Как надвигается и что меняет неомеркнатилизм.

Преждевременно говорить, что неомеркантилизм в России победил. Он скорее фиксируется как возрастающая тенденция. Причём, его победа отнюдь не детерминирована, а решается в политической борьбе и под давлением внешних обстоятельств. В принципе, фритредерство может снова стать господствующей тенденцией, как в «святые 90-е». Для России это обернётся новой катастрофой.

С точки зрения общественных интересов неомеркантильное направление представляется наиболее перспективным, хотя оно и может быть облачено в реакционную, консервативную и националистическую идейную форму. Рост промышленности неизбежно приведет к росту численности и влияния трудящихся, организованная борьба которых способна подготовить возрождение, в той или иной форме, универсалистского «социального государства». Конечно, связь между протекционизмом и «социальным государством» – отнюдь не прямая. Она опосредована политической и экономической борьбой трудящихся. Но для успеха этой борьбы необходимо, как минимум, чтобы их численность возросла, чтобы они осознали себя как самостоятельный класс, а буржуазия и бюрократия – свою зависимость от них. Все это возможно только в условиях господства и роста промышленного капитала.

Какой из этих двух вариантов общественного развития победит – это вопрос политической борьбы в среде господствующего класса.

Назревающий (только назревающий) «кризис верхов» в России выражается не только и не столько в репрессивных мерах государства, среди всего прочего, ограничивающих пользователей социальных сетей. Значение этих мер сильно преувеличено. Например, блокировку сети Телеграмм по требованию Роспотребнадзора уже поспешили объявить даже признаком революционной ситуации.[17] Но этот конкретный запрет касается интересов относительно небольшого количества населения, он не затрагивает базовые общественные потребности и не выходит за рамки запретов, принимаемых на Западе: почти одновременно с блокировкой Телеграмм Еврокомиссия высказалась за то, чтобы облегчить доступ спецслужб к социальным сетям; вспомним так же о том, что после 11 сентября 2001 года власти США приняли «Патриотический акт», чтобы на законных основаниях перлюстрировать электронную почту и прослушивать телефоны граждан. Однако все это не дает права утверждать, что в ЕС и США возникла или назревает революционная ситуация. Репрессивные меры по отношению к гражданскому населению в России вообще в настоящее время не выходят за рамки принятых в неолиберальном мире стандартов и если увеличиваются, то в полном согласии с мировыми. Все это может свидетельствовать о кризисе мировой неолиберальной системы, но никак не о том, что именно в России и только в ней назревает кризис, да еще и революционная ситуация.  

В будущем, возможно, Роспотребнадзор заблокирует и Фейсбук (уже пригрозил). По общественному резонансу, в силу особой значимости этой сети для российского гражданского общества, эта мера будет вполне сопоставима с «сухим законом», принятым советским руководством в 1985 году. И, возможно, социальные последствия будут такими же: социальное раздражение значительно возрастет. Но политические последствия это может иметь только вкупе с другими вероятными обстоятельствами: качественным снижением уровня жизни, серьезным внешнеполитическим поражением и т.д.

Левые и кризис верхов.

Скорее, «кризис верхов» в России выражается в том, что господствующий класс уже расколот. Он выдвинул в 2017-18 годах из своей среды реформаторов, каждый из которых представляет один из вышеупомянутых вариантов общественного развития: «майданного либерала» Алексея Навального и от КПРФ – Павла Грудинина, представляющего вечно колеблющееся и популистское среднебуржуазное «протекционистское» направление. Оба противостояли действующему президенту, воплощающему последовательную непоследовательность в политике реформ. «Кризис верхов» выражается в остром противоборстве группировок власть и собственность имущих.

Как правило, «несистемные левые» не рассматривают Навального в качестве представителя господствующего класса, а силы, выдвинувшие Грудинина (отнюдь не сводимые к КПРФ), не считают реформаторскими или (что более вероятно), способными своей критикой повлиять на реформы сверху. Это свидетельствует об искаженном восприятии «несистемными левыми» социальной действительности, о переоценке ими своих возможностей и об их неверном понимании перспектив развития общества.

Левые силы в целом показали неспособность объединиться на основе поддержки протекционистских и социально-ориентированных реформ, показали свою тактическую и организационную слабость (не говоря уж о теоретической). Левацкая критика Грудинина закономерно и объективно прозвучала эхом его «мочилова» со стороны кремлевских либералов. Между тем, левым стоило принять во внимание особый характер этих выборов. Их исход на практике был предрешен. Поэтому они являлись не столько инструментом легитимизации президента (режима), сколько своеобразным социологическим опросом, так или иначе, проверяющим уровень социального раздражения в обществе и влияющим на будущую программу власти. Поэтому необходимо признать, что не без помощи «независимых» левых блогеров, громких сект и «вождей» потерпели поражение не Грудинин и не КПРФ; потерпела поражение или была ощутимо ослаблена социальная повестка, представленная ими (пусть даже в воображении их электората). Не встретив во время выборов широкого сопротивления (и даже ощутив неожиданную поддержку со стороны «несистемной» левой), власть вначале присвоила социальную повестку, а потом и вовсе позволила себе «непопулярные» либеральные реформы: пенсионную и «мусорную».

Однако общественная повестка дня в ходе выборов 2017-18 годов сместилась влево, и это создало для властей неожиданно неприятный фон. Новые неолиберальные реформы не прошли незамеченными, а ударили по рейтингу президента, которого в ходе выборов многие стали воспринимать как социально ориентированного политика. Между тем, будь агитация против Грудинина на выборах со стороны «несистемных левых» менее яростной, давление общественных настроений на власти могло бы остудить пыл сторонников новых либеральных социальных реформ. Впрочем, КПРФ для этого тоже должна была не имитировать агитацию за Грудинина, а реально ее вести. Потому руководство КПРФ несет ответственность за итоги и политические последствия избирательной кампании. Зато либеральная оппозиция (тайная сестра либерального крыла высшей бюрократии) смогла опереться на непопулярные меры нового правительства, и «несистемные левые» прямо и косвенно поддержали ее новую информационную атаку.

Что касается революционной ситуации в современной России, то она, если и складывается, то шиворот-навыворот, судя по итогам президентских выборов 2018 года: Низы не знают, чего они хотят, верхи не знают, чего они могут и должны мочь. Все застигнуты врасплох новыми историческими обстоятельствами. Но отсюда никаких революционных (в научном смысле этого слова) выводов сделать невозможно.