Краткая биография Александра Бека

БЕК Александр Альфредович (1902/март 1972), русский писатель. Повесть о героической защите Москвы в 1941 «Волоколамское шоссе» (1943-44), роман «Жизнь Бережкова» (1956). Роман «Новое назначение» (опубликован в 1986) о нравственных проблемах, порождавшихся командно-административной системой управления в 1930-50-х гг. Роман «На другой день» (не окончен, опубликован в 1989) об истоках феномена сталинщины.

Бек в тринадцать лет убежал из дома от мачехи и сурового отца, который его бил. Жил по знакомым, кое-как кончил реальное училище. В шестнадцать лет ушел воевать и больше никогда не возвращался под отчий кров. Он знал о своей семье до смешного мало и совсем не интересовался генеалогией Беков. Когда началась Отечественная война, Бек считал что ему надлежит быть особенно храбрым, храбрее других, поскольку в его жилах течет немецкая кровь, хотя и основательно разбавленная (женились Беки на русских).

Отвоевав, Бек тогда учился в Коммунистическом университете имени Свердлова, или, попросту говоря, Свердловке (первой в СССР высшей партшколе), вместе с будущими наркомами и будущими секретарями обкомов, а пока что – веселыми голодранцами, недавно разгромившими противника и настроенными самым оптимистическим образом. Бек, похоже, пользовался среди них популярностью, отпускал шуточки, которые потом повторяли, был редактором газеты. Грызя гранит науки, как тогда выражались, все эти молодые здоровые парни жили впроголодь, постоянно думали и говорили о еде.

Затесался среди слушателей Свердловки некий фанатик-изобретатель, который все время слал правительству письма по поводу своих гениальных открытий и изобретений. С изобретениями обещали помочь, когда наладиться промышленность, а пока что стали выдавать ему какой-то усиленный паек, чтобы талант не затих. А так как он был человек непрактичный, занятый своими фантазиями, то продукты у него накапливались, залеживались.

Бек и еще двое слушателей – Коля и Агасик – убеждали изобретателя, что его письма «наверх» не имеют успеха, потому что у него скверный корявый почерк и вся документация плохо оформлена. Трое друга обманули изобретателя, сказав, что обо всем договорились, чтобы рабочие сделали хорошие и понятные чертежи и схемы, но в то же время сказав, что им – рабочим нужны не деньги, а продукты. Поэтому у него выманили мешочки муки, бутылки растительного масла, напекли оладий, и сами наелись и накормили всю братву. В итоге про это происшествие многие узнали, изобретатель смертельно обиделся, тоже жаловался. Дело получило широкую огласку. Посчитали вымогательством, кражей, всех троих исключили из партии и из Свердловки.

Трем исключенным было по девятнадцать – двадцать лет. Коля руководил до Свердловки комсомольской работой в Туле, армянин Агасик успел не только повоевать, но и вести подпольную работу, отсидел в тюрьме. Инициатором преступного деяния был Бек, он этого и не скрывал. Во-первых, воображение по части всяких плутовских поделок у него было очень развито, фантазия работала отлично. Во-вторых, бог не обидел его аппетитом, он, большой, телесный, земной, всегда больше других хотел есть, хуже переносил голод.

Бек убежал из Москвы, куда глаза глядят. Раз и навсегда решил, что никакого возврата к прошлой жизни нет и быть не может. Не имея ни копейки денег, садился в товарные вагоны, ехал то в одном направлении, то в другом, метался по стране. Оказался, в конце концов, на северо-западе, плутал в лесах, сам не заметил, как перешел границу. Убедился, что его занесло в Эстонию, тогда самостоятельное буржуазное государство, пришел в отчаяние. Обратно в Советский Союз, во что бы то ни стало обратно! Граница плохо охранялась, он сумел (со всякими приключениями) перебраться на советскую территорию, чуть не умер от голода в приграничных лесах. Подобрали его в двух тифах, сыпном и брюшном, положили в больницу, несколько недель лежал в беспамятстве. Потом его арестовали для выяснения всех обстоятельств, но, впрочем, арест был недолгим, скоро отпустили.

Вся прошлая жизнь была как перечеркнута. Вернулся в Москву, нанялся грузчиком на кожевенный завод имени Землячки. Куда еще деваться, исключенному из партии? Московской площади Бек не имел, жить было негде, ночевал на фабрике, скитался по знакомым, немытый, неухоженный, обычно полуголодный.

Грузчика Бека тянуло на стезю рабкора, в «Правде» начали появляться его короткие заметки, подписанные псевдонимом «Ра-бе» (что означало «рабочий Бек» или «рабкор Бек»). При «Правде» для рабочих был создан кружок литературно – театральной критики. Бек, завсегдатай кружка, принимал активное участие в жарких спорах. Скоро он станет профессиональным литературным критиком, создаст особую группировку (Бек, его первая жена, их приятель). Группировка будет вырабатывать свою собственную позицию, критиковать все и вся, даже РАПП, за недостаточную верность принципам пролетарского искусства. Позднее, в 50-х, 60-х, Бек любил говорить: «Мне два раза в жизни крупно повезло. Когда я женился на Наташе (вторая жена Н. В. Лойко). И когда меня исключили из партии. Свердловцы мои сокурсники, почти все стали партийными деятелями, и немалыми. А многие ли из них мирно скончались в своих постелях?»

На пороге семидесятилетия Бека вспоминают крупного, тяжеловесного, с взлохмаченными густыми волосами и остро проблескивающими маленькими медвежьими глазками, с хитрющей усмешкой. Да и все ухватки были медвежьи, походка – тоже. Хорошенько надо потрудиться, чтоб свалить с ног этакого богатыря, кряжистого. Крепко сколоченного. Что ж, эпоха потрудилась, постаралась.

Неповторимый и неукротимый

Бывшие фронтовики при встрече приветствовали Бека: «Здорово, бравый солдат Бейк!» Так его называли на фронте за то, что он даже в самые страшные дни отступления не терял своеобразного жизнерадостного «швейковского юмора».

Бека еще называли на войне – Человек - Наоборот. Рассказывали: если армия отступала, а одна автомашина все-таки шла по какому-либо делу вперед, то корреспондент Бек уже был тут как тут, настойчиво просил, чтобы его взяли с собой.

Беку страшно нравится афоризм Домбровского: «У нас страна неограниченных возможностей».

Один из руководителей Союза писателей Марков – в период очередных неприятностей Бека (после какого-то задиристого выступления о свободе творчества на писательском собрании) – воскликнул с раздражением: «Недопустимый Бек!» Говорят, Казакевич его поправил: «Неповторимый Бек. Неукротимый Бек».