Место: Место: Меганезия, округ Вест–Кирибати, Атолл Арораэ, моту Рорети, Зал Верховного суда.

 

К началу судебного заседания, стол в гостиной был сервирован в троглодитском стиле, иначе говоря – мясо и печеные овощи свалены на большое блюдо, а гостям была дана возможность самостоятельно найти приборы для еды — или пользоваться пальцами. Что касается Элеа, то она выбрала последний вариант, причем умудрялась одновременно жевать и комментировать происходящее на экране.

— По ходу, рабочая тройка: Макрин Ког, Тин Фан и Ашур Хареб председатель. Прикол: такой состав попросил прокурор, Курт Эйнфогел из Гааги. Остальные трое, видите ли, необъективны. Грендаль Влков — европофоб, Джелла Аргенти — милитаристка, а Долфин Бонанза летает на флайке, купленной у Штаубе. Не будь прокурор дебилом, он бы все сделал наоборот, потому что худшую для него тройку даже вообразить невозможно.

— Вот как? – удивилась Жанна, — А если подробнее.

— Типа, дебильная логика, — пояснила меганезийка, — Ашур этнический араб – значит, сочувствует исламистам. Макрин этнический юро — значит, сочувствует европейским оффи. Тин Фан – биомеханическая гуманистка, значит…

— Ух ты! – Перебил ее Фрэдди, — биомеханический гуманизм! Как у меня!

Жанна щелкнула пальцами.

— О! Надеюсь, теперь–то ты объяснишь мне, что это за спец–гуманизм? Я помню! Ты обещал еще по дороге на Аитутаки, когда я впервые об этом…

— Штаубе вызвали давать показания, — перебила Элеа.

 

Бывший министр ВВС Шонаока уверенно пересек холл–террасу отеля (которая была временно превращена в зал суда), и остановился на сине–зеленой циновке (место для выступлений свидетелей). Он был одет в простую полевую офицерскую форму армии Шонао. На груди блестели два ордена: Золотой гепард и Лазурный орел.

— Сен Штаубе, — начал Ашур Хареб, пожилой худощавый араб, одетый в легкое белое кимоно, — Надеюсь, вы в курсе, что Гаагский трибунал просит передать вас органам международной юстиции в связи с актом криминальной агрессии – бомбардировкой воздушного флота другого государства, выполненной по вашему прямому приказу.

— Да, ваша честь, я в курсе.

— Замечательно. В таком случае, герр Эйнфогел, пройдите на красную циновку и аргументируйте требования вашей организации.

Международный прокурор говорил примерно четверть часа. Его не прерывали. Ашур листал журнал «Comercia y Nautica de Pacific». Макрин (представительный 40–летний дядька средне–европейского типа, в просторном спортивном костюме) курил толстую сигару. Тин Фан (молодая изящная вьетнамка, носившая открытый комбинезон типа «koala») рисовала на листе бумаги фантастических бабочек. Штаубе смотрел в сторону лагуны – над ней кувыркались в воздухе два оранжевых «Vitiare» (сотрудники фирмы беззастенчиво использовали скопление людей для рекламы своих машин). Как только прокурор завершил свою речь, экс–министр повернулся к судьям.

— Извините, я должен что–то ответить этому человеку?

— Это было бы желательно, — подтвердил Ашур.

— Хорошо, — Штаубе кивнул, — Я буду краток. 3 года назад я, по зову сердца, вступил в Народную Армию Освобождения Шонао. Интересы этого народа я принял, как свои личные, и сражался за его свободу в подполье на территории врага, затем в небе над Африкой, а затем на посту министра ВВС. Я изучил авиацию врага, его тактические и стратегические приемы, его стиль действий в обороне и нападении. Это позволило мне сначала дать руководству страны рекомендации по уничтожению вражеских агентов в Шонаока, затем уничтожить в воздухе элитный экспедиционный корпус врага, а затем перейти в наступление и уничтожить вражеского лидера. Это не агрессия, а напротив, защита от агрессии. Ни один солдат Шонао не вторгался на территорию Сарджа. Это боевики эмира Аккана вторгались или тайно проникали на земли Шонао, устраивали исламские мятежи против законного правительства и геноцид мирного населения. Я исполнял долг солдата. Если это — преступление, то я – преступник. У меня – все.

— А, кстати, кто объявил войну между Шонаока и Сарджа? — поинтересовался Макрин.

— Президент Чоро Ндунти, в ответ на исламский мятеж, поднятый агентами Сарджа.

— И где были вы в этот момент?

— Я был в Сарджа, в подполье. Я внедрился в эмирские ВВС в качестве мастер–пилота. Сразу после начала войны, эмир приказал мне доставить в Шонаока 600 карателей, и десантировать их недалеко от Лумбези. Я ликвидировал их, после чего приземлился в дружественной стране, Мпулу. В Шонаока не было подходящей посадочной полосы.

— Вы открыли люки на высоте 12 км, и эти бойцы задохнулись? – уточнила Тин Фан.

