Глава 3. Ход второго крестового похода

Начало

 

Политика христианских князей на Востоке преследовала ложную цель - уничтожение византийского господства в Азии и ослабление греческого элемента, на который, естественно, нужно было рассчитывать в деле уничтожения мусульман. Такая политика привела к тому, что мусульмане, ослабленные и отодвинутые внутрь Азии вследствие первого крестового похода, снова усилились и начали из Месопотамии угрожать христианским владениям. Один из наиболее сильных мусульманских эмиров, Мосула Имад ад-Дин Зенги, начал весьма серьезно угрожать передовым княжествам. В 1144 г. Зенги сделал сильный натиск, который окончился взятием Эдессы и падением Эдесского княжества. Это наносило весьма чувствительный удар всему восточному христианству: Эдесское княжество составляло форпост, о который разбивались волны мусульманских набегов, в Эдесском княжестве был оплот, защищавший весь христианский мир. В то время, когда Эдесса пала под ударами мусульман, другие христианские княжества находились или в стесненном положении, или были заняты вопросами чисто эгоистического характера и поэтому как не могли подать помощи Эдесскому

княжеству, так и не в состоянии были заменить для христиан его значения.

Слух о падении Эдессы произвел сильное впечатление на Западе и особенно во Франции. Франция во весь период крестовых походов отличалась своей отзывчивостью к интересам христиан на Востоке; Из Франции больше всего шло рыцарей на Восток; Франция более других европейских государств чувствовала связи с Востоком, ибо в Эдессе, Иерусалиме, Триполи сидели князья французского происхождения.

И, тем не менее, для поднятия нового крестового похода в Западной Европе не представлялось благоприятных условий. Прежде всего, во главе римской церкви было лицо, которое далеко не могло равняться с современником первого похода. В 1144 г. на римском престоле сидел Евгений III, человек, не отличавшийся ни силой воли, ни энергией, ни умом, не имевший широких политических взглядов. Евгению III предстояло бы, пользуясь властным положением церкви, принять под свою руку дело защиты восточно-азиатских княжеств, но к этому времени положение папы, даже в самой Италии, было далеко не властное, римский престол был жертвой партий. Евгений III не мог стать инициатором и вдохновителем нового крестового предприятия, так как разыгравшееся в сороковых годах в Риме демократическое движение, в котором принимал участие знаменитый проповедник Арнольд Бершианский, создавало для папы в «Вечном Городе» ненадежную обстановку и даже заставило Евгения Ш на время покинуть Рим.[3]

После разгрома Эдессы значительная часть светских и духовных лиц явилась с Востока в Италию и Францию; здесь они обрисовывали положение дел на Востоке и возбудили своими рассказами народные массы. Во Франции королем был Людовик VII, рыцарь в душе, он чувствовал себя связанным с Востоком и был склонен предпринять крестовый поход.

Людовик VII, прежде чем решиться на такой важный шаг, как поход в Святую землю, спросил мнения у аббата Сугерия, своего воспитателя и советника, который, не отговаривая короля от доброго намерения, посоветовал принять все меры, чтобы обеспечить должный успех предприятию. Людовик пожелал узнать настроение народа и духовенства. Духовная политика ХП столетия находилась в руках св. Бернара, аббата недавно основанного монастыря Клерво. Личность Бернара в высшей степени импозантная и авторитетная. Величественная фигура, изможденное лицо, пылкая огненная речь — все это доставляло ему непобедимую силу и огромное влияние, перед которым никто не мог устоять. К этому авторитету, как к нравственной силе, обратился французский король, прося Бернара принять участие в деле поднятия Европы к крестовому походу. Бернар не принял на свою ответственность такого важного дела; он дал совет обратиться к папе. Евгений III одобрил план короля и поручил св. Бернару проповедь о крестовом походе, снабдив его воззванием к французскому народу.

В 1146 г. св. Бернар присутствовал на чрезвычайной ассамблее в Бургундии (Везле), он сел рядом с королем Людовиком, надел на него крест и произнес речь, в которой приглашал вооружиться на защиту Гроба Господня против неверных.

Надо сказать, что западные народы, наученные горьким опытом первого похода и немало разочарованные в его результатах, уже не выказывали прежнего воодушевления. На собрании в Везеле французские феодалы были настроены против похода. Не без труда Бернар одержал победу над ними, благодаря своему пылкому и убедительному красноречию.

