Глава 1. Биография В. Набокова.

Выполнила:

Ученица 11 «А» класса

средней школы № 89

Тарасова Оксана

 

Учитель: Курицына Т. Н.

 

 

Г. Краснодар 2003 год

Содержание:

Вступление. 2

Глава 1. Биография В. Набокова. 2

Глава 2. Обзор творчества писателя. 2

Глава 3. Художественный мир В. Набокова. 2

Глава 4. Роман «Машенька». 2

Глава 5. Современники и критики о Набокове и его произведениях. 2

Заключение. 2

Используемая литература. 2

 

Вступление.

О Набокове написаны тысячи страниц: сотни литературных портных попытались раскроить по своим лекалам тонкую скользящую набоковскую ткань. Он - видный русский и американский прозаик, поэт, переводчик и ученый-литературовед и энтомолог, более известный произведениями других жанров; один из классиков русской эмигрантской и американской литератур XX века, редкий случай двуязычного писателя, одинаково блестяще писавшего и по-русски, и по-английски.

Для России судьбу Набокова можно сравнить с редкой бабочкой, которая случайно попала в руки баловнице Судьбе: была поймана и засушена меж страниц толстой энциклопедии. И лишь спустя много лет нам повезло случайно наткнуться на этот удивительный экземпляр, аналогов которого просто нет.

И вот мы рассматриваем, сравниваем, изучаем. И ловим себя на мысли, что слишком много прошло времени. Мы утратили навыки обращения с такими бабочками. Мы плохо понимаем их строение. И, к тому же, далеко не все хотят разобраться, гораздо легче отвернуться, забыть, будто никогда ничего подобного и не было. Но азарт первооткрывателя пьянит истинных любителей и заставляет погружаться все дальше и дальше в творчество писателя. Нам уже мало просто увидеть, нам хочется понять. Но тут-то мы и натыкаемся на прозрачную стену, которой окружил себя Набоков. Он как бы играет с нами, машет нам оттуда, подбадривая, но остается все же неуловим. И мы начинаем удивляться, как это вообще можно было поймать такую бабочку. Но «пусть критики расходятся во мнениях, - художник остается верен себе».

«Писатель (по определению самого Набокова) – это человек, волнующийся по пустякам». Очевидно поэтому он не желал выражать в своих книгах чьих-либо политических убеждений и отражать «текущий момент общественной жизни». Лишь однажды в 1939 году вместе с другими выдающимися людьми (Бунин, Бердяев, Рахманинов и другие) он подписал протест против вторжения Советских войск в Финляндию. В дальнейшем о своем отношении к политике Набоков говорил так: «Мои политические взгляды остаются строгими и неизменными, как старая серая скала. Они классически, почти до банальности. Свобода слова, свобода искусства. Социальный или экономический строй идеального государства меня интересует мало. Желания мои весьма скромные. Портреты главы государства не должны размером превышать почтовую марку. Никаких пыток, никаких казней». Можно считать, что Набоков окончательно перешел на сторону Искусства. Настоящее Искусство отражает у Набокова не жизнь, а наскоки жизни на искусство.

 Никогда Набоков не скрывал, что пишет только для себя; только для того, чтобы избавиться от идеи романа, он переносил ее на бумагу. У писателя и в мыслях не было что-то объяснять, кого-то учить и, тем более, кого-то обличать. Всем своим творчеством Набоков как бы говорил, что «в сущности Искусство – зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь».
После написания «Лолиты» Набокову пришлось пережить бурный поток нападок и обвинений в распущенности сюжета. Обвиняли его и в том, что ради обеспечения материального благополучия он создал конъюнктурное и низкопробное произведение. Но время подтвердило истину: «Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все». В хоре недоброжелателей нашлись и такие, кто утверждал, что Набоков раньше порочил Россию, а с выходом «Лолиты» очернил и Америку. Этим людям можно было бы посоветовать перечесть «Портрет Дориана Грея» (Не приписывайте художнику нездоровых тенденций: ему дозволено изображать все). Но сам Набоков нанес более четкий и разящий выпад: «Искусство писателя – вот его паспорт».

Вернемся же к бабочке, с которой мы начинали. Под лучами солнца и наших горящих глаз бабочка Набокова вдруг оживает прямо в руках. Затрепетали крылья, задрожали усики, и вот она уже над нами. Теперь мы все можем видеть Набокова, читать его книги, пьесы, стихи. И никто больше не смеет скрыть его от нас (кроме нас самих). Никто не сможет его больше засушить и спрятать. И, дай Бог, чтобы его книги стали нашими постоянными и верными спутниками.

