Серьезное отношение к духовности

Последним на сцену выходит невысокий человек в бордовом одеянии и красных сандалиях. Когда он появляется из-за кулис, аудитория молча встает в знак уважения к нему. Он лучезарно улыбается, приветствует собравшихся и садится, скрестив ноги, на пустое кресло, которое уже ждет его. Этот человек, которого я пытаюсь разглядеть с заднего ряда битком набитой аудитории на тысячу триста мест в Массачусетском технологическом институте, заставил всех присутствующих (среди них – Ричард Гир, сложивший руки в жесте «намасте», и Голди Хоун, руки которой скользнули по бокам) встать в знак восхищения. Этот человек – Тензин Гьяцо, он же четырнадцатое воплощение Будды Сочувствия, он же далай-лама, лауреат Нобелевской премии, лидер Тибета в изгнании и «рок-звезда» духовного мира. Человек, который следующим вечером соберет в бостонском Флит-Центре тринадцать тысяч восторженных поклонников.

Что же далай-лама делает в Массачусетском технологическом институте? Он участвует в конференции «Изучение сознания» – двухдневные дебаты о влиянии науки на буддизм и буддизма на науку. Каждый день утром и вечером на стульях, выставленных на сцене, рассаживались ученые в строгих профессорских костюмах и монахи в ярко-красных и шафрановых одеяниях – яркая иллюстрация того, как разум делится хлебом с духом, как левая и правая стороны коллективного разума устраивают совет на нейтральной территории. Пятнадцать лет назад далай-лама стал приглашать ученых в свою резиденцию в индийском Дхармсале. Ему было интересно, что знают о работе мозга ученые, а им было любопытно, что происходит в мозгу у человека, добившегося почти сверхъестественных результатов в духовной медитации и трансцендентном опыте. Ближайшие полтора десятилетия такие ученые, как Ричард Дэвидсон из университета в Висконсине, стали помещать монахов в МРТ-аппараты (вроде того, в который попал и я, см. главу 1) и делать снимки их мозга в состоянии медитации, чтобы расширить знания об эмоциях, внимании, психических образах и других когнитивных способностях. Такие монахи, как Метью Рикард (по образованию – молекулярный биолог), стали читать научные труды, чтобы понять принципы работы сознания, а возможно, и природу души. Конференция, которую я посетил, была их первым публичным форумом – своего рода первый выход в свет. «У науки с буддизмом много общего, – сказал далай-лама тем из нас, кто остался на пресс-конференцию после основной части, – ведь они исследуют природу реальности и имеют общую цель – уменьшить страдания рода человеческого».

«Я убежден, что цель нашей жизни – поиск счастья. Это же очевидно. Неважно, религиозен ты или нет, неважно, к какой религии ты принадлежишь, – все мы ищем в жизни чего-то лучшего. Поэтому я считаю, что основной вектор нашей жизни – движение к счастью».

