Самоотрицание в становлении человеческого бытия

Грехопадение

 

Во второй части “Диалектики мифа” А.Ф.Лосев планировал показать грехопадение как необходимый диалектический момент абсолютной мифологии, но этот замысел, к сожалению, так и не был воплощен. Сам же теологический догмат о грехопадении имеет огромное философское значение, он позволяет философу исходить не из норм фактического состояния мира, которое интуитивно отвергается человеком как состояние противоестественное, но из норм бытия должного, учитывая грехопадение как момент искажения этого должного бытия. Эта позиция, помимо своего эвристического значения, имеет то преимущество над альтернативной позицией, что соответствует изначальной интуиции человека, которого сколько бы мы ни убеждали, что его страдания, его смерть, его разочарования - есть естественные законы природы и общества, он все равно будет воспринимать это как некое извращение, как недолжное, как нарушение истинного состояния бытия.

Это различие между бытием должным, предполагаемым диалектической необходимостью и открытым в изначальной интуиции человека, и бытием искаженным, содержащем собственное самоотрицание, предполагается русской философской традицией. Так, В.В.Зеньковский различает естественное бытие и норму бытия: “В природе все естественно, если сливать понятие естественности и фактического положения,- но не все в природе естественно в свете нормы, вложенной в каждое отдельное бытие”126. “...слово Божие есть норма для бытия,- и, как творческая сила, эта норма сохраняет свою силу и сейчас, но в природе шли и идут не только процессы здравого развития, но и болезненных искривлений”127.

Примером философской системы, исходящей в своих основополаганиях из принципов бытия должного, и лишь с учетом грехопадения как дополнительного условия объясняющего состояние нынешнего бытия, является философия Н.О.Лосского с его учением о различении Царства гармонии или Царства Духа и Царства вражды или душевно-материального Царства128.

Прообраз этой системы мы находим в девятом и десятом чтениях о Богочеловечестве В.С.Соловьева, хотя и не свободный от ошибки, которая заключается в том, что В.С.Соловьев, дабы спасти эволюционную теорию, предположил существование первичного падения Софии до реального падения Адама129, хотя для всякого непредвзятого рассудка самоочевидно, что мир пал только через человека и именно через человека.

Понимание грехопадения как эгоистического замыкания в себе, как нарушение принципа консубстанциальности (любви в онтологическом понимании этого слова), практически общепринято в русской философии, к чему присоединяюсь и я.

Грехопадение есть отрицание любви как живого тождества, т.е. принципа воплощения своего бытия в бытии другого. Грехопадение - замыкание внутри горизонта собственного самобытия, противополагание себя миру как внешнему и отрицание внутреннего тождества с ним.

Бытие человека как тварное может существовать лишь в своей причастности бытию нетварному через любовь к Богу. Любовь к Богу есть сила, на которой зиждется самобытие человека, и с актом противопоставления Богу, выразившимся в грехопадении человека, было утеряно совершенство его бытия.

Но полной обособленности от Бога быть не может, ибо это означало бы полное прекращение существования, и потому человек вынужден влачить свою жизнь где-то между бытием и небытием, существуя в той мере, в какой в его душе скрыто продолжает тлеть искра любви к Тому, на Ком держится всякая жизнь, и не существуя в той мере, в какой он противопоставляет себя Богу.

Противопоставление как отрицание внутреннего единства должно вызвать и взаимоограничение, но поскольку в противопоставлении человек не может ограничить Бога, то он ограничивает только себя. Грехопадение не порождает нового бытия - это отрицание совершенства того бытия, которое сотворено было Богом, превратив его в то жалкое полусуществование, которое мы наблюдаем в эмпирической жизни.

Грехопадение как самозамыкание в себе есть обособление самобытия от инобытия, а значит, и от аспекта их взаимопроникновения - тела. Тело человека противополагается ему в результате грехопадения как внешний объект. Обретя автономию от человеческого самобытия, тело начинает ограничивать, подчинять себе человека. Сила обособления, наличествующая в теле, есть его биологическая природа, которая начинает подчинять себе содержание внутренней жизни человека. “Действительно, все мы еще облечены в те “коженные ризы”, которыми, по выходе из рая, Бог покрыл Адама и Еву. Они - биологическое. подвластное смертной необходимости условие, ставшее по вине человека новым законом существования земного космоса”130.

