Я начала спрашивать об Иуде. Если не было предначертано, чтобы тебя распяли, то, значит, у него был выбор? И что было предначертано?

 

Нет предначертаний Бога. Вы сами выбираете свои предначертания. Зачем Отцу моё распятие, зачем ему жертвы? Или вы думаете, что Он так же кровожаден, как многие из вас? Или думаете вы, что Он столь беспомощен, что не найдёт путей быть услышанным? Или что Он за все эти долгие годы так и не смог достучаться до вас? Но Он хочет, чтобы вы сами пришли к Нему. Чтобы не подгоняемы были вашими пастырями, как овцы на заклание, а почувствовали Его любовь и Его зов. И поняли, что терпелив Он и ждёт вас вечность. И ждать будет столько, сколько понадобится, чтобы вы сами решили вернуться к Нему. Ибо нет разлук и расстояний, и Он в каждом из вас.

Дух Божий в каждом. Я принял ваше предначертание, и Отец не вмешивался. И не послал на вас кару, когда меня распяли, а лишь содрогнулся. Но об Иуде – это долгий разговор, ибо столько проклятий он принял, и в том есть моя вина. Ибо свершалось всё быстро, и не думал я тогда о нём, а думал обо всех вас. И история та была печальна. Сейчас я с ним, ибо люблю его нежно и никогда не покидал его. Ибо его подвиг так велик, но не ведаете вы.

 

Подвиг? Он же предал тебя!

 

Разве стал бы тот, кто не любил меня и стремился только к злату, заканчивать свою жизнь, да так скоро? И если, как вы считаете, он боялся гнева людского, то чьего гнева? Ведь только ученики мои и близкие люди тогда верили в меня. А толпы смеялись, видя меня распятого. Кого же он боялся так сильно, что повесился?

Он был доверчив, как дитя. И любил меня. И почитал, как учителя. И многие ночи мы с ним говорили об Отце и его мирах. И многое открыл я ему, ибо он умел слушать и был подобен любознательному ребёнку, верящему в чудесные сказки.

Вы рисуете его негодяем, позарившимся на 30 серебряников. Или делаете из него идейного моего противника. А он был моим любимым учеником. И много знаний я ему передал. И надеялся, что он будет дальше их передавать. Ибо он один из немногих из учеников, кто верил до конца. Я делился с ним многими своими сомнениями. Ибо с кем я мог поделиться? С матерью, с Магдалиной, с Иоанном? Но мать не хотел пугать я, хотя ведомо ей было многое.

И когда Иуда узнал, что хотят убить меня, вспомнил он мои рассказы о том, что тот путь я тоже вижу, и он возможен. И когда на тайной вечере я сказал ему: «Иди и делай то, что должен», – я не говорил ему: иди и предай меня. И когда я говорил, что ещё до того, как придёт утро, и запоёт петух, один из вас предаст меня, то это обращалось ко всем. Потому что почти у каждого из учеников моих я видел страх и борьбу внутри между тьмой и светом. Страхи за свою жизнь. И Пётр, который отрёкся от меня, потом тоже мог повторить путь Иуды, но справился тогда с собой, но всё же отрёкся. Но он покаялся и вернулся в сердце своё и сердце моё.

Каждый делал выбор тогда, ибо я понимал, что, когда оставлю их, труден будет их путь и трудна будет их миссия. Ибо со мной и вместе они сильны, но в одиночестве нести крест тяжелее. И не было их на пути крестовом моём к Голгофе. И шли они недалеко, но прятались, ибо боялись за свою жизнь. И каждый из них тысячи раз предавал меня в своём сердце, но опять возвращался ко мне. И каждый боролся со своими страхами, в разной степени, конечно. Иоанн хотел восстать, но я запретил ему. Иоанн многое знал. И не сужу я никого из них, ибо тяжёл крестный путь для человека, и я ощутил это.

А Иуда был другой. Тогда он побежал не предавать меня, а помочь хотел. Он решил тогда, что прошу я предать меня и закончить той развязкой, которую ожидал и видел. И помочь он хотел, понимая, что роль его могла быть истолкована безобразно. Но, как ребёнок, верил он в меня. И решил, что примет на себя роль неблаговидную, чтобы помочь мне, чтобы истину через меня осветить, чтобы потрясти умы людей.

