Анна, над каким альбомом, песнями вы сейчас работаете? Когда собираетесь их представить публике?

АНЯ ГЕРАСИМОВА

«Трудновато одной тащить весь этот воз»

Аня Герасимова состоялась и как поэт, и как музыкант, и как переводчик, и как литератор. Но главное она, что редкость в наши дни, личность с большой буквой, с которой всегда очень интересно общаться. Но еще интереснее ходить на ее замечательные акустические и электрические концерты. Нам удалось найти небольшую брешь в её плотном расписании и поговорить об Игги Попе, Патти Смит,о книгах, которыми она сейчас занимается, о том, почему пока нет новых песен и о многом другом.

Анна, над каким альбомом, песнями вы сейчас работаете? Когда собираетесь их представить публике?

–Ну, во-первых, лучше называйте меня Аней, хотя я понимаю, что с годами людям все труднее это понять. В моем полном имени есть какая-то торжественная холодность, которую я пока не готова на себя примерить. Увы, я сейчас не работаю ни над каким альбомом. Новых песен нет: они кончились, когда началась идиотская война с Украиной, и больше не начались. Что-то главное сдохло внутри. Я, как говорит один близкий друг, устроена очень просто: моторчик и лампочка. Так вот моторчик остался, а лампочка, похоже, перегорела. Но снаружи этого не видно. Во время концерта зажигается внешняя иллюминация, она тоже прекрасная, я ею горжусь, от нее все вокруг радуется. Но та внутренняя – другая.
Еще деталь: я над новыми песнями (да инад стихами) никогда не «работала», никогда их нарочно не»сочиняла». Они приходят сами, когда приходят. Если не приходят, я им не звоню и не тороплю. Вообще за эти четыре года несколько песенок сочинилось, и я их иногда пою, но по сравнению с тем, что было, это как бы даже и не песни. Стишков новых довольно много, но я категорически против того, чтоб «класть стихи на музыку», как свои, так и чужие, в этом как раз основной изъян нашей «авторской песни», да и так называемого «рока» в огромном большинстве тоже. Когда рождается песня, стихи и музыка появляются одновременно, в нераздельном единстве.

 

Расскажите о своем знакомстве с Патти Смит. Почему она сыграла такую важную роль в вашей жизни?

–Я уже много раз рассказывала об этом эпизоде, не хочется повторяться. Вкратце – когда я узнала, что она собирается играть в Москве, мне страшно захотелось на нее посмотреть вблизи. В свое время, в начале 80-х, мы очень любили ее альбомы, четыре первых, постоянно их крутили, знали наизусть. И когда я стала подумывать о том, что пора бы самой сочинять песни, первое сравнение у меня было «как Патти Смит» (я нашла такую запись в своем дневнике аж 1980 года). Концерт Патти Смит в Москве делал знакомый промоутер Александр Чепарухин. Я заранее купила билет в Москву из Севастополя, где находилась в августе 2005 года. А вышло так, что по этому билету поехала, ну, в общем, на мамины похороны. И уже в поезде мне позвонил общий друг и сказал, что Чепарухин предлагает мне встретиться с самой Патти Смит утром перед концертом. Вот такой вихрь несочетаемых обстоятельств. И я с ней встретилась, но понятно, что состояние у меня было довольно подавленное, хотя я честно говорила по-английски и пыталась соответствовать. Мы немножко поговорили, прошлись по Арбату. Ничего особенного я не почувствовала, ну, милая тетка, симпатяга, не задается совсем. Думаю, она была разочарована моей скованностью и пиететом, который я к ней неизбежно испытывала. Она предложила мне вечером на концерте спеть что-то вместе, я говорю: давайте это будет Ghost Dance, только припев: We shall live again, как Вы понимаете, для меня в тот момент весьма актуальный. Так мы и сделали. Потом в интернете писали: «на сцену вышел какой-то мальчик…» (это, значит, я была). Ощущение, конечно, было невероятное, что говорить.
Потом она приезжала еще, в конце концов, Чепарухин выпустил ее дуэтом с Земфирой, и это был уже такой фарс и размен, что я только фыркнула. Сама Патти Смит в этом, конечно, не виновата.
Я, кстати, не сказала бы, что она сыграла важную роль в моей жизни. С чего Вы взяли?

 

Если бы у вас появилась возможность попасть на три любых концерта любых эпох какие бы вы выбрали?