Далай-лама

Все, что происходило на конференции – бесчисленные дебаты и планы будущих исследований, – возможно, не так важно, как сам факт: такая конференция состоялась. Даже Массачусетский технологический институт стал воспринимать духовность серьезно. Как сказал публике известный специалист по молекулярной биологии Эрик Ландер, наука – всего лишь один из способов познания реальности. Представители самых разных сфер все чаще признают, что духовность не сводится к религиозности, а представляет собой более широкий интерес к поиску жизненного смысла и предназначения, являясь фундаментальной категорией человеческого существования. И действительно, сама способность к вере (опять-таки не к отправлению религиозных обрядов, а к вере во что-то более высшее, чем мы сами) вполне может быть заложена в нашем сознании. И неудивительно, что локализована она, скорее всего, в правом полушарии. Майкл Персингер, нейробиолог из Лорентийского университета в Онтарио, провел серию экспериментов (во многом небесспорных) с прибором, который позже назвали «шлем Бога». Персингер надевал этот шлем на голову испытуемого и погружал его правое полушарие в слабое поле электромагнитных излучений. Многие из тех, кто был подсоединен к аппарату, утверждали, что чувствовали присутствие Бога или ощущали свое единство со всем сущим, что еще раз заставляет предположить: духовный и мистический опыт и мысли вполне могут быть частью нашей нейрофизиологии[221]. А Эндрю Ньюберг из Пенсильванского университета сканировал мозг монахов-католиков, когда они в своих медитациях доходили до точки религиозного экстаза и остро переживали свою связь с Богом. Его снимки показали, что в такие моменты участки мозга, отвечающие за самосознание, проявляют меньшую активность, таким образом способствуя ощущению человеком своего единства с чем-то большим. Работы этих и других специалистов дали толчок к возникновению новой дисциплины – нейротеологии, исследующей взаимосвязи между работой мозга и духовным опытом. Как выразился нейробиолог из Калифорнийского технологического института Стивен Кварц: «Изучение нашего биологического устройства делает все более явным тот факт, что мы – существа социальные, занятые поисками смысла и испытывающие потребность в переживании своей связи с другими и жизненного предназначения»[222].

И уж, по крайней мере, мы должны серьезно относиться к духовности потому, что уже продемонстрировано ее влияние на нашу жизнь, которая становится лучше – и в этом, пожалуй, заключается главная ценность духовного опыта в условиях, когда многие из нас уже насытились (а то и перенасытились) в своей жажде материального. Многие недуги современной жизни – стресс, сердечные заболевания и так далее – смягчаются при обращении к духу. Согласно исследованиям, проведенным в университете Дьюка, у людей, которые регулярно молятся, кровяное давление в среднем ниже, чем у тех, кто этого не делает. Ученые из университета Джонса Хопкинса обнаружили, что регулярное посещение церковных служб снижает риск смерти от инфаркта и некоторых раковых заболеваний, а также вероятность самоубийства. Другие исследования показали, что женщины, для которых главное – смысл и цель жизни, имеют более высокое содержание клеток, защищающих их организм от вирусов и развития некоторых видов раковых клеток. Есть и такие исследования, которые показали, что вера в высшее предназначение жизни снижает риск сердечных заболеваний. Исследование, проведенное в Дармут-колледже, продемонстрировало, что один из факторов, влияющих на выживание пациентов, перенесших операцию на открытом сердце, состоит в том, насколько сильно они полагаются на веру и молятся. Люди, регулярно посещающие церковь (а также синагогу или мечеть), живут дольше – даже с учетом массы других биологических и поведенческих параметров[223].

Это область коварная и вызывающая много споров, и отчасти потому, что тут пасется великое множество шарлатанов. Если человек, больной раком или сломавший конечность, будет полагаться исключительно на духовность, то результаты могут быть катастрофическими, но, увы, заслуженными. Однако подход, характерный для целостного сознания (Л-ориентированный разум, помноженный на П-ориентированную духовность), может быть вполне эффективным. Как я уже писал в главе 3, больше половины медицинских факультетов предлагают курсы по связям между медициной и духовностью. Согласно данным «Ньюсвик», «семьдесят два процента американцев утверждают, что были бы рады поговорить о вере со своим врачом»[224]. Это побуждает некоторых врачей записывать «духовную историю» пациентов – спрашивать, находят ли они утешения в религии, состоят ли в какой-то религиозной общине, видят ли в своей жизни высокий смысл. Конечно, это весьма деликатная тема. Однако, доктор Гарольд Кёниг из университета Дьюка в интервью «Релижн Ньюс Сёрвис» сказал: «Мы оказались там же, где были двадцать лет назад, когда докторов просили фиксировать сексуальную историю пациентов». По оценкам Кёнига, регистрацией духовной истории пациентов в той или иной форме занимается от пяти до десяти процентов терапевтов Америки[225]. Как и в случае с нарративной медициной, союз здравоохранения и духовности – это частный аспект более общей тенденции: относиться к каждому пациенту как к целостной личности, а не как к сосуду, в котором живет конкретная болезнь.