И плакал он в ту ночь, когда ушёл от меня с вечери, ибо боялся пути такого, но решил, что должен пройти его до конца. И понимал, что ждут меня мучения, но верил, что так предначертано. Ибо рассказал я ему, что вижу тот путь и ступаю по нему, и знаю, что один из учеников моих предаст меня. И спрашивал он у других, но им я не рассказывал такого. Только Иоанну. Но он молчал, понимая, что это тоже испытание Веры.

И решил Иуда, что только ему доверил я это, и решил, что его я избрал на пути своём крестовом, что вкладываю ему миссию предать меня, чтобы услышали меня. И усердно пошёл выполнять эту роль. И поцелуй его был искренен. Разве не мог он просто показать на меня? Но поцеловал меня, потому что любил и сказать хотел этим, что понимает о своей избранности, но не хочет сказать другим, ибо это тайна наша с ним.

Но выбирал ли я его для этого? Знал я, что один из них предаст меня. Но не хотел думать так ни о ком. И фразу: «Иди и сделай то, что должен», – не ему говорил, а всем. Но он услышал и принял её. И до утра в Гефсиманском саду я ещё надеялся, что не предаст он. Не потому, что боялся смерти. Не потому, что не принимал путь, выбранный вами. А потому, что понимал, что путь Иуды будет тяжелее всех, если выберет он то, что выбрал.

Да и не верил он в то, что меня распнут. Надеялся всё же, что услышат. И что казнь станет трибуной. И что смогу я не только им, а многим сказать об Отце. И ждал он этого. Но не делал я этого, когда шёл по пути крестному своему. Ибо не слышали вы. И решил я пройти до конца путь свой, ибо устал тогда от всех этих проклятий, и сердце моё было печально. И печалилось оно не от близкой кончины, а от того, что не слышите вы зов Отца, отвергаете его Любовь, закрываетесь от его Света.

И до последнего ждал он и не верил, что распнут. А когда увидел, что распинают меня, то побежал к Каиафе просить за меня, но не слушали его, а сказали – возьми обратно свои кровавые деньги. И тогда понял он, что свершилось. И звал меня, но я не мог услышать его тогда. Но услышал после. И понимал я мучения его души. И знал, сколько проклятий падёт на него за его деяние, но уже ничего нельзя было изменить. В этом была и моя вина, в его выборе. Ибо не был он врагом моим, но учеником любимым, и не смог я тогда сказать так, чтобы он понял. Не мог я влиять на его выбор, ибо принял выбор любого и шёл туда, куда меня влекли.

И после того, как меня распяли, как горевал он обо мне и понимал, что ничего не вернуть вспять! Ибо свершилось. И тогда закончил он свою жизнь. И много причин было в этом деянии, но не только раскаяние грешника, которое ему так приписывают, ибо согрешил он не более многих, а желание соединиться со мной вновь, ибо рассказывал я ему о мирах поднебесья и о том, что ждёт там Отец наш каждого с любовью.

Но страхи его помешали нам соединиться. Да и я поднялся в миры, которых ещё не мог он достигнуть. И начался его крестный путь. Ибо проклинали его всё более и более тысячелетия. И всё это принимал он и потому должен был очиститься, прежде чем мы соединимся. Вот почему рассказывают вам, что пребывает он в адовых мирах, искупая свой грех. А он принял на себя и ваш грех, когда проклинали вы его. И очищение это достойно величия, которого он достиг. И скоро воссоединится он со мной.

Ибо неужели вы думаете, что не простил я ему? Или хочу, чтобы он в аду был? Я спускался в ад и осветил его Светом Отца, и дал всем, кто того хотел, подняться. И я не смогу очистить его и поднять? Или я считаю его самым большим грешником, как считаете вы, поскольку он предал меня? И такова самость моя? Или считаете вы, что предал он Бога во мне? Но разве многие из вас не предали Бога во мне и после моего пришествия? Разве не предавал его каждый из вас, хотя бы единожды, в своём сердце? Но зачем вы считаете Иуду самым большим грешником? Разве деяния многих из вас менее грешны?