 

Глава 4. Роман «Машенька».

Р оман «Машенька» (1926 года) – это первая попытка Набокова вернуть потерянный рай. В предисловии к английскому изданию романа он писал в 1970 году: «Хорошо известная склонность начинающегося автора вторгаться в свою частную жизнь, выводя себя или своего представителя в первом романе, объясняется не столько соблазном готовой темы, сколько чувством облегчения, когда, отделавшись от самого себя, можешь перейти к более интересным предметам». Но за исключением измены своему метароману, коей явилась вторая книга «Король. Дама. Валет» (1928 год), Набоков не спешил или, точнее, не смог отделаться от себя. Интересна завязь будущего метаромана. Именно в «Машеньке» формируется фабульная структура, ищущая сюжетного разрешения, и основные силовые линии конфликта метароманного «я» с «призрачным», но очень вязким миром.

Первый роман Набокова «Машенька» многие исследователи считают лишь незрелым опытом молодого автора, аргументируя это тем, что и сам Набоков называл его «пробой пера» и перевел впоследствии на английский язык последним.

Роман о тоскующих пленниках, лишенных родины, пронизан грустным пафосом и даже некоторой безысходностью. В нем раскрывается трагедия русской интеллигенции, потерявшей опору на чужой почве. Роман начинается эпиграфом из «Евгения Онегина»: «Воспомня прежних лет романы, воспомня прежнюю любовь…»

Конфликт строится на контрасте «исключительного» и «обыденного», «подлинного» и «неподлинного», так что с самого начала перед Набоковым возникает проблема создания незаурядного героя и доказательства его незаурядности. В «Машеньке» эта проблема не находит исчерпывающего решения; исключительность декларируется, но так до конца и не «срастается» с внутренним «я» героя.

Герои романа «временно», как им кажется, живут за границей, мечтают о России. Но для них это теперь во многом уже известная, страшная Россия. «Страшно, - ох, страшно, - что когда нам снится Россия, мы видим не ее прелесть, которую помним наяву, а что-то чудовищное. Такие, знаете, сны, когда небо валится и пахнет концом мира», - говорит старый поэт Подтягин Ганину, главному герою романа.

С первых строк романа начинается набоковская игра в имена: «- Лев Глеево… Лев Глебович? Ну и имя у вас, батенька, язык вывихнуть можно…

- Можно, - довольно холодно подтвердил Ганин…» - и сюжет романа реализует скрытую угрозу, заключенную в этом ответе. Антагонист продолжает: «Так вот: всякое имя обязывает. Лев и Глеб – сложное, редкое соединение. Оно от вас требует сухости, твердости, оригинальности». В этом вздоре есть потаенный элемент истины.

Набоков пользуется сторонним взглядом на своего героя, чтобы подчеркнуть его «особенность». Хозяйке русского пансиона Ганин «казался вовсе не похожим на всех русских молодых людей, пребывавших у нее». Но герой сам прекрасно знает о своей исключительности, выраженной прежде всего в том, что он носит в себе воспоминание о подлинном мире. Для него существует изначальный рай, символом которого становятся «дедовские парковые аллеи» и первая любовь – Машенька.

Воспоминание же о Машеньке, потерянной любви, юности возвращает Ганину прежнюю Россию. «Нет, - сказал Ганин, - мне снится только прелесть. Тот же лес, та же усадьба. Только иногда бывает как-то пустовато, незнакомые просеки. Но это ничего». Томление, тоска, грусть по неосуществленному, несбыточному, утраченному наполняют роман чеховской атмосферой.

Любовь Ганина развивается на фоне старинной усадьбы на протяжении одного лета (как чаще всего в романах Тургенева). Роман «Машенька» как будто продолжает русский классический роман XIX века. Это роман «усадебный». Чистые, идиллистические отношения влюбленных, таинственная простота и загадочность героини и последующая несостоятельность героя, романтическое восприятие окружающего мира, слабоволие, тонкость чувств и переживаний Ганина также традиционно восходят к героям Тургенева и Чехова.

Сама любовь Ганина к Машеньке, сожаление по поводу многих неудач этой любви и ненужный расставаний ассоциируется с любовью и сожалением русских эмигрантов по поводу расставания с Россией. Осталась трогательная нежность и грусть от невозвратности и единственности того места, где только и можно жить. Слова Ганина о том, что он не разлюбит никогда Машеньку, читаются по-другому: что он не разлюбит никогда Россию.

