Несколько слов об о. Павле (Тамбовцеве)

Что такое осуждение, и почему отцы применяют осуждающего к антихристу?

– Осуждение есть, когда ты, видя или зная грех или порок брата твоего, говоришь от сердца: «Он по моему мнению достоин или муки, или казни, или болезни». Тогда ты становишься якобы судия ближнего и хочешь воссесть на Престол Единого Судии-Христа; потому за гордое безумие твое ты и применяешься ко антихристу. Иное есть злоречие и оглаголание, но это еще не осуждение. Ино есть соблазн, когда невольно, по естественному чувству, душа соблазняется на постыдное дело или слово. Молчание отцов, занимавшихся внутренним деланием, не знало грехов ближнего, а видело только одно свое падение.

Могу ли я на исповеди говорить о согрешившем со мною в слове или в деле?

– Разве ты хочешь каяться за него? Если он не хочет сознаться в своем грехе, говори только о своем: согреших злословием, или страстными разглагольствованиями, или чем-либо от таковых.

 

Могу ли я предложить брату принести покаяние старцу в соделанном вместе словесном грехе?

(Старец улыбнулся). – Слишком велико твое рачение о спасении брата твоего. Думаю, что помолиться лучше, чтобы Господь Сам то ему внушил.

 

Отцы говорят, что подробное изъяснение блудных помыслов и дел напрасно, что довольно объяснить их кратким общим словом, что воспоминание о них сквернит уста и помыслы. Так ли это?

– Это так. Отцы были опытнее нас в душевных делах. Но каждому человеку различное правило. Иной старец может бесстрастно и безвредно выслушать твое исповедание. Да и ты, положим, можешь не очень страстно и с сокрушением исповедываться подробно и, ко смирению твоему, посрамить себя, потому и подробное исповедание (хотя и редко) бывает на пользу. Но видно старцы знали великое милосердие Божие, не желающее крайнего пристыжения нашего, потому и заблагорассудили исповедание худых помыслов сократить. Иногда тебе диавол внушит их, и ты будешь являть не свои помыслы, а его навевание, и он поругается тебе во благом. Иногда и старец, не очень твердый, не вывеет помыслы твои из уха своего сердечного.

 

Поэтому злые и хульные помыслы на старца, на его жизнь и слабости лучше умалчивать?

– Каков старец. Лучше умалчивать о подробностях помыслов, а сказать только вообще, что были хульные помыслы на вас. Диавол иногда хочет поругать и похулить твоими устами старца; а ты потешишь диавола, ставши его передатчиком. Если же старец опытен, то он, не злобясь, тебе это разъяснит; а если малосилен, то возмутится, особливо, если такая брань твоя будет продолжительна. Старец может отринуть тебя за твою и свою неопытность. Обличение старца редко Господь попущает сделать младшему, хотя мы должны возлюбить обличающих нас.

 

Как же узнать: какие помыслы собственно наши и какие от противного?

– Мне сказывал один коневский пустынник, что, занимаясь немалое время умным вниманием, он не мог отличить свои помыслы от вражеских. Враг, увлекая мысль твою на что-либо, не говорит тебе: «Иди, сделай то и то», а как будто думает за тебя, и говорит тебе мыслью твоею: «Мне хочется сделать то и то; я полагаю, что это полезно, а это вредно; я решился на то и то». И все это частенько не твои, а вражеские помыслы, прикрытые твоим или его я. Ты полагаешь, что это твои мысли. Нет, ты только слушаешь вражеские внушения⁹⁸.

 

Некоторые священники-богословы требуют тончайшего исповедания для очищения души.

– Оставим их, – это их дело. А могут ли они свои правила выполнить, например, если исповедников у иного 500 в три часа?

 

Всем ли дается умная молитва?

– Кого посетит Господь тяжким испытанием, скорбью, лишением возлюбленного из ближних, тот и невольно помолится всем сердцем и всем помышлением своим, всем умом своим. Следственно, источник молитвы у всякого есть; но отверзается он или постепенным углублением в себя, по учению отцов, или мгновенно Божиим сверлом.

 

Некоторые знаемые мною отцы имеют великую любовь к Матери Божией и хвалятся тем. Мне сомнительно в них такое усердие.

– Да! Кто выставляет на вид свое ублажение, в тех сомнительно. Иногда мы хвалимся и нашими молениями, а между тем далеки от Царицы Небесной. Матерь Божию восхвалим Ея добродетелями, – чистотой, смирением, а не нашим велехвалением.

 

Какия книги свв. Отцов лучше читать: Лествичника, Исаака Сирина, или аввы Варсонофия?

