Благовещенский женский монастырь.

Все эти обстоятельства: и обстрел храмов, и массовые казни церковно и священнослужителей, оставили тяжелый след в душе архиепископа Митрофана. Он был подавлен происходившим, сильно переживал. Казалось ему легче было самому встать под пули, нежели смотреть как уничтожается астраханское духовенство и его, истерзанная голодом и болезнями, паства. 25 марта (07.4) 1919года в день праздника Благовещения, владыка служил в Благовещенском монастыре, где во время проповеди коснулся «погибших в результате ненужных и бесполезных действий гражданских властей» [149]. После литургии им была отслужена панихида по невинноубиенным. Несомненно, что это был очень смелый, в создавшейся обстановке шаг владыки. Он легко мог быть сам обвинен в контрреволюции и расстрелян. Власти и так до предела были обозлены на него. Владыка прекрасно понимал это, но не мог сойти с избранного им пути.

Меж тем слухи об угрожающей архиепископу Митрофану опасности стали доходить и до близких к нему лиц. Рассказывали что имя владыки все чаще и чаще стало упоминаться в кругах настроенных против него. Бывший комендант Кремля Казаков, теперь ставший помощником начальника местного Губчека Атарбекова, не переставал интересоваться архиепископом. Обеспокоенные судьбой архиерея, верующие снова стали думать об его спасении. В конце марта, в самом конце страстной недели, к владыке Митрофану явилась целая делегация и повела с ним разговор о необходимости немедленно выезда из города. Отец Дмитрий Стефановский и протоиерей Николай Пальмов стали доказывать владыке крайнюю опасность его дальнейшего пребывания в городе. Ключарь взял на себя смелость и стал говорить: «Владыко, нам доподлинно известно, что среди военных есть лица, требующие вас к стенке. Вам нужно немедленно, именно сейчас оставить Астрахань Мы приготовим вам дощатик, на него уже погружена семья Саввинского. Вас там ждут. Завтра может быть уже поздно». И снова, как и в первый раз, владыка вскипел, резко ответив на слова убеждения: - «Вы предлагаете мне побег, и это в то самое время когда у нас на глазах расстреливают невинных наших братьев. Нет, я никуда не уеду от своей паствы; на моей груди Крест Спасителя, и он будет мне укором в моем малодушии. Хочу спросить и вас: почему вы не бежите? Значит, вы дорожите свой честью больше чем я должен дорожить своим апостольским саном? Знайте, я совершенно чист и ни в чем не виноват перед своей Родиной и народом» [150]. Пришедшим к архиерею пришлось уйти ни с чем, положась во всем на волю Божию.

Указ Святейшего Патриарха Тихона и Св.Синода о назначении дня прославления священномученика Иосифа на 24/11 мая 1919 года.

 Все понимали что отказавшись от бегства владыка сам добровольно отдает себя на расправу – злобой дышащие враги Божии готовы были вот-вот броситься на него. Но Господь ещё сдерживал их злобные позывы – архиепископу Митрофану отпускалось ещё немного времени для совершения ещё одного очень важного дела – прославления священномученика Иосифа.

Отложенное по благословению Св.Синода до более благополучного времени, прославление, в связи с последними трагическими событиями в Астрахани, могло вообще не состоятся. Архиепископ Митрофан хорошо понимал, что торжества по прославлению священномученика Иосифа могут вызвать у местных властей только новый приступ озлобления, но также понимал что прославление необходимо, как для него, так и для всей его астраханской паствы, для укрепления и поддержки веры в столь тревожное время. Поэтому он ещё более настойчиво просил Св.Синод дать разрешение на проведение этих торжеств. Наконец 1(14) марта 1917 года Св.Синод под руководством Святейшего Патриарха Тихона вынес решение: «Разрешить совершить прославление причисленного к лику угодников Божиих святителя Иосифа убиенного митрополита Астраханского и Терского, в 11 день мая(по ст.стилю) 1919 года» [151].