— Совершенно верно.

— А вы догадывались, что эмир Аккан, в ответ, уничтожит вашу семью?

Штаубе несколько раз сжал и разжал кулаки, прежде чем ответить.

— У меня были такие опасения, но я думал, что он просто расторгнет брак моих жен со мной и отдаст их какому–нибудь офицеру в качестве наложниц. Видите ли, ваша честь, эмирская военная полиция полностью контролировала обстановку в моем доме, и эмир знал, что мои жены ни в чем не участвовали. Дети — тем более. Они были совсем крохи.

— Эмир вам не доверял? – спросил Ашур.

— Да, ваша честь. Я был «фрэнг», иноплеменник–европеец, хотя и принял ислам.

— Тогда почему он поручил вам такую ответственную военную миссию?

— У него не было других пилотов, способных управлять аэробусом такого класса, тем более — наспех переделанным аэробусом, который иногда вел себя нештатно.

— А зачем вы вообще взяли четырех жен и завели детей? – поинтересовалась Тин Фан.

— Таково было пожелание эмира. Если бы я отказался, это было бы подозрительно.

— Ага. Ему нужны были заложники. И как вы не понимали, что с ними будет?

— Это моя ошибка. Я думал: эмир просто хочет привязать меня к дому. Видите ли, ваша честь, он сам дал мне этих жен. Это были его рабыни. По моей европейской логике, не было никакого смысла их уничтожать, если ясно, что я все равно не вернусь.

— Странно, что вы не засыпались там, с вашей европейской логикой, — заметил Макрин.

— Да, ваша честь. Полагаю, меня спасла некомпетентность эмирской контрразведки.

Ашур переглянулся с коллегами, кивнул и повернулся к международному прокурору.

— Герр Эйнфогел, суд не понимает сути ваших претензий к Герхарду Штаубе.

— Но мистер Хареб! Эмират Сарджа не вел никакой войны в Африке!

— Не вел? А сарджайские десантники, по–вашему, летели на пикник?

— Не на пикник, но и не на войну. По этому поводу было официальное заявление МИД Сарджа. Имело место техническое перемещение военного контингента, а мастер–пилот Штаубе убил своего напарника и разгерметизировал самолет в преступных целях.

— Техническое перемещение куда? – спросил Ашур.

— М–м… Не знаю. В какую–нибудь союзную страну. Какая разница?

— Не надо держать нас за идиотов, герр Эйнфогел, — заявил Макрин Ког, — Все знали о войне между правительствами этих двух стран. Даже пресса сто раз об этом писала.

— Но позвольте, ваша честь! Даже если и были какие–то боевые действия в Африке, это никак не оправдывает теракта против главы правительства над нейтральными водами!

— Как раз, оправдывает. Дезорганизация управления противника путем уничтожения лидеров — это обычный метод ведения войны. Так было во все времена.

— Но это же были локальные, африканские боевые действия! – возразил прокурор.

— Война не бывает локальной, — отрезал Макрин, — Если она идет, то боевые действия ведутся везде, где есть структуры противника.

— Вы плохо подготовились, герр Эйнфогел, — констатировал Ашур, — сядьте на место, подумайте, а суд пока займется другими свидетелями. Сен Штаубе, вы пока свободны, только не уходите далеко. Сен Ематуа Тетиэво, пройдите на свидетельское место. Суд хочет знать, откуда взялись «Trapo» и как стало возможным их военное применение.

Ематуа, одетый только в короткий пестрый лава–лава, вышел на сине–зеленый коврик. Явно избыточная толщина была для этого жизнерадостного 63–летнего утафоа скорее поводом изображать некоторую неуклюжесть, чем причиной реальных затруднений с движением. Похоже, ему просто нравилось выглядеть этаким игрушечным носорогом.

— Говорю все, как есть, — начал он, — У моей vahine есть старший сын. Вы его, наверное, знаете, его зовут Наллэ. Когда мы с ней познакомились, он уже был взрослый…

— Наллэ Шуанг? – уточнила Тин Фан.

— Верно! Он отличный парень, но непоседа. То и дело попадает на каторгу. Вот, сейчас сидит в Африке, в Мпулу, где даже моря нет. Канак без моря. Разве это дело? Но, все равно, я им горжусь. Он строит людям fare–nui. Дома. Самое почетное дело для канака. После proa, разумеется. Но все равно, моя vahine и я переживаем, что он на каторге…

— Сен Тетиэво, нельзя ли ближе к делу? – мягко спросил Ашур.

— Я и веду к делу, сен судья. Полгода назад он приехал домой, по каторжному бизнесу, делать байки для этого Мпулу. Там у foa было не на чем ездить, а разве это дело? Я так понимаю, что байк для афро, это как лодка для канака. Мы с ним придумали отличный байк. Называется HiBi. Сейчас покажу… Эй, Ллаки, детка! Подкати сюда байк…

Ллаки Латтэ, одетая в серебристые шорты и топик, выкатила байк на середину зала и прокатилась на нем по кругу, после чего заявила:

— Это хорошая машинка для нашей страны! Дешево, надежно! Многие покупают, да!