– Слова святых деяньми читай.

Несколько слов об о. Павле (Тамбовцеве)

Представляемые при сем вопросы ученика и ответы Старца суть келейные записки одного из учеников старца о. Леонида, Павла Петровича Тамбовцева. Он был уроженец Курской губернии г. Белгорода, сын богатого купца. Образование получил весьма недостаточное по своим природным способностям, но образовал сам себя прилежным чтением Св. Писания и отеческих книг, а более всего советами и наставлениями старца о. Леонида, занимаясь при нем перепиской творений свв. Отцов-подвижников и по временам под диктовку Старца записывая ответы к многочисленным его духовным детям. На все свои недоумения испрашивал он решения у Старца, и о. Леонид отвечал с ясностью и опытностью, отличавшими его пред всеми прочими братиями. А сия опытность была плодом бесчисленных скорбей, им претерпенных, наблюдательности и чрезвычайной памяти, сохранявшей все читанное и слышанное, как о сем было сказано выше. Приходивших Старец не изгонял вон, по словеси Христову; а ученикам своим объяснял сокровенные тайны премудрости Божией. Отец Павел (Тамбовцев) был один из пламенных и ревностных воспитанников его, ловивший капли благодати из уст Старца, сохранявший их в горячем своем сердце и передавший их своим языком несколько восторженно; но иначе объясняться он не мог, по восторженному настроению своего ума.

Коротка была жизнь сего юноши, которую окончил он на 26-м году (4 августа 1835 г.) если не в победе над всеми страстями, то, по крайней мере, в борьбе с ними, низложенный на смертный одр величайшею для него скорбью. Отец его, которого он чрезмерно любил и уважал, сделался самоубийцею. Для верующего христианина что могло быть страшнее мысли, что погибла навсегда душа, ближайшая к нему? Эта мысль, повсюду преследуя юного страдальца, была выше его сил. Сначала он впал в меланхолию от борения духа, потом огнь душевный воспламенил внутренность, и горячка прервала дни его.

В скиту Оптиной Пустыни, по чиноположению, денно-нощно отправляется чтение Псалтири в поминовение усопших и о здравии благотворителей. Павел читал однажды в Предтеченской церкви полунощную чреду и, когда начал поминать усопших и творить обычные поклоны, увидел в конце правого клироса собственное свое подобие. Он долго смотрел на это явление; наконец решился подойти к клиросу. Но лишь только дошел до него, видение исчезло, а его объял страх. Павел тотчас вышел из церкви, запер дверь и пошел к Старцу; затем, разбудив его, передал ему виденное. Отец Леонид успокоил его и послал дочитывать свою чреду. Это, между прочим, было как бы предвестием его близкой кончины.

Отец Павел скончался в полной памяти во время совершения над ним Таинства елеосвящения. Внимательно смотрел он вверх и, обращая взор свой по сторонам на воздухе, закрывал глаза, содрогался и опять со вниманием смотрел на предмет, которого никто не видел. Только всем заметно было, что он видел врагов своей души, которые возмущали ее в страшный час исхода. Потом смежил очи, перекрестился, вздохнул, и жизнь его угасла. В сей день он исповедался и приобщился Св. Христовых Таин. – Вечная память достоблаженному Старцу и послушному ученику!

Ответы старца о. Леонида на вопросы о. Павла (Тамбовцева)

Теперь представим вниманию читателей вопросы сего послушного ученика и богомудрые ответы Старца. Каковые ответы, заметим, полезны и всякому, ревнующему о спасении души.

1. Каким образом поступать, когда я, находясь в кругу братии, не могу воздержаться от слов и, когда говорю, то кого-либо обижаю словами?

– Должно помнить произносимый Св. Церковию к Богу глас сей: Положи, Господи, хранение устом моим и дверь ограждения о устнах моих. Притом надобно воображать, что те, которые говорят, делают сие в разуме духовном. Они сего достойны, а ты считай себя недостойным разговора с ними; и когда спросят тебя, отвечай с благоговением.

Когда же увлечешься сему противным, кайся и старайся неотложно исправиться. – Должно еще вести себя так, чтобы братия не заметили в тебе твоей отличности в исправлении.

2. Как поступать, когда я вижу в других вольное выражение мыслей и соблазняюсь; равно как и в тебе, отче, иногда, не видя старческой кротости в обращении с другими, также оскорбляюсь?

– Это тебе кажется так от невнимательности и нерассуждения твоего. Не должно никого осуждать; ибо ты не знаешь, с какой они целью сие делают, и с какой целью с кем-либо я поступаю. Таковыми поступками скорее обнаруживается внутренний людской характер, и для дышащих презорством это нужно.

