Елизарово – Кокорево – Байса – Шайтаны – Индыгойка – озеро Шайтан.

 

Указываю наш маршрут так точно и подробно, потому что названия этих сёл и деревень, по всей видимости, врезались в мою память навсегда. Было бы удивительно, если бы не врезались, потому что весь этот путь я проделала своими ногами.

Начался этот день так. Буквально на заре, едва-едва рассвело, Петрович вылез из палатки и принялся, хватая парней за ноги, вытаскивать их на улицу. По-другому они никак не вставали. Не вставали, несмотря на ужасные вопли своего тренера, раз десять подряд прокричавшего им: «Подъём!»

Надо отметить, что с этого дня мы с Ириной начали называть Николая Петровича просто Петровичем – именно так, как это делали парни. Естественно, и они, и мы говорили так только за глаза, а в разговоре обращались к тренеру исключительно по имени-отчеству. Надо думать, ведь вести себя до такой степени фамильярно мы с Ириной не могли. А акробаты, как мне кажется, своего тренера откровенно побаивались – он ведь, когда не помогали слова, не задумываясь, мог пустить в ход свои руки и врезать по шее или по какому-нибудь другому подходящему месту. Этим утром, вытаскивая из палаток упорно не желавших просыпаться парней, со многими из них он именно так и поступил.

Зато нас Петрович не трогал. Когда мы с Ириной, вдоволь потянувшись и повалявшись, вылезли из тёплых спальных мешков и высунулись на улицу, там уже царила настоящая суета. Организованные тренером парни бегали по поляне, как муравьи, каждый занимаясь порученным ему делом. Кто-то рубил хворост, кто-то занялся завтраком, а некоторые уже принялись сворачивать палатки.

- Доброе утро, красавицы! – улыбнувшись, приветствовал нас Петрович и снова переключился на своих акробатов, ни на секунду не переставая их подгонять и поторапливать.

Было такое впечатление, что тренер очень спешил. Хотя, судя по моим часам, было всего полшестого, и куда мы можем не успеть за предстоящий долгий-предолгий день – просто-напросто не укладывалось у меня в голове. Теперь, оглядываясь назад и зная всё, что произойдёт, я, и в самом деле, абсолютно уверена, что этот день оказался самым долгим днём моей жизни. В первую очередь – из-за его чрезмерных физических и эмоциональных нагрузок. Правда, в те утренние минуты об этом я ещё не знала.

Мы, поёживаясь и протирая глаза, вылезли наружу, собираясь отправиться умываться. Утреннюю траву покрывала обильная роса. Чтобы защититься от этой росы, тренер нацепил поверх обуви целлофановые пакеты. То же самое он предложил сделать и всем своим туристам, напоминая, что об этих пакетах он их заранее предупреждал. Однако у половины парней, благодаря их феноменальной забывчивости, пакетов с собой не оказалось, а остальные надевать пакеты поверх кроссовок застеснялись. Конечно, удивительно было бы им не застесняться, если парни чуть со смеху не покатывались, высмеивая двух-трёх своих товарищей, попытавшихся всё же начать щеголять по поляне в пакетах. В итоге, даже те, у кого эти пакеты имелись, надевать их не стали, а поспешно спрятали в карманы или надели внутрь кед и кроссовок прямо на носки.

Для нас же с Ириной в рюкзаке у Петровича нашлись запасные пакеты, которые он тут же любезно нам предложил.

- Надевайте, девочки, надевайте. Не пожалеете, – улыбнулся он. Он, надо заметить, постоянно нам улыбался.

Церемониться мы не стали и, несмотря на хихиканье парней, сделали, как он велел. Правда, трава на поляне была примята, и особо промокнуть мы не могли. Но когда, после завтрака, возвращаясь на просёлочную дорогу, мы пересекли зелёный луг, то сразу поняли, что наши пакеты были вовсе не лишними. Через пять минут у всех парней насквозь промокли ноги, а переодеваться им, разумеется, было не во что. Так они и пошли, хлюпая по траве, да ворча и ругаясь себе под нос. А мы, вместе с мудрым Петровичем, только улыбались, глядя на их мучения.

Правда, мокрые ноги – это были ещё цветочки, главные испытания ждали нас впереди.

 

Умывшись из ручья, я поискала глазами Толика. Он, вместе с Мишей и Олегом, занимался сворачиванием палаток. В этот момент парни приостановили свою бурную деятельность и начали о чём-то спорить.

- Надо все палки, которыми мы палатки подпирали, с собой взять, – деловито заявил Миша. – Вон как долго мы их вчера искали и вырубали. А так – придём на новое место, а палки у нас уже есть.

- Нет, не будем их брать – тяжело нести, – резонно возразил ему Толик. – Лучше уж вечером вырубим новые.

Олег его поддержал, и парни, приводя один довод за другим, продолжили жаркий спор. А к этому спору начали присоединяться всё новые и новые участники.