— Мы рады за вашу страну, — с улыбкой, сказал Ашур, но давайте ближе к теме.

— Я и двигаюсь к теме, — ответил Ематуа, — Наш Наллэ со своей vahine и еще пара наших ребят полетели на Новую Британию, тестировать этот байк. Там они познакомились с двумя папуасами. Хти и Мео из KTIC (Kimbe Transport Innovation College). Вот они… Дети, встаньте, пусть судьи на вас посмотрят… Вот! Это они выиграли конкурс PASA (Papua Air–Space Agency), и получилась та штука, на которой я сюда прилетел.

— Вы утверждаете, что вот эти ребята создали новый тип спейс–скутера? — недоверчиво спросила Тин Фан, рассматривая юную папуасскую парочку, эффектно выглядевшую в ярких комбинезонах PASA c эмблемой в виде золотой райской птички.

— Они придумали концепт, — уточнил Ематуа, — главную идею. Про это и был конкурс.

— Концепт получился именно такой, что реализовать его оказалось удобнее всего путем контракта между PASA и вашей фирмой Hikomo? – уточнила судья.

— Ну, может ведь Паоро иногда нам улыбнуться, — скромно ответил Ематуа, поднимая глаза вверх, как будто рассчитывал увидеть там улыбку океанийской богини судьбы.

— Паоро… — задумчиво повторила Тин Фан, крутя в пальцах авторучку, — проще говоря, проект делала ваша фирма, не без участия Шуанга, так?

— Ну, да! Вы верно подметили, сен судья, так оказалось удобнее всего.

— И теперь вы строите эти «Trapo» по заказу из Папуа… В каком количестве?

— Пока мы построили полсотни. Сначала у нас была маленькая серия, но сейчас мы еще строим для Канады. И еще, мы расширили производство и начали принимать частные заказы. Обычные спейс–скутеры слишком дорогие. Среднему канаку это не по карману. Можно арендовать, но хочется иметь свой, в ангаре, верно? А цена на «Trapo», как на флайку. Потребительское качество, конечно, пониже, чем у дорогих моделей, зато…

— … Можно кого–нибудь разбомбить, — перебил Макрин, — Скажите, сен Тетиэво, зачем этой модели телеуправление, робот–пилот и устройство сброса гондолы?

— Для безопасности, — невозмутимо ответил Ематуа, — На любой учебной флайке есть и телеуправление, и робот–пилот. А на счет гондолы – это специфика космоса. Если у вас что–то случилось с крылом или пропеллером, то у гондолы есть аварийный параплан.

— А что вам сказала на это военная разведка? – поинтересовался Ашур.

— Ну, как обычно, — Ематуа пожал плечами, — Про бдительность, и про все такое.

— Понятно. Ну, что ж, выясним подробности у самой военной разведки. Суд объявляет перерыв на 1 час, а после перерыва заслушает объяснения полковника Аурелио Крэмо.

 

Фрэдди снова изобразил жест озадаченного орангутана, и толкнул Жанну плечом.

— Затопчи меня муха, если Элеа не была права. Меганезийскому суду насрать на этого гаагского прокурора. Им интереснее, не заигралось ли их собственное Гестапо.

— Получается, так, — согласилась Жанна и, окинув взглядом стол, добавила, — Ох, ничего себе! Это мы втроем столько сожрали!?

— По ходу, никого больше не было, — Элеа хихикнула, — Вы молодцы, что купили много. Кстати, а на завтрак что–нибудь будет? В смысле, поскольку мясо уже тю–тю…

— Овсяные хлопья с консервированным молоком, – нерешительно сказала Жанна.

— Давай просто утром сходим еще раз в лавку, — предложил Фрэдди.

— А правда, что в Канаде есть такой обычай: в конце утренней физзарядки валять друг друга в снегу? — спросила Элеа, — Я где–то в кино видела.

— После сауны, — уточнила Жанна, — Но это не только у нас. У вас то же самое. Меня на Никаупара из сауны сбросили в бочку со льдом. В смысле, вода там тоже была, но…

— Бассейн со льдом после сауны это понятно, — ответила меганезийка, — но снег, это ведь совсем другое! Он пушистый! Он такой прикольный!

— У вас в Антарктиде, на MBL точно такой же, – заметил Фрэдди.

— Да, но у меня все руки не доходят туда прокатиться. А здесь: вот он, снег.

Жанна ткнула Фрэдди пальцами в бок.

— А давай ее вываляем в снегу, раз она хочет? Тем более, говорят, есть обычай…

Раздалась клавесинная фраза из компьютера. Конечно, это опять была Хелги Сонстром.

