Глава XV. Как я одурачилбедного старого Джима

По нашим прикидкам, мы должны были за три ночи добраться до Кейро,который стоит на южной границе штата Иллинойс, там, где река Огайо впадает вМиссисипи, – туда-то мы и плыли. Там мы продали бы плот, сели на пароход иподнялись по Огайо к свободным штатам, где нам ничто бы уже не грозило.

Ну вот, во вторую ночь на реку стал опускаться туман, и мыповернули к намывному островку, чтобы привязать к чему-нибудь плот, потому чтов тумане не больно-то поплаваешь; но, когда я подошел к нему на челноке, держанаготове веревку, выяснилось, что привязаться там толком не к чему – на островетолько и было растительности, что совсем молоденькие деревца. Я все же обмоталверевку вокруг одного из них, стоявшего совсем близко к воде, однако течение втом месте было сильное и плот пронесло мимо до того быстро, что он выдралдеревце с корнем и был таков. А туман все густел, и мне вдруг стало страшно, датак, что я весь обмяк и с полминуты даже пошевелиться не мог, а плот темвременем скрылся из глаз – ярдов за двадцать ничего уже видно не было. Язаскочил в челнок, бросился к корме, схватил весло и стал грести что было мочи,а челнок ни с места. Это я его впопыхах отвязать забыл. Начал я отвязывать, норазволновался уже настолько, что руки у меня ходили ходуном и мало на чтогодились.

Отошел я, наконец, от берега, потный, запыхавшийся, иприпустился вдоль островка вдогон за плотом. Все было ничего, пока островок не закончился,в нем и длины-то оказалось от силы ярдов шестьдесят, а едва миновав егооконечность, я окунулся в сплошной белый туман, и представлений о том, кудаменя несет, сохранил ровно столько же, сколько их обычно бывает у покойника.

Ну я и думаю: грести никакого смысла нет, этак я и ахнуть неуспею, как врежусь в берег, или в другой такой же островок, или еще во что;буду сидеть спокойно, пусть меня течение несет, хотя в таком положении сидеть сложаруки дело очень не легкое. Покричал я немного, прислушался. И откуда-то снизудонесся до меня крик, – совсем слабенький, но у меня и от него на душеполегчало. Полетел я на него, а сам все прислушиваюсь. И когда крик раздалсяснова, я понял, что плыву вовсе и не на него, что слишком сильно взял вправо.Ну а в следующий раз выяснилось, что я влево лишку забрал, в общем, совсем я кнему не приближался, потому что плавал кругами, да метался из стороны всторону, а крик все время звучал впереди.

Ну что бы, думаю, Джиму, дураку этакому, не догадаться взятьсковородку да и бить в нее, не переставая, – нет, эта мысль ему в голову непришла, он покричит-покричит и умолкнет, и эти-то паузы меня с панталыку исбивали. Я все шел и шел вперед и вдруг слышу: крик сзади доносится. Тутуж я совсем запутался. Либо, думаю, это другой кто кричит, либо я развернулся ивверх плыву

Бросил я, значит, весло, сижу. Слышу, опять кричат, пока ещесзади, но уже в другом месте; крики все повторялись, все смещались, я всеотвечал на них, пока они опять спереди доноситься не стали, и я не понял, чтотечение развернуло челнок и теперь все будет в порядке, если, конечно, этоДжим, а не какой-нибудь плотогон надрывается. В тумане же голос не разберешь, внем все и выглядит, и звучит по-другому.

Крики продолжались, и примерно через минуту я увидел, чтоменя несет на крутой берег с дымчатыми призраками больших деревьев на нем, нотут течение бросило челнок влево и потащило среди каких-то коряг, вокругкоторых вода аж бурлила, такая здесь быстрина была.

А еще через секунду-другую я снова оказался в сплошнойбелизне. Сидел неподвижно и слушал, как у меня сердце колотится – думаю, наодин мой вдох-выдох ударов сто приходилось.

Я сдался. Потому как понял что к чему. Этот крутой берег былостровом, а Джима затащило на другую его сторону. И был он не намывнымостровом, мимо которого можно минут за десять проплыть, а настоящим, большим,лесистым, миль, может, в пять-шесть длиной и в полмили шириной.