Но в той мере. в какой тело обособляется от самобытия, оно теряет онтологическую основу своего существования, что ведет к его саморазрушению, которое эмпирически выражается в тленности тела: в подверженности болезням, старению, разрушающему внешнему физическому воздействию и смерти. Тленность тела есть неизбежное следствие его биологической природы как выражения автономного бытия, которую в более широком смысле можно назвать материальной природой. “В то же время окружающий мир, выйдя из повиновения человеку, стал врагом его тела. Результатом всего этого явилось болезненность телесного состава, постепенное расстройство его сил и, наконец, совершенное разложение на свои составные элементы через факт смерти, т.е. превращение (возвращение) в землю, из которой был создан человек.

Наряду с этим телесный состав человека, предназначенный быть органом души и служебным орудием в ее идеальном развитии, при расстройстве сил духа оказался сам влияющим на душу, заставляющим ее увлекаться телесными инстинктами... Это увлекает дух в телесные страсти и делает его рабом собственного тела, жалким исполнителем его низменных страстей, рабом того, что само должно быть послушным орудием духа в его жизни”131.

Естественный порядок вещей требует подчинение низшего высшему, однако в результате грехопадения, как пишет В.Н.Лосский, он был нарушен и высшее оказалось в зависимости от низшего: “Дух должен был жить Богом, душа - духом, тело - душой. Но дух начинает паразитировать на душе... Душа, в свою очередь, становится паразитом тела - поднимаются страсти. И, наконец, тело становится паразитом земной вселенной, убивает, чтобы питаться, и так обретает смерть”132.

Адам, съев плод древа познания добра и зла, устыдился тела лишь тогда, когда начал понимать его как обособленную сущность, и первоначальная функция одежды, согласно книге Бытия, заключалась в ограждении этой обособленности от сущности мира. Отрицательное воздействие на тело, от которого призвана защитить одежда (подверженность холоду, зною, сырости) возникло после факта облачения в нее, который и является первопричиной этого.

Итак, мы видим двойную зависимость человека от биологической природы: зависимость самого тела, выраженная в подверженности голоду, жажде, усталости и т.п., и зависимость от подверженности тела другим внешним воздействиям на него. Можно говорит о третьем виде зависимости от тела, которая порождена утратой телом своей символической сущности, что заставляет воспринимать другого человека как внешний объект и порождает зависимость, но не только биологическую, а и социальную.

Смысл тела - в символической явленности самобытия, но в результате грехопадения оно тускнеет, перестает пропускать через себя свет внутренней жизни, теряет прозрачность для видения человека изнутри, что эмпирически выражается как безобразное, отталкивающее. “Грех -разрушительная сила - и прежде всего для своего носителя; даже физически грех потемняет, искажает лицо человека”133. Уродство - это внешнее искажение символической природы тела, безобразность -это разрыв между внутренним содержанием и внешней явленностью.

Человек в той мере безобразен, в какой автономная природа тела затмевает свет его внутреннего бытия, и в той мере красив, в какой воплощает в себе внутреннее бытие. Нельзя любить человека через независимую от него сущность не будучи фетишистом (в этом плане материализм опровергается возможностью эротической любви), но можно любить через ту сущность, в которой воплощен весь человек, которая тождественна его самобытию. Любовь - сила, побеждающая обособленность тела и преображающая его.

Под воздействием обезображивающей природы видение жизни самобытия подменяется его отождествлением с некой абстракцией - предметом, находящимся в определенной системе отношения с другими предметами. Человек уподобляется вещи, а общество - муравейнику: и через систему внешних отношений не видно ни внутренней жизни человека, ни внутреннего единства человека с миром.

И хотя от самозамкнувшегося субъекта скрыто единство мира, у него остается тоска по нему, тоска, которая может воплотиться в стремлении насильственно объединить мир.