И я всё время был с ним, продирался к нему сквозь миры забвения, чтобы помочь ему в очищении от ваших проклятий, ибо постоянно сыпались они на него, и сейчас ещё сыплются. Какова должна быть сила Духа его, чтобы в том сонме проклятий всё же подниматься в миры верхние?

Но узрят его верхние миры скоро, и будет он рядом со мной. Как рядом со мной Мария, мать моя, и Магдалина, и Иоанн, и Пётр, и все мои ученики.

 

ВЫБОР ПИЛАТА

 

Расскажи мне о Пилате. Неужели его роль не была предопределена?

 

 Нет ничего предопределённого в мире. Вы всё время выбираете свои пути. И выбор иногда не очень прост, когда не слышишь Отца нашего. Когда вокруг темень и путь впереди не обозрим. И есть Зов Души, но он исходит изнутри. А снаружи столько оглушительных звуков и событий, смущающих душу. Представь себе шёпот и фейерверк. Как среди грохота фейерверка услышать шёпот Души? Потому что душа никогда не кричит. Она не нуждается в этом. Душа – словно путеводная звезда. Даже если небосклон закрыт тучами, она есть, она никуда не пропадает. Но рассмотреть её иногда бывает трудно.

Пока я не спустился на Землю, я не понимал, насколько плотна завеса забвения. Хотя и отец, и мать земные рассказывали мне о ней и, хотя ангелы приходили ко мне, я тоже иногда не мог проникнуть сквозь эту завесу внешних фейерверков, сквозь иллюзию разделённости с Отцом. Когда мы все были с Отцом, мы тоже не видели Его. Но Он всегда был рядом. Мы чувствовали это в каждом своём проявлении, как любой из вас чувствует лучи солнца. Но там, на Земле, Его голос слышался только внутри. И я тоже терял Его и находил заново. И понял я тогда, как бренна плоть и как велика иллюзия, созданная вами.

Пилат… Конечно он пришёл вместе со мной. И там, наверху у Отца, мы знали, каковы наши роли. Он пришёл, чтобы помочь мне. Много таких душ пришло тогда на Землю вместе со мной. Многих из них вы и не знаете. Им не пришлось сыграть свои роли. Потому что всё пошло не так, как нам представлялось. Мы надеялись все вместе пробудить в вас Божественный Дух Отца, научить вас слышать его Зов, слышать голоса вселенной. Вы были подобны детям. Иногда жестокими, но иногда таким трогательными! Вы верили в чудеса, не понимая, что вы и есть главное чудо Отца, Его уникальные дети, которые могут создавать такие миры и такие иллюзии.

Но вы так заигрались в ваши игры, что не могли остановиться. И все мы, души вас любящие, решили помочь вам проснуться. Рассказать вам, что мир не так ограничен, как вы его видите. Что рядом с вами и внутри вас есть огромные миры, прекрасные и удивительные. И много открытий радости и познания ждёт вас там. А мир, в котором вы запутались, в котором погрязли, есть просто иллюзия. Картинка, увиденная вами когда-то, игрушка, с которой вы никак не можете расстаться.

И было много таких, как Пилат. Потому что никто из нас не планировал, что меня распнут, что вы будете столь жестоки к посланнику Отца. Знаешь, я до последнего верил, что Отец защитит меня. Но теперь я понимаю, что Он не мог. Чем в Его глазах я лучше, чем другие Его дети? Для Него все равны и все одинаково любимы. И Он не вмешивается в игры детей. И предупреждал Он меня, что путь мой не обязательно будет усыпан розами. Но не послушал я Его. Ибо любовь моя к вам и сострадание были превыше всего.

Мы представляли, как наш приход разбудит вас, и вы услышите Истину Отца. И начнёте открывать для себя новый прекрасный мир. И весть об этом разлетится по всему вашему миру. Ибо многие из нас были явлены по всему миру, чтобы подхватить эту весть. И во всех странах и материках был один из нас, кто должен был нести весть Отца далее. Но всё получилось не так, как мы планировали.