- Что у вас за проблема? – увидев, что парни замерли на месте, окликнул их Петрович.

- Николай Петрович, мы хотим все стойки для палаток с собой взять. Чтобы на следующей ночёвке новых стоек не вырубать, – озабоченно доложил Миша.

Остальные промолчали. Очевидно, Мишины доводы оказались весомее, и в этом споре он одержал верх.

- Решайте сами. Вечером вам же самим палатки ставить – делайте так, как вам будет легче, – усмехнувшись, молвил им тренер. – Можете ещё воды из ручья с собой взять. Придумаем обед варить, а вода у нас уже есть, – неожиданно добавил он.

Парни прямо на глазах призадумались и едва вновь не начали спорить, теперь – уже насчёт воды. Петрович же отвернулся, и я, глянув на него, заметила, что он старательно прячет свою неудержимо растягивающуюся улыбку. А если быть точнее – изо всех сил старается не расхохотаться. Само собой, после этого я отлично поняла, что своих акробатов он развёл. Как говорится, попросту пошутил над ними. А вот парни, при своей слабой наблюдательности, совершенно ничего не поняли и абсолютно ничего не заметили.

- Нет, воду мы с собой не понесём, – немного посовещавшись, постановили они. – Воды мы ещё сто раз наберём. Обойдёмся.

Тем не менее, все десять длинных палок, подпиравших наши палатки, они деловито разделили на кучки, старательно их связали и договорились друг с другом, кто и в каком порядке будет их по очереди нести. Подмечая новые ироничные улыбки Петровича, я с интересом следила за происходящим. Правда, чем всё это закончится – я даже не догадывалась.

 

После сытного завтрака мы тронулись в путь. На часах было всего шесть сорок, но Петрович торопил нас так, словно мы уже безвозвратно куда-то опоздали. Как бы то ни было, а, подгоняемые его окриками и командами, пошли мы довольно шустро.

Парни были обвешаны разной поклажей, как верблюды. Кроме рюкзаков, которые висели у них на спинах, пятеро счастливчиков накинули на свои шеи скрученные в скатку палатки. Со стороны эти скатки смотрелись, как настоящие лошадиные хомуты. Именно так посоветовал нести палатки Петрович, объясняя, что так будет легче. Ещё трое акробатов упорно волокли на плечах стойки для палаток, время от времени передавая их по очереди другим. При этом рюкзаки парней были значительно тяжелее наших – помимо личных вещей в них были по справедливости разложены взятые в дорогу продукты. Например, Толику, едва он присоединился к походу, его друзья, по распоряжению Петровича, перекинули пачку соли, буханку хлеба и четыре банки консервов. В наших же с Ириной рюкзаках, как я понимаю, ничего постороннего не было, поэтому шагалось нам довольно легко. Легко, разумеется, только лишь на первых порах.

Толик сначала чересчур храбрился, тащил рюкзак и палатку и не показывал виду, что ему тяжело. Он даже собирался отобрать у меня пустую бабушкину корзинку, чтобы тащить ещё и её. Но корзинку я ему не дала, посчитав, что парень и так достаточно нагружен. Да и корзинка, которую я несла в руке, мне, откровенно говоря, нисколько не мешала.

На мой весьма наивный вопрос, а не лучше ли было добраться до озера на автобусе или каким-то другим транспортом, чем идти всю дорогу пешком, Толик открыл мне наконец истинную цель нашего путешествия.

- Ты что! Ехать нельзя! – вытаращил глаза он. – Во-первых, на Шайтане никаких дорог нет, а во-вторых, в том-то и дело, что мы должны пройти весь этот путь пешком. Если мы пройдём больше семидесяти пяти километров, это будет настоящий поход, и мы получим значки «Турист СССР».

Вот, оказывается, как! Оказывается, парни отправились в поход за какими-то там значками, а я – наивная дура – попала как кур во щи! Ведь мне-то, откровенно выражаясь, никакого значка и даром не надо. Да мне его, наверное, и не дадут. Я ведь в этом коллективе не зарегистрирована и в секцию спортивной акробатики не хожу, – с запоздалым раскаянием сообразила я. Но раскаиваться в содеянном было уже поздно.

 

Первой встретившейся нам деревней было Елизарово. Там Петрович сделал остановку у колодца и настоятельно потребовал наполнить все имеющиеся фляжки водой. Парни заупрямились. Они уже почувствовали всю тяжесть своего груза, и добавлять к этому грузу ещё и фляжки вовсе не хотели. Но тренер был непреклонен. Он лично наполнил все фляжки из колодезного ведра, а потом строго пригрозил:

- Скоро все вы захотите пить, как миленькие. Увижу вас возле какой-нибудь лужи – убью! Учтите, хлебнёте из лужи – сразу снимаетесь с дистанции!

Парни промолчали и недовольно растолкали свои фляжки по рюкзакам. Глядя на парней, запаслись водой и мы с Ириной.