Это характерно для людей с сильной волей, которая вырождается при условии эгоистического самозамыкания в себе. Из воли как аспекта любви она превращается в волю-к-власти, жизненным воплощением которой является пахан.

Пахан - это человек, обладающий способностью силой воли навязать другому человеку любую социальную роль. Пахан видит мир не иначе как совокупность противоборствующих начал, и хотя он чувствует неправду этого состояния, мыслить преображение мира он не может. Все что он может сделать - это подчинить противоборствующие начала своей воле, и тем самым создать для себя иллюзию единства мира. Отсюда вытекает болезненность реагирования пахана на всякую попытку покушения на эту иллюзию, покушение на беспредельность осуществления его воли-к-власти.

В историческом масштабе воплощением такого паханства является большевизм, суть его - в попытке подавить ощущение недолжности нынешнего состояния мира насильственным его объединением в единый социальный механизм во имя идеи светлого будущего. Цель большевизма -навязать каждому свою роль в спектакле строительства коммунизма. От человека требуется, чтобы он не просто выполнял свою роль, но и верил в нее. Мыслепреступление - покушение на столь хрупкое единство мира, внесение разрушающего начала в социальный механизм. И поэтому с точки зрения большевизма уничтожению должен подвергаться не только тот, кто отказывается играть роль, но и тот, кто играет не искренне. Конечный смысл - торжество власти ради власти.

Соответственно, воля-к-власти вызывает противодействующую ей силу -волю-к-защите-от-власти, выражающуюся в стремлении человека оградить себя, дабы в его мирок не проникал посторонний, создать личное жизненное пространство, в котором он жил бы по свои законам, не претерпевая воздействия извне. Разные элементы человеческой культуры могут брать на себя функции границы собственного жизненного пространства, как в духовном, так и в чисто пространственном плане: мораль, право, этикет, одежда, жилище, определенное время суток - все то, что защищает человека от воздействия чужой воли.

Стремление отстоять право на собственное жизненное пространство предполагает соглашение, предусматривающее такое право за другими, т.е. выработку общих норм, обязательных для всех участников соглашения. Эти нормы, абсолютизировавшись, подчиняют человека себе, превращают его в регулируемую функцию организма. В соответствии с этими нормами вырабатывается стереотип среднего человека, подчиняющего волю конкретных людей. Оспорить его власть мешает страх перед общественным осуждением.

Социальная зависимость человека определяется либо волей-к-власти, воплощенной в паханстве, либо в воле-к-защите-от-власти, воплощенной в стереотипе среднего человека. Обоим этим началам противостоит аристократизм, суть которого в том, что принципы жизни человека не произвол одного и не производная от общества, но индивидуальны для каждого человека соответственно его духу, врожденны, и никто не может ни отменить их, ни подменить. Аристократизм заключается в свободе и от произвола деспота, и от диктата толпы.

 

Калургия

Калургия - преображающая сила красоты, через которую человек воздействует на мир, преодолевая обособленность самобытия.

Красота - та область феноменального мира, за которым проступает мир ноуменальный, за внешним - внутреннее. Телесное человеку в той мере предстает красивым, в какой через него открывается внутренний мир другого, и безобразным в той мере, в какой обособленность телесного от собственного самобытия затмевает видение внутреннего мира.

Состояние красоты и безобразия - это выражения отношения между самобытием и инобытием - отношение внутреннего единства и отношение обособленности. Следовательно, созерцание красоты и созерцание безобразия есть силы, которые меняют отношение между самобытием и инобытием.

В той мере, в какой я за телесным вижу безобразное, в той же мере я усиливаю обособленность телесного, усиливаю его биологическую антиэстетическую природу, которая ведет к разрушению тела. “Но поврежденность бытия сказалась не менее сильно и остро в эстетической основе бытия. Здесь естественно выступает с полной силой некая биологическая функция эстетической стороны в бытии, связанность этой стороны с творческой силой, вложенной в бытие”134. Видение безобразного есть разрушительная сила.