Думаю, минут пятнадцать я просидел, не шевелясь, навостривуши. Течение тащило меня со скоростью четыре или пять миль в час, но это былосовсем не заметно. Нет, мне казалось, будто челнок неподвижно стоит на воде и,если мимо проскальзывала какая-нибудь коряга, я вовсе не думал, что это менятак быстро несет, а, затаив дыхание, говорил себе: надо ж! эк она разогналась.Если вы думаете, что человека, попавшего ночью в туман, не заедает уныние иодиночество, попробуйте сами в нем посидеть и посмотрите, что с вами будет.

Потом я около получаса покрикивал время от времени и,наконец, расслышал ответ, очень далекий, и попытался поплыть на него, да несмог, потому что попал, как я вскоре понял, в целый лабиринт намывныхостровков, они смутно выступали из тумана с обеих сторон от меня, иногда яразличал и узкую протоку, которая отделяла один от другого, а иногда ни одного островкане видел, но знал, что они где-то рядом, потому что слышал, как течение ворошитсвисающие с их берегов старые сохлые кусты и прибившийся к ним сор. Ну, средиэтих островков я скоро и внимание-то на далекие крики обращать перестал,погонялся было за ними немного и понял – это все равно что за блуждающимогоньком гоняться. Вот уж не думал, что звук может так шустро перескакивать сместа на место и доноситься всякий раз с другой стороны.

Раза четыре-пять я вынужден был, чтобы не врезаться вовнезапно выскочивший из воды островок, с силой отталкиваться веслом от его берега;и мне пришло в голову, что и плот, наверное, прибивает время от времени к такимостровкам, иначе его унесло бы совсем далеко, и я давно уж ничего бы не слышал– он ведь шел немного быстрее моего челнока.

Ну вот, в конце концов, течение снова вытащило меня наоткрытую воду, однако криков я никаких больше не слышал. И решил, что Джим, скореевсего, налетел на какой-нибудь топляк, тут ему и конец пришел. Я здорово устал,и потому лег на дно челнока и сказал себе, что с меня хватит. Засыпать мне,конечно, не хотелось, однако меня до того клонило в сон, что я решил все жеподремать, совсем недолго.

Но, видать, получилось не так уж и недолго, потому что,когда я проснулся, в небе ярко сияли звезды, от тумана и следа не осталось, ачелнок мой несло кормой вперед по большой излуке. Я не сразу сообразил, гденахожусь, подумал, что мне все это снится, а когда воспоминания стали возвращатьсяко мне, то оказались они какими-то смутными, точно все на прошлой неделе произошло.

Река в этом месте была страх какая широкая, оба ее берега заросливысоченным, густейшим лесом, казавшимся при свете звезд сплошной стеной. Явзглянул вниз по течению и различил на воде какую-то черную крапину. Поплыл кней, но когда, наконец, нагнал, она оказалась просто-напросто двумя связаннымибревнами от плота. Тут я увидел другую такую же и погнался за ней, потом третьюи вот уж эта была тем, что я искал. Нашим плотом.

Забрался я на него и сразу увидел Джима – он сидел и спал,свесив голову между колен и держа правую руку на рулевом весле. Второе весло былоразбито в щепу, плот покрывали листья, ветки, грязь. Похоже, досталось ему – вышеушей.

Я привязал челнок, улегся на плот под самым носом Джима,зевнул, потянулся, так что кулаком по Джиму заехал, и говорю:

– Привет, Джим, я что, заснул? Чего ж ты меня не растолкал?

– Милость божья, это ты, Гек? Не помер – не потонул – воротился?Глазам своим не верю, голубчик, просто глазам не верю. Дай мне посмотреть натебя, дитя, дай пощупать. Нет, точно не помер! Вернулся назад, живой-здоровый, всетот же старина Гек, хвала небесам!

– Да что с тобой, Джим? Ты виски напился?

– Напился? Я напился? Да когда мне пить-то было?

– Так чего ж ты такую околесицу несешь?

– Какую околесицу?

– Какую? Бормочешь, что я вернулся и прочее, будто яуходил куда.

– Гек… Гек Финн, посмотри мне в глаза, посмотри в глаза. Тыразве не уходил?

– Уходил? Господи-боже, о чем ты? Никуда я не уходил. Да икуда мне уходить-то было?

– Нет, постой, погоди, тут что-то не так. Это я – илиеще кто? Я в своем уме или как? Вот что я хочу знать.

– Ну, думаю, это ты, даже и не сомневаюсь нисколько, но,по-моему, у тебя, старого обормота, ум за разум зашел.

– Значит, я это я? Ладно, тогда ты мне вот чего скажи: разветы не уплывал в челноке, чтобы плот на островке привязать?