После Елизарова солнце стремительно поднялось так высоко, что стало ощутимо нас припекать. Вскоре трое парней, тащивших, согласно очереди, палаточные палки, один за другим, как по команде, побросали их с уставших плеч в пыльную придорожную траву.

- На фиг они нам нужны! Тяжело нести. Вечером другие найдём, – в ответ на укоризненные взгляды своих друзей запричитали они.

А громче всех причитал Миша, который буквально час назад ратовал за жизненную необходимость тащить стойки для палаток с собой. Теперь, когда палки оказались у него на плечах, он, по всей видимости, резко передумал.

Остальные акробаты лишь тяжёло вздохнули. Они тоже, я думаю, с удовольствием бы кое-что побросали, с удовольствием бы кое от чего избавились, лишь бы только облегчить свою ношу. Петрович же, глядя на происходящее, усмехнулся, но промолчал.

 

Вскоре наша тесная группа распалась и вытянулась в длинную цепочку. Кто-то уходил вперёд, а кто-то безнадёжно отставал позади. Петрович, находясь где-то в середине, зорко следил и за плетущимися сзади, и за бегущими впереди. Время от времени он зычным голосом давал передним команду остановиться, чтобы передохнуть и подождать всех остальных. Парни, услышав его голос, с удовольствием усаживались на траву и наблюдали, как к ним неудержимо подваливают остальные туристы. Все они, разумеется, едва достигнув места привала, тут же куда-нибудь присаживались или даже ложились и незамедлительно принимались отдыхать. Хуже всех в такой ситуации приходилось самым последним. Они, по сути, не отдыхали вовсе, а только лишь присаживались буквально на одну минутку, чтобы затем, по команде Петровича, с большим неудовольствием встать и снова продолжить путь. Надо признать, что на пути к Шайтану особо рассиживаться тренер нам не позволял, по-прежнему неустанно нас подгоняя и поторапливая.

Не удивительно, что мы с Ириной, на фоне тренированных парней-акробатов, смотрелись слабовато. Я думаю, вполне естественно, что уже примерно после двух часов пути мы уверенно плелись в самом хвосте. Компанию нам составляли Толик, Лёша, Миша и Олег, несущие на своих шеях хомуты из палаток. Несмотря на все уверения Петровича, что таким образом палатки нести гораздо легче, именно эти парни самыми первыми начали отставать. Единственным исключением среди них был Андрей. Он, имея на своих плечах точно такую же палатку, неуклонно шёл впереди, шёл едва ли не самым первым. Видимо сил у высоченного, широкоплечего Андрея было не меряно. Иногда из хвоста каравана мы даже теряли из виду идущих впереди, поэтому, думаю, мы растягивались метров на двести или двести пятьдесят. Не ручаюсь, конечно, за правильность этих цифр, но прикидываю, что это было именно так.

Хотя кроме рюкзака, висящего за спиной, в руках у меня была лишь корзина, именно она самой первой начала мне очень и очень мешать. Несмотря на свой, казалось бы, ничтожный вес, она вытягивала мне по очереди одну руку за другой и очень скоро до ужаса меня достала. На очередном привале, сняв рюкзак, я прицепила эту корзину к заднему карману рюкзака, несколько утяжелив мою ношу, но зато, к превеликой моей радости, освободив руки. Но радовалась я не долго. Очень скоро корзина сползла куда-то вниз и принялась при каждом шаге ритмично постукивать меня по заднице. От этих дурацких постукиваний я, право слово, едва не начала материться. Но, несмотря на такое желание, я удержала себя в руках – решила поберечь нежные детские уши окружавших меня мальчиков от наших отборных и изысканных сибирских матюгов. Боюсь, что такого фольклора они у себя в Котельниче ещё не слышали.

А парни, надо отметить, неустанно меня поддразнивали и допекали. Правда, фантазии им хватало только на то, чтобы постоянно шутить и прикалываться на одну и ту же тему.

- Ты, Аня, наверное, в лес по грибы собралась?

- Хорошая у тебя корзинка. Подходящая. В самый раз.

- Вон, смотри, неплохой лесочек. Там, наверное, грибов – завались! Ступай, пока мы по дороге идём, пробегись по опушке. Может, угостишь нас потом грибовницей.

Вот такие, примерно, плоские остроты регулярно отпускали они. Словно забыли, что сами, ещё вчера, трескали из этой самой корзинки вкусные бабушкины пирожки и ватрушки. Из всех парней на тему долбаной корзинки не шутил только Толик, но и он изуверски скалил зубы после каждой новой шутки своих друзей. Я это отлично видела. Толик дожидался, так сказать, моего справедливого возмездия. В конце концов, устав тащиться по пыльной дороге, заколебавшись получать пустой корзинкой по заднице, наслушавшись примитивного и недалёкого юмора, я твёрдо решила, что Толик у меня точно дождётся и обязательно получит. После чего я долго думала и размышляла, как бы мне с ним по хорошему рассчитаться, а также представляла себе картины разных пыток и мучений, которым я этого Толика непременно подвергну. Некоторое время, ковыляя по дороге, я развлекала себя подобными мечтами и мыслями, но вскоре они мне до ужаса надоели. Но даже переключив своё сознание на что-то другое, я избавилась от этих видений с превеликим трудом – вот как я на этом зациклилась.