Итак, ты несправедлив. Старайся более внимать себе, не разбирать дела, обращение и поступки других. Ты пришел в училище самоотвержения исполнять повеленное тебе, но не иметь права судить где, когда и как с кем поступать.

3. Я не вижу в братии любви и для исследования какого-либо предмета из Св. Писания не нахожу собеседников.

– Не может быть, чтобы у них не было любви, – так должно думать и по справедливости заключать. Если же ты не видишь в них любви, то это потому, что ты сам в себе любви не имеешь. Покажи прежде сам истинные черты любви, и тогда увидишь, что любовь у них обитает и к тебе хранится обильно. Притом мы имеем заповедь Божию любить чистосердечно ближних, а искать от них любви – о том нигде не сказано. А что они не могут или, лучше сказать, не дерзают беседовать с тобою от Писания, то ты не должен искать сего с ревностью. Где смирение у них, там и простота, а сия божественная отрасль не испытывает судеб Божиих; она только верою повинуется и до времени довольствуется только теми понятиями, которые ей открывает вера. Не будет Бог о том послушника испытывать, почему он не богословствовал, но почему не внимал себе. Бог не оставит их относительно спасения. Если Ему благоугодно будет, то и откроет им тайны Своего смотрения. А разум, просвещенный светом Божиим по мере веры, выше всякого учения, ибо, естественно, разум изобрел учение, а не учение разум.

4. Почему в течение пятилетнего жительства в пустынной здешней обители, стараясь сколько-нибудь о собственном назидании, я чувствую, напротив, что действительно сделался хуже, о чем свидетельствуют неосмотрительные мои поступки, хладность сердца и недостаток великодушия?

– Весьма редкие в столь короткое время возлетали крилами веры и добродетелей на духовное Небо,ощущали в себе нелестные залоги упований, обручение будущей славы. Весьма немногие после непродолжительных трудов ошущали таинственно утешительную награду или цветы искренней деятельности о Господе, обещающие собрание плодов в вышнем вертограде Иисуса Христа. А иные и во всю жизнь свою на земле не ощущали того и не ощутят, по смотрению Небесного Покровителя-Бога, Который всегда лучше о нас промышляет. Ибо мы как бы младенцы в рассуждении судеб Мироправителя нередко у Него просим таких орудий, кои по достоинству своему и силе спасительны, но по нашему неискусству могут быть употреблены нами в совершенный вред. Почему любвеобильный Отец светов скрывает от некоторых благочестивых дары, которые одним спасительны, а других приближают к погибели. Что бы было, если бы Бог-Всеведец совершенно исполнял все наши желания? – Я думаю, хотя и не утверждаю, что все бы земнородные погибли. Бог хотя и не презирает молитвы избраннейших Своих, но желаний их иногда не исполняет, и единственно для того, чтобы, по Божественному Своему намерению, устроить все лучше.

При сем можно заметить, что живущие без внимания к самим себе никогда не удостоятся посещения благодати; а если по единственной благости Божией и удостаиваются, то уже пред кончиной. Но видеть себя вне преспеяния не есть еще совершенное непреспеяние. Таковые чувства могут насаждать в сердце искреннее смирение. А когда ты подлинно имеешь сознание, что лишен плодов духовных, то старайся неослабно усиливать стремление к Богу. Когда мы находим себя лишенными добродетелей и потому не имеем о себе мнения, то сие самое может привлекать Божественное призрение, которое укрепит нас надеждой противу смертного духа отчаяния. Когда мы не успели в добродетелях, то нет ближайшего средства ко спасению как смиренномудрие. Высокомерие и при добродетелях богопротивно; но кроткая мысль пред Богом забвенна не будет.

5. Отчего это возникло, что я к советам вашим потерял веру и благоговение, что назидания ваши перестали действовать на мое сердце, и что все кажется для исполнения неудобным?

– Вера потеряна от подозрительности, благоговение от дерзости, а недействие назиданий на сердце бывает оттого, что ты слушаешь с некоторым любопытством, считаешь, что я делаю сильные переходы от предмета к предмету и что решаю твои вопросы простыми выражениями.