Узнав о том, что Машенька жива, Ганин буквально просыпается в своей берлинской эмиграции: «Это было не просто воспоминанье, а жизнь, гораздо действительнее, гораздо «интенсивнее», - как пишут в газетах, чем жизнь его берлинской тени. Это был удивительный роман, развивающийся с подлинной, нежной осторожностью».

Герой оказывается не на высоте положения, и, утратив рай, попадает в атмосферу пошлости (берлинская эмиграция), наиболее ярким воплощением которой становится антагонист, антигерой Алферов – нынешний муж Машеньки.

Пошлость Алферова «густо» проявлена автором в первой же главе книги (ее сюжет начинается в лифте: герой и антигерой застревают между этажами – «тоже, знаете, - символ…», как замечает Алферов). Все пошло в Алферове: слово («бойкий и докучливый голос», претенциозные банальности. К моменту написания «Машеньки» у Набокова готов невидимый им тип пошляка, который писателя преследовал и которого он преследовал всю жизнь. «Пошлость, - писал Набоков позднее, - включает в себя не только коллекцию готовых идей, но также и пользование стереотипами, клише, банальностями, выраженными в стертых словах». В понятии «пошлость» у Набокова соединяются посредственность и конформизм, но пошляк, добавляет писатель, известен и другими свойствами. Он псевдоидеалист, псевдострадалец, псевдомудрец, любит производить на других впечатление и любит, когда производят впечатление на него. Культ простоты и хорошего тона в старой России, считает Набоков, привел к точному определению пошлости. Гоголь, Толстой, Чехов «в поисках простой правды с легкостью обнаруживали пошлую сторону вещей, дрянные системы псевдомысли»); запах («теплый, вялый запашок не совсем здорового, пожилого мужчины», - Ганин - по контрасту – здоров, молод; объединенный культ молодости и спорта отличает произведения Набокова от предшествующей, очень «неспортивной» русской литературы); наконец, вид («было что-то лубочное, слащаво-евангельское в его чертах…»).

Важным моментом фабулы нарождающегося метаромана становится любовная связь героя с псевдоизбранницей, малоприятная роль которой в «Машеньке» отведена Людмиле, наделенной чертами сладострастной хищницы и полностью лишенной женской интуиции.

Герой предпринимает решительную попытку обрести потерянный рай: отказывается от псевдоизбранницы и собирается похитить Машеньку у Алферова. При этом для достижения своей цели герой совершает неэтичный поступок (напоил соперника в ночь перед приездом Машеньки и переставил стрелку будильника, с тем, чтобы Алферов не смог встретить Машеньку, а сам бросается на вокзал), и возникает далее развивающийся мотив недуэлеспособности антагониста, по отношению к которому герой может позволить себе совершить любое действие. Он не испытывает при этом ни малейшего угрызения совести и не признает за противником права на удовлетворение оскорбленного чувства. В мире теней совесть героя спит.

Приезд Машеньки – символ приближающей России. «Завтра приезжает вся его юность, его Россия», - с восторгом думает Ганин. «Машенька светится отблеском России, и потому вдвойне очарователен ее облик – и сам по себе, и своим отраженным светом; она пленяет как личность, она пленяет как символ, и не только она, но и сам роман, который окрещен ее ласковым именем», - писал Ю. Айхенвальд.

Главная сюжетная коллизия – противоборство двух персонажей: Ганина и Алферова. Оно основано и на разности их характеров, и на разности отношений к миру, а, главное, на разности отношения к их общей Родине, к России. Противник Ганина наделен любовью и презрением к России. И оттого, что пошлый Алферов, своеобразно продолжающий галерею пошлых героев Чехова, говорит вроде бы общественные и очевидные вещи, с которыми нужно согласиться, они вдруг начинают казаться неверными и неприемлемыми. Вначале Ганину просто «не любо» слушать все, что говорит Алферов, а затем все его выражения, такие, как «прекрасная русская женственность сильнее всякого террора переживет революцию…» или «России больше нет» - начинают вызывать активное неприятие. Хотя России «больше нет» и для самого Ганина, и для автора, и для многих эмигрантов, но когда об этом говорит Алферов, это рождает протест, кажется неверным, неубедительным. Клара, желая угодить Ганину, заявляет: «А все-таки, мсье Алферов не прав». Значит ли это, что Россия не исчезла? Она осталась? Но где, в памяти героев? Слова «проклятая Россия» звучат как вызов для того, чтобы ярче оттенить всю ее невозвратимую прелесть для Ганина. Сам Ганин хранит трогательную память о прошлом.