 

Как только солнце поднялось повыше и стало припекать, с поверхности земли моментально испарилась вся влага. В воздухе повисла духота, а в небе в тот день, как нарочно, не было ни единого облачка. Все парни тут же принялись усиленно сосать воду из своих фляжек. Делали они это практически без перерыва: и на коротких привалах, и на секунду приостановившись, и прямо на ходу. Удивительно было бы им не присосаться, если пот катил с них градом, как с изморённых долгой дорогой лошадей.

Мы же с Ириной упорно не пили. Обменявшись мнениями, мы решили, что некипяченую воду, взятую из какого-то там случайного колодца, пить ни в коем случае нельзя. Мы даже вылить эту воду хотели, но, несмотря на её излишнюю тяжесть, решили пока подождать. Но терпения и решимости нам хватило ненадолго. Ведь чем сильнее сосали свою воду окружавшие нас парни, тем сильнее хотелось пить нам. Мы с Ириной снова посоветовались и решили ещё немного подождать. Хотя бы до ближайшего привала. А там, вытащив из рюкзаков свои наполненные прохладной водой фляжки, мы, позабыв обо всех вирусах и микробах, принялись хлебать воду ничуть не хуже окружавших нас вятских водохлёбов. Именно так, вятскими водохлёбами, в шутку называли друг друга парни.

У самих парней в ту пору с водой стало совсем худо. Весь запас, набранный в Елизарове, они уже прикончили, а новой деревни на горизонте пока не появлялось. В общем, во фляжках у них уже ничего не булькало. Когда мы с Ириной утолили свою жажду и оторвали свои губы от фляжек, на нас уже с вожделением пялились пятнадцать пар жадных глаз. И все парни едва ли руки к нам не тянули – так им хотелось пить. Тут-то я им всё и припомнила. Тут-то я с ними за все их шуточки и рассчиталась.

- Пить хотите? – улыбнувшись, поинтересовалась я.

Парни, все, как один, кивнули.

- Или, может быть, вы лучше над моей корзинкой посмеётесь?

Парни растерянно переглянулись.

- Смейтесь, если хотите, – великодушно разрешила я. – А я тем временем водички попью, – добавила я и сделала два демонстративных глотка.

Ирина, разумеется, тоже попридержала в руках свою фляжку, не торопясь её кому-то протягивать. Она была на моей стороне. В вопросе взаимоотношений со зловредными парнями и не могло быть иначе. Между тем Петрович находился в сторонке и с интересом на нас смотрел.

- Я не смеялся, – сообщил мне Толик, видимо, надеясь, что я после этого тут же его напою.

- Правда? – картинно изумилась я. – Неужели не смеялся? А мне почему-то по-другому показалось.

Его друзья-акробаты, несмотря на свою жажду, весело рассмеялись. Толик поник. Я восторжествовала. Вслед за этим я выставила на всеобщее обозрение скинутый с плеч рюкзак и заявила:

- Чем смеяться, лучше бы подумали своими башками, да помогли мне бабушкину корзинку закрепить, чтобы она мне не мешала. Не выкидывать же мне её сейчас. Посмотрю, кто из вас корзинку закрепит. Может быть, я его и напою.

Парни прямо-таки все вместе ринулись закреплять корзинку поверх рюкзака. Они усиленно толкались и очень мешали друг другу, но в борьбе за заветную воду никто не хотел отступать. Разумеется, в самых первых рядах был Толик. Лишь мы с Ириной да Петрович, с одинаково весёлыми улыбками, наблюдали за происходящим.

– Так закрепляйте, чтобы она не болталась и по заднице меня не била, – потребовала я.

В конце концов, общими усилиями, переслушав самые разные советы и перепробовав самые разные способы, парни привязали корзинку и с вожделением уставились на меня. Я, забыв обиды, протянула им фляжку, а они, каким-то поразительным образом разделив воду по весу, решили выделить каждому по два глотка. Удивительно, но по два глотка хватило абсолютно всем. Самым последним пил Олег, а когда он вернул фляжку мне, она оказалась совершенно пустой.

- Не накачивались бы водой, как верблюды, а пили бы вот так же, по два глотка – была бы сейчас вода и у вас, – не преминул заметить Петрович. – Делайте выводы.

Но никаких выводов парни не сделали, потому что немедленно повернулись в сторону Ирины, намереваясь ещё и её оставить абсолютно без воды. Но наша медсестра оказалась не так проста.