–Битлз, Кинкс, Grateful Dead. Все три уже невозможны, а на остальных мы были.

Очень понравились ваши переводы стихов Томаса Венцлова. Планируете ли переводы каких-то еще литовских или других поэтов?

–Теоретически да, а практически я сейчас по уши в другой работе, которую надо быстро доделать. Одновременно делаю три книжки: воспоминания Ирены Вейсайте (это такая очень достойная пожилая дама из Вильнюса с удивительным жизненным опытом), собрание сочинений Л. Липавского для «обэриутской» серии в ОГИ и собственную книжку «Проблема смешного. Вокруг ОБЭРИУ и не только), куда вошла моя знаменитая диссертация, куча статей, ученых и не очень, и отрывки и дневников. Главная и самая страшная работа – набрать дневники, их целая полка накопилась а сорок лет, убористым неразборчивым почерком. Но я справлюсь.
На самом деле есть идея сделать сборник литовских поэтов-шестидесятников, десять поэтов по десять стихов, в соавторстве с другими переводчиками. И мы это сделаем, но пока этот проект как-то подвис. Все-таки трудновато самой тащить весь этот воз. «Я и кучер, я и воз, и лошадка, и овес… я и галка на овсе, я и палка в колесе».

 

Я знаю, в музыке вы долгое время ориентировались на 60-е годы, когда существовала идея изменить мир с помощью музыки. По-прежнему ли это так? И почему, по вашему мнению, музыка тех лет так кардинально и не изменила мир.

–Да. 60-е – 70-е. Кое-что, однако, и в 80-е было очень круто. Дело не в изменении мира, по крайней мере не прямым путем, а в самом устройстве той музыки, она меня цепляет, а другая не особо. Опять же, конечно, не вся музыка того периода кажется мне одинаково прекрасной. Это длинный разговор, и я его уже многократно проговаривала. На самом деле та музыка сыграла огромную роль в изменении мира, мы с вами сейчас живем в этом изменившемся мире, где сенаторы ходят в футболках и по радио звучит «Вельвет Андерграунд». Мы просто перестали это замечать, это естественно. Более того, эта музыка и весь этот, извините за выражение, шестидесятный «дискурс» легли в основу цифровой революции, будь она трижды и четырежды неладна. Но это уже совсем другая история.

 

АНЯ ГЕРАСИМОВА

«Трудновато одной тащить весь этот воз»

Аня Герасимова состоялась и как поэт, и как музыкант, и как переводчик, и как литератор. Но главное она, что редкость в наши дни, личность с большой буквой, с которой всегда очень интересно общаться. Но еще интереснее ходить на ее замечательные акустические и электрические концерты. Нам удалось найти небольшую брешь в её плотном расписании и поговорить об Игги Попе, Патти Смит,о книгах, которыми она сейчас занимается, о том, почему пока нет новых песен и о многом другом.

Анна, над каким альбомом, песнями вы сейчас работаете? Когда собираетесь их представить публике?

–Ну, во-первых, лучше называйте меня Аней, хотя я понимаю, что с годами людям все труднее это понять. В моем полном имени есть какая-то торжественная холодность, которую я пока не готова на себя примерить. Увы, я сейчас не работаю ни над каким альбомом. Новых песен нет: они кончились, когда началась идиотская война с Украиной, и больше не начались. Что-то главное сдохло внутри. Я, как говорит один близкий друг, устроена очень просто: моторчик и лампочка. Так вот моторчик остался, а лампочка, похоже, перегорела. Но снаружи этого не видно. Во время концерта зажигается внешняя иллюминация, она тоже прекрасная, я ею горжусь, от нее все вокруг радуется. Но та внутренняя – другая.
Еще деталь: я над новыми песнями (да инад стихами) никогда не «работала», никогда их нарочно не»сочиняла». Они приходят сами, когда приходят. Если не приходят, я им не звоню и не тороплю. Вообще за эти четыре года несколько песенок сочинилось, и я их иногда пою, но по сравнению с тем, что было, это как бы даже и не песни. Стишков новых довольно много, но я категорически против того, чтоб «класть стихи на музыку», как свои, так и чужие, в этом как раз основной изъян нашей «авторской песни», да и так называемого «рока» в огромном большинстве тоже. Когда рождается песня, стихи и музыка появляются одновременно, в нераздельном единстве.