— Hello! Извини, что снова тебя отрываю. Слушай, тут что–то непонятное. Этот Штаубе вообще ушел из зала на пирс и общается с какими–то клиентами своей фирмы. А когда прокурор Эйнфогел спросил у председателя суда, почему это разрешили, тот ответил: «что вы привязались к этому Штаубе, пусть занимается бизнесом, пока у нас перерыв».

— Немного странно, — согласилась Жанна.

— Это еще не все. Герр Эйнфогел передал в суд лист дополнительных обвинений против Штаубе. Сначала ему ставилась в вину только агрессия, а теперь добавились военные преступления, преступления против человечности и геноцид.

— Гм… Не слишком ли много?

— Да, Мне так тоже кажется. Но герру Эйнфогелу прислали из Гааги почти 10 гигабайт доказательных материалов. Наверное, там что–то достаточно серьезное…

— Знаешь, Хелги, отправь мне этот лист обвинений по e–mail. Он же у тебя есть, верно?

— Конечно есть, сейчас отправлю… Все, он у тебя.

— Вижу, — сказала Жанна и нажала значок «print».

Подошедшая Элеа без церемоний, взяла лист, выползший из принтера, пробежала его глазами по диагонали, фыркнула и прокомментировала:

— Эти кондомы включили сюда все свое меню. Завтрак, ланч, обед и ужин.

— В смысле? – не поняла Жанна.

— В том смысле, что они предъявили Штаубе вообще весь криминал, который входит в компетенцию международного трибунала. По ходу, эти исламисты заплатили за голову Штаубе офигенный аванс в Гаагу. Ладно, фиг с ними. Я пойду, сварю кофе, ага?

Хелги на экране удивлено моргнула несколько раз, будто ей попала пыль в глаза.

— Жанна, кто эта девушка в одном фартуке? Извини, если это что–то интимное…

— Нет, Элеа моя приятельница и коллега. Уточняю: не лесби.

— Я групповая бисексуалка с уклоном в зоофилию! – крикнула Элеа с кухни.

— В ихтиофилию, — торжественно поправил ее Фрэдди.

— …Она из Меганезии, — пояснила Жанна.

— Из Меганезии!? О, боже…

— А что тебя удивляет?

— Нет, ничего… А парень, который сказал про ихтиофилию, он тоже из Меганезии?

— Нет, я из Арктики! С Баффиновой Земли. Отморозил голову и влюбился в Жанну.

— Он шутит? – осторожно спросила Хелги.

— На счет головы – возможно, шутит. На счет всего остального – вроде бы, нет.

— А–а… Слушай, а как бы ты сказала в репортаже про эти новые обвинения?

— Как я бы сказала, тебе говорить не советую, — ответила Жанна, — Тебе лучше просто сказать: Верховный суд интересуется отношениями, возникшими между бизнесом и спецслужбами в этом деле. Акцию Штаубе суд рассматривает только из любопытства.

— То есть, как? – удивилась нидерландка, — А военные преступления?

Жанна вздохнула.

— Понимаешь, сам термин «военные преступления» это тавтология. Никто не говорит: «незаконная кража со взломом». Война уже сама по себе преступление.

— Кроме foa–autodefenca! – крикнула Элеа.

— Возможно, — сказала Жанна, — Хотя, даже тогда я сомневаюсь в правомерности войны. Война в порядке самозащиты – это как кража картошки от голода. Оправдать можно, у человека не было другого выхода, но это все равно кража.

— Но есть же законы и обычаи ведения войны, — возразила Хелги.

— Херня! – раздался очередной комментарий меганезийки, — Какие законы, если пилот жмет кнопку и сбрасывает тонны взрывчатки, даже не видя, что там внизу? Я уже не говорю про ракеты, а тем более – про мины.

— Не трогать мирное население, — пролепетала Хелги.

— Ага! Попробуй разбомбить в городе военный завод, а мирное население не тронуть. А если речь идет про исламистов, попробуй, отличи, мирный он или военный.

— Но есть же конвенции…

— Конвенции про то, — перебила Элеа, — как две толпы молодых парней должны убивать друг друга ни за грош. Пулю в лоб мудакам, которые занимаются такими конвенциями.

— Ты говоришь так потому, — обиделась Хелги, — что твоя страна воюет без законов.

— Во–первых, воюют не страны, а люди. А во–вторых, кто и когда воевал по законам?

— Давайте не будем ссориться, — предложила Жанна, — Давайте поможем Хелги сделать репортаж о текущем положении на процессе Штаубе.

Фрэдди кивнул, закурил сигарету и предложил:

— Давай напишем, как ты начала. А потом — что Гаагский трибунал готов пойти на все, предъявить любые обвинения, только бы получить Штаубе.

— Поставь вопрос в конце: кому это больше всех надо, кому выгодно? — добавила Элеа, появляясь в гостиной с котелком кофе, — Pardon, foa, но я варю только большие порции.

— Знаешь что, Хелги, — сказала Жанна, — Попробуй найти в интернет инфо об операциях против торговцев человеческими органами в Шонаока полгода назад. Это важно.