- Это НЗ – неприкосновенный запас, – громко объявила она и непреклонно спрятала воду к себе в рюкзак. – Если будет совсем плохо, выпьем на следующем привале, – увидев вытянувшиеся от досады лица парней, великодушно произнесла она.

А Петрович тут же погнал нас дальше, не позволив нам отдыхать ни одной лишней минуты. И мы снова пошли.

 

 

Глава 14

 

Когда мы пришли в Кокорево, парни обступили колодец и прямо из колодезного ведра, по очереди, пили, пили и пили. Вода лилась им на животы, а они передавали ведро друг другу и прямо-таки дождаться не могли, когда же подойдёт их очередь. В итоге, не считая того, что расплескалось, парни выпили целое ведро. Это учитывая, что их было пятнадцать человек. Я, откровенно говоря, глазам своим не поверила.

Затем они вытянули из колодца ещё одно ведро и любезно предложили выпить его нам с Ириной.

- Угощайтесь, девочки, – радостно улыбаясь, предложили они. Теперь, когда парни вдоволь напились, к ним снова вернулось хорошее расположение духа и обычное для них игривое настроение.

Но мы с медсестрой, естественно, из ведра пить не стали, решив не уподобляться этим верблюдам. Мы вытащили из рюкзаков свои кружки и спокойно попили из них. Мы, в отличие от парней, не забыли и про Петровича, предложив утолить жажду и ему. Тренер до той поры скромно находился в сторонке и с какой-то двусмысленной улыбкой наблюдал за происходящим, а парни, пока не вылакали целое ведро, даже не удосужились его угостить.

- Ещё раз повторяю для тупых, – выпив немного водички, произнёс Петрович, – чем больше вы пьёте, тем больше потеете. Пейте в меру, и не будете испытывать такой страшной жажды. Давайте, наполняйте свои фляжки.

Парни вынули кружки и принялись усердно переливать воду из ведра во фляжки. Не забыли они и про нас. Толик, к примеру, едва я извлекла свою фляжку из рюкзака, тут же её перехватил и, расталкивая всех остальных, наполнил её вне всякой очереди. За Ириной таким же образом принялся ухаживать Олег. Сейчас, когда парни победили свою жажду, они вспомнили кое-какие манеры и стали больше походить на людей.

А лишь только второе ведро было разлито по фляжкам, Миша, не задумываясь, выволок из колодца третье ведро воды. На его лице читалась такая решимость, что я подумала, будто он снова примется её разливать. Но разливать воду было некуда – все фляжки были наполнены уже по самое горлышко. Тогда Миша, растерянно оглянувшись, прильнул к ведру губами и, сладко причмокивая, начал его опустошать. А следом за ним, потянувшись к ведру, начали вливать в себя воду и остальные парни.

- Как в вас столько влезает? – изумилась я.

- Ты чо? Пока мы стояли, у нас уже у всех во рту пересохло, – на разные голоса пояснили они.

Мы с Ириной встревоженно переглянулись, а Петрович разочарованно покрутил пальцем у виска. Но сколько он ни отгонял своих акробатов от колодца, те, с изумительным упорством, пили, пили и пили, наполняя свои безразмерные желудки водой. Правда, выпить второе ведро до дна они так и не смогли.

- Мальчики, вам плохо будет! Хватит уже! – принялась агитировать медсестра. Но и она ничего не смогла сделать – остановить этот стихийный водопой ей оказалось не под силу.

- Мы пьём впрок. Пьём, чтобы потом не пить, – пояснил ей Сергей, а больше на эту тему никто с ней даже разговаривать не стал.

Тем временем к колодцу подошла какая-то местная старушка. Она несла на старинном коромысле пустые вёдра, тоже, по-видимому, собираясь набрать воды.

- Ой, милые мои! Где же это вы так угорели? – умиляясь, поинтересовалась она.

- В походе. Мы в поход идём, – ответили ей.

- А куда это вы собрались?

- На Шайтан. На озеро Шайтан.

- Тьфу ты, провались! Опять на Шайтан! – возмутилась старушка. – Как ни туристы, так обязательно на Шайтан. И чего там, на этом Шайтане, хорошего?

Но ответить на этот вопрос Петрович парням не дал.

- Хватит базарить! Собирайтесь! Быстро помогли бабушке набрать воды, схватили в зубы рюкзаки и пошли! – решительно скомандовал он.

- Как это так, Николай Петрович? Что же нам, после того, как мы водички попили, и дух перевести нельзя? – отдуваясь, пожаловался Андрей.

- На ходу дух переведёте, – отрезал тренер. – Так, слушайте меня! Те, кто нёс палатки, передайте их следующим. Теперь Смирнов, Зырянов, Трепалин, Ложкин и Машинин палатки несут.

- Я же топор несу! – возмутился конопатый и румяный Дима. – Что же мне теперь делать? И топор нести, да ещё и палатку?

- Топор Суслову отдай. Пусть теперь он с топором идёт.