Но в той мере, в какой я за обособленным, безобразным, вижу красоту, открываю за телесной явленностью внутреннюю жизнь, в той же мере я онтологически преодолеваю безобразное, снимаю обособление тела от самобытия. Созерцание красоты - эта сила, вытесняющая из тела его биологическую и антиэстетическую природу, возвращая ему первозданную истинность и символичность. Созерцание красоты - это сила преображающая мир.

Преображающее воздействие на другого и на мир в целом я называю калургией.

Калургируя, мы изменяем мир, но сила калургии встречает сопротивление в эгоистической обособленности, поэтому в реальной жизни калургия достигает не полного преображения, но лишь частичное, в соответствии с нашей силой или нашей слабостью. С помощью калургии мы можем облегчить душевную тяжесть другого, освободиться от болезни тела, как проявления неполноценности телесного бытия, но конечной целью калургии должна быть полная победа над смертью, утверждение такой полноты телесного существования всех существ, когда тело откроется как тождество человека со всеми как совершенный символ не подверженный разрушению, через который можно открыть внутренний мир другого изнутри, расширить свой внутренний мир, включив в него внутренние миры всех существ тварного бытия. В этом переживании всех внутри себя и открывается истинная полнота личной жизни, полнота личности, открывающая свой истинный смысл во всеединстве со всеми личностями.

Так, в работе “Красота в природе” В.С.Соловьев определяет красоту как движущую силу эволюции через утверждения всеединства в материальном, в работе “Общий смысл искусства” он говорит о красоте как о превращении физической жизни в духовную, утверждении и увековечивании чего-либо с точки зрения его окончательного состояния в свете будущего века, и, наконец, в “Жизненной драме Платона”, связывая красоту с эросом, В.С.Соловьев говорит об окончательном утверждении нетленности плоти посредством ее силы135.

Преображение телесного бытия мира должно вести к преодолению ограничений накладываемых временем и пространством. Об вечном становлении как освобождении от всех ограничений времени я сказал ранее достаточно, теперь же я должен сказать о преображении пространства, перерастании его в пространство калургическое.

Воплощение воли в инобытии как становление тела предполагает и становление пространства как становление оформленности тела. Пространство - постоянно формирующаяся граница инобытийного и иноэнергийного оформления. Следовательно, пространство формируется волей и подчинено принципу, выражающему символическую природу тела -эстетическому принципу. В акте созерцания пространство должно перестраиваться так, чтобы наиболее полно выразить красоту.

Но обособление тела в грехопадении создало то эмпирическое пространство, принципам которого мы подчинены, которое представляет собой систему ограничений, наложенных на истинное пространство, т.е. на пространство калургическое.

Эмпирическое пространство перспективно в смысле предзаданной совокупности ограничений нашего восприятия. Калургическое пространство не предзаданно восприятию, но само формируется восприятием согласно эстетическому принципу. Первичность калургического пространства по отношению к перспективному подтверждается врожденным стремлением ребенка рисовать нарушая законы перспективы. О смысле нарушения перспективы в изобразительном искусстве подробно изложено в “Обратной перспективе” П.Флоренского136.

Можно обобщить: перспективное пространство предзадано телесному аспекту существования человека и подчиняет его в соответствии со своей предзаданной трехмерной структурой. Но эта предзаданность есть результат телесного обособления. Калургическое пространство не предзадано, но само формируеся телесным аспектом существования человека, оно перестраивается согласно эстетическим и волевым интенциям человека и не ставит никаких непреодолимых границ для его выражения.

Интерпретация пространства как безграничного протяжения, задающего местоположения тел, возникла, согласно О.Шпенглеру, в Новое Время. “Наше бесконечное пространство, о реальности существования которого, по-видимому, не приходится тратить лишних слов, не существовало для античного человека. Он даже не мог его себе представить”137. “Это ощущение /телесности -Н.К./, перенесенное в более обширные области, порождает в качестве противоположности хаосу космос, внешний мир античной души, гармонический распорядок всех заключенных в соответствующие границы осязаемо-наличных отдельных предметов. Сумма таких предметов и есть вселенная. Промежуток между ними, наше преисполненное пафосом высокого символа мировое пространство есть ничто, меон. Протяженность для античных людей значит телесность, для нас - пространство, в котором отдельные предметы “являются” функцией”138.

