Особенности поэтики произведений Н. С. Лескова

 

Лесков, безусловно, писатель первого ряда. Однако назвать его классиком русской литературы трудно. Он изумительный экспериментатор, породивший целую волну таких же экспериментаторов в русской литературе, - экспериментатор озорной, иногда раздражённый, иногда весёлый, а вместе с тем и чрезвычайно серьёзный, ставивший себе большие воспитательные цели, во имя которых он и вёл свои эксперименты.

Первое, на что я хочу обратить своё внимание, - это на поиски Лесковым в области литературных жанров. Он всё время ищет, пробует свои силы в новых и новых жанрах, часть которых берёт из «деловой» письменности, из литературы журнальной, газетной или научной прозы.

Очень многие из произведений Лескова имеют под своими названиями жанровые определения, которые им даёт Лесков, как бы предупреждая читателя о необычности их формы для «большой литературы»: «библиографический очерк» («Алексей Петрович Ермолов»), «фантастический рассказ» («Белый орёл»), «семейная хроника» («Захудалый род»), «картинки с натуры» («Импровизаторы» и «Мелочи архиерейской жизни»), «легендарный случай» («Некрещёный поп»), «литературное объяснение» («О русском левше») и т. д., и т. п.

Лесков как бы избегает обычных для литературы жанров. Если он даже пишет роман, то в качестве жанрового определения ставит в подзаголовке «рома в трёх книжках» («Некуда»), давая этим понять читателю, что это не совсем роман, а роман чем-то необычный. Если он пишет рассказ, то и в этом случае он стремится как-то отличить его от обычного рассказа – например: «рассказ на могиле» («Тупейный художник»).

Лесков как бы хочет сделать вид, что его произведения не принадлежат к серьёзной литературе и что они написаны так – между делом, написаны в малых формах, принадлежат к низшему роду литературы. Это не только результат очень характерной для русской литературы особой «стыдливости формы», но и желание, чтобы читатель не видел в его произведениях нечто законченное, «не верил» ему как автору и сам додумывался до нравственного смысла его произведения. При этом Лесков разрушает жанровую форму своих произведений, как только они приобретают какую-то жанровую традиционность, могут быть восприняты как произведения «обычной» и высокой литературы. «Здесь бы и надлежало закончить повествование»[7], но…Лесков его продолжает, уводит в сторону, передаёт другому рассказчику и пр.

Странные и нелитературные жанровые определения играют в произведениях Лескова особую роль, они выступают как своего рода предупреждения читателю не принимать их за выражение авторского отношения к описываемому. Этим предоставляется читателям свобода: автор оставляет их один на один с произведением: «хотите – верьте, хотите - нет». Он снимает с себя известную долю ответственности: делая форму своих произведений как бы чужой, он стремится переложить ответственность за них на рассказчика, на документ, который он приводит. Он как бы скрывается от своего читателя.

Этим закрепляется та любопытная особенность произведений Лескова, что они интригуют читателя истолкованием нравственного смысла происходящего в них.

Если сравнить собрание произведений Лескова с какой-то своеобразной лавкой, в которой Лесков раскладывает товар, снабжая его этикетками, то прежде всего является сравнение этой лавки с вербной игрушечной торговлей или с торговлей ярмарочной, в которой народные, простецкие элементы, «дешёвые игрушки» (сказы, легенды, буколические картинки, фельетоны, справки и пр.) занимают главенствующее положение.

Но и это сравнение при всей своей относительной верности в существе своём требует ещё одного уточнения.

Лавку лесковских игрушек (а он сам заботился о том, чтобы его произведения были с весёлой путаницей в интриге[8]) можно было бы сравнить с магазином, носящим обычно сейчас название «Сделай сам!». Читатель сам должен мастерить из предлагаемых ему материалов игрушку или найти ответ на те вопросы, которые Лесков ему ставит.

Если бы пришлось в духе лесковских жанровых определений подыскивать подзаголовок собранию его сочинений, можно было бы дать ему такое жанровое определение: «Литературный задачник в 30-ти томах» (или в 25-ти, - меньше нельзя). Его собрание сочинений – это огромный задачник, задачник, в котором даются сложнейшие жизненные ситуации для их нравственной оценки, и прямые ответы не внушаются, а иногда допускаются даже разные решения, но в целом – это всё же задачник, учащий читателя активному добру, активному пониманию людей и самостоятельному нахождению решения нравственных вопросов жизни. При этом, как и во всяком задачнике, построение задач не должно часто повторяться, ибо этим облегчалось бы их решение.

Есть у Лескова такая придуманная им литературная форма – «пейзаж и жанр» (под «жанром» Лесков разумеет жанровые картины). Эту литературную форму Лесков создаёт для полного авторского самоустранения. Автор даже не прячется здесь за спины своих рассказчиков или корреспондентов, со слов которых он якобы передаёт события, как в других своих произведениях, - он вообще отсутствует, предлагая читателю как бы стенографическую запись разговоров, происходящих в гостиной («Зимний день») или гостинице («Полунощники»). По этим разговорам читатель сам должен судить о характере и нравственном облике разговаривающих и о тех событиях и жизненных ситуациях, которые за этими разговорами постепенно обнаруживаются перед читателем.