Весь роман воспоминаний звучит как бы на одной чеховской ноте: «Мисюсь, Где ты?» В то же время здесь и то, что уже свойственно одному Набокову, что станет центральной темой его творчества. Эта тема сформулирована в мыслях Ганина: «… он был богом, воссоздающим погибший мир». Для героев Набокова этот «погибший» мир – прошлая, исчезнувшая Россия.

Прошлое невозможно вернуть в романах Набокова, потому что оно связано не только со временем, но и с пространством – утрачено само место, где проходила теперь недостижимо прекрасная жизнь. Но вместе с мотивом потери в «Машеньке» появляется мотив надежды на вторичное обретение, возможное возвращение прошлого счастья. Этот мотив развивается затем на протяжении всего романа и становится в нем основным. Надежда на возможное осуществление несбыточной мечты создает необычайное напряжение в малособытийном сюжете романа. Машенька жива, осязаема, присылает телеграммы, существует не только в воображении. Она должна появиться из небытия.

На протяжении романа автор постоянно поддерживает веру в читателе в то, что новое соединение Ганина с Машенькой вполне осуществимо. С каждой главой она возрастает, доходит до кульминационного пика. И в тот момент, когда мечта должна воплотиться в реальность, вдруг оказывается, что счастье невозможно, что прошлое не возвращается – и герой отказывается от своей мечты. «Сложный пасьянс» жизни, о котором задумывается Ганин, может выйти второй раз только в воображении.

Тема воспоминаний о прошлом связана в романе не только с Ганиным, но и с Подтягиным, и с Кларой. Подтягин в прошлом был известным русским поэтом, Клара мечтала о другой судьбе. «Странно вообще вспоминать, ну хотя бы то, что несколько часов назад случилось, ежедневную – и все-таки не ежедневную мелочь», - размышляет Ганин, а с ним вместе и автор. Роман построен на столкновении двух возможностей существования: воспоминания о жизни или сама жизнь. Что истиннее, что важнее?

Можно говорить о первом романе Набокова как о произведении подлинно романтическом, где основным сюжетным мотивом является мотив ухода от действительности в мир потусторонний, застывший и не могущей осуществиться мечты. «И куда все это делось, - где теперь это счастье и солнце…» - эти слова Ганина можно поставить эпиграфом ко всему роману.

Композиционно роман строиться с помощью развертывания двух параллельных повествований, иногда пересекающихся между собой: о прошлом и о настоящем. Эти две линии повествования прямо противопоставлены друг другу. В первой – сероватый дым, волны тумана, дымный закат, «желтый поток вечерней зари» - почти блоковские романтические образы. Во второй – прозаические, раздражающие мелочи быта: грязноватый пансион, неопрятные жильцы, тягостный роман Ганина с Людмилой, женщиной, внешность которой раздражает своей непривлекательной неестественностью: крашеные рыжие волосы, неуместные замечания, резкие жесты. Для контраста не один раз упоминается темные гладкие волосы Машеньки, ее прелестный бант, непосредственность поведения.

В настоящем все грустно, неуютно, тревожно. Настоящее неприятно Ганину, вызывает у него недоумение и краску стыда. Все, что связано с прошлым, связано с Россией, любовью, Машенькой. Жизнь в прошлом становится для Ганина «бессмертной действительностью». Повествование о ней – повествование романтическое, окрашенное необычайным лиризмом. Повествование же о сегодняшнем существовании Ганина – реалистически точное изображение неприглядной действительности, где действуют тени «его изгнаннического сна» и с едким сарказмом подмечается всякое неестественная подробность: от громадной ложки «в увядшей руке Лидии Николаевны, которая грустно разливает суп», до резких духов Людмилы. Непреодолимость реальности олицетворяет Алферов, такой пошло-безобидный и такой неприятный. «Чужой город, проходивший перед ним, только движущийся снимок», - думает Ганин, и даже Подтягин «кажется ему случайной и ненужной тенью». Автор оценивает прошлую жизнь вместе с Ганиным как «совершенную», вернее, она доведена до совершенства в мечтах героя. Параллель между мечтой и реальностью превращается в параллель между прошлой Россией, такой поэтичной, теплой, возвышенной, как юность, напоминающей Машеньку в лодке, срывающую кувшинку, - и России нынешней, униженной, разместившейся в убогих берлинских отелях. Лицо этой России теперь Алферов и несчастная Клара, двойник Машеньки. Прошлая жизнь Ганина – более напряженная, трепетная и более «истинная», чем его жизнь в настоящем. Повествование о ней пронизано возвышенно-романтическим пафосом. «Было странно и жутковато нестись в это пустом, тряском вагоне между сырых потоков дыма, и странные мысли приходили в голову, словно все это уже было когда-то, - так вот лежал, подперев руками затылок, в сквозной, грохочущей тьме, и так вот мимо окон, шумно и широко, проплывал дымный закат».