Иначе говоря, новоевропеец мыслит пространство как систему координат, задающих местоположение тела; античный грек - как телесную оформленность. Для него само пространство есть момент выражения тела. Но, как мы обнаруживаем эту идею в ее философском оформлении (наиболее очевидно - в платоновской традиции, хотя это характерно для всей древнегреческой философии), тело определяется ноуменальным началом: эйдосом, формой, логосом, нусом, и независимость вечной ноуменальной сферы от сферы душевной и космической и определяет статичный характер пространства.

Христианское сознание, усмотрев причину зла в изломе воли, перенесло центр человека с разума на сердце. И когда я говорю, в соответствии с христианским осмыслением неоплатонизма, о теле как выражении воли человека, а не неизменной идеи, то я подчеркиваю динамичный характер калургического пространства, зависящий от человеческой воли.

При окончательном освобождении от последствий грехопадения, человек сам будет задавать пространство собственной жизни и определять его внутреннюю структуру. Калургическое пространство обладает такой внутренней структурной подчиненностью воле и перестраивается в соответствии с ее модусами, но его подвижность определяется не произволом, а соответствующими эстетическими принципами, то есть в соответствии с принципом красоты.

Перспективное пространство соотносится с калургическим также как время соотносится с вечностью: является сущностно одним, однако первое представляет систему ограничений, наложенных на это единое содержание, которые обусловлены немощью изломленной в грехопадении воли.

Преображение пространства есть обнаружение истинного состояния пространства через преодоление излома собственной воли, что окончательно осуществиться лишь по воскресению. И поскольку воскресший человек сам будет определять пространство собственного существования, то это многослойное структурно неоднородное калургическое пространство вместит на нашей земле всех когда-либо живших людей.

О структурности пространства много пишет А.Ф.Лосев. П.А.Флоренский дал геометрическое обоснование “мнимого” пространства внутри пространства наблюдаемого, то есть выразил идею многослойности пространства139.

В работе “Смысл любви” В.С.Соловьев говорит о победе над пространственной непроницаемостью как о задаче мирового процесса140. В.С.Соловьев прав, считая, что нынешнее состояние пространства есть следствие грехопадения и требует своего преображения, но это преображение предполагает не взаимопроницаемость всех тел (такое понимание исключает само тело из преображенного пространства, ибо проницаемо лишь бестелесное), но зависимость структуры пространства от одушевляющего тело начала.

Так, можно вновь обратиться к эпизоду появления Христа перед апостолами в замкнутом помещении. Согласно пониманию преображенного пространства В.С.Соловьевым, Христос должен был бы пройти сквозь стену - что само по себе звучит нелепо; согласно моему пониманию калургического пространства - Христос актом своей воли соотнес пространственное выражение своего тела с пространственным телесным выражением апостолов.

Калургическое пространство предполагает преодоление всякой пространственной обособленности, в том числе и обособленности разных аспектов существования человека: земного и загробного.

Если сила калургии не достаточна для того, чтобы пробиться сквозь замкнутость самобытия другого, то и в этом случае калургирующий утверждает для другого калургическое пространство, благодаря чему последний сам в последствии сможет преодолеть собственную ограниченность.

Заключение

Итогом работы является система диалектически взаимосвязанных категорий, раскрывающих содержание изначальной человеческой интуиции -любви, и описывающих тем самым основные моменты становления человеческого бытия.

Содержательно, любовь уже предполагает другого, осмысляемого в данной работе как инобытие. Из содержательной стороны интуиции любви мы можем вычленить принцип консубстанциальности, что применительно к инобытию раскрывается как воплощение и становление в инобытии энергий любви.