— Упс… А там были такие операции?

— Были. И о них писала пресса. Кстати, мой обзор про это есть на «Green World Press».

— Спасибо! Всем пока, я побежала стучать клавишами!

 

Полковник Аурелио Крэмо предстал перед судом в безукоризненно–аккуратной форме INDEMI, в том числе в огромных зеркальных очках, закрывающих пол–лица. Ашур Хареб полистал лежащий на столе отчет и побарабанил пальцами по страницам.

— Сен Крэмо, здесь написано, что после посадки сарджайского аэробуса, ваш офицер рекомендовал Герхарду Штаубе принять министерский пост у Чоро Ндунти. С какой целью была дана такая рекомендация?

— С двумя целями, сен судья. Нам было выгодно, чтобы этот пост занял дружественный фигурант, но не меганезиец, а самому Штаубе нужна была психологическая адаптация после длительного пребывания в неадекватном сарджайском социуме.

— Что вы понимаете под словом «адаптация»?

— Ему надо было привыкнуть к тому, что он снова адекватный человек, а не муслим.

— И только? – подозрительно спросил Ашур.

— Мы не исключали, что ему для адаптации необходимо удовлетворить потребность в мести за свою семью, — добавил Крэмо, — Это указано в отчете.

— Вы этого не исключали, или вы на это рассчитывали?

— Мы не могли на это твердо рассчитывать, но рассматривали такой вариант развития событий, как желательный. Это тоже указано в отчете.

Ашур кивнул и обменялся короткими взглядами с Макрином. Тот кивнул и спросил:

— Сен Крэмо, насколько правдиво утверждение, что персонажи, названные в отчете «зайчиком» и «мышкой» являются случайными? Лично у меня складывается такое впечатление, что они слишком часто оказывались в нужном месте в нужное время.

— Я понимаю, сен судья, — ответил разведчик, — Это может показаться странным, но утверждение полностью правдиво. Действительно, здесь был ряд редких совпадений. Именно совпадений. Простая логика: такое невозможно планировать.

— Логика это штука двояковыпуклая, — загадочно произнес Макрин, — Почему тогда вы начали перемещать персонажа, названного в отчете «хомячком» так, как будто знали заранее о будущих действиях Зайчика и Мышки, и подыгрывали им?

— Хомячок был необходим там для обеспечения проекта «колибри», и мы использовали игру Зайчика и Мышки, как легенду для перемещения Хомячка. Это есть в отчете.

— Да. Это есть в отчете. Но, когда игра Зайчика стала вам ясна, вы, как сказано в том же отчете, дали этой игре «зеленый коридор», т.е. начали оказывать содействие.

— Извините, сен судья, но «зеленый коридор» — это не содействие, а только отсутствие противодействия. Мы следили, чтобы никто не мешал сделке между PASA и Ндунти, чтобы никто не возражал против смены кодов маршрута в роботах–пилотах, и чтобы не было лишних проверок, когда в гондолы грузили дробь вместо обычного балласта.

— Иначе говоря, вы следили, чтобы никто не мешал им убивать Аль–Аккана, так?

Полковник Крэмо кивнул и уточнил:

— Мы следили, чтобы в нашей зоне ответственности не создавалось административных помех военно–тактическим планам правительства Шонаока, нашего союзника. В любом случае, мы обязаны были реагировать именно так. Административные помехи в нашей зоне ответственности означали бы нашу помощь Аль–Аккану, а это было бы не только нарушением союзного соглашения, но и нарушением Хартии.

— Это верно, — согласился Макрин, — Но нарушением Хартии является и использование вооруженных сил для атакующих боевых действий без санкции Верховного суда. У вас написано, что ни один военнослужащий Конфедерации в этих действиях не участвовал, однако Тин Фан полагает, что вы умалчиваете об одном важном моменте… Тин…?

Тин Фан кивнула и, прицелившись в разведчика пальцем, спросила:

— А кто создал те коды, которые были загружены в робот–пилот? Это довольно сложная баллистическая задача. Я не буду объяснять здесь про функционал отсечки и про конус вероятности, а просто скажу: эксперта достаточной квалификации у Ндунти не было.

— Извините, сен судья, но такой эксперт у него был. Это Герхард Штаубе.

— Ой, не морочьте мне голову. Штаубе – пилот высшей квалификации, но это другое.

— Еще раз извините, но вы ошибаетесь. К отчету приложена статья Герхарда Штаубе «Расследование авиа–катастроф, вызванных эксцессами военных тестов». Из нее легко увидеть, что автор профессионально владеет названными вами вопросами.

— Ах вот как? — пробурчала она, листая страницы отчета, — Ага, вот это… И что мы тут видим такого профессионального… Гм… Ладно, в этом случае, вопрос снимается.

— У меня еще два вопроса, — сказал Ашур, — Первое: насколько опасно для нас военное применение аппаратов «Trapo». Я имею в виду, они могут оказаться у противника.

