Глава пятая. Зоя — это жизнь

 

Анастасия Егоровна Карнаухова всю ночь так и не сомкнула глаз, ждала дочь. Расстались они со скандалом. Мать была категорически против таких поздних вечеринок, но дочь вспылила: «Мама, ну сколько можно меня пасти? Я, между прочим, уже взрослый человек. Что же мне всю жизнь подле тебя сидеть прикажешь? Имею я, в конце концов, право погулять в свой выходной или нет?» — «Имеешь, доченька, имеешь, да только почему так поздно? Рано тебе по ночам гулять», — пробовала возразить Анастасия Егоровна. Но дочь, ничего не ответив, хлопнула дверью и ушла.

Присев к столу, Анастасия Егоровна поплакала немного, утерла слезы уголками повязанного на голове платка и, подперев правой рукой щеку, горестно задумалась.

Дочь родилась 19 декабря тридцать восьмого года, через два месяца после проводов мужа Павла

 

 

в Красную Армию. Уже перед самым расставанием, на сборном пункте, он попросил: «Коли у нас родится сын, назови его в честь моего отца — Афанасием». «А если девочка?» — сквозь слезы улыбнулась Анастасия. «Тогда пусть будет Зоей», — ответил Павел. «Почему Зоя? — удивилась она. — У нас никого в родне нет с таким именем». — «Потому что это имя означает “жизнь”, — пусть наша девочка живет счастливо».

Когда Зое исполнилось полгода, из Саратова приехала свекровь. Узнав, что ее внучка до сих пор не крещеная, она деятельно принялась разыскивать хоть какого-нибудь попа. Дело в том, что в единственном православном храме города в честь святых апостолов Петра и Павла служба не совершалась уже в течение года из-за отсутствия духовенства. В 1937 году епископа, всех священников и церковный актив арестовали, а вскоре и расстреляли. Не избежало мученической смерти даже обновленческое духовенство

 

 

Покровского собора. Теперь в Куйбышеве не осталось ни одного действующего храма.

Священник вскоре отыскался. Отбыв срок на строительстве Беломорканала, отец Василий приехал в Куйбышев и устроился работать в горхозе истопником общественной бани. Просьбы о крещении или отпевании совершал с опаской и только через проверенных людей.

Сговорились о крещении на квартире одной из духовных дочерей отца Василия, но в тот день батюшку так и не дождались. На следующий день узнали, что священника арестовали вновь.

Анастасия страшно испугалась этому известию, подумав, что могут арестовать и ее. Она проплакала весь день, а к вечеру вернулась свекровь. Она молча прошла к столу, села и, скинув с головы платок, обхватила седую голову руками. Какое-то время сидела словно в забытьи, а затем стала ритмично раскачиваться из стороны в сторону и вдруг заголосила: «Сыночек мой родненький! Да на кого же ты меня, старую, оставил?..»

У Анастасии потемнело в глазах, а в ногах появилась слабость. Она кое-как добрела до постели, на которой поверх покрывала лежала спеленатая дочь, и легла, прижав малышку к себе. Крепко зажмурив глаза, она молча слушала жалостливые подвывания свекрови, а из ее глаз даже сквозь сомкнутые ресницы сочились крупные слезы.

Несколько слезинок упало на лицо маленькой Зои, и та, недовольно морщась, завертела головой, а потом, проснувшись, задала такого реву, что сразу же перекрыла им причитания своей бабушки.

Гибель мужа на финской войне словно изменила весь мир вокруг Анастасии. Ей казалось несуразным и даже обидным, что люди продолжают куда-то спешить, что-то делать, о чем-то разговаривают, спорят, ссорятся, смеются. «К чему это все, — думала она, — если нет Паши».

Свекровь, видя такое состояние невестки, испугалась за нее.

 

 

— Ты, Настя, по мужу- то плачь, но и не забывай, что у тебя ребенок. О дочери подумай.

Но она и о дочери не думала.