Поезд, в котором Ганин встречает Машеньку в России, плавно переходит в поезд, который проходит под его окнами в Берлине. Поезд как символ не останавливающейся жизни, в том или ином изображении, постоянно упоминается на страницах романа. Изображение «черных поездов» насыщенно особой метафоричностью, использованием возвышенной лексики, способствующей романтическому восприятию происходящего: «Гремели черные поезда, потрясая окна дома, волнуемые горы дыма, движением призрачных плеч сбрасывающих ношу, поднимались с размаха, скрывая ночной засиневшее небо, гладким металлическим пожаром горели крыши под луной, и гулкая черная тень пробуждалась под железным мостом, когда по нему гремел черный поезд, продольно сквозя частоколом света. Рокочущий гул, широкий дым проходили, казалось, насквозь через дом, дрожавший между бездной, где поблескивали проведенные лунным ногтем рельсы, и той городской улицей, которую низко переступал плоский мост, ожидающий снова очередной гром вагона, дом был как призрак, сквозь который можно просунуть руку, пошевелить пальцами».

И наконец в финале Ганин идет встречать поезд, на котором приезжает из России Машенька. Об этом поезде все время говорит неумный Алферов, по стечению обстоятельств как раз и опаздывающий на него. Что значит эти постоянные напоминания? Что нужно знать свой жизненный поезд, свое направление и не слишком задерживаться на станциях, а уж тем более не поворачивать назад?

Символ поезда становиться понятен лишь в конце романа. Это символ жизни, который нельзя обратить в прошлое, прожить в прошлом. «… Кроме этого образа, другой Машеньки нет и быть не может», - понял Ганин. Проживая в своем воображении прошлое, Ганин постепенно начинает освобождаться от грез. Уже у постели умирающего Подтягина он понимает, что жизнь прекрасна сама по себе и требует от человека не только мечтаний. Картина угасания Подтягина запечатлевается в мельчайших подробностях отстраненным, почти равнодушным взглядом Ганина. Смерть становиться не так страшна и не важна. Главное – запечатление жизни в ее мгновенности, главное – творчество. «Он подумал о том, что все-таки Подтягин кое-что оставил, хотя бы два бледных стихотворения… Жизнь на мгновение представилась ему во всей волнующей красе ее отчаяния и счастья…»

Очень тонко, прозрачно намекает автор на то, что Ганин не встретит Машеньку, не подойдет к ней. Это уже новый Ганин, переживший прошлое, воссоздавший его в своих воспоминаниях. Он возродил свою любовь, все заново перечувствовал и пережил, и осознал бесперспективность такого существования. Он как будто понимает, что маршрут этого поезда им уже пройден. Финал романа свидетельствует о том, что подменить настоящее прошлым в реальности невозможно: на вокзале, уже приблизившись к осуществлению своей мечты, Ганин вдруг резко меняет свои намерения. Почему? Не потому ли, что прошлое прекраснее и подлиннее, когда остается неподвижным, непродленным источником для все новых и новых творческих интерпретаций!

В финале, после безнадежных грез о прошлом, которые только и казались истинной и главной жизнью – жизнеутверждающий разрыв с ними. Тени прошлого уходят вместе с ночной улицей, которая теряет «свое страшное теневое очарование». Финал романа своим звучанием внушает уверенность в будущее. Ганин чувствует себя «здоровым, сильным, готовым на всякую борьбу». Отказавшись от встречи с Машенькой, он уезжает с другого вокзала, на другом поезде, Ганин уезжает в будущее. Его жизнь продолжается и он счастлив.

Для двадцатисемилетнего писателя-эмигранта это был смелый финал, почти вызов. Он свидетельствовал о вере в будущее, о возможности начать новую жизнь в трудных условиях эмиграции.

Заключение.

