидеть, чем закончится дело?

Эльф помолчал, обдумывая слова девушки.

— Хочешь, чтобы я остался? — напрямик спросил он, и Бринн поняла, что, если скажет «да», Джуравиль останется с ними.

Однако так прямо поставленный вопрос пробудил в тогайранке чувство ответственности. Она понимала, какие чувства обуревают ее друга. Возвращение в Тимвивенн, а потом и в Эндур'Блоу Иннинес, но уже с док'алфар — все это для эльфов было не менее важно, чем для тогайру борьба с бехренскими захватчиками. А раз так, разве она может просить его остаться?

— Когда война закончится и если мы победим, я пошлю к Тимвивенну вестников, и они расскажут Тилвин Док обо всем, что произошло, — сказала Бринн, — Но только если Каззира пообещает, что моих людей не швырнут в болото, обратив потом в безмозглых зомби!

И эльфы, и сама девушка рассмеялись, тогда как Астамир лишь с любопытством переводил взгляд с одного на другого.

— Когда-нибудь я объясню тебе, о чем речь, — пообещала она мистику.

— Когда я окажусь подальше отсюда, — уронила Каззира, и все трое снова рассмеялись.

Разговор принял более непринужденный характер. Вспоминали приключения на пути в тогайские степи, обещали друг другу в один прекрасный день непременно встретиться вновь. Потом Джуравиль подошел к Бринн и взял ее ладони в свои.

— Среди нашего народа многие сомневаются, мудро ли мы поступаем, обучая рейнджеров, — сказал он. — Возражая им, мы напоминаем о Мазере Виндоне; об Андаканаваре, который и ныне странствует по диким просторам Альпинадора; об Элбрайне-Полуночнике, спасшем мир от демона дактиля. А теперь мы будем говорить сомневающимся и о Бринн Дариель, Тогайском Драконе, которая освободила народ от гнета Бехрена.

— Тогайру пока еще не свободны, — возразила девушка.

— Но будут свободными — и достаточно скоро, — уверенно заявил Джуравиль.

Бринн наклонилась и поцеловала дорогого друга. Они крепко обнялись, по щекам тогайранки струились слезы.

— Подожди, пока мое войско выступит в поход на юг, — сказала она наконец. — Тогда я полечу вместе с вами к подножию гор, так вы быстрее доберетесь до Тимвивенна.

Издали Бринн окликнули: наверное, кто-то из ее командиров. Она отступила от Джуравиля, смахнула слезы, еще раз крепко сжала руку эльфа и ушла вместе с Астамиром.

— Расстаться с ней оказалось труднее, чем ты ожидал, — заметила Каззира, когда эльфы остались одни.

— Я знал, что будет трудно. Я узнал Бринн после того, как потерял дорогого друга, Полуночника. Тогда меня мучили опасения, что рана в сердце не затянется никогда. Я по-прежнему тоскую об Элбрайне, и так будет всегда, но Бринн Дариель снова научила меня улыбаться. Она напоминает мне о том, зачем мы обучаем рейнджеров и сколько добра они могут принести миру.

Каззира подошла к Джуравилю и нежно его обняла. Тот с благодарностью посмотрел на подругу, но тут же на лице эльфа возникло выражение озабоченности.

— Как думаешь, она победит? — спросил он.

— Мне неизвестно, насколько на самом деле сильны ее враги, — ответила Каззира. — Но Астамир, который лучше разбирается в этом, уверен, что Бринн удастся освободить свой народ.

— Признайся: эти люди сумели удивить тебя.

— По крайней мере, они заставили меня сожалеть о том, что мы бросали подобных им в трясину, — призналась эльфийка. — Наш народ всегда оценивал людей не намного выше гоблинов. Я и понятия не имела, что они способны на такое самопожертвование во имя высшей цели. И на такую преданность.

— В ближайшие годы Тимвивенн ждут большие перемены.

— Тимвивенн уже изменился, — отозвалась Каззира. — Это доказывает хотя бы то, что не только ты, но и тогайранский рейнджер по-прежнему живы!

Джуравиль кивнул, провожая взглядом удаляющихся Бринн и Астамира.

 

— Ну как? Ты догадался наконец, зачем Чезру Дуану понадобилось убивать тебя? — той же ночью спросил мистик Мервана Ма, сидя рядом с ним в укромном месте в стороне от лагеря тогайру.

Глядя на него, юноша невольно рассмеялся: каждый день Астамир неизменно осведомлялся у него об этом.

— Ты терпеливый человек, — заметил он.

— Я не хочу тебя торопить. Ты должен осознать истину тогда, когда будешь готов принять ее, — сказал мистик, — Уверен, скоро настанет день, когда ты ответишь на мой вопрос, потому что поймешь — я поддерживаю правое дело.