— Это не повысит наш военный риск, — ответил Крэмо. — Такие аппараты эффективно перехватываются нашей системой «Space–lasso», как и любые баллистические ракеты средней и средне–высокой дальности. С военной точки зрения, «Trapo» представляет собой просто еще один вид ракет средне–высокой дальности воздушного базирования.

— ОК. Тогда второй вопрос: сколько бюджетных ресурсов затрачено на эту игру?

— Приблизительно минус 20 миллионов фунтов, — ответил разведчик.

— Гм… Вы потратили их из экстренного резерва или урезали другие программы?

— Извините, сен судья, но я сказал минус 20. Это доходная операция для бюджета.

— А–а… Надеюсь, координатор Торрес объяснит нам, как это получилось. Вы пока свободны, полковник Крэмо. Эрнандо Торрес, пройдите на место свидетеля.

 

Координатор, похоже, слегка нервничал, но улыбался – правда, несколько натянуто.

— Мне сразу объяснять про эти деньги? – спросил он.

— Да, — сказал Ашур, — Только в общих чертах и кратко. Вам все равно скоро подавать итоговый отчет правительства. Ваши полномочия истекают через…

— …8 дней, — договорил Торрес, — А отчет я подам на 5 дней раньше, как положено.

— Не сомневаюсь в этом. Итак, в общих чертах…

— Ну, если в общих, то так. Разведка — это оперативное информирование, оперативное прикрытие и вербовка ключевых фигур в зонах неустойчивости. А что нужно бизнесу, чтобы активно развиваться в международной сфере? Вот это и нужно. Бизнес готов платить за то, чтобы ему открывали новые горизонты, новые фронты экономической экспансии. В рамках Хартии, разумеется. Вот тот принцип, который сделал систему безопасности из чисто расходной статьи бюджета расходно–доходной, как, например, научно–технические фонды. Ведь безопасность – это тоже социальный бизнес.

— Как бы он не превратился в рэкет, — проворчал Ашур.

— Какой рэкет!!! – возмутился координатор.

— Такой, — вмешалась Тин Фан, — Мы тут немного знаем арифметику, сен Торрес. Вы содрали с металлургических и энергетических предприятий почти миллиард фунтов лишних денег. Недешево обошлась война в Африке, а?

— Жалобы на высокие социальные взносы от них есть, а? – в тон ей ответил он.

— Ну, нет, и что теперь?

— А почему нет, вы знаете? Почитайте их квартальные отчеты по дивидендам, ага!

— И что я там увижу?

— Увидите, почему не жалуются.

— Покажите цифры! — потребовал Макрин.

— Через 3 дня покажу, — пообещал Торрес.

— Вот через 3 дня и будете изображать гения, — подвел итог Ашур, — а пока вы свободны. Если суд сочтет нужным, то задаст вам вопросы позже. Объявляется перерыв на 1 час. После перерыва мы заслушаем новые претензии герра Эйнфогела из Гааги.

 

Если в начале TV–каналы показывали процесс примерно одинаково, то теперь возникла принципиальная разница в тактике представления материала. По Euro–TV под маркой «Процесс Штаубе» шли клипы о какой–то войне в Африке (непонятно какой). На CNN обсуждалось влияние процесса на христианско–исламский межрелигиозный диалог. На CSTV шел репортаж Хелги (довольно объективный). По LantON–line в прямом эфире репортер общался с Торресом по поводу итогов его координатуры. О процессе Штаубе говорилось лишь, что он стал поводом для дискуссии о некоторых принципах работы армии и разведки. Xeno–TV–Rokki (в соответствие со своей космической ориентацией) акцентировал внимание на папуасском спейс–скутере. Ематуа, Хти и Мео устроили тут цирковое шоу, показывая, как легко этот аппарат разбирается, собирается и готовится к полету. Несколько раз камера показывала издалека самого Штаубе. Он стоял на пирсе, под навесом, в компании нескольких пестро одетых индусов и что–то объяснял им про лежащие здесь же два экземпляра «Vitiare» — один собранный, другой — разобранный на модули. Индусы кивали и, судя по выражениям лиц, намеревались торговаться.

Наблюдая эту картину активной коммерции, Жанна допила очередную (неизвестно уж, которую по счету) чашечку кофе и повернулась к Фрэдди.

— Слушай, тебе не кажется, что все уже решено, и продолжение процесса будет чем–то вроде ритуальной части? Ну, как эпилог в классической древнегреческой трагедии?

— Кажется, — подтвердил он, — И еще, мне кажется, суд сделал этот перерыв только для того, чтобы дать этим ребятам бесплатное рекламное время в эфире.

— Если вы про Штаубе, то с ним все было ясно заранее, — заметила меганезийка, снимая фартук и снова заворачиваясь в плед, — Я же вам сразу объяснила. Хей, Жанна, у тебя классный пончо. Где такие продают?