Оставь любопытство, храни умеренность в дерзновении, веруй, что Бог тобою руководствует в лице других, не высокомудрствуй; держись с простотой послушания и будешь тогда ощущать совсем другое в душе твоей. Если же ты благоразумной простоты не имеешь, приобретай оную не доверием к себе, а памятью твоего намерения, – зачем пришел в обитель; вспоминай тот жар, те расположения души, которые ты ощущал в самом начале посещения твоего сердца Богом, священную измену десницы

Вышнего. – Для истинного послушника, при Божией помощи, нет ничего неудобоисполнимого. Истинное самоотвержение всегда будет чувствовать спасительное иго легким. Если искушения не превышают даров Божиих, то желающий спастися все может силою имени всех укрепляющего Господа Иисуса. И это столь священная истина, что всякий, имеющий сколько-нибудь живой веры, никогда не усомнится. Для маловерия и пылинка кажется горою; равно как для верующего переставлять горы искушения весьма удобно и легко.

6. Каким образом поступать тогда, когда бываю в кругу первейших обители нашей старцев, которые иногда между собою в разговорах помещают такие происшествия, что, слыша оные, трудно одержать победу над смехом?

– О словах их должно думать так: я не понимаю, по скудоумию моему, на какой конец они говорят это, а не зная их цели, не должно смеяться. Если же нечаянно и невольно усмехнешься, обвиняй самого себя, помня истинные свидетельства свв. Отец, что ничто так не разрывает цепь добродетелей и любви евангельской, как смех и смехотворство. Как обращение скверных мыслей во внутренних чувствах лишает присутствия благодати, так упражнение в смехе и склонность к нему удаляет Ангела-хранителя; добродетели бывают тщетными, будучи сопряжены – каждая с душевными какими-либо пороками, и ограда преспеяния разрушается. И Спаситель мира назначил вечную горесть углубляющимся в смехотворения: горе вам смеющимся ныне ⁸⁸.

7. Как избавиться от необыкновенно сильных ощущений сладострастия не только в собрании с женским полом, но и при одном воображении о нем?

– При виде их должно хранить ум и чувства, особенно ничего не говорить без осмотрительности, стараясь скорее удалиться, а при воображении удерживать мысли. Полезно воздержание, а еще вернее – благоразумная умеренность. Но первее всего должно умолять Господа Всемогущего о избавлении от нападений лютейшей сей страсти, ибо человек сам собою никогда ее не искоренит. Но при нашем произволении Бог Премилосердый угашает порывы сего пламени.

8. Когда мой ум насильно влекут за собою помыслы сладострастия, как избавиться от нападения их?

– Пойди умом твоим во ад, и чрез зерцало Священного Писания посмотри на плотоугодников. Ужели и ты пожелаешь за временную греха сладость вечной погибели? Помни, что ты смертный. Смиренно проси Бога, яко победителя страстей, да отразит мысленные оные стрелы плоти, – сего врага, неукротимо бунтующего против закона ума и духа; ибо без Вышнего сделать блага не можем ни малейшего.

9. Какое средство употреблять против помыслов, сильно влекущих меня к осуждению ближнего и особенно того, который меня чувствительно оскорбляет, которого поступки кажутся несообразными званию о Христе и дерзкими и который также очевидно других братий оскорбляет, на что взирая и приемля участие в их неудовольствии, более раздражаюсь, не в состоянии быть мирным; а не быть покойным в духе значит носить душевредную тяжесть?

– При появлении помыслов, побуждающих тебя к осуждению ближнего за нанесенную им тебе обиду, когда рассвирепевшая буря мысли устремится ко взаимному отмщению, сообрази состояние скорби твоей с бывшим состоянием скорби Спасителя мира. Сей великого совета Ангел, Сын Божий, будучи без греха, терпел великодушно величайшие скорби. Не тем ли более должны терпеть горестные случаи мы, люди грешные, достойные наказаний? Мы должны также более и обвинять себя. В сем случае оружием самоосуждения мы будем сражаться с возмутителем духа нашего невидимым филистимлянином, окрадывающим богообразный кивот души нашей. Того, напротив, который наносит нам оскорбления, мы должны почитать благодетелем нашим: он не другое что, как орудие, коим Бог устраивает наше спасение.

Таким образом, мы будем почитать обижающих нас благодетелями. И когда начнем приучать себя к самообвинению, тогда неприметно успеем во внутреннем обвинении (себя); тогда сердце наше, с помощью Вышнего, может сделаться в духовном смысле мягким, кротким. Человек соделается вместилищем благодати и мира духовного. Тогда душа почувствует такой мир, которого мы в состоянии горести ощущать или, лучше сказать, вкушать не можем. Сей-то мир будет просвещать разум подвижника. Заря кротости духовной прострет свои лучи на ум, слово, умное чувство. Тогда он удобнее может отразить зло, покорить и посвятить сердце всему тому, что только спасительно. Неудовольствия будут уже казаться радостными и приятными.