— Правое дело, значит? — сердито фыркнул пастырь. — Это разрушение городов ты называешь правым делом? Неужели ты и впрямь веришь, что кровь тысяч несчастных, впитавшаяся в песок пустыни, пролита ради правого дела?

— Это прискорбно, но неизбежно. — Астамир достал из сумки лепешку и протянул ее пленнику. — А скажи на милость, каким еще образом народ Тогая может вырваться на свободу из железных оков твоего бывшего господина? Или, может, ты считаешь, что поработить целый народ — это и есть правое дело?

— Эаким Дуан — Глас Бога, — в тысячный раз повторил Мерван Ма, отталкивая предложенную ему пищу. — Его решения имеют божественное происхождение, они внушены свыше. Он захватил Тогай, чтобы вывести народ этой страны к лучшей жизни, хотя сам процесс и протекает, конечно, довольно болезненно…

— Он захватил Тогай, чтобы жадные жрецы-ятолы могли еще туже набивать кошельки, — прервал молодого человека мистик. — И чтобы добиться большей власти, хотя теперь, когда Бринн подняла весь народ Тогая на борьбу, он, возможно, сожалеет об этом решении!

— Ты ничего не знаешь…

— Я знаю то, что вижу. А что я могу видеть в твоем Гласе Бога? Только наглые замашки захватчика и безмерную жажду власти.

— Потому что ты не понимаешь — он говорит с самим Богом!

Астамир в который уже раз вытащил нож и протянул его Мервану Ма рукояткой вперед.

— Ты знаешь, что ятол отдал приказ убить тебя, — сухо произнес он.

— Это мне неизвестно, — с вызовом ответил Мерван Ма. — Я знаю лишь, что негодяй Шаунтиль пытался меня убить, и благодарен тебе за то, что ты спас мне жизнь. А то, что этот поступок как-то связан с моим господином, всего лишь твои беспочвенные предположения.

— Мои предположения не противоречат твоим собственным воспоминаниям, — заметил мистик. — Поскольку ты говоришь меньше, чем знаешь. И я позволю себе предположить еще кое-что: тебе стало известно о Чезру нечто такое, что, по-видимому, представляет для него чрезвычайную опасность. Ты можешь отрицать это в разговоре со мной, но не с самим собой. Рассмотри то, что сделал чежу-лей, в свете этого, и тогда поймешь, что я прав.

— Я не предам свою веру, как бы ты ни старался!

Астамир улыбнулся и встал.

— Мы выходим этой ночью. Ты должен как следует подкрепиться.

— К следующему городу, где вы снова перебьете всех его жителей? — с горькой иронией полюбопытствовал пастырь.

— К Огненным горам, чтобы отдохнуть и залечить раны в тихом месте, куда не доносятся зимние бураны.

При этом заявлении на лице Мервана Ма возникло выражение ужаса.

— Там обитают Джеста Ту!

— Да, неподалеку, хотя не многие увидят Обитель Облаков. Если вообще такие найдутся.

— Но я-то, надо полагать, обречен оказаться там! — воскликнул юноша, и мистик взглянул на него с недоумением. — Там ты сможешь применить ко мне ваши древние пытки и вытянешь все признания, какие пожелаешь.

— Древние пытки?

— Я все знаю о вашем ордене! Вы можете содрать кожу с человека, не убивая его, так что все тело пытаемого горит ужасным огнем! Я знаю о ваших ритуалах, о том, как вы пьете кровь невинных младенцев и врагов. Думаете, если вы спрятались в горах далеко на юге, мир забыл о зверствах Джеста Ту? Это не так, уверяю тебя!

Искренний смех Астамира слегка умерил пыл молодого пастыря.

— Все эти страшные истории рассказывают воины чежу-лей и жрецы-ятолы, которые опасаются, что их подданным станет известна правда о Джеста Ту и нас перестанут ненавидеть, — сказал мистик. — А им нужно, чтобы нас ненавидели, неужели ты этого не понимаешь? Потому что гораздо труднее держать народ в повиновении при отсутствии врага и исходящей от кого-то угрозы.

Доводы мистика, однако, не особенно убедили юношу.

— Ты станешь гостем Обители Облаков, Мерван Ма, — сказал Астамир. — Но только потому, что я хочу, чтобы ты собственными глазами увидел, что представляют из себя Джеста Ту.

— Почему это для тебя так важно?

— Потому что, по моим представлениям, ты достаточно неглуп, чтобы понять истину — и о моем ордене, и о многом другом. — Мистик наклонился и похлопал молодого человека по плечу. — Оставляю тебя наедине с мыслями и воспоминаниями, друг мой, — С этими словами он ушел.

Чувствуя себя предельно несчастным, Мерван Ма спрятал лицо в ладонях, страстно желая ни о чем не вспоминать и не думать о будущем. Однако последние слова Астамира — «друг мой» — еще долго-долго звучали в сознании бедняги пастыря.