Указ полученный архиепископом Митрофаном очень обрадовал его и он благословил начать подготовительные работы к торжествам прославления. Сложность состояла в том, что после расположения в Кремле штабных организаций фронта и Реввонсовета, доступ верующих внутрь, для посещения Успенского собора, был очень затруднен [152]. Всех пропускали только по особым пропускам, выданных комендантом Кремля. О каких либо массовых торжествах в Успенском соборе военных власти и слышать не хотели. Шли переговоры лишь о допуске 11 мая (24 по новому стилю) в Кремль к гробнице священномученика Иосифа верующих астраханцев, а также об организации крестного хода. В этих хлопотах прошли Пасхальные торжества. Владыка был радостен, его воодушевляло предстоящее прославление. Все верующие астраханцы тоже с нетерпением ожидали этого торжества и готовились к нему. Вопрос об открытии мощей естественно отпадал, так как в стране началась массовая компания по «осквернению» мощей, хранившихся в храмах и монастырях. Такой же участи могли подвергуться и мощи священномученика Иосифа, почему и решено было их оставить пока «под спудом». Местные военные власти тоже «готовились» к намечавшимся торжествам прославления. Желая сорвать это празднество они, как раз накануне его – 10 мая (23 по нов.ст.), издали распоряжение о полном запрете каких-либо богослужений в Успенском соборе. Запрещался также и вход верующих в Кремль [153]. Такая ситуация могла смутить кого угодно, но только не владыку Митрофана. По его личному распоряжению торжества переносились в один из близлежащих к Кремлю храмов – Знаменский, о чем незамедлительно было оповещено по всем городским церквам [154].

После торжественной службы началось проведение крестного хода в Кремль, к собору, где почивали мощи священномученика Иосифа. По этому поводу велись переговоры с горисполкомом, который в отношении Церкви занимал более мягкую позицию, чем Временный Военно-Революционный Комитет. Горисполком не возражал против проведения крестного хода, обещая уладить этот вопрос с военными. Казалось, что все происки «врага» пытавшегося сорвать торжества, рассеивались.

 Знаменская церковь (начало 20-го столетия).

Сам выбор архиепископом Митрофаном Знаменского храма, для проведения здесь торжеств прославления священномученика Иосифа был не случаен и по особому промыслителен.Ведь первоначальный Знаменский храм был построен в ознаменование освобождения Астрахани от разинских приспешников, казнивших священномученика Иосифа[155]. И как в славный день 10 декабря 1672 года Астрахань праздновала свое, по молитвам митрополита Иосифа убиенного, освобождение, так и 11 мая 1919года, в Знаменском храме, астраханцы с ликованием прославляли своего угодника и заступника. Это был поистенне знаменательный день! Все собравшиеся тогда в Знаменском храме – и архиепископ Митрофан, и духовенство, и простые миряне, - все понимали какой опасности они подвергают себя, что власти несомненно отомстят им за это, но ничто не останавливало их. Все были воодушевлены необычайной радостью, тревога уходила из их сердец прочь, с торжественно – умилительная служба казалось уносила к Небу, туда где в окружении сонма

Ангелов и святых, в несозданном лучезарном свете, восседал Сам Господь. В таком восторженном состоянии все молящиеся, во главе с архиепископом Митрофаном, колыхая волнами Хоругвей, направились крестным ходом в Кремль к мощам астраханского угодника. Ещё на кануне военные власти выставили у входа в Кремль, у Пречистенских ворот, роту солдат с пулеметом «для устрашения». И верующие, и сам архиепископ Митрофан знали об этом, но надеялись, верили почему-то, что городские власти сдержат свое слово и их пропустят в Кремль. К сожалению произошло что-то ужасное, то ли Горисполком не захотел договариваться с военными, то ли военные заупрямились, но стоявшим у ворот солдатам был отдан приказ стрелять. Огонь из винтовок и пулемета остановил молящихся[156]. Поколебались хоругви, земля обагрилась кровью, плач, стоны, люди мечущиеся в ужасе – все это увидела в этот день Астрахань. Снова, как и в страшный день 11 мая 1672 года, когда свергнут был с раската истерзанный святитель Иосиф, в этот день, 147 лет спустя, боль поколебала Астраханскую землю. Новые сонмы мучеников за веру, усердных почитателей священномученика Иосифа, не побоявшихся ради своей любви к угоднику Божию, пойти под дула винтовок и пулеметов, пополнили число наших предстателей у престола Божия.

 Клеймо «Расстрел крестного хода в Астрахани»

 с иконы «Новомучеников и исповедников Российских».

Вместе с ними должен был принять мученический венец и архиепископ Митрофан. Он всем сердцем желал разделить участь своих чад, но Господь снова отвел от него смерть. Промысел Божий приуготовал ему чашу страданий, испить которую ему было нужно до конца. А пока, владыка должен был укрепить свою паству, не дать ей разбрестись, как потерянным овцам. И действительно, паства видя неукротимую силу духа своего архипастыря, которую не смогли сломить ни какие вражьи нападки, укреплялись вместе с ним, веря что по молитвам архиепископа Митрофана не оставит их Господь. День же, страшный, скорбный день разлучения владыки Митрофана с его паствой, приближался.

