Александр Лоуэн    ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ ТЕЛА

 

273

 

«критике», от которой сама страдала в детстве, когда мать кричала ей именно это.

Работа с проблемой Салли, которая была связана с экспрессией злости, заняла значительное время. После того, как она научилась выражать злость во время терапевтичес­ких сессий, ей пришлось столкнуться с тем, чтобы позво­лить себе выражать ее в реальных ситуациях. Это было гораздо труднее. Если у нее не получалось сделать это, она расценивала это как неудачу. Однажды она рассказала мне о следующем инциденте:

«Со мной что-то случилось во время лекции. Пре­подаватель сделал мне какое-то замечание, вроде: «Сядьте на место». Я ужасно разозлилась. Я подумала: «Какое на­хальство!». Я чувствовала, что мне стало жарко от злости, как будто внутри меня зажглось пламя, но я не дала ему вырваться наружу. Я чувствовала, что все тело закаменело и мышцы напряглись. Потом я оцепенела. После этого слу­чая все мои невротические тревоги вернулись, а вся лег­кость ушла.

Злость плескалась во мне, как рыба, которая не может вырваться. Потом она замерзла, как глыба льда. Я зашла в тупик из-за своей рациональности. Почему кто-то всегда должен сказать мне, что я чувствую? Почему я не могу почувствовать, что делается у меня внутри?»

После этого случая терапия быстро прогрессирова­ла на протяжении нескольких последующих недель. Салли продолжала продвигаться, ее личная жизнь проходила бо­лее гладко. Каждую сессию мы повторяли все позы и уп­ражнения, она регулярно использовала теннисную ракетку. Пациентка могла теперь выразить злость, направленную к матери. Она била по кушетке зло и сильно, выкрикивая матери: «Придурок! Идиотка! Придурок!» Ее дыхание ста­ло заметно глубже. «Вы знаете, — сказала она мне, — я уже не так холодна. Раньше я всегда укрывалась зимой пухо­вым одеялом, а теперь мне нужен только тонкий плед. Руки тоже стали теплее, а вот ноги все еще не в порядке».

Терапия всегда проходит пики и падения. Вслед за высвобождением своей агрессии, Салли почувствовала ис-

 

тощение, которое очень испугало ее. Она не знала, как быть дальше, ее ужасала мысль о том, что она не сможет продолжать в том же духе. Она чувствовала, что может сойти с ума от горя.

Это было тело, которое хранило ее. Ему нужен был сон, чтобы отвести угрозу от сознания. Во сне она получи­ла ответ на свою тревогу. Когда у нее не оставалось сил продолжать работу, сон обновлял ее.

Все шизоидные пациенты на пути к выздоровле­нию проходят фазу изнуренности или истощенности. Пос­ле многих лет зажатости они переживают оживление, ко­торое вызывает усталость и утомление, прежде блокиро­ванное от восприятия. Чувство изнеможения позволяет придти в более полный контакт с телом. Я расцениваю это как сигнал о том, что тело способно утвердить свои потребности, противопоставив их невротичному эго. Если пациент испытывает измождение, он прекращает всякую компульсивную активность и благодаря этому, его ощуще­ние безнадежности слабеет. Измождение может продолжать­ся несколько недель или даже месяцев. Благодаря ему, че­ловек усваивает, что вполне может выжить без компульсив-ных действий.

Акцент на использовании теннисной ракетки, что­бы выразить злость, вовсе не означает, что другие формы ее выражения не имеют значения. Подход должен быть тотальным, и физическая терапия должна охватывать все тело. Вот еще один случай, который иллюстрирует приме­нение другой процедуры.

Через некоторое время после возвращения из Ев­ропы, Салли заметила: «Последние два месяца мне снятся сны, в которых у меня рассыпаются зубы, когда я пыта­юсь что-то укусить». Такое сновидение можно было бы интерпретировать как боязнь кусаться, буквально и фигу­рально. Неспособность Салли «хорошо укусить что-ни­будь» или «впиться зубами» в жизнь точно описывает ее затруднение. Но сон имел и буквальное значение. Ее че­люсти были так стиснуты, что она не могла полностью открыть рот. Движения нижней челюсти вперед и назад

 

274

 

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ ТЕЛА

 

275

 

были заметно ограничены. Чтобы «встретиться» с этой ситуацией, Салли выполняла упражнения, которые состо­яли в том, что она выдвигала челюсть вперед, показывая зубы и делала попытку зарычать или огрызнуться. Это удавалось ей с трудом, она делала этот жест без всякого чувства. Со временем, однако, она стала получать удоволь­ствие от этого действия и смогла рычать и огрызаться, издавая при этом реальные звуки. Чтобы помочь ей по­чувствовать зубы и принять их, я предложил ей вцепить­ся зубами в полотенце. Пациентка, лежа на кушетке, сде­лала это, а я, взявшись за другой конец полотенца, ото­рвал ее голову и торс от поверхности, несмотря на то, что она откидывалась назад. Ее вес, таким образом, при­шелся на нижнюю часть ног и зубы, которыми она дер­жалась за полотенце. В первый раз она почувствовала испуг, но удерживала это положение больше минуты. Опыт позволил ей почувствовать, что ее зубы живы, а также ощутить их силу и силу нижней челюсти.