Когда-то он считал другом Эакима Дуана.

 

— Ты скакал сюда во всю мочь, загнал в песках трех лошадей только ради того, чтобы сообщить, что ятол Бардох не явится в Хасинту, как ему было приказано? — спросил Эаким Дуан измученного, дрожащего всем телом человека.

— Ятол Гайсан Бардох велел как можно быстрее доставить его ответ, Глас Бога, — пробормотал вестник.

— Его ответ? — недоверчиво переспросил Чезру. — Что навело тебя или его на мысль, что он имеет возможность выбора? Он должен делать то, что я приказал, неужели кто-то сомневается в этом?

— Конечно нет, Глас Бога!

Какое-то время Эаким Дуан с суровым видом наблюдал за тем, как несчастный съеживается под его испепеляющим взглядом.

— Загони пять лошадей, если понадобится, но найди ятола и скажи ему: я буду пристально следить за каждым его шагом.

— Повинуюсь, Глас Бога, — едва смог выговорить донельзя испуганный вестник, кланяясь и пятясь к дверям.

Чезру рухнул в кресло. Он был крайне расстроен. Поскольку Тогайский Дракон как сквозь землю провалилась, он приказал ятолу Бардоху с его пятнадцатью тысячами воинов вернуться в Хасинту. И что же? Посланец Бардоха сообщает, что ятол свернул к подвластному ему городу Авру Изе якобы ради того, чтобы охранять дальние провинции Бехрена, более уязвимые для нападения.

Однако Эаким Дуан прожил на свете не одно столетие и понимал, что стоит за этим тактическим маневром: ятол Бардох использует кризисное время для усиления собственных позиций. После смерти ятола Гриаша он стал вторым по могуществу человеком в Бехрене, а сейчас Бардох к тому же получил в распоряжение пятнадцать тысяч солдат!

И Чезру, и ятол Бардох знали, что в провинциях недовольны стягиванием сил к Хасинте, что их правители испуганы и считают себя брошенными на произвол судьбы. Вот Гайсан Бардох и решил выступить в роли спасителя, и если Дуан открыто воспротивится этому, он рискует потерять доверие и преданность жителей в отдаленных областях Бехрена. Да, они исповедуют религию ятолов, но опыт показал, что соображения простого выживания нередко оказываются выше любых религиозных догматов.

По-видимому, ятол Бардох решил не упускать возможности усилить влияние в южных и западных провинциях. Учитывая, что Эаким Дуан недавно объявил о том, что Возрождение откладывается на пару лет, кто рискнет предположить, какое могущество обретет Гайсан Бардох за это время?

Пытаясь успокоиться, Чезру сделал несколько глубоких вдохов. Он должен смотреть дальше, за пределы нынешней ситуации с Тогайским Драконом. Так или иначе, с этой девкой скоро будет покончено; нужно думать не о ней, а о наглости зарвавшегося ятола Бардоха и предстоящем Возрождении. Необходимо найти способ умиротворить этого человека, удовлетворить его жажду власти и славы; только в этом случае можно быть уверенным, что он не попытается помешать Возрождению.

— Будь ты проклята, Тогайский Дракон! — Эаким Дуан с силой ударил кулаком по подлокотнику кресла.

Услышав за спиной шаги, он резко обернулся и увидел помощника, стоящего с вытаращенными от страха глазами.

— Что тебе?

— Я хотел сказать, что вестник ятола Бардоха уже отбыл, Глас Бога, — пробормотал Стиг.

— Убирайся! — Дуан взмахнул рукой.

Пастырь так и сделал, беспрерывно кланяясь в своей обычной манере.

Его собственный помощник шпионит за ним! По-видимому, придется устранить и этого…

Раздраженно ворча, Чезру провел рукой по редким волосам. Эта последняя мысль лишь доказывала абсурдность вышедшей из-под контроля ситуации. Как ему недоставало Мервана Ма!

А ведь это он сам приказал убить такого верного, толкового молодого человека, и теперь тот лежит в песках под Дарианом… Сравнивая его с вереницей помощников, которых он поменял за многие годы правления, Эаким Дуан лишний раз с горечью понял, насколько больше их всех нравился ему Мерван Ма. По сравнению с ним все другие представляли собой пустое место.

Чезру прекрасно понимал: Возрождение невозможно, пока рядом с ним не окажется умный и по-настоящему преданный доверенный помощник.

 

ГЛАВА 31

ЗИМА ЕЕ ТРЕВОГИ

 

Дракон принес их в предгорья Пояса-и-Пряжки, к южному выходу на Дорогу Беззвездной Ночи.

— Уверена, я еще не раз пожалею о том, что согласилась отпустить вас, — сказала Бринн Джуравилю и Каззире.