10. Когда никакая святая мысль и представление не действуют на сердце раздраженное или предавшееся нечувствию, что должно делать, дабы умягчить себя?

– Должно уединяться, принудить себя к молитве, к излиянию души пред Богом. Когда несколько ослабеют волны нечувствия, тогда изыскивай причину такой хладности. Если возникло от какой-либо страсти, удали оную от себя. А когда сие толь горестное ожесточение водворилось от непроницаемых причин, то более проси Вездесущего, да отразит благодатью Своей все причины неверия – злые порождения нечувствия.

11. Каким образом согревается охладевшая душа?

– Словом Божиим, молитвой, смиренным благодарным чувствованием сердца к Богу во всех изменениях, не только наружного состояния, но и внутреннего.

12. Ощущая в себе не только склонность, но и самые действия тщеславия, и желая оного избавиться, каким образом можно успеть в том?

– Если ты будешь продолжать послушание с откровенностью, если не будешь ни в чем настоятельно склонять старших к соглашению с твоей волей и выискивать их благоволение к себе, если совершенно повергнешь свое ничтожество перед Богом, то всемогущею благодатью Его можешь со временем избавиться от тщеславия. Сия страсть от юности до преклонных лет и до самого гроба нередко простирается. Она не только страстных, преуспевающих, но иногда и совершенных преследует, почему и требует немалой осмотрительности. Бесстрастный Творец лишь может искоренить ее. О! коль трудно избегнуть сего яда, убивающего плоды и самых зрелых добродетелей.

13. Когда я читаю книги Священного Писания, то назидательнейшие изречения отмечаю. Должно ли так делать и полезно ли?

– Старец мой⁸⁹, которому, с помощию Всемогущего, повиновался я более 20-ти лет, мне это запрещал. Назначенные тобой заметки неприметным образом рождают в сердце следы высокоумия, черты пагубнейшей гордости. Это познано из опыта. Когда Бог мира озарит истинным светом память твою, тогда и без замечаний будешь помнить, где о чем писано и на какой конец. Разум, просвещенный благодатью, укажет тебе в Св. Писании все, что нужно для твоего спасения. Ибо Писание, хотя вообще дано нам от Бога как бы некоторое руководство к преспеянию, однако имеет свои разделения. Например: что особенно относится к властям, что к подчиненным, что к преклонным в летах, что к среднему и малому возрастам, что к инокам, мирским лицам, супругам, девам и проч. Но ты читай книги просто; проси Всепремудрого, чтобы Он начертал волю Свою святую в душе твоей. А когда ты оную исполнишь со смирением, тогда будешь богомудр и остропамятен о Господе.

14. Видя новоначального брата в некоторых поступках неосмотрительным или делающим что-либо неблагопристойно, должно ли поправить его?

– Если ты обязан более внимать себе, если ты не имеешь на то благословения от начальника и признаешь себя подверженным страстям, то не входи никак в те предметы и случаи, кои до тебя не касаются. Молчи. Всяк своему Господеви стоит или падает.

Старайся всемерно сам не быть соблазнителем ближних. Врачу, исцелися сам! ⁹⁰

15. На субботу должно ли исполнять келейное правило?

– Должно, исключая праздников и тех дней, в которые бывают бдения. Поклоны должны быть поясные.

16. Если я по случаю отлучки или какого послушания не могу иметь другого времени для келейного правила, как самое позднее, как поступать?

– Если ты, быв в отлучке, изнемог, то успокойся, – правило оставь, смиряясь и не смущаясь о том. А когда послушание будет умеренное, постарайся совершить твое правило, и получишь от того немалую пользу. Так, однако же, делай до 10 часов. А когда сие время протечет, то, прочитав со вниманием вечерние молитвы, успокойся, творя молитву Иисусову, доколе уснешь, дабы готовее быть к утрене и к продолжению послушания на следующий день, если угодно будет Богу благополучно тебя восставить. Но это должно относиться только к послушникам.

17. Я весьма желаю исправить себя, но все увлекаюсь стремлением страстей. Что должно делать для преодоления их?

– Желай, и Бог всемогущий даст тебе по сердцу твоему; ибо начало добродетелей и источник есть расположение, желание добра о Господе. Страсти победить сам собою человек не может. Это дело десницы Вышнего, действие силы Божеской. С нашей стороны должно только непосредственно хранить данное нам от Бога святое произволение и по оному прилагать старание достигнуть в страну бесстрастия. И Вышний, без сомнения, совершит подвиг желающего. Итак, если желаешь воскреснуть от гроба страстей, то имей о том всегда внимательную мысль, попечение, неуклонную деятельность, ревность. Уповай на Бога, могущего показать силу Свою в немощах наших благодатью Своею, и спасешься.