Таким образом, с 1146 г. вопрос о крестовом походе был решен с точки зрения французов. Южная и Центральная Франция двинули многочисленную армию, которая была вполне достаточна для того, чтобы дать отпор мусульманам. Роковым шагом и большой ошибкой со стороны св. Бернара было то, что он упоенный успехом, который имел во Франции, решился повести дело далее, возбудить идею крестового похода за пределами Франции — в Германии. Германский государь Конрад III до прибытия Бернара не обнаруживал склонности подняться на защиту святых мест. Но благодаря своему пылкому и убедительному красноречию, Бернар одержал победу над ним. Решение Конрада III участвовать во втором крестовом походе отозвалось весьма живо во всей германской нации. С 1147 г. и в Германии началось такое же одушевленное движение, как и во Франции. Но привлечение немцев к участию во втором крестовом походе было в высшей степени вредно для исхода этого предприятия. Участие германцев изменило дальнейший ход всего дела и привело к тем печальным результатам, которыми окончился второй крестовый поход.

 

Выступление

 

После долгих переговоров крестоносцы летом 1147 г. решили двинуться к Константинополю сухим путем, которым шли уже крестоносцы первого похода. Первым через Венгрию выступил Конрад; месяц спустя это же дорогой направился Людовик. Движение крестоносцев к Константинополю сопровождалось такими же насилиями и грабежами как и в первый раз.

Весть о крестовом походе обеспокоила императора Византии Мануила. Он видел в нем опасность для своего государства и для своего влияния на латинских князей на Востоке, которые, получив поддержку с Запада, могли совершенно не считаться с византийским императором. Кроме того, участие Германии в походе лишало Византию гарантий, положенных в основу союза двух империй.

Император Византии, зная, сколь опасны были для столицы первые крестоносцы, приказал исправить ее стены и башни, не рассчитывая, очевидно, на союзные и родственные отношения к Конраду. Манул опасался, что Конраду не удастся обуздать буйную и непокорную толпу, что эта толпа, жадная к наживе, может начать грабежи и насилия и вызовет серьезные смуты в Константинополе.

Когда германские войска остановились у стен столицы, Мануил все усилия употребил на то, чтобы их переправить в Азию до прихода французского ополчения, что, после крупных препирательств с родственником Конрадом, императору, наконец, удалось.

В Малой Азии немцы стали сразу страдать от недостатка пропитания, а затем, подвергшись нападению турок, были перебиты; лишь жалкие остатки германской армии возвратились в Никею. Некоторые историки приписывают эту неудачу германского похода интригам Мануила, который будто бы даже вступил в соглашение с мусульманами, побуждая их к нападению на крестоносцев.

Подступившие к столице вскоре после переправы немцев в Малую Азию французы еще более встревожили Мануила. Людовик VII, с которым незадолго до похода вступил в переговоры сицилийский король Рожер, убеждавший короля идти на Восток через его итальянские владения, был особенно подозрителен императору, как возможный тайный союзник Рожера. Эти подозрения имели под собой серьезную почву.

Рожер, зная, что Мануил был в это время всецело поглощен крестовым походом и своим отношением к крестоносцам, забыв об общих интересах христианства и преследуя лишь политические цели, неожиданно захватил остров Корфу и опустошил целый ряд других византийских островов. Наконец, высадившиеся отряды норманнов захватили Фивы и Коринф, знаменитые в то время богатством, производством шелка и шелковых тканей.

Когда это известие дошло до французов, стоявших перед Константинополем, они заволновались. Некоторые приближенные Людовика советовали ему овладеть Константинополем. В таком опасном положении император только и мечтал переправить французов также в Малую Азию.

Был распушен слух, будто бы немцы успешно действуют в Малой Азии. Людовик согласился тогда переправиться через Босфор и даже принес Мануилу ленную присягу. Только очутившись уже в Малой Азии, Людовик узнал правду о судьбе германского войска. Государи встретились и двинулись дальше.