  Троицкая церковь

(начало 20-го столетия).

Случилось, это 25 мая (7.6) в канун праздника Святой Троицы, Архиепископ Митрофан служил всенощную в градской Троицкой церкви [157] () и после службы остался ночевать у настоятеля этого храма о.Григория Степанова. Утром, в день Святой Троицы, он намеревался отслужить здесь литургию. Допоздна владыка просидел в кабинете о.Григория, составляя набросок к завтрешней проповеди. И в это время, в первом часу ночи, в дом явились вооруженные люди. Они предъявили архиерею ордер на его арест и потребовали пойти с ними. Разбуженные в доме люди заволновались, раздались женские плачущие голоса. Владыка же был спокоен. Он быстро одел рясу и скуфью о.Григория, перекрестился и преподав благословение всем столпившимся около дверей людям, молча последовал впереди арестовавших его. Эта ночь под Троицу стала первым его шагом на крестном пути на Голгофу.

В ту же саму ночь, в своей келии в Ивановском монастыре, был арестован и епископ Леонтий (фон Вимпфен)[158]. Обоих узников поместили в камеры ЧК в доме купца Степанова. Этот красивый особняк, цел и сейчас – фасадом он выходит на Набережную реки Кутум[159] под № 40, а дворовыми постройками сквозного двора на улицу Большую Демидовскую[160] № 45.

 В особняке, со стороны Кутума, помещалась администрация ЧК, а со стороны Б.Демидовской, в бывших торговых и складских помещениях, размещались тюремные камеры. Вход к ним с улицы был через узенький проход, с массивной железной дверью[161].

К утру население города уже знало об аресте архиереев. Днем иподьякон Алексей Милашевский передал через охрану небольшие постели и пищу арестованнным, и ему даже удалось увидеть их обоих во дворе.

 Современный вид здания Астраханского Губчека.

Причины их ареста долго не прояснялись, и только через месяц им были предъявлено обвинение. 6 июля 1919 года в большом зале Горисполкома состоялось объединенное собрание членов партии, членов Совета, представителей профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов, где после других партийных руководителей слово взял председатель Губчека Атарбеков. Он заявил, что его Особый отдел раскрыл хорошо спланированный белогвардейский заговор, целью которого было отравить весь высший командный состав Красной армии цианистым калием. В ночь с 1 на 2 июля было арестовано 61 человек, предполагавшихся членов этой организации. 15% из них были офицеры, остальные крупная буржуазия и духовенство. Во главе «заговора» Атарбековым были объявлены архиепископ Митрофан и епископ Леонтий [162]. Обвинение было настолько диким, что в него просто невозможно поверить. Но видимо подручные Атарбекова действовали по принципу – чем страшнее, тем лучше. Важно было запугать всех невиданных размеров заговором, чтобы под этим делом уничтожить всех неугодных. И под этот разряд шли уже не укрывшиеся офицеры старой армии, не бывшие промышленники и аристократы, которых властная метла «красного террора» смела уже в марте 1919 года. Под ранг неугодных попадала та часть кадрового офицерства, что уже верою и правдою служила Советской власти в частях Красной Армии.

  Тюремные камеры Астраханского Губчека.

(первая половина 20-го столетия).

Атарбеков входил в ту часть партийной верхушки, что не доверяла кадровым офицерам, видела в них потенциальную угрозу и потому они по их мнению подлежали уничтожению. А вместе с офицерами в один заговор соединили и арестованных архиереев, против которых ничего нельзя было выдвинуть. К тому же если бы заговор и существовал, то причастность к нему архиепископа Митрофана и епископа Леонтия выглядела проблематично. Они были арестованы за месяц до основной массы «заговорщиков» и если бы они действительно принадлежали к их числу, а тем более были руководителями «заговора», то несомненно было, что их «соратники» узнав об аресте архиереев несомненно бы скрылись. А это не произошло. Впрочем в то время вряд ли кто обращал внимание на такие мелочи. Местный партаппарат сам был запуган действиями Атарбекова, который причислял к «заговорщикам» всех не понравившихся ему, не взирая даже на их членство в партии.