Словно от забытья очнулась Анастасия, когда малышка заболела. Девочка угасала с каждым днем, и даже плакать от слабости не могла. Врач, осматривая ее в больнице, вздыхал и на расспросы матери отвечал односложно: «Пока ничем обнадежить не могу. У ребенка двухстороннее воспаление легких. Мы сделали все что могли, но организм слабый. Вот наступит кризис, тогда все и решится».

В этот же вечер Анастасия схватила дочь, накинула телогрейку прямо поверх больничного халата и побежала к Петропавловскому храму. Почему именно туда, она объяснить не могла. Ноги сами несли ее, и остановилась она только на пороге церкви, где на двери висел большой амбарный замок.

В спускавшихся на землю сумерках еще была различима икона Божией Матери, висевшая над входом в храм.

Прижимая к себе укутанную в одеяльце малышку, Анастасия опустилась на колени и стала горячо молиться. Еще в детстве со своей мамой она выучила две молитвы: «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся». Теперь она их и шептала, добавляя к ним свои просьбы о даровании дочери выздоровления от хвори. При этом в голове крутилась неотвязчивая мысль: разве

могут помочь молитвы за некрещеную?

Как подошла незнакомая пожилая женщина и встала с нею рядом на колени, Анастасия не заметила, а заметив, испуганно замолчала. Незнакомка осенила себя крестным знамением и неожиданно запела приятным грудным голосом: «Царице моя преблагая, надеждо моя Богородице, приятели- ще сирых и странных предстательнице, скорбящих рад осте, обидимых покровительнице! Зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми яко немощну...»

Невольно прислушиваясь к словам молитвы, Анастасия думала: «А ведь это все обо мне. Это я скорбящая, это я обидимая...»

«Обиду мою веси, разреши ту, яко волиши; яко не имам иныя помощи разве Тебе...» — пела между тем женщина, и Анастасия тихо заплакала. Это были уже не горькие слезы, а какие-то благодатные, успокоительные.

Закончив петь, женщина встала с колен и протянула руки. Анастасия, не колеблясь и минуты, передала в ее руки дочь и встала сама. Женщина направилась к церковной сторожке, а Анастасия последовала за ней. В сторожке женщина молча положила малышку на широкую лавку и ловко распеленала ее.

— У твоей девочки сильный жар, надо сбить температуру, — это были первые слова, произнесенные женщиной.

 

 

— Как сбить? — почти простонала Анастасия. — Я убежала из больницы. Я теперь только на Бога надеюсь, только на Него.

— Это хорошо, что на Бога. Больше сейчас не на кого надеяться, — с этими словами женщина взяла из шкафа бутылку уксуса.

Она развела уксус водой и, омочив в нем тряпку, стала протирать тело малышки.

— Ребенок некрещеный? — спросила женщина, продолжая обтирать девочку уксусом.

— Мы не могли найти батюшку, чтобы окрестить, — робко ответила Анастасия.

— Найти трудно, но теперь надо самим крестить.

— Как это самим?

— Меня зовут Вера, — вместо ответа представилась женщина, — для тебя тетя Вера буду. Я здесь при церкви и за сторожа, и за просвирню была. А когда милиция пришла священников и церковников забирать, я как раз в больнице лежала. Вот меня одну и не взяли. Почему так получилось, сама не знаю, видно, воля Божия в том. А ребенка, коли опасность смертная, а священника нет, может крестить любой христианин. Это я точно знаю. А коли выживет дитя, то потом батюшка все по правилам церковным доканчивает. А уж коли не выживет, то христианином помрет, и за его душу ангельскую можно быть спокойной.

— Тетя Вера, помогите Христа ради, окрестите доченьку, раз это можно.

— Можно, родимая, вот только сейчас водички святой достану. Каким именем крестить будем?

— Зоей назвали.

— Хорошо назвали. Зоя — это «жизнь». Милостив Господь, может, и будет жить ваша доченька. Надо молиться.