Насчёт топора Толик возражать не стал. По всей вероятности, он до сих пор чувствовал себя виноватым и был согласен на всё. С топором, так с топором, с палаткой, так с палаткой. Спорить и пререкаться Толик не начал. Хотя, поменяв топор на палатку, в весе он выиграл незначительно, разве что от тяжёлого хомута на своей шее избавился. Зато свой рюкзак значительно утяжелил.

- Давайте, давайте, пошли! – вновь начал подгонять парней тренер.

Те, кряхтя от избытка жидкости в своём организме, принялись обвешиваться своей поклажей и нехотя тронулись в путь.

- Аня, ты как? Нормально? – помогая мне надеть рюкзак, поинтересовался Толик.

- Ничего. Всё хорошо. Не беспокойся, – улыбнувшись, ответила я.

Так, покинув Кокорево, мы снова пустились в путь.

 

Между тем солнце поднималось всё выше и выше. Вскоре, зависнув у нас над головой, оно принялось палить немилосердно. Как-никак, а стояла самая середина июля. Парни начали дружно раздеваться. Но оказалось, что нести рюкзаки на голом теле не было никакой возможности – они и через футболки просто до ужаса натирали нам плечи. За наличием же головных уборов на головах Петрович следил неустанно. Стоило кому-нибудь из шустрых акробатов подставить свою макушку под прямые солнечные лучи, как он немедленно испытывал на себе не менее прямое физическое воздействие своего тренера – раздавать тумаки и подзатыльники Петрович нисколько не стеснялся.

- Хоть бы речка какая-нибудь по дороге была. Хоть бы где-нибудь искупаться, – один за другим заныли парни.

Однако, как мне кажется, даже если бы речка и встретилась, тренер вряд ли разрешил бы нам окунуться. Очень уж он спешил, очень уж он нас подгонял, по сути, практически не давая остановиться.

Зато мы с Ириной, в отличие от неуправляемых парней, оставались очень послушными и за всё время похода не получили от Петровича ни одного замечания. Нам он всю дорогу только улыбался, да подбадривал нас своими ласковыми словами и шутками. Не знаю, что чувствовала Ирина, а лично я вообще не представляю, как можно было ослушаться такого мужчину, как Толин тренер. На меня он действовал прямо-таки завораживающе. Когда он к нам приближался, я каждый раз ожидала, что он снова ко мне прикоснётся, и от одной только мысли об этом меня просто-напросто бросало в жар. Хотя до сих пор Петрович касался меня всего два раза: когда помогал сесть в автобус и когда укрывал меня ночью одеялом. Но оба эти прикосновения, без всякой на то причины, навевали на меня какие-то странные мысли. Признаться, очень даже неожиданные мысли. Но об этих своих мыслях я уж лучше промолчу.

Правда, в Петровиче, если рассматривать его беспристрастно, ничего особенного не было. Я имею в виду, внешне. Обычный мужчина среднего возраста, среднего роста, среднего телосложения со строгим, но довольно симпатичным лицом. Ничего выдающегося о его внешности я написать не могу, да, собственно, и не умею. Но что-то в нём всё-таки цепляло. В общем, если любоваться им я ни в коем случае не могла, то находиться рядом с ним мне почему-то определённо хотелось. А почему – не знаю. Может быть, в нём была какая-то харизма. Не вполне уверена, что в точности означает это малознакомое мне слово, но если это именно то, о чём я думаю, то Петрович обладал вышеозначенной харизмой вне всякого сомнения.

Странные мысли о нём появились у меня именно в тот день. Словно наваждение какое-то на меня накатило. Именно тогда я что-то такое особенное заметила и почувствовала. Именно тогда, а вовсе не сейчас, когда, прикованная к постели, я, словно одержимая, пишу эти строки. Ведь уже на следующий день нашего похода от этого моего наваждения не осталось и следа. Новые события, эмоции и ощущения вытеснили Петровича из моего сердца раз и навсегда. Хотя, как мне кажется, это была любовь. Короткая, мимолётная любовь, которая охватила меня, но благополучно промчалась мимо. Ну и ладно, ну и хорошо – не хватало мне ещё во взрослого мужика влюбиться.

 

Должна сказать, что, написав три последних абзаца, я очень надолго остановилась и очень долго размышляла, а не зачеркнуть ли мне всё это. А ещё лучше – вырвать весь последний листок. Но, поразмыслив, как следует, я решила оставить всё, как есть. Ведь, в принципе, ничего особенного я не написала и никаких своих особо сокровенных мыслей никому не выдала. Уж эти-то мои мысли останутся невысказанными навсегда. Так что бояться мне нечего. Тем более, скорее всего, этот мой дневник никто кроме меня самой никогда не прочитает. А я, может быть, и доберусь до него когда-нибудь на пенсии. В те времена, когда я стану старой, толстой и некрасивой.