Моральное воздействие на читателя этих произведений особенно сильно тем, что в них ничего не навязывается читателю явно: читатель как будто бы обо всём сам догадывается. По существу, он действительно сам решает предложенную ему моральную задачу.

Стиль писателя может рассматриваться как часть его поведения. Лихачёв пишет, что стиль воспринимается писателем уже готовым. Но тогда это не его поведение. Писатель его только воспроизводит. Иногда стиль следует принятому в литературе этикету. Этикет, конечно, тоже поведение, вернее, некий принятый штамп поведения, и тогда стиль писателя лишён индивидуальных черт. Однако когда индивидуальность писателя выражена отчётливо, стиль писателя – его поведение, поведение в литературе.

Стиль Лескова – часть его поведения в литературе. В стиль его произведений входит не только стиль языка, но отношение к жанрам, выбор «образа автора», выбор тем и сюжетов, способы построения интриги, попытки вступить в особые «озорные» отношения с читателем, создание «образа читателя» - недоверчивого и одновременно простодушного, а с другой стороны – изощрённого в литературе и думающего на общественные темы, читателя-друга и читателя-врага, читателя-полемиста и читателя «ложного» (например, произведение обращено к одному-единственному человеку, а печатается для всех).

Лесков показан прячущимся, скрывающимся, играющим с читателем в жмурки, пишущимся под псевдонимами, как бы по случайным поводам во второстепенных разделах журналов, как бы отказывающимся от авторитетных и импозантных жанров, писателем самолюбивым и как бы оскорблённым…

Почему? Ответ напрашивается сам собой.

Неудачная статья Лескова по поводу пожара, начавшегося в Петербурге 28 мая 1862 г., подорвала его «литературное положение…почти на два десятка лет»[9]. Она была воспринята как натравливание общественного мнения против студентов и вынудила Лескова надолго уехать за границу, а затем сторониться литературных кругов или, во всяком случае, относиться к этим кругам с опаской. Он был оскорблён и оскорблял сам. Новую волну общественного возмущения против Лескова вызвал его роман «Некуда». Жанр романа не только не удался Лескову, но заставил Д. И. Писарева заявить: «Найдётся ли в России хоть один честный писатель, который будет настолько неосторожен и равнодушен к своей репутации, что согласится работать в журнале, украшающем себя повестями и романами г. Стебницкого»[10].

Вся деятельность Лескова как писателя, его поиски подчинены задаче «скрываться», уходить из ненавистной ему среды, прятаться, говорить как бы с чужого голоса. И чудаков он мог любить – потому, что он в известной мере отождествлял их с собой. Потому и делал своих чудаков и праведников по большей части одинокими и непонятными… «Отвержение от литературы» сказалось во всём характере творчества Лескова. Но можно ли признать, что оно сформировало все его особенности? Нет! Тут было всё вместе: «отвержение» создавало характер творчества, а характер творчества и стиль в широком смысле этого слова вели к «отвержению от литературы» - от литературы переднего ряда, разумеется, только. Но именно это-то и позволило Лескову стать в литературе часто идёт именно снизу – от второстепенных и полуделовых жанров, от прозы писем, от рассказов и разговоров, от приближения к обыденности и повседневности.

Заключение

 

Если бы смерть была благом,

Боги не были бы бессмертны.

Сафо

 

Произведения Николая Семёновича Лескова отличаются оригинальностью и самобытностью. У него свой язык, стиль, своё понимание мира, человеческой души. Лесков много внимания уделяет психологии человека в своих произведениях, но если другие классики пытаются понять человека в связи с тем временем, в котором он живёт, то Лесков рисует своих героев отдельно от времени. Л. А. Аннинский так говорил об этой особенности писателя: «Лесков смотрит на жизнь с какого-то другого уровня, чем Толстой или Достоевский; ощущение такое, что он трезвее и горше их, что он смотрит снизу или изнутри, а вернее – из «нутра». Они с необъятной высоты видят в русском мужике… непоколебимо прочные основы русского эпоса – Лесков же видит живую шаткость этих опор, он знает в душе народа что-то такое, чего не знают небожители духа, и это знание мешает ему выстроить законченный и совершенный национальный эпос».

Герои произведения Лескова отличаются своими взглядами, судьбами, но их роднит что-то общее, что, по мнению Лескова, свойственно русскому народу в целом.

Чрезвычайно характерный приём художественной прозы Лескова – его пристрастие к особым словам – искажениям в духе народной этимологии и к созданию загадочных терминов для разных явлений. Приём этот известен главным образом по самой популярной повести Лескова «Левша» и неоднократно исследовался как явление языкового стиля.

Но приём этот никак не может быть сведён только к стилю – к балагурству, желанию рассмешить читателя. Это и приём литературной интриги, существенный элемент сюжетного построения его произведений. «Словечки» и «термины», искусственно создаваемые в языке произведений Лескова самыми различными способами (здесь не только народная этимология, но и использование местных выражений, иногда прозвищ и пр.), также ставят перед читателем загадки, которые интригуют читателя на промежуточных этапах развития сюжета. Лесков сообщает читателю свои термины и загадочные определения, странные прозвища и пр. раньше, чем даёт читателю материал, чтобы понять их значение, и именно этим он придаёт дополнительный интерес главной интриге.