В любви мы можем выделить две стороны - акты любви как выражение ее вовне и потенциальное присутствие в любви всех возможных ее выражений, и составляющих ее содержательную сторону. Это соотношение содержания и действия, как его выражения, понимается в работе в контексте святоотеческой традиции, в которой понятия сущности и энергии разграничиваются таким образом, что, во-первых, в энергии воплощается сущность, во-вторых, ни одна энергия не может воплотить все бесконечное содержание сущности, и, в-третьих, бесконечное многоообразие энергий не нарушает единства и простоты сущности.

Подобным образом и я могу говорить, что все выделяемые мной действия любви - волю, познавательную интенцию; и их различные аспекты -самобытие, тело, имя; не нарушают простоты содержательной целостности, открываемой в любви, но наоборот, эта содержательная целостность обнаруживается во всех этих многообразных аспектах как целостная личность.

В первой главе, где определяются основные понятия и характеризуется исходная интуиция любви, я рассматриваю ступени оформления инобытием воли (как аспекта любви). Полученная в результате этого анализа система категорий позволяет определить исходные понятия, используемые в дальнейшем: тело, самобытие, инобытийное оформление, а само соотношение ступеней оформления воли позволяет конкретизировать понятие человеческой свободы.

Этот анализ позволяет в дальнейшем раскрыть в дальнейшем диалектику душевной сферы, выделив три ступени самообнаружения воли: изначальную волю, раскрытую и периферийную, и выразить все экзистенциальное содержание человеческой души через соотношение этих аспектов воли. Кроме того, проделанный анализ может служить материалом для феноменологического описания человеческого бытия.

Во второй главе я рассматриваю два важнейших момента выражения человеческого бытия в инобытии: тело и имя собственное. Диалектика тела приводит меня к пониманию софийного тела, которое снимает противоречие между фактом умирания и воскресения в том же самом теле, а с другой стороны идея сущностного тождества в теле воли и инобытия позволяет обосновать соматическое познание, как третий вид познания наряду с умственным и чувственным. Анализ имени приводит меня к диалектике смысла, которая находит свое завершение в мифе и мифической личности.

В третьей главе я рассматриваю форму становления человеческого бытия -время и вечность. Поскольку центральным моментом становления человеческого бытия является становление его волевого аспекта, то становление времени в данной работе рассматривается в отношении к становлению воли, что позволяет мне разграничить понятия прошлого и настоящего, как то, что уже не способно измениться в соответствии с нашей волей и то, что изменится в соответствии с ней. Будущее же, в таком случае, - потенция воли. Исходя из этого вечное можно определить как подверженность всего содержания жизни действию воли.

Такое понимание воли является не только новым, но и эвристичным, поскольку, преодолевая линейное понимание времени, позволяет описать и отрицательный религиозный опыт - интуицию ада, как диалектический момент становления времени. Если прошлое настоящее и будущее могут характеризовать разные содержательные стороны одно и того же момента времени, то обособление этих аспектов друг от друга приведет к переживанию ада в той или иной его форме. Однако исследование этого вопроса я решил вынести за рамки диссертации.

Если же мы рассмотрим эмпирическое содержание не в отношении воли оформленной, а в отношении воли изначальной, то получим отношение предвременности (в отношении человека) и предвечности (в отношении абсолютной Воли).

Отношение предвременного содержания воли к ее раскрытию во времени истолковывается в этой работе как судьба, что иными словами выражается как отношение содержания изначального самоопределения воли к своим инобытийным проявлениям, и обретающим осмысленность лишь в этих отношениях, носящих, тем самым, смысловой характер. Иначе говоря, содержание изначального самоопределения воли к своим инобытийным воплощениям выступает как смысл, а применительно к человеческой жизни - как ее судьбоносный смысл.

Если же речь идет об абсолютной Воли, то мы получаем понятия предвечности и Промысла, который является смыслом истории. Такое понимание позволяет обосновать, что промысел не отрицает человеческой свободы и не делает предзаданными те или иные конкретные события, что человек волен раскрывать или не раскрывать в своей жизни промыслительный смысл, приближая тем самым наступления Царства Божия, либо растягивая историю до бесконечности. При этом все содержание человеческой жизни и истории наделяется своим смыслом в соответствии с Промыслом, который определяет не фактическую сторону вещей и событий, но лишь их смысловую сторону.