Жалко, конечно, что этого моего дневника никогда не прочитает мама. Если бы она прочитала, она бы, наверное, узнала, что слишком рано и поспешно обвинила меня во всех смертных грехах. В принципе, как мне кажется, я не такая уж и плохая. И того, в чём меня усиленно подозревает мама, я ещё ни разу в жизни не делала. Хотя, если бы и делала, ничего бы особенного не произошло – мир бы из-за этого не перевернулся. Но мама, к сожалению, не знает, что я, на самом деле, девочка скромная и безобидная. А если и веду себя несколько иначе, то именно для того, чтобы такой не казаться. Ведь я до ужаса ненавижу скромниц, а среди всех существующих скромниц – в первую очередь себя.

Ладно, чего это я расплакалась. Пишу дальше.

 

Солнце, как я уже упоминала, палило нещадно. Вскоре из парней испарились оба ведра воды, выпитые ими в последней деревне. Мы с Ириной глаза вытаращили, когда, спустя всего полчаса, парни снова принялись вынимать из рюкзаков свои фляжки, по-видимому, намереваясь немедленно начать их опустошать. Правда, принимая во внимание ручьи пота, бежавшие по телам парней, вовсе не мудрено, что пить им хотелось. К примеру, футболки у них промокли насквозь. И это ещё на открытых местах! А что уж делалось под рюкзаками на спинах или под хомутами палаток на шеях – мне и представить себе страшно. Я и сама была вся сырая, хотя у меня пот тёк в основном по спине из-под рюкзака.

Кстати, этот рюкзак всё больше и больше меня донимал. Хотя его вес ничуть не менялся, мне определённо казалось, что с каждым километром рюкзак становится всё тяжелее и тяжелее. Я начала мысленно ругать себя, что послушала вредного Толика и запихала туда такое количество абсолютно ненужных вещей. Пусть сами по себе эти вещи были весьма полезны, теперь, физически ощущая их общий вес, я решительно полагала, что без некоторых из них я вполне бы могла обойтись.

Пыльная дорога монотонно качалась под моими ногами, и под это ритмичное укачивание я начала перебирать в уме одну вещь за другой, решая, от чего я не могла бы отказаться ни в коем случае, а что могла бы и выбросить. Косметичка, мыло, зубная щётка и паста, миска, кружка, две ложки (маленькая и большая), полотенце, купальник, спортивный костюм, пара трусиков, запасная футболка, пара носок (тёплые и простые) и, в заключение, тёплый спальный мешок. Вроде бы ничего лишнего не обнаруживалось, вроде бы всё соответствовало разумной и практичной необходимости, и дома, когда я примеряла упакованный рюкзак, я вообще не ощущала его веса. Однако теперь он давил на мои худенькие плечи, по меньшей мере, пудовой тяжестью. Так мне теперь казалось.

Слава Богу, что я ещё не послушала бабушку и не напихала себе в рюкзак всего того, чего она наперебой мне предлагала. Куртку («А вдруг пойдёт дождь!») Сапоги («А вдруг заблудитесь и забредёте в болото!») Шерстяную шапочку («А вдруг ночью голова замёрзнет!») Тёплый свитер («Оденешь там, вдруг холодно станет!») Баночку варенья («Возьми, возьми, вечером хоть чаю попьёте!») Пакет печенья («Анечка, дорогая, бери – по дороге кушать захочешь!») Нет, ничего этого я не взяла, спася от страшного перегруза свой рюкзак, но зато окончательно расстроив и огорчив свою бабушку.

Переставляя по пыльной дороге свои усталые ноги, я тяжело вздохнула и сделала вывод: как ни крути, а ничего лишнего в моём рюкзаке не было. Для полного счастья мне, кроме всего прочего, не помешало бы ещё и одеяло. Без одеяла-то прошлой ночью я как раз и замёрзла. И если бы не Петрович, каким-то образом почувствовавший мой дискомфорт и укутавший меня своим одеялом, я, наверное, проснулась бы среди ночи и до утра стучала бы зубами.

А может быть, я, и в самом деле, стучала ночью зубами? – спохватившись, встревожилась я. – Стучала как цуцик – вот его и разбудила?

И от одной этой мысли мне стало очень нехорошо, а если говорить своими словами, то – очень стыдно. Очень уж я не люблю показывать свою слабость.

Как нарочно, именно в эту минуту, Петрович нарисовался рядом с нами и решил со мной заговорить.

- Как дела, Анечка? Не очень тебе тяжело?

- Нет, совсем не тяжело, – почувствовав, что заливаюсь румянцем, ответила я.

- Да, вижу, девочка ты тренированная. Наверное, каким-то спортом занималась. Правда? Я угадал?

- Художественной гимнастикой, – совершенно сгорая со стыда, ответила я. Мне почему-то показалось, что признаваться в занятиях художественной гимнастикой совершенно глупо и неуместно. Но что уж было делать – не могла же я молчать, раз он меня спросил. А уж тем более – не могла же я ему что-то соврать. Не знаю уж почему, но такому мужчине, как Петрович, я могла отвечать только чистую правду.