Кроме того, к духовности стали серьезнее относиться на предприятиях и организациях. Раз уж в Концептуальном веке доминируют «постматериалистские ценности» и «нематериальные запросы», то закономерно, чтобы этот феномен проявлялся там, где мы проводим бóльшую часть своего времени, – на рабочем месте.

Пять лет назад Иан Митрофф, профессор Школы бизнеса Маршалла Южнокалифорнийского университета, и Элизабет Дентон, бизнес-консультант, опубликовали отчет под названием «Духовный аудит корпоративной Америки». Они опросили около сотни менеджеров о духовности на рабочих местах и пришли к довольно неожиданным заключениям. Большинство опрошенных понимало «духовность» примерно одинаково: не принадлежность к определенному вероисповеданию, а «общее стремление найти смысл и предназначение своей жизни». Но опрошенные были настолько обеспокоены тем, как бы способы выражения духовности на рабочем месте не обидели их коллег (представителей самых разных конфессий), что очистили свой лексикон от всего, что касается этой тематики. При этом, как выяснили Митрофф и Дентон, сотрудники фирм хотели бы обозначить на своих рабочих местах свои духовные ценности (и тем самым показать, что они присутствуют там «целиком», а не как часть социального маскарада), но стесняются это делать. Когда читаешь их отчет, можешь чуть ли не физически представить себе эту реку духовного поиска, готовую затопить коридоры офисов. В этом-то все и дело: если бы компании давали этим духовным исканиям возможность реализоваться, их дела, скорей всего, пошли бы намного лучше. Ведь одновременно Митрофф и Дентон выяснили, что компании, которые признают духовные ценности и ставят их в один ряд с задачами предприятия, добиваются бóльших успехов, чем остальные. Иными словами, духовность, получившая пропуск в офисное здание, не будет отвлекать сотрудников от их прямых обязанностей. Скорее наоборот – поможет их выполнять.

Если это осознают в сколько-то значимом числе компаний, мы, скорей всего, станем свидетелями усиления духовного начала в бизнесе: сотрудник той или иной структуры будет требовать от нее не только денег, но еще и духовного смысла. Согласно одному недавнему опросу, более трех из пяти взрослых американцев уверены, что ощущение духовного смысла в работе улучшило бы их пребывание на рабочем месте. Семьдесят процентов респондентов, отвечавших на вопросы в рамках ежегодного исследования менеджмента, проводимого британским аналитическим центром Роффи Парка, сказали, что им бы хотелось, чтобы в их работе было больше высокого, духовного смысла. А за последние несколько лет возникли группы типа «Ассоциации Духа на работе» и ежегодная международная конференция «Дух в бизнесе».

Кроме того, развивается бизнес, обслуживающий духовную сферу,  – коммерческие предприятия, помогающие ищущей высшего смысла части населения удовлетворять свои потребности в трансцендентном. Вспомним свечное производство, о котором шла речь в главе 2. Заодно вспомним о расцветших пышным цветом студиях йоги, евангелических книжных магазинах и «зеленых» продуктах, начиная от «Тойоты Приус» и заканчивая косметикой «Боди шоп». Рич Карлгаард, проницательный издатель «Форбса», утверждает, что это показатель нового этапа в развитии бизнеса. Сначала, в 1990-х, произошла революция качества. Потом совершилось то, что Карлгаард называет «революцией дешевизны», – резко снизились цены на товары и люди во всем мире приобрели мобильные телефоны и получили доступ в Интернет. «Что дальше? – спрашивает он. – Смысл. Предназначение. Более глубокое переживание жизни. Называйте это каким угодно словом или выражением, но знайте, что потребитель все больше и больше заинтересован в этих качествах. Помните Абрахама Маслоу[226] и Виктора Франкла. Стройте на этом свой бизнес»[227].