18. Каким образом избавиться от рассеяния мыслей и в самой молитве?

– Моляся устами, молися и умом, т. е. заключай ум в силу слов молитвы⁹¹.

Если увлечешься размышлением о каком-либо предмете, то, ощутив свою неосмотрительность в том, углуби свое внимание в молитву. Всегда поступай так, и ощутишь пользу.

Постоянство ума привлекает особенные действия благодати.

19. Сильно одолевает меня леность. Как избавиться от неё?

– Если ты нерешительно будешь сражаться с леностью, то никогда не победишь оной. А коль скоро восстанешь против неё с твердым намерением, хотя не без внутренней болезни, то с помощью Божией можешь одержать победу. Отражать, хотя и быть гониму, есть знак верного и доброго воина; но обращать всегда хребет прилично одному ленивому оруженосцу. Человек до гроба должен наблюдать за собой относительно сего порока, дабы не услышать в последний день ужаснейшего определения Сердцеведца: лукавый рабе и ленивый!..

В Писании сказано: «побеждающему», а не победившему; потому что мы без помощи Вышнего не можем одолеть врага совершенно, не можем никогда приобрести над ним никакого перевеса. Только побеждающему дается венец, и только тому, кто выходит на борьбу с твердым намерением вести брань до последнего издыхания и никогда не оставляет оружия в минуту самых ужасных опасностей; будучи даже в невольном плене, не предает сердца своего врагу. Таковой, хотя и бывает иногда разбит, никогда не послабляет своего священного рвения, жертвует собой неуклонно с духом надежды и потому успевает, и за одно свое намерение венчается, как храбрый и достойный небесных почестей.

20. Как избавиться от угнетения духа уныния?

– Вероятно, ты увлекаешься к нему собственной волей. Если оставишь самораспоряжение и будешь начинать всякое дело с благословением Божиим, то с благословением пожнешь мир душевный и прочие плоды Св. Духа. Если оставишь совершенно свою волю, то никогда не будешь ощущать тягостного мрака уныния. Свирепейшие волны страстей утихнут. На их месте возникнут: ясность мыслей, тишина помыслов, кротость духа, нелестный мир, которые приосенят тебя и водворятся в душе твоей. Если ты сохранишь непрерывное внимание и самонаблюдение, то уподобишься мудрым девам и внидешь в чертог бессмертного Жениха. Жених грядет в полунощи. Блюди же, да не отягчишь сердце твое унынием. Даждь славу Господеви Богу твоему, прежде даже не смеркнется. Гряди во имя Господне путем самоотвержения, если желаешь истинно спастись. Уныние преследует всех; даже в великих людях уничтожает спасительные плоды трезвения. Но в простом и истинном послушнике оно не должно иметь места. Кто себя отвергся с упованием на Бога, – о чем когда будет унывать? – В таковом врагу оскудеша оружия в конец ⁹².

21. Услышал я о представлении к монашеству некоторых братий, особенно тех, кои вступили в сию обитель после меня. Я, равно желая принять ангельский образ и не имея на сие благословения начальника, весьма о том беспокоюсь и сетую, не достигая цели. Каким образом водворить в себе потерянное чрез то спокойствие духа?

– Во-первых, ты должен смиренно и без дальнего рассуждения покориться воле Божией. Решение начальника есть воля Правителя всяческих. Посему кто не повинуется начальнику, тот не повинуется воле Божией, всем управляющей. А кто не повинуется хотению Божескому, тот горестно подвергает себя удалению благодати, тлетворной печали духа, нестроению, бедствию и всем безрассудным предприятиям. Те, которые прежде тебя представлены к монашеству, вероятно и должны почитаться достойнее. Желая получить внешний образ ангельского обручения, потщись прежде сделаться внутренним Ангелом. Без внутреннего монашества одно наружное не спасет тебя. По намерению твоему и званию, подражай по силе жительству древних свв. Отцов, и веруй, что всеми нами управляет всемогущий Бог. Начальника почитай исполнителем святой и прозорливой воли Его, ибо он таинственно носит образ Иисуса Христа. Так веруя, конечно, не будешь безрассудно приступать к начальнику. Да и смеем ли мы на Господа Иисуса Христа иметь возмущенный дух, когда и с ненавидящими мира мы обязаны быть мирными, кроткими, благопокорливыми? Но о сем я более говорить не стану. Если Бог взирает на сердце и произволение и призирает на дела каждого, если Он видит все будущие действия наши и самую кончину жизни, то должно ли сомневаться, что Он, яко Всеблагий, устраивает о нас все лучшее? Бог только восхощет, естество уже и теряет свой порядок; ибо благодать Его сама собой есть, без сомнения, превыше всякой мудрости и сил мира сего. Что Бог предположил, того никакой совет человеческий разрушить не может. Конечно, Богу неугодно, чтоб ты был воспринят в ангельский чин. Если ты соделаешься его достойным, то будь уверен, что или пред кончиной удостоишься оного, или, по разрешении от тела, от ангелов будешь представлен ко Господу в чине иноческом. Это истинно. И если ты имеешь в душе сколько-нибудь веры, превышающей разум, то можешь сие принять. Но если ты такой веры не имеешь, потщися веровать и со св. апостолом Петром взывай: Господи, приложи ми веру ⁹³.