Раскрытие понятия времени в его отношению к становлению воли неизбежно приводит к понятию вечности, как такой формы существования человеческого бытия, при которой модус человеческой воли может воздействовать все содержание жизни, на любой ее момент, являя тем самым в наличности настоящего и то содержание, которое погружено для нас сейчас в прошлое.

Это позволяет обосновать, что, во-первых, все содержание нашей временной жизни входит в жизнь вечную как ее частный момент, во-вторых, раскрыть онтологический смысл покаяния и страдания, и, в-третьих, преодолеть антиномию между идеей всеобщего спасения и идеей вечных мук через осмысление этих двух тезисов как взаимодополняющих и относящихся к одному и тому же человеку, совмещающему в себе в вечности и свою гибель, и свое спасение.

Проделанный в трех первых главах анализ раскрывает человеческое бытие в его “должном” аспекте, не объясняя ни страдания, ни несовершенство, ни смерть. Для этого необходимо прибегнуть к новому объяснительному принципу - идеи грехопадения - как самозамыкании человека в себе и через это противопоставление себя всякому инобытию и, тем самым, собственному самоотрицанию. Момент этот не может быть выведен из каких либо иных предпосылок, нежели как результат неправильно использованной свободы воли, вызвавшей ее надлом, ибо в противном случае это может привести к жизнеотрицающей системе ценностей, что часто мы находим в дуалистических ересях.

Философский анализ противопоставления инобытию - нарушения принципа консубстанциальности, приводит к тем положениям, которые характеризуют нынешнее состояние человеческого бытия: зависимости человека от биологической и социальной сфер, смертности человека.

Путь преодоления противопоставленности самобытия и инобытия я вижу в калургии - преображающей мир и человека силе красоты. При этом саму красоту я истолковываю как прозрачность внешнего для созерцания внутреннего, что отличает ее от прелести - лишь внешнего подобия красоты, не выражающего никакое внутреннее содержание. От человека требуются огромные эстетические усилия, дабы сделать внешнее прозрачным для видения внутреннего (что является целью искусства), когда же это удается, то происходит онтологическое преодоление разрыва между внешним и внутренним, вытеснение всего того, что застилает внутреннее (безобразность, болезнь, тленность как таковая) - то есть осуществляется калургия, которая ведет не только к преображению тела, но и к утверждению калургического пространства, подчиненном эстетическим принципам и зависящем от воли, которая телесно оформляется в этом пространстве.

Хотя на этом моменте и завершается моя кандидатская работа, ее внутренняя логика требует дальнейшего раскрытия. Прежде всего раскрытия диалектики душевной сферы, где я, опираясь на анализ, проделанный в четвертом параграфе первой главы, могу выделить три ступени воли: домировую, раскрытую и периферийную и раскрыть все экзистенциальные переживания человеческой личности (страх, мужество, внешний и внутренний стыд, скука, тоска, радость и т.д.) через анализ соотношения между этими аспектами с учетом момента самоотрицания, анализируемого мной в четвертой главе.

Далее, логика работы предполагает перейти к анализу не только человеческой личности, но и личности соборной (симфонической - по терминологии Л.П.Карсавина), намеки на которую содержаться во второй главе в четвертом параграфе, в котором я говорю о мифологической личности. В связи с раскрытием диалектики соборной личности я мог бы уже обосновать не только понимание имени собственного, но и имени нарицательного, и перейти к диалектике слова как такового.

Само содержание диссертации может служить материалом для феноменологического описания бытия. Раскрытию всех этих моментов я и собираюсь посвятить свою дальнейшую работу.

Заключительное методологическое разъяснение.

На основании проделанной работы я могу конкретизировать содержание диалектического метода.

Диалектика говорит о смысловом раскрытии сущности в инобытии выражаемом через понятия и категории. Вместе с тем, это диалектическое описание я прилагаю к становлению в инобытии человеческой воли, то есть к области человеческой свободы. Диалектика предполагает, чтобы категории проистекали одна из другой с диалектической необходимостью. Это противоречие мы можем снять, если обратимся к анализу слова.