— Конкретно этот я купила в Перу, на рынке в Икитосе. Кажется, он из шерсти ламы. По крайней мере, так сказал парень, который продавал… О! Началась следующая серия!

 

Ашур Хареб постучал молоточком по столу.

— Так… Где Штаубе?

— Он на пирсе сен судья, — пискнула молодая маори, одетая в оранжевый килт с зеленым силуэтом «Ohka» (или «Vitiare»), — Вон там, видите? Я сейчас сбегаю за ним, ага?

— Хм… А вы кто?

— Дики Пуафае. Типа, его жена.

— Постойте. А чем он там занят?

— Там фиджийские индусы, посредники индийских индусов из Мумбаи. По ходу, они сейчас покупают флайки для школы первичной летной подготовки.

— Готовы заказать на миллион фунтов, если им дадут большой discount на маленькую первую партию? – предположил Ашур.

— Да. А откуда вы знаете, сен судья?

— Что я, с фиджийскими индусами не торговался? – с улыбкой ответил он.

— Извините, ваша честь, — вмешался Курт Эйнфогел, — Перерыв уже закончился.

— Не указывайте суду, как ему работать! – рявкнул на него Макрин и, окинув взглядом панораму лагуны, прочел вслух надпись на одном из воздушных шаров (похожем по форме на огромный игрушечный самолет): — «Герхард! Верни нам Конкорд!»… Ого! Я знаю, что Штаубе угнал «Аэрбас». Он что, еще и «Конкорд» угнал?

— Сен судья, вы не так поняли! – энергично жестикулируя ответила Дики, — Сейчас есть единственный живой «Concorde», в музее Ле Бурже, и Герх даже пальцем его не трогал. Но он недавно написал статью в Oceania–Flight: «Как вернуть Конкорд в небо». Это его мечта: красивый большой гиперзвуковой пассажирский лайнер. Те ребята с воздушным шаром — французы, яхтсмены, тоже этого хотят. За 5 часов из Парижа в Папеэте, ага?

— Да, это красиво… — согласилась Тин Фан, — а как у вас вообще с ним?

— С «Конкордом»? Ну, пока так, модельки…

— Нет, я имею в виду, у вас со Штаубе, — уточнила судья.

Девушка недоуменно пожала плечами.

— Ну, нормально. Только он плавает не очень хорошо. Он жил на континенте, а к морю надо привыкать с детства. Но мы следим чего–как. Думаю, туда–сюда, адаптируется.

— У вас есть дети?

— Ага. Двое. Один мой, а один — Рали. Моему мальчишке скоро 2 года, ага!

— У вас punalua 2x3, правильно? — спросила Тин Фан.

— Да. И фирма тоже. Типа, семейный бизнес.

— А как Штаубе относится к детям?

— Ой! Смешно! Они мелкие, еще только–только начали тыкать в клавиши, а он уже им показывает флайки в 3d. Моя мама говорит, в таком возрасте это без толку, но мало ли. Знаете, у детей в голове… — Дики выразительно постучала себя кулачком по лбу, — что–нибудь обязательно отложится. Это я так думаю.

— По–моему, правильно, — согласилась Тин Фан, — Моей девчонке 4 года, а мышкой уже пользуется вполне уверенно. С клавиатурой, правда, сложнее… А как у вас с сексом?

— Ну… — Дики почесала себе за ухом, — В общем, нормально. Конечно, сказывается, что Герх столько времени был на войне, подпольщиком. Это надо все время себя держать в руках. И, потом, у него такое случилось с семьей. Кошмар. Исламисты, conios jodidos…

— Штаубе был рад, что отомстил Аль–Аккану? – перебила Тин Фан.

— Еще бы! Мы все так радовались! Герх прилетел в тот же день. Iri! Это было классно! Собрались гости, устроили hauole–roa! Прилетела прикольная тетка, капитан INDEMI!

— Капитан INDEMI? — переспросил Ашур, листая отчет военной разведки.

— Да. Какие–то формальности, иммиграционная анкета. Ну, я не разбираюсь.

— Она тоже была на празднике? – уточнил он.

— Нет, она только на счет бумаг. Ну, так, посидела час за столом, просто для приличия. Понятно: для нее это работа. А мы уже потом отрывались! Хотите, покажу видео?

— Увы, — Ашур улыбнулся и развел руками, — У нас тоже работа. Давайте–ка, сбегайте на пирс и скажите своему мужу, чтобы быстро шел сюда.

— Да, сен судья!

Маори метнулась через холл–террасу, затем, срезая угол, легко перепрыгнула через парапет и с хорошей скоростью побежала к пирсу. Председатель суда одобрительно фыркнул ей вслед и повернулся к международному прокурору.

— Так что вы хотели нам еще сказать про Штаубе, герр Эйнфогел?

— А мы разве не дождемся, пока он придет сюда? – удивился тот.

— Зачем терять время? – ответил Ашур, — Начинайте, суд вас слушает.