О Набокове можно написать еще сотни страниц, потому что он удивительный и необычный писатель, но, к сожалению, это выйдет за рамки моего реферата. Хочется отметить, что, несмотря на долгое отсутствие, он сумел вернуться в Россию, но не через сто и не через двести лет, а на много раньше – в 80-е годы того же века, в котором покинул Россию. Он вернулся и живет в своих книгах, по которым мы, люди совсем иного поколения, привычек и взглядов, учимся понимать Россию, по-новому оценивать отношение к Родине, как продолжение самого себя, собственного «я», состоявшегося как человека или нет в зависимости от подлинности патриотического чувства. Набоковский мир – это мир истинно русского человека, способного за его пределами сохранить высокий, аристократический дух. Владимир Набоков действительно один из величайших писателей XX века, обогативший и англоязычную культуру, и мировую культуру в целом, серебряными буквами навсегда вписавший свое имя в русскую литературу.

 

Используемая литература:

· «Русские писатели. XX век», библиографический словарь, Москва, «Просвещение», 1998 год

· Газета «Литература», № 13 2000 год

· «Русская литература XX века», Москва, «Русское слово», 1999 год

· «В. Набоков. Избранное», Москва, АСТ Олимп, 1996 год

· «Владимир Набоков. Собрание сочинений», Москва, издательство «Правда», 1990 год

· «Русская литература XX века. Часть 2», Агеносов, 11 класс, Москва, «Дрофа», 2001 год

· «В. В. Набоков в жизни и творчестве», Л. Н. Целкова, «Русское слово», Москва, 2002 год

· Газета «Литература», № 35, 2000 год

Выполнила:

Ученица 11 «А» класса

средней школы № 89

Тарасова Оксана

 

Учитель: Курицына Т. Н.

 

 

Г. Краснодар 2003 год

Содержание:

Вступление. 2

Глава 1. Биография В. Набокова. 2

Глава 2. Обзор творчества писателя. 2

Глава 3. Художественный мир В. Набокова. 2

Глава 4. Роман «Машенька». 2

Глава 5. Современники и критики о Набокове и его произведениях. 2

Заключение. 2

Используемая литература. 2

 

Вступление.

О Набокове написаны тысячи страниц: сотни литературных портных попытались раскроить по своим лекалам тонкую скользящую набоковскую ткань. Он - видный русский и американский прозаик, поэт, переводчик и ученый-литературовед и энтомолог, более известный произведениями других жанров; один из классиков русской эмигрантской и американской литератур XX века, редкий случай двуязычного писателя, одинаково блестяще писавшего и по-русски, и по-английски.

Для России судьбу Набокова можно сравнить с редкой бабочкой, которая случайно попала в руки баловнице Судьбе: была поймана и засушена меж страниц толстой энциклопедии. И лишь спустя много лет нам повезло случайно наткнуться на этот удивительный экземпляр, аналогов которого просто нет.

И вот мы рассматриваем, сравниваем, изучаем. И ловим себя на мысли, что слишком много прошло времени. Мы утратили навыки обращения с такими бабочками. Мы плохо понимаем их строение. И, к тому же, далеко не все хотят разобраться, гораздо легче отвернуться, забыть, будто никогда ничего подобного и не было. Но азарт первооткрывателя пьянит истинных любителей и заставляет погружаться все дальше и дальше в творчество писателя. Нам уже мало просто увидеть, нам хочется понять. Но тут-то мы и натыкаемся на прозрачную стену, которой окружил себя Набоков. Он как бы играет с нами, машет нам оттуда, подбадривая, но остается все же неуловим. И мы начинаем удивляться, как это вообще можно было поймать такую бабочку. Но «пусть критики расходятся во мнениях, - художник остается верен себе».

«Писатель (по определению самого Набокова) – это человек, волнующийся по пустякам». Очевидно поэтому он не желал выражать в своих книгах чьих-либо политических убеждений и отражать «текущий момент общественной жизни». Лишь однажды в 1939 году вместе с другими выдающимися людьми (Бунин, Бердяев, Рахманинов и другие) он подписал протест против вторжения Советских войск в Финляндию. В дальнейшем о своем отношении к политике Набоков говорил так: «Мои политические взгляды остаются строгими и неизменными, как старая серая скала. Они классически, почти до банальности. Свобода слова, свобода искусства. Социальный или экономический строй идеального государства меня интересует мало. Желания мои весьма скромные. Портреты главы государства не должны размером превышать почтовую марку. Никаких пыток, никаких казней». Можно считать, что Набоков окончательно перешел на сторону Искусства. Настоящее Искусство отражает у Набокова не жизнь, а наскоки жизни на искусство.