Бог зрит на произволение.

Возьми в пример блаженную Таисию, которая, бывши непотребной женщиной, мгновенно, посредством одного решительного самоотвержения, сделалась совершенной инокиней. Когда она возымела произволение быть единственно рабой Бога и с непоколебимостью предала сердце свое водительству Иисуса Христа, и когда в такой решительности постигла ее на пути чувственная смерть, тогда спутник её преподобный Иоанн, обративший ее помощью Вышнего от стезей разврата на спасительный путь покаяния, к величайшему удивлению увидел чистою душой, как Ангелы восхитили в неприступный свет примиренную с Богом душу Таисии. Она еще не достигла пустыни, не знала, в чем состоит жизнь иноческая, не была облечена в вожделенный ей образ оный, но, посредством обращения к Богу и презрения самой себя, мгновенно удостоилась премилосердого суда Господня и переселения в нерукотворенные Божии обители. Не совершенной ли она посему соделалась инокиней? Тайной воле всевысочайшего милосердия угодно было прекратить дни её в минуту решительного произволения; и вот один благой помысл её венчается наравне с самым делом. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Если ты желаешь иметь на сие еще яснейшее доказательство, то посмотри очами смирения и веры на того послушника, который за благое произволение и достойную жизнь тотчас по погребении облечен был Ангелами в схиму, что мы видим в истории Печерских свв. Отцов. Но увы тому схимнику, с которого суд Божий определил снять нынешний образ, в доказательство внутреннего его бесплодия!

Если и ты облечешь себя о Христе во образ внутреннего инока, то не беспокойся много о внешнем образе, хотя и непогрешительно желать сего. Сердцеведец, всегда лучшее о нас строящий, по мере твоей веры и дел, Ему угодных, устроит о тебе. Вспомни о преподобном Пимене Многоболезненном. Множество окажется монахов единственно по произволению, хотя они в здешнем мире не могли, по судьбам Мироправителя, быть постриженными от рук смертных. Преподобная Пелагия лишь только получила просвещение, познала истинную веру, как пожелала принести плоды, достойные покаяния. Крепостью неописанных подвигов соделалась она преподобной, хотя и не была облечена в мантию от человеков. Мантия означает тесноту, обещание вольной нищеты, чистоты, послушания и смирения монашеского жития; но мантия внутреннего облачения, предопределенная от Вышнего в награду вечную на Небесах, есть священнейшее возложение одежды Св. Духа.

22. Должно ли верить снам, которые (по видимому) живо представляют будущность?

– Не должно, хотя бы они в своем роде и действительны были; ибо чрез вероятие снов многие прельстились. Любомудрый старец Феостирикт, сочинивший Параклис Пресвятой Богородице, вверившись снам, наконец так прельстился, что погиб. Посему тот весьма искусен, кто не верит и живейшим представлениям.

23. Что же знаменует следующий виденный мною сон, и заключает ли он в себе что-либо, достойное вероятия? Может быть, он не заслуживает внимания, но я обязан открыть его Старцу.