Когда я понял, что должен принять ваш выбор, чтобы не плодить противостояние, то уже ясно было, что всё пойдет не так. И выбор Пилата был труден. Ох, как труден! Ведь он пришёл, чтобы поддержать меня. И жена его была с ним и помогала ему. И сначала его миссия виделась как триумфальное соединение власти земной и власти духовной. Когда представитель Кесаря принимает представителя Духа. Нам казалось, что Слово Божие так сильно, что начнёт преображать ваш мир и пробудит самых диких и спящих. Но крепок был ваш сон. Если и я иногда терял связь с Отцом, то так же и другие.

И выбор Пилата был в том, что пришлось ему согласиться с моим выбором. Мы многое обсуждали, когда остались наедине, когда меня привели к нему. Уже тогда я видел будущие вероятностные пути. И знал, что должен принять чашу сию и испить её до дна. Но Пилат не был согласен. Он хотел продолжать. Но действия его могли привести к бедствиям ещё большим. Ибо понял я, что если он примет меня как посланник Кесаря, то кесарь пошлёт войска на Иерусалим, и будет война жестокая. Много людей погибнет в этой войне. И уговорил я его принять мой выбор. И просил его дать возможность самим людям выбрать свой путь, как и было это им дано нашим Отцом.

И понимал он, что они могут сказать: «Распни его!» И жалел он меня. И печалился от того, что не смогли мы планы свои реализовать, что всё пошло не так, как мы планировали. Но я не видел другого выхода. До последнего всё же он ждал, что толпа выберет меня, а не разбойника. Но разве я чем-то лучше в глазах Отца моего, чем другой Его сын? И толпа выбрала не меня. И кричала: «Распни»! И столько злости было в этих криках, что содрогнулся я, но не мог судить. Ибо не слышали они, как больные дети. И Пилат был изумлён. И даже пытался спасти меня. Но всё уже было решено. И тогда в отчаянии Пилат прокричал: «Я умываю руки»! Ибо понимал, что карма сия падёт на людей, распявших меня, проливших кровь мою. И омыл он руки, чтобы показать, что он не причастен к такому исходу. Что он не выбирал, а подчинился выбору других, как просил я его.

Пилат надеялся, что на кресте я вознесусь и избавлюсь от страданий. И приказал никого не подпускать к кресту, кроме родственников моих и учеников. И так было сильно буйство фейерверка страстей в те минуты, что мы не слышали голос Отца. Не слышали мы его, думали, что Он нас покинул. Но на самом деле Он просто ждал, потому что не мог вмешиваться. Потому что не послушались мы Его. А Он, как мудрый Отец, принял выбор наш и позволил нам пройти свои уроки. Но ждал нашего возвращения и по-прежнему любил нас. О, какой хороший урок мы все прошли! Урок принятия. И урок понимания того, что всему своё время. Что нельзя навязать свой выбор другим. Можно лишь ждать терпеливо, как ждёт Отец, что дети Его проснутся для новой жизни, для радости и Света.

Пилату было сложнее, чем мне. Ибо я вознёсся и встретился с Отцом. А ему ещё предстояло остаться на Земле и нести свой крест воспоминаний. И всё время возвращаться к той истории. И понимать, что ничего нельзя изменить. И каждый раз решать заново, правильно ли он поступил, что разрешил распять меня. Жизнь эта стала для него адом. И ушёл он с поста посланника Кесаря. И стал жить в отстранении от мира, всё время вспоминая историю ту. Жена его была рядом с ним. И так до тех пор, пока не взмолился он и не попросил Отца забрать его к себе, вернуться в Дом Отчий. И там встретились мы, наконец.

Вместе видели мы, как имя моё используется для того, чтобы пойти с войной на брата своего, как извращены слова мои, которые используются не всегда на благие цели. Но видели мы и то, что Огонь Отца всё же затеплился в ваших сердцах, и сквозь молитвы слышите вы Его в себе, но очень тихо. И радовались мы, как дети, что всё же смогли пробудить часть из вас. Но какой ценой! Нет, не ценой моего распятия (ибо – что это за цена! Я бы согласился и на бóльшую жертву), но ценой страдания векового и кармы народа еврейского. И страдания каждого переживал я сам, как и попросил Отца своего. И тот, кто звался у вас Пилатом, был со мной. Он и сейчас со мной. Ибо все мы есть одно. Все мы дети Отца.