 Никогда Набоков не скрывал, что пишет только для себя; только для того, чтобы избавиться от идеи романа, он переносил ее на бумагу. У писателя и в мыслях не было что-то объяснять, кого-то учить и, тем более, кого-то обличать. Всем своим творчеством Набоков как бы говорил, что «в сущности Искусство – зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь».
После написания «Лолиты» Набокову пришлось пережить бурный поток нападок и обвинений в распущенности сюжета. Обвиняли его и в том, что ради обеспечения материального благополучия он создал конъюнктурное и низкопробное произведение. Но время подтвердило истину: «Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все». В хоре недоброжелателей нашлись и такие, кто утверждал, что Набоков раньше порочил Россию, а с выходом «Лолиты» очернил и Америку. Этим людям можно было бы посоветовать перечесть «Портрет Дориана Грея» (Не приписывайте художнику нездоровых тенденций: ему дозволено изображать все). Но сам Набоков нанес более четкий и разящий выпад: «Искусство писателя – вот его паспорт».

Вернемся же к бабочке, с которой мы начинали. Под лучами солнца и наших горящих глаз бабочка Набокова вдруг оживает прямо в руках. Затрепетали крылья, задрожали усики, и вот она уже над нами. Теперь мы все можем видеть Набокова, читать его книги, пьесы, стихи. И никто больше не смеет скрыть его от нас (кроме нас самих). Никто не сможет его больше засушить и спрятать. И, дай Бог, чтобы его книги стали нашими постоянными и верными спутниками.

 

Глава 1. Биография В. Набокова.

В русской литературе XX века В. В. Набоков занимает особое место по ряду причин. Во-первых, его писательская биография охватывает почти все хронологические этапы литературы XX века вплоть до 70-ых годов. Во-вторых, творчество Набокова причастно истории сразу двух национальных культур – русской и американской; причем и русскоязычные, и англоязычные произведения писателя – выдающиеся художественные произведения, подлинные литературные шедевры. В – третьих, Владимир Набоков больше, чем кто-либо из его современников, сделал для знакомства западной читательской аудитории с вершинами русской литературной классики.

Набоков Владимир Владимирович родился 10 (22) апреля 1899 года, умер 2 июля 1977 года, в Лозанне. Родом был из старинной дворянской семьи. Дед по отцу был министром юстиции при Александре III. Отец правовед, один из лидеров (вместе с П. Милюковым) конституционно-демократической партии, член государственной Думы. Бабушка по отцу происходила из древнего немецкого рода фон Корф. Мать из старообрядческой семьи сибирского золотопромышленника и миллионщика В. Рукавишникова. С детства Набоков воспитывался в обстановке культа своего английского, читать научился прежде по-английски, чем по-русски, домашнее имя было англизированным – Лоди. Владимир Набоков получает хорошее домашнее образование. Под влиянием отца-спортсмена с увлечением занимается шахматами, теннисом, боксом. В 1911 году поступает в Тенишевское училище, где поражает всех своей талантливостью. Уже в это время в характере Набокова проявляется уверенность в себе.

Огромную роль в его будущем творчестве сыграет накопленный в детские и юношеские годы запас впечатлений, связанных с петербургским семейным бытом, и в особенности – с летними сезонами, которые семья Набоковых проводила в загородных поместьях.

Творчески определяется прежде всего как поэт. Одно из первых опубликованных стихотворений «Лунная греза» содержит зачатки существенных мотивов поэзии и прозы Набокова – образ «прелестной девочки над розовой подушкой» и тема двоемирия. В 1916 году выходит первый поэтический сборник «Стихи», посвященный первой любви поэта. В этот период он выглядит счастливым юношей.

После октябрьского переворота в ноябре 1917 года семья Набоковых спасается бегством в Крым, где Владимир знакомится с М. Волошиным. В 1919 году готовится поступить в армию Деникина, но не успел – семья Набоковых отправляется в Турцию, откуда через Грецию и Францию – в Англию. Тема бегства также становится одной из «ключевых тем» поэзии и прозы Набокова. В Англии в 1919 году поступает в Кембриджский университет, где изучает французскую и русскую литературу. Драматический поворот судьбы дает мощный импульс лирическому творчеству Набокова: он никогда не писал так много стихов, как в эти первые годы вынужденной эмиграции. Наиболее отчетливо в них проявляется ориентация на творческие принципы таких несхожих поэтов, как А. Блок и И. Бунин.