«Праведники» Н. С. Лескова несут людям очарование собой, но и сами они действуют словно зачарованные.

Лесков — творец легенд, создатель нарицательных типов, не просто схватывающих некоторую характерность в людях его времени, но нащупывающих сквозные, кардинальные, подспудные, почвенные, фундаментальные черты русского национального сознания и русской судьбы. Именно в этом измерении он воспринимается теперь как национальный гений.

Первой легендой, выведшей Лескова из бытописателей и анекдотистов в мифотворцы, был косой Левша, подковавший стальную блоху. Следом шагнули в русский национальный синодик Катерина — ради любви душегубка; посрамивший немца Сафроныч; непредсказуемый богатырь Иван Флягин; артистка Люба — обреченная-нареченная тупейного крепостного художника...

Рассказы и повести, написанные в пору художественной зрелости Н. С. Лескова, дают достаточно полное представление обо всем его творчестве. Разные и о разном, они объединены думой о судьбе России. Россия является здесь многоликой, в сложном переплетении противоречий, убогой и обильной, могучей и бессильной одновременно. Во всех проявлениях национальной жизни, ее мелочах и анекдотах Лесков ищет сердцевину целого. И находит ее чаще всего в чудаках и бедоносцах.
Рассказ “Очарованный странник” — чемпион успеха: это самое хрестоматийное, самое эмблематичное произведение Лескова. По количеству изданий оно далеко опережает другие лесковские шедевры и у нас, и за рубежом. Это — визитная карточка “русскости”: воплощение богатырства, широты, мощи, вольности и таящейся на дне души праведности, герой эпоса в лучшем и высоком смысле слова.

Надо сказать, что былинность заложена в самую основу замысла рассказа. Фольклорная краска с самого начала введена в палитру “Очарованного странника” — факт, не слишком характерный для Лескова; обычно он не выставляет национально-патриотическую эмблематику напоказ, а прячет ее под нейтральными названиями. Конечно, “Очарованный странник” — название не вполне нейтральное, и мистический налет в нем чутко уловили критики тех времен.

21 февраля (старого стиля) 1895 г. Лесков умер. Он был похоронен в Петербурге на Литераторских мостках Волкова кладбища, рядом с многими выдающимися писателями.

Список литературы

 

1. Научно – методическая газета для учителей словесности. №14. 16 – 31 июля 2007г.

2. Горький М. Полн. Собр. Соч. т. 21. м., 1974

3. Скатов Н. Н. История Русской Литературы XIX века (вторая половина). Москва «Просвещение», 1991

4. Д. С. Лихачёв «Избранные работы»: В 3 т. Т. 3., «Худож. литература», 1987

5. Лесков А. Н. Жизнь Николая Лескова по его личным, семейным и несемейным записям и памятям. Тула, 1981

6. Писарев Д. И. Соч.: В 4-х т. Т. 3. М., 1956

7. Старыгина Н. Н. Лесков в школе. Москва. Гуманитарный издательский центр, 2000

8. Николаев П. А. Русские писатели. Биобиблиографический словарь. А-Л. Москва. «Просвещение», 1990

9. Дыханова Б. «Запечатлённый ангел» и «Очарованный странник» Н. С. Лескова. Москва. «Худож. литература», 1980

10. Гунн Генрих Очарованная Русь. Москва. «Искусство», 1990

11. Кулешов В. И. История русской литературы XIX века. 70-90-е годы. Москва. «Высшая школа», 1983

[1] Научно – методическая газета для учителей словесности. №14. 16 – 31 июля 2007 г. с 43.

[2] Горький м. Полн. Собр. Соч. т. 21. м., 1974. с. 299

[3] Скатов Н. Н. История Русской Литературы XIX века (вторая половина). Москва «Просвещение», 1991. 321 с.

[4] Скатов Н. Н. История Русской Литературы XIX века (вторая половина). Москва «Просвещение», 1991. 321 с.

[5] Скатов Н. Н. История Русской Литературы XIX века (вторая половина). Москва «Просвещение», 1991. 332 с.

[6] Скатов Н. Н. История Русской Литературы XIX века (вторая половина). Москва «Просвещение», 1991. 332 с.

[7] Д. С. Лихачёв «Избранные работы»: В 3 т. Т. 3., «худож. литература», 1987. – 329 с.

[8] В письме В. М. Лаврову от 24 ноября 1887 г. Лесков писал о своём рассказе «Грабёж»: «По жанру он бытовой, по сюжету – это весёлая путаница», «в общем, весёлое чтение и верная бытовая картина воровского города».

[9] Лесков А. Н. Жизнь Николая Лескова по его личным, семейным и несемейным записям и памятям. Тула, 1981. С. 141.

[10] Писарев Д. И. Соч.: В 4-х т. Т. 3. М., 1956. С. 263.