– Нет, не уплывал. И на каком еще островке? Я и островка-тоникакого не видел.

– Не видел? Послушай, Гек, разве плот не сорвался, и неуплыл по реке, а ты не остался сзади и не потерялся в тумане?

– В каком тумане?

– Да в тумане же! – в тумане, который тут всю ночь провисел.И разве ты не кричал, и я не кричал, и мы не заблудились среди островов – одинпотерялся, а другой все равно что потерялся, потому как не знал, где он есть? Иразве меня не било об эти чертовы острова, разве я не перепугался до смерти, даи вообще чуть не потоп? Разве не так все было, сэр? Ответьте.

– Ну это уж ты заговариваться начал, Джим. Не видел яникакого тумана, и островов тоже, все было тихо-мирно. Я целую ночь просиделвот на этом месте, с тобой разговаривал, а минут десять назад ты заснул и я,видать, тоже. Насосаться ты за это время никак не мог, стало быть, тебе все этоприснилось

– Да черт побери, как же мне столько всего за десять минутприсниться могло?

– Выходит, как-то приснилось, потому что ничего этого небыло.

– Слушай, Гек, я же все так ясно видел, как…

– Какая разница, ясно-неясно, не было же ничего. Уж я-тознаю, я все время здесь сидел.

Джим минут с пять промолчал, обдумывая все. А потом говорит:

– Ну тогда ладно, Гек, похоже, и вправду приснилось, но,черт меня задери, если я когда-нибудь видел такой яркий сон. Да и не уставал яни от одного так, как от этого.

– О, это, как раз, штука нередкая, бывает, что и во сне устанешь,как наяву. А этот сон тебя, похоже, совсем измотал. Расскажи-ка мне его поподробнее,Джим.

Джим принялся за дело, рассказал мне все, что с нимслучилось, от начала и до конца, но, конечно, с прикрасами. А потом сказал, чтонадо этот сон «тренпретировать», потому как он был послан нам в остережение.Сказал, что первый намывной островок обозначает хорошего человека, которыйзахочет сделать нам добро, а течение – другого человека, который оттащит нас отпервого. Крики – это предупреждения, которые мы время от времени получаем, иесли мы не будем стараться понять их, то они нас не только не спасут от беды,но как раз до нее и доведут. Множество островков – это неприятности, которые мыможем нажить, встречаясь со всякими забияками и вообще с дурными людьми, но,если мы не станем лезть в чужие дела, и отвечать этим людям бранью на брань, излить их, то избавимся от них и выйдем из тумана на широкую, чистую воду,которая есть свободные штаты, а там уж все будет хорошо.

Когда я только забирался на плот, небо затянуло тучами истало совсем темно, но теперь оно опять прояснилось.

– Да, Джим, – говорю я, – отлично ты все растолковал, нотолько скажи мне, вот это-то что такое значит?

И я указал ему на покрывшие плот листья и мусор, на разбитоевесло. Их уже совсем хорошо видно было.

Джим посмотрел на сор, потом на меня, потом снова на сор.Мысль о сновидении так крепко засела в его голове, что он, похоже, не могвытряхнуть ее оттуда и расставить все по местам. Ну а когда все понял ирасставил, взглянул мне без всякой улыбки прямо в глаза и говорит:

– Что это значит? Могу тебе рассказать, что это значит. Когдая вконец устал от возни с плотом и от криков, которыми звал тебя, то заснул исердце мое разрывалось, потому что ты пропал, а что будет со мной и с плотом,об этом я и думать забыл. А когда проснулся и увидел, что ты снова здесь, целыйи невредимый, так чуть не расплакался, готов был от счастья на колени встать иноги тебе целовать. А ты об одном только и думал – как бы половчей одурачитьстарого Джима враньем. Вот это вот мусор, да, и люди, которыесыплют друзьям грязь на голову и на посмешище их выставляют, они тоже мусор.

Тут он медленно встал, ушел в шалаш и ничего больше несказал. Да мне и так уж за глаза хватило. Я себя таким подлецом почувствовал,что готов был его ноги целовать, лишь бы он обратно вернулся.

Минут пятнадцать я твердил себе, что не пойду за ним, не стануунижаться перед каким-то там негром, и все же пошел и никогда с тех пор непожалел об этом, ни разу. Больше я с ним таких грязных шуток не разыгрывал, даи ту не сыграл бы, кабы знал наперед, что он так расстроится.