Затем Набоков переезжает в Берлин, где свое существование обеспечивает переводом газет, составлением шахматных задач, уроками тенниса, французского и английского языков, а также публикации рассказов, мелких пьесок.

В марте 1922 года в Берлине правыми экстремистами был убит отец писателя. Смерть отца потрясла Набокова и определила его судьбу: отныне он мог рассчитывать только на свои собственные силы. В эти годы под псевдонимом «Владимир Сирин» в эмигрантской периодике появляется большое количество рассказов, стихотворных произведений, пьес, переводов, критических статей и рецензий. Подлинную славу и репутацию лучшего молодого писателя русского зарубежья принесли Набокову его русские романы «Машенька» (1926), «Защита Лужина» (1929), «Отчаяние» (1934), «Приглашение на казнь» (1936), «Дар» (1938) и др. В 1923 году выходят в Берлине два сборника его стихов – «Горний путь» и «Гроздь». В этот же период публикуется ряд пьес и начинается знакомство с некоторыми известными писателями.

Как поэта Набокова характеризует «необычайная зоркость взгляда, непривычность ракурса, внимание к деталям, в также исключительная верность однажды найденным образам, мыслям, метафорам, создающим в своем переходе из книги в книгу «удивительные миражи». Ориентирующаяся в основном на классические традиции русского стиха поэзия Набокова носит преимущественно повествовательно – изобразительный характер «поэтической «инвентаризации» мира».

Как прозаик Набоков начинается с рассказов, являющихся как бы «личинками» будущих его «романов-бабочек», а последнее – это часть единого набоковского метаромана. Первой такой частью является роман «Машенька», вполне автобиографичный в изображении главного героя – молодого русского эмигранта Ганина, решительно порывающего со своим доэмигрантским прошлым, готовым было воскреснуть для него в образе приезжающей в Берлин его первой любови. Конец 20-х годов отмечен романом «Защита Лужина» (1929), повестью «Соглядатай» (1930) и романом «Подвиг» (1932).

Что касается ностальгии по России, то писатель то заклинает ее «отказаться» от него, не «сниться» ему, не «жить» в нем, то готов безраздельно принять ее и «безнадежно-рабской», и «безнадежно-родной». Она является ему своими промельками и ощущениями в европейских ландшафтах, среди которых померещатся вдруг «пустые осенние поля» с «плотной белой церковкой на пригорке» - в Альпах. Настолько сильна была ностальгия Набокова по России, настолько же решительно не принимался им тоталитарный режим в СССР, о чем он не забывал повторять как от собственного имени, так и устами своих героев, большинство которых, как и он, являлись изгнанниками и беглецами из «ленинизированной России».

В 50-е годы он продолжал высказываться о советском периоде в истории России как «эре кровопролития, концентрационных лагерей и заложничества», установленного Лениным «презренного и мерзостного террора», пыток и расстрелов.

Болезненно-острым неприятным любых тоталитарных режимов проникнуто большинство произведений Набокова. Таковы рассказ «Истребление тиранов» (1936), романы «Приглашение на казнь» (1935-1936) и «Дар» (1938). Во всех них тоталитаризм раскрывается не только в своих коммунистических и фашистских чертах, но и в своей некой глобальной метафизической сущности, выходящей за пределы актуальной истории.

Тем временем подлинный исторический тоталитаризм все более теснит Набокова, материальное и моральное существование которого в фашистской Германии становится невыносимым. В 1937 году его семья перебралась в Париж, а через три года, накануне немецкой оккупации – в США.

С 1940 по 1960 год Набоков живет и работает в США. Литературное творчество он совмещает с преподавательской и исследовательской работой в американских колледжах и университетах. Подавляющее большинство произведений Набокова этого периода написаны по-английски.

Относительно своих ориентаций в предшествующей литературе сам Набоков писал: «Пушкин и Толстой, Тютчев и Гоголь встали по четырем углам моего мира». Нельзя отрицать также влияние на Н. Ф. Сологуба, А. Блока, Пруста, Кафки и любимого им Джойса. Что же касается поэзии, то исключительное предпочтение отдавал Набоков стихам И. Бунина, а также высоко ценил поэзию В. Ходасевича.

Творчество Набокова, особенно проза, обнаруживает и черты существенного разрыва с определенными традициями русской классической литературы, в частности с ее нравственным п