Поскольку я так подробно остановился на этой истории болезни, мне бы хотелось подчеркнуть, что чув­ства, которые пациент выражает в процессе терапии, от­носительны. Из-за контраста, который они представляют по сравнению с полным отсутствием чувств, относитель­ное телесное удовольствие переживается как блаженство. Но то, что первое время кажется очень сильным, посте­пенно перестает удовлетворять, по мере того как пациент прогрессирует и его требования к жизни возрастают. Для мужчины, только что закончившего институт, свобода — это все. Вскоре, однако, он пожелает большего: собствен­ный дом, кого-то, кто разделил бы с ним постель, образ жизни и его дела и т.д. Успехи Салли следует рассматри­вать с учетом этого замечания. Терапия инициировала. дальнейший процесс развития.

Чтобы возвратить себе тело, надо, чтобы боль уступила место удовольствию, а отчаяние сменили пози­тивные чувства. Однако для шизоида путь к удовольствию лежит через боль, чтобы придти к радости, ему надо пройти сквозь отчаяние или испытать все это попере-

 

менно, одним словом, путь в рай лежит через ад. Шизо­ид, который живет в неопределенности, пустоте, бессмыс­ленности, может осуществить эту одиссею, потому что она сулит надежду. В отрыве от тела жизнь становится иллюзией. В теле она встречается с болью, печалью, тре­вожностью и ужасом, но это, по крайней мере, реаль­ные чувства, которые можно пережить и выразить. Спо­собность чувствовать боль говорит о наличии способнос­ти чувствовать удовольствие. Устать — значить обрести способность ощутить момент отдыха. Каждое телесное чувство предполагает наличие противоположного. Быть бесчувственным — значит существовать в вакууме, холо­де и безжизненности. Никто не знает этого лучше, чем шизоид, но он потерял путь назад к собственному телу. Если он отыщет его, то обретет свое брошенное, остав­ленное тело со всем пылом покинутого ребенка, кото­рый обрел свою любящую мать.

ОБРЕТЕНИЕ ОТОЖДЕСТВЛЕННОСТИ

 

277

 

"ОБРЕТЕНИЕ ОТОЖДЕСТВЛЕННОСТИ

Человек рождается без чувства отождествленности. Он развивает свою отождествленность по мере того, как раз­вивается и созревает его эго. Проблема большинства паци­ентов, однако, состоит не в том, чтобы восстановить утра­ченную отождествленность, поскольку реального отождеств­ления они никогда не имели, а в том, чтобы обрести ощуще­ние отождествленности, развив стабильное и хорошо функ­ционирующее эго.

Чувство отождествленности основано на сознава-нии желания, понимании потребности и восприятии те­лесных ощущений. Когда пациент говорит: «Я не знаю, кто я», — он, фактически, сообщает следующее: «Я не знаю, что я чувствую, чего я хочу и в чем нуждаюсь». Он знает, что ему требуется помощь, но этим и ограничено его самосознавание (self-awereness), в то время как отож­дествление остается неясным и туманным. Он не сознает, что злится или грустит, что его тело сковано мышечными напряжениями и что он не может любить и чувствовать удовольствие. Несмотря на то, что на каком-то глубоком уровне сознания он может понимать эти факты, он все же неспособен сделать их личностным переживанием.

«Зачатие» чувства отождествленности происходит с первым криком новорожденного. Этим криком младе­нец утверждает свое первое чувство, свое первое желание и потребность. Это — чувство дискомфорта. Младенец нуждается в тесном контакте с телом матери и стремится к нему. Если сразу после рождения приложить его к груди и накормить, то плач стихнет, и это сообщит о том, что дискомфорта больше нет и потребность удовлетворена. Крик или плач младенца — это утверждение его существо-

 

вания и отождествление как чувствующего существа. Сам ребенок, конечно, еще не сознает этого, поскольку его восприятие, сознавание и понимание пока не развито. По мере того, как он подрастает, эти функции активизируют­ся. Постепенно телесные ощущения становятся более ин­тенсивными, потребности и желания более разнообразны­ми, сознание более острым, а выражение чувств более определенным. Ребенок, таким образом, развивает чувство отождествленности.

Эго развивается через восприятие и интегрирова­ние телесных ощущений, с одной стороны, и выражение чувств — с другой. Если ребенок сдерживает экспрессию чувства или стыдится телесных ощущений, его эго не ста­нет зрелым. Если его удерживают от оценки себя самого, от изучения собственной силы, от открытия собственной слабости, его эго будет иметь шаткую точку опоры в ре­альности, а его отождествленность останется туманной и смутной. Если же ребенка еще и «обрабатывают» тем, что он «должен» и «не должен», и подгоняют под родительс­кое представление о том, каким он должен быть, его эго станет увертливым, а отождествленность — запутанной. Такой ребенок будет развращать собственное тело и ма­нипулировать окружающими, чтобы обеспечить соответ­ствие этому образу. Он будет адаптировать роль, основан­ную на этом представлении и приравнивать свою отожде­ствленность к этой роли.

Основанное на роли отождествление дезинтегри­руется, когда стрессовые ситуации реальной жизни разби­вают эту роль. Исполняющий роль человек, играет спек­такль, и чтобы получить от этого хоть какое-то удовлет­ворение, ему необходима принимающая аудитория. Изна­чально такой аудиторией были мать и отец, которые при­нимали непосредственное участие в создании роли и одоб­ряли спектакль. Во взрослой жизни играющий роль чело­век ищет кого-то, на кого можно спроецировать образ и кто откликнется на его роль. Но когда аудитория состоит из одного партнера, она теряет способность возбуждать дальнейшее разыгрывание спектакля, поскольку постоян-

278