- Вот-вот, я сразу увидел! – обрадовался он. – Хорошую спортсменку сразу видать.

- С чего вы взяли, что я хорошая спортсменка? – бросив на него быстрый взгляд, поинтересовалась я. – Я вовсе не хорошая спортсменка. А гимнастику я уже бросила.

- Ну, это не беда. Всякое бывает. Но данные у тебя есть. Это, извини меня, я сразу вижу. Ты, Аня, если хочешь, приходи заниматься к нам. Приходи в спортивную акробатику. У тебя получится, – неожиданно брякнул он.

- Куда? – едва не поперхнулась я.

- К нам, в «Спартак», в акробатику. Куда Толя ходит. Будете заниматься вместе. Он – в мужской группе, а ты – в женской.

И вслед за этим Петрович так на меня глянул, что я споткнулась и чуть на дорогу не шмякнулась. Хорошо хоть, он меня за локоть поддержал. Но дар речи я всё-таки потеряла.

Некоторое время мы шли, поглядывая друг на друга, и молчали. Потом, словно почувствовав, что я немного не в себе, он рассмеялся и произнёс:

- Ладно, Анечка, вижу, для тебя это слишком неожиданно. Но ты учти: так просто я от тебя не отстану. Так что ты, пожалуйста, над моим предложением подумай.

Я кивнула. Я, разумеется, не смогла ему сказать, что живу в другом городе, что приехала сюда к бабушке всего на два месяца и что ходить в его акробатику я, по-видимому, никак не смогу. Не сумела я этого сказать. Но Петрович, вообще-то, уже и не слушал. Ускорив шаг, он побежал догонять ушедших вперёд парней, чтобы немного их притормозить. А хитрые парни только этого и ждали – они для того и вырывались вперёд, чтобы плюхнуться в какую-нибудь тень на привал и отдыхать хотя бы пару минут, пока остальные их догоняют.

Мы остались вдвоём с Ириной. Она, естественно, шагала со мной рядом и всё слышала, а что ещё хуже – всё видела, поэтому наверняка всё поняла. Не могла не понять – ведь она не была такой сопливой дурочкой, как я. А самым плохим было то, что Ирина даже сейчас молчала. Шла, улыбалась, поглядывая на меня, и молчала. Само собой разумеется, в её глазах я предстала полной идиоткой. Тем более что я до ужаса раскраснелась.

В довершение всех моих конфузов и казусов, лишь только исчез Петрович, ко мне подкатил Толик.

- Чего это он у тебя так долго спрашивал? – озабоченно поинтересовался парень. Он, как оказалось, только за мной и следил и, плетясь где-то сзади, тоже всё видел. И мой разговор с Петровичем Толика, по всей видимости, взволновал.

- Он меня в вашу секцию звал. Акробатикой заниматься. Сказал, что данные у меня есть, – глубоко вздохнув, сообщила я. Не могла же я теперь, на глазах у Ирины, ничего не ответить, а этого любопытного Толика на фиг послать. Хотя послать его туда следовало непременно.

- К нам в секцию! – обрадовался он. – А что, это – идея! Правда, Аня, соглашайся.

- Ты дурак, что ли? Как я тебе соглашусь? Мне же к родителям в Новосибирск возвращаться надо.

- Ну и что! Зачем тебе возвращаться? Оставайся тут – тут у тебя бабушка есть. Бабушке одной одиноко, её одну оставлять нельзя.

- Да у бабушки в Котельниче родственников куры не клюют! Это мои родители, наоборот, в Новосибирске одни останутся.

- Ну и что! Ты с родителями уже шестнадцать лет живёшь. Теперь пришла очередь жить с бабушкой. Оставайся, ты что! Знаешь, как тут классно! Перейдёшь в нашу школу, будешь в нашем классе учиться, – принялся расписывать Толик.

- Ты, правда, хочешь, чтобы я осталась? – пристально глянув ему в глаза, спросила я.

- Конечно, хочу! – радостно выпалил он.

- Может быть, мне тогда сразу замуж за тебя выйти? Чего тянуть? – вновь поинтересовалась я.

Парень просто ошалел от нежданного и негаданного счастья. Никакой иронии в моих словах он, разумеется, не заметил.

- Конечно! Я и сам тебе предложить хотел, да только ты меня опередила. Конечно, выходи за меня замуж!

- Ладно, я подумаю.

- Только получится ли у нас прямо сейчас? Нам ведь ещё нет восемнадцати лет, – несколько засомневался он.

- Это уж от тебя зависит. Эти вопросы, вообще-то, должен решать мужчина, – совершенно серьёзно ответила я.

- Ладно, хорошо, я всё решу, – радостно заулыбался Толик. А на его лице было такое счастье, словно разом исполнились в<