Вижу я внезапно свет, столь лучезарный, что он много превышал свет солнечный. Из этого лучезарного сияния выходил голос громкий и нежный, приказывавший как бы подчиненным существам: «Возьмите его (т. е. меня) на крест». С сими словами (не знаю, кто) меня взяли и, сняв одежды, повлекли как бы умственно на крест, который мне живо представлялся и, казалось мне, был сделан из приятного желтого строевого дерева, достаточный, чтобы меня на оном крестообразно распростереть. Но кто со мною так поступал? Смотря на все стороны, ничего другого я не мог приметить, как только шум и самую скорую деятельность. Когда меня подняли на крест, то действующие говорили тихо, но внятно: «Подавайте гвозди». Предложены были четыре гвоздя, каждый не менее как в четверть аршина; и тогда начали мне прибивать одним из них правую руку ко кресту. Здесь я ощущал величайшую боль, хотя и желал в душе своей быть распятым. Имея такие желания сердца, от боли я, однако, поколебался в духе, и едва не выразил голосом ощущаемого страдания, но с помощью Божией, не знаю как-то, удержался. Когда же мне вонзен был гвоздь, то спустя несколько минут я почувствовал облегчение боли, и потом уже почти не ощущал ее. Затем подали другой гвоздь, подобный первому, и начали вбивать его в левую мою руку. Здесь хотя я и ощущал боль, только несравненно легчайшую первой. Подали третий гвоздь, которым назначено было прибить ко кресту правую мою ногу. Видя, как этот гвоздь был устремлен на меня, я поколебался в духе и хотел воскликнуть: «Помилуйте!» Но, будучи удержан изнеможением собственного духа, ощутив свой недостаток в терпении, за коим, однако ж, следовало в сердце большее первого желание претерпеть, я обратился умом своим ко Всемогущему Богу, имея в душе неизъяснимую уверенность в том, что Он мне поможет. С такой надеждой я мысленно просил Бога об укреплении; трепетал, желал претерпеть и боялся неустойки, сообразной слабости непостоянного моего духа. Действительно, милосердый Господь хотя и дал мне ощутить ужасную боль во всем моем составе, но по милосердию Своему удивительно укрепил меня. Вонзили гвоздь. В духе я весьма ослабел, однако ж, невольно вынесши боль, я скоро начал чувствовать облегчение, потом умеренную болезнь или лучше – одну слабость. Подали четвертый гвоздь и с необыкновенным стремлением вонзили мне в левую ногу, так что я не успел ни вообразить, ни подумать что-либо. Полагаю, что от ощущаемой слабости. Но боль в то время была средняя, так что, казалось, можно бы стерпеть. Несколько времени спустя, вторично возгремел от превыспренного света громкий голос, гораздо яснее первого, но все сопровождаемый духом любви, нежности и благоволения: «Вонзите ему (как бы указуя на меня духовным перстом) в самое сердце гвоздь!» Услышав такое определение и зная свою слабость, я крайне возмутился. Решительность моя поколебалась; тучи страшных мыслей отяготели надо мною. Мое сердце то горело желанием, то приходило от страха в оцепенение. Наконец решительность посвятить себя на терпение взяла перевес. Все смутные мысли рассеялись, и ум мой воспарил к Богу с молитвой о помощи. После сего, как бы ощутив в своем сердце обещание от Господа подать мне помощь, с некоторым трепетом, но вместе с любовью и признательностью к сильному имени Сердцеведца, Который болий есть сердца и весть вся, приготовился выдержать действие страшного приговора, излетевшего из недр невидимого гласа. (Все это делалось так скоро, что нужно более времени не только описать, но и пересказать словами). Подали пятый гвоздь, который прямо приближался против моего сердца. Судя по величине, он мог насквозь пронзить меня, и, кажется, еще осталось бы с обеих сторон более полуаршина. Пока гвоздь еще приближался к моей груди, я находился готовым в надежде на Силу Божию. А как только совершенно приблизился, то я вдруг изменил свое намерение и хотел было воскликнуть: „Помилуйте! За что это?“ Мне казалось, что как только исполнится определение, я лишусь жизни от безмерной болезни. Начали забивать гвоздь против самого сердца как будто молотами. Я почувствовал необыкновенную, столь нестерпимую боль, что дух мой был сражен совершенно. Душа, как будто собрав в себя пораженные слабые силы, оставила меня без чувств на кресте и, излетев из тела, держима была несколько минут каким-то невидимым и неизъяснимым существом. Глаза мои и омертвели, и закатились. Голова склонилась, не упомню на какую сторону.

Ужасное было зрелище! Душа была во мне, но, казалось, вне тела. Вскоре, впрочем, начало и мне казаться, что я только чрезмерно изнемог, но душа моя во мне. Болезнь стала умеряться, и вдруг не стало слышно и следов её.

Мгновенно открылись глаза мои; но я ничего более не ощущал кроме того, что я на кресте. Сердце мое бедное восхищено было и преисполнено толикой сладостью, что того неизобразимого веселия ни тысяща великих умов, ни сам я испытавший выразить не в состоянии. Сладость эта, думаю, есть чаша предложения сладостей премирных от пресладкого Мироправителя, Господа наше