В слове сущность дана в своей частной смысловой энергии. Но тем не менее, мы узнаем по этой частной энергии о самой сущности, следовательно сущность наличествует в своей энергии как таковая, но не актуально, ибо в своем актуальном содержании она бесконечно превосходит энергию, а потенциально.

Слово имеет свой телесный - звуковой аспект (как оформление познавательной интенции человека, но не в инобытии, а внутри самобытия этого человека), и свой смысловой аспект - смысловую энергию сущности - которая выражает не только себя, но и потенцию сущности -возможность быть выраженной в бесконечном многообразии других энергий. И хотя содержательно сущность остается для меня неисчерпаемой, в слове я непосредственно прикасаюсь к бесконечному содержанию сущности выражаемому потенциально.

Эта потенция сущности есть содержание изначального самоопределения воли ко всякому инобытию. Это же самое содержание раскрываемое в отношении к своим инобытийным воплощениям явится их смыслом, а в отношении к произносимому мной слову - смыслом этого слова.

Следовательно, хотя в работе идет речь об актуально становлении человеческого бытия, которое является царством свободы, диалектические категории схватывают не только актуальную сторону становления, но и потенциальную - его смысловую сторону. к этому смысловому раскрытию потенции сущности в познавательной интенции и приложима диалектическая необходимость.

Невозможно истолковать свободный акт воли как диалектически необходимый, но необходимо говорить, что этот акт воли с диалектической необходимостью имел в себе потенцию такого своего раскрытия. Эта потенция в своей содержательной стороне, включающей свои отношения к конкретным актам, есть смысл этих актов, и диалектика как раз и стремиться раскрыть этот смысл во всех его содержательных аспектах.

Словарь

Воля - любовь в аспекте утверждения себя внутри инобытия, открытия себя для другого.

Воплощение - переход в инобытие при котором обнаруживается сущностное тождество с инобытием.

Выражение - момент присутствия сущности в энергии, самобытия в его воплощении, потенции в ее частной актуализации.

Дух - неизменный аспект самобытия, содержащий в чистой простоте тождества все актуальные и возможные моменты самобытия.

Душа - динамичный аспект внутреннего содержания самобытия (самобытия иноэнергийно оформленного).

Имя собственное - воплощение смысловой энергии самобытия не в другом самобытии как таковом, но в его познавательной интенции без их инобытийного оформления.

Идея - выражение смысла в познавательной интенции. Если смысл - отношение содержания изначального самоопределения воли и ее инобытийных воплощений, то идея - это отношение изначального самоопределения воли к познавательной интенции. Идея частный аспект смысла.

Изначальное (домировое) самоопределение воли - вневременное самоопределение, в результате которого человек самообнаруживается именно как тот, кто он есть. Это самоопределение не следует понимать натуралистически, как происшедшее в другой реальности или другом измерении, нежели временной ряд, но как обозначение самоочевидной интуиции в которой человек обнаруживает себя в своем содержательном аспекте независимо от момента времени. Термины “изначальное” и “домировое” вовсе не предполагают понятия абсолютного, так, домировая воля может пониматься наряду со всякой другой домировой волей.

Инобытие - самобытие другой личности по отношению к той, о которой идет речь.

Интуиция - открывающееся в самоочевидности смысловое содержание как объективная реальность.

Калургия - сила эстетического созерцания онтологически преодолевающая противопоставленность внешнего и внутреннего, самобытия и инобытия, через открытие во внешне безобразном внутренней красоты, реально утверждая эту красоту и тем самым телесно преображая другого и мир в целом.

Калургическое пространство - пространство, напрямую зависящее от воли, телесно воплощенной в нем, и подчиненное эстетическим принципам, в то время как эмпирическое пространство, представляющее собой систему ограничений, наложенных на пространство калургическое, само детерминирует местоположение тела.

Красота - прозрачность внешнего для видения внутреннего, феноменального - для его внутренней жизни. Следует отличать красоту от пр