Как известно, французско-немецкое ополчение, после целого ряда испытаний и бедствий, потерпело полную неудачу под Дамаском. Разочарованный Конрад покинул Палестину на греческом корабле и направился в Солунь, где находился Мануил. Император готовился к военным действиям против норманнов. Встретившись в Солуни, Мануил и Конрад, обсудив общее положение вещей, окончательно заключили союз для общих действий против Рожера. После этого Конрад вернулся в Германию.

Оставшийся Людовик, видя полную невозможность что-либо сделать, также через несколько месяцев через Южную Италию (где он встретился с Рожером) возвратился во Францию.[4]

 

 

Глава 4. Итоги похода

    Таким образом, второй крестовый поход, который казался таким блистательным, так много обещавшим вначале, сопровождался вполне ничтожными результатами. Мусульмане не только не были ослаблены, а напротив, нанося христианам одно поражение за другим, уничтожая целые армии крестоносцев, получили большую уверенность в собственных силах, энергия их увеличилась, у них зародились надежды на уничтожение христианства в Малой Азии. Кроме того, раздоры между французскими и немецкими войсками и между палестинскими и европейскими христианами не служили к чести крестоносцев. Мануил был рад окончанию похода, так как это давало ему возможность дать развитие его западной политике против Рожера. Это было закреплено формальным союзом с Германией.

    Но тем не менее, несправедливо было бы возлагать на императора весь неуспех похода. Неудачу предприятия скорее надо отнести к недостаточной организации и общей недисциплинированности крестоносцев. Рожер своим нападением на острова и Грецию также внес немало гибельного элемента в дело похода. Вообще, религиозная основа крестоносных предприятий отступала на второй план, и все яснее давали знать о себе мирские, политические мотивы.[5]

 

 

Заключение

 

Несомненно, что крестовые походы воспринимались рыцарями и крестьянам XI в. как очищающее средство от перенаселенности Запада и жажда заморских земель, богатств их увлекала больше всего. Но эти походы еще даже до того, как обернулись полным провалом, не утолили жажды земли у западных людей. Они были вынуждены вскоре искать в самой Европе, прежде всего в развитии сельского хозяйства, решения проблемы, которого не дал заморский мираж.

Крестовые походы

- не способствовали подъему торговли, который начался благодаря прежним связям с мусульманским миром и внутреннему экономическому развитию Запада;

- они не принесли ни технических новшеств, ни новых производств, которые проникли в Европу иными путями;

- они непричастны к духовным ценностям, которые заимствовались через центры переводческой деятельности и библиотеки Греции, Италии (прежде всего Сицилии) и Испании, где культурные контакты были более тесными и плодотворными, чем, в Палестине.

Конечно, полученные не столько от торговли, сколько от фрахта судов и займов крестоносцы позволили некоторым итальянским городам — Генуе, а больше всего Венеции — быстро разбогатеть; но что походы пробудили торговлю и обеспечили ее подъем в средневековом христианском мире, в это ни один серьезный историк более не верит. Напротив, они способствовали оскудению Запада, особенно рыцарства; далекие от того, чтобы обеспечить моральное единство христианского мира, они распаляли зарождающиеся национальные противоречия: походы сделали непроходимым ров, разделявший Запад и Византию, и вражда между латинянами и греками, которая обострялась от похода к походу.

Тем не менее, культурное значение крестовых походов для средневекового Запада чрезвычайно велико. Столкнувшись с Востоком, Европа, может быть, впервые осознала себя как единое культурное целое. Конечно, определенное единство всегда существовало в сознании людей того времени, и основой его была христианская религия. Но чем дальше, тем более отчетливо вырисовываются контуры культурной целостности, выраженной не только в религиозном единстве, но и в обычаях, одежде, менталитете и т.п. – все то, что не слишком заметно в обыденной жизни, но так ярко проступает в столкновении с совершенно иной культурой.

Именно крестовые походы стали ступенью для национальной консолидации стран Европы, выработки национального сознания, так как ставили их участников в чуждую им культурную среду, заставляя острее ощущать принадлежность к своей стране, привязанность к своему государю.

Нельзя недооценить того влияния, которое оказали крестовые походы на развитие национальной историко-литературной традиции.

Как всякое великое историческое явление, крестовые походы вобрали в себя все достоинства и противоречия своего времени, и понять его можно только исходя из мировоззрения и нравственных ценностей средневекового общества.

 

Литература

Источники

Анна Комнина