— Это решение от тебя не зависело, — ответил эльф. — Ты ничего не смогла бы изменить, даже если бы захотела.

— Неужели Белли'мар Джуравиль отказал бы мне в помощи, если бы я стала умолять его об этом? — спросила Бринн тоном маленькой девочки, какой она была, когда впервые оказалась в Эндур'Блоу Иннинес.

Все трое дружно рассмеялись.

— Думаю, он бы не устоял, — сказала Каззира. — По словам Джуравиля, он в своей среде имеет репутацию тол'алфар, больше всех питающего нежные чувства к н'тол'алфар. И как я могла убедиться, эта репутация заслужена им по праву!

— Только если ты рассматриваешь и док'алфар как н'тол'алфар! — заметил крылатый эльф, подмигнув возлюбленной.

И все они рассмеялись еще громче.

Однако веселье быстро угасло; последовали теплые объятия, горькие слезы; были сказаны слова надежды на будущую встречу и пожеланий друг другу удачи. А потом эльфы исчезли во тьме Дороги Беззвездной Ночи, и внезапно Бринн почувствовала себя ужасно одинокой.

Спасаясь от холодного ветра, она поплотней запахнула полы плаща и постаралась думать только о том, что далеко на юге, в Обители Облаков, ее ожидает Астамир.

За спиной тогайранки взревел Аграделеус.

— Мы возвращаемся на юг? — спросил он девушку, все еще стоящую у входа в туннель.

Предыдущей ночью, пролетая над уже покрытым снегом плато, они заметили несколько больших лагерей армии противника. Бринн была довольна, что зима застала бехренцев в тогайских степях: суровая погода существенно уменьшит их боевой пыл, а если повезет, то и численность. Следовало непременно придумать, как подольше задержать вражеских солдат в этих краях, а может, заманить их еще дальше.

— Нет, — ответила она Аграделеусу. — Мои воины отдыхают, и я им сейчас не нужна. Может, мы с тобой немного порезвимся в тогайских степях?

Дракон воззрился на нее с явным интересом.

— Порезвимся, говоришь?

— Ты ведь всегда испытывал неодолимую жажду сражений, не так ли? И злился на меня за то, что я тебя сдерживала. Так вот, похоже, настало время дать тебе возможность как следует отвести душу, — объяснила ему тогайранка.

Губы дракона изогнулись в кровожадной ухмылке, он издал низкое утробное урчание и выпустил из ноздрей струю дыма.

— Давай облетим как можно большую территорию, чтобы лучше представлять себе, что творится в степях. Тогда станет ясно, куда наносить удары, — предложила Бринн.

Злобная радость дракона слегка угасла.

— Ну вот, опять неделями собирать сведения… — недовольно проворчал он.

— Нет, это займет всего лишь несколько дней, — заверила его девушка. — Я не меньше твоего рвусь в бой. Ведь это по моей стране движется вражеская армия.

— Мы прогоним их! — взревел Аграделеус.

— Нет. Мы будем всячески досаждать им, нанося жалящие удары. Но наша главная задача — заставить их оставаться в Тогае.

На показное недовольство дракона Бринн ответила самой искренней улыбкой; новый план уже начал принимать в ее сознании четкие очертания.

И в эту, и в следующую ночи они проводили в воздухе столько времени, сколько тогайранка была в состоянии вытерпеть ледяной холод встречного потока, уточняя места расположения бехренских лагерей. Стало ясно, что по какой-то причине бехренцы не устремились за тогайским отрядом, в планы которого входил отвлекающий маневр, позволяющий увести врагов как можно дальше на северо-запад.

По изменению мест ночных стоянок отрядов противника девушка поняла, что бехренцы отходят на восток, направляясь к краю плато и, возможно, в сам Бехрен, к Дариану.

Ее это ничуть не удивило.

На третью ночь далеко на юго-западе Бринн и Аграделеус обнаружили тогайский отряд, стоящий большим лагерем. Тогайранка велела дракону приземлиться неподалеку и направилась в сторону костров.

Решимость девушки, возникшая при виде стоянки сверху, несколько угасла, пока она прокладывала путь через огромный лагерь. При ее прежнем визите отряд насчитывал около двух тысяч человек, сейчас это число увеличилось раз в десять! Однако большинство встретившихся ей никак нельзя было назвать воинами, для этого они были либо слишком молоды, либо слишком стары; кроме этого, в лагере было много женщин, большая часть из которых — с детьми. Люди покинули селения, прибились к отряду и теперь были вынуждены жить, кочуя вместе с ним.

В шатре командиров подразделений, среди которых она увидела и старого Барачака, Бринн быстро получила ответы на все вопросы.

— Запасаясь провиантом на зиму, бехренцы п