— Могу я спросить, посмотрел ли суд материалы, которые я передал в перерыве?

— Да, так что можете на них ссылаться.

— Хорошо. Как мы видим из материалов, ВВС Шонаока, по приказам Штаубе наносили удары с воздуха по населенным пунктам. Они применяли явно неизбирательные виды оружия, такие, как напалм и кассетные бомбы. Кроме того, проводилось минирование участков местности противопехотными минами, с воздуха…

— Вы в суде, а не на митинге пацифистов, — перебил Макрин, — мы не нуждаемся в вашей лекции о методах ведения современных африканских войн. При чем тут Штаубе?

— В документах есть его приказ установить на дронах ПВО ослепляющие лазеры такой мощности, что это приводит к необратимой потере зрения. Это прямое нарушение 4–го протокола Международной Конвенции 1980 года о запрещенных видах вооружений…

— Герр Эйнфогел, я повторяю: нам не нужны лекции о современной войне и оружии.

— А что вам нужно? – огрызнулся прокурор.

— Нам от вас ничего не нужно, — ответил ему Ашур, — Это вам что–то нужно от суда. И, если вы хотите добиться каких–то санкций против Штаубе, то вы должны представить доказательства того, что он совершил антигуманные акты или приказал их совершить.

— Я же вам привел его письменный приказ об установке антигуманного оружия…

— Это бред! – перебила его Тин Фан, — Есть маленькая страна, которая не может себе позволить дорогостоящие истребители и ракеты земля–воздух. А противник намерен применить против нее современные бомбардировщики. Как защищаться? Тут нужен самый дешевый способ. Вот вам и дрон с фатально–ослепляющим лазером. Само его наличие уже психологически подавляет пилотов противника, это же очевидно!

Прокурор подумал и решительно кивнул.

— Мне понятен подход суда. Но в материалах есть записи выступлений Штаубе перед военными пилотами и операторами дронов. Он требует уничтожать целые поселки с нелояльными жителями, миссии религиозных и гуманитарных организаций…

— Вы видели фото Ханоя и Хайфона после бомбардировок 1972 года? — перебила она.

— Да, но мы говорим не о войне вообще, а о той войне, в которой участвовал Штаубе.

— Вам обидно, что в этой войне победила не ваша сторона? — Спросила Тин Фан, — вы добиваетесь преследования офицера, который нанес поражение вашим союзникам?

— Ваша честь, я не давал повода для таких подозрений!

— В таком случае, объясните, почему вы привязались именно к Штаубе? Вы не нашли других военных преступников, поближе к Гааге? Полковник Крэмо, помогите герру Эйнфогелу, чтобы ему не летать через пол–планеты.

Команданте военной разведки поднялся с места и поправил зеркальные очки.

— Aita pe–a. Могу предложить Амстердам, Брюссель, Страсбург, Женеву и Линц. Все можно объехать за один день на автомобиле. У меня 26 имен с адресами и списком художеств в Центральной Африке и странах Карибского региона. Массовые убийства жителей, изъятие внутренних органов, создание концлагерей, работорговля. Годится?

— Думаю, годится, — ответила она, — У вас есть с собой этот список на бумаге?

— Да, сен судья. Это приложение «D» к моему отчету, который у вас на столе.

— Ага… — сказала Тин Фан, вынимая один том из общей папки, — герр Эйнфогел, я не слышу ответа на свой вопрос. Почему вас вдруг заинтересовал именно Штаубе?

— Э… Мы ищем не ближайших преступников, а наиболее опасных.

— Ознакомьтесь с этим списком, — судья сунула том ему в руки, — Штаубе опаснее их?

— Э… Возможно, мы еще не изучили этот вопрос, но даже если и есть более опасные преступники, это не основание, чтобы оставлять безнаказанными менее опасных.

Появился несколько сконфуженный Штаубе – уже не в военной форме, а в оранжевом килте с зеленым силуэтом флайки (точно таком же, как тот, что был на его жене).

— Прошу прощения, я…

— Поднимали деньги для семьи? – Перебил Ашур, — выношу вам устное замечание. Вот папка, тут дополнительные обвинения против вас. Сядьте в сторонке и ознакомьтесь.

Тин Фан использовала эту короткую паузу, чтобы закурить сигарету, и вновь взялась за международного прокурора.

— Мне интересно, как вы изучаете вопрос о военных преступниках. Наверное, в начале к вам поступают какие–то заявления, затем вы из них выбираете, кем и чем заняться, да?

— Как правило, это так и происходит, ваша честь.

— И от кого же было заявление на Штаубе?

— В данном случае, я, как прокурор, начал расследование по собственной инициативе. В регламенте суда такой вариант предусмотрен.

— Вот как? — сказала Тин Фан. — А откуда такая инициатива?

— Из–за акта агрессии против Сарджа, — пояснил Эйнфогел.

— Мы в самом начале выяснили, что это ваша ошибка, — заметила она, — и тогда вы стали срочно соби<