В которой Макс Верещагин листает газету, вспоминает прошлое и думает о будущем

 

Жил Макс у «Электросилы», в доме, выходящем окнами на Московский проспект. Частник высадил его возле станции метро, и Макс прогулялся по торговым развалам. Накупив свежих продуктов и газет, он наконец добрался до своей малогабаритной квартиры.

Вывалив на сковородку резаные польские овощи из пакета, Макс уселся тут же на кухне и развернул первую газету. Политические и светские новости он всегда пропускал, здраво полагая, что их чтение не способствует пищеварению. Более всего Макса привлекали колонки бесплатных объявлений и частной коммерческой рекламы. Но и здесь были свои приоритеты. Например, разделы «Недвижимость» и «Автомобили» вызывали у Макса чисто теоретический интерес: пока это были не его масштабы. «Домашние животные» и «Оргтехника» не навевали сколько‑нибудь конструктивных идей. Так же как и «Служба знакомств». Разумеется, кое‑какие наработки по этим позициям имелись, но лишний раз пользоваться классическими, хотя и многократно обкатанными схемами Макс без особой нужды не хотел. По натуре он был изобретатель и предпочитал разрабатывать новые подходы, совершенствуя свое мастерство. Кроме того, Макс работал на перспективу, и тут газета могла многому научить. Рекламные колонки служили пристанищем для целого сонма прохиндеев. Читая очередное объявление из двадцати пяти слов, Макс каждый раз пытался представить, какая именно комбинация за этим стоит. Ну вот, например, набранное жирным шрифтом предложение некоего агентства, обещающего за весьма скромную плату поместить фотографию любого желающего в каталоги известных кинокомпаний: «Коламбия Пикчерз», «XX век Фокс», «Юниверсал». Это понятно и не слишком ново. А вот еще в том же духе. Некое Международное астрономическое общество готово за еще более скромную плату присвоить безымянной звезде гордое имя заказчика и снабдить клиента соответствующим дипломом. Макс не сомневался, что все это мошенничество чистой воды, потому что и сам был мошенником.

 

***

 

Мошенниками, как известно, не рождаются. Мошенниками становятся в силу сочетания ряда причин, каждая из которых сама по себе вряд ли способна толкнуть человека на этот зыбкий и порой очень опасный путь. Взять хотя бы врожденный артистизм, которым отличались все более‑менее известные жулики. Разве не мог, к примеру, сын турецко‑подданного Остап Бендер стать ведущим актером театра МХАТ, а Энди Таккер – конферансье на Бродвее? Почему нет? Но одного артистизма недостаточно; нужен толчок, воля судьбы, и от того, как лягут ее карты, зависит, кто станет мошенником, а кто – звездой эстрады. Для Макса таким толчком стала служба в армии.

Попав в печально известную учебку «Тула‑50» (знаменитую вторым по величине после Красной площади плацем и гнусным сырым климатом), Макс быстро понял, что, если хочет здесь выжить и вернуться домой, следует позабыть иллюзии и комплексы и действовать напористо и нагло, извлекая максимальную выгоду из всего того, из чего только эту самую выгоду можно извлечь.

Подобная тактика себя оправдала хотя бы тем, что Макс без всякой протекции умудрился занять должность заместителя писаря‑чертежника при штабе второго батальона, в котором имел удовольствие служить. Сам писарь, родственник начштаба, постоянно ошивался в городке – «положено дедушке», и Макс жил, что кум королю. По армейским, понятное дело, меркам. Он строчил на машинке и тысячекратно переписывал алфавит, полируя почерк. Во взводе Макса не любили, но это его не сильно волновало. Он приходил в роту после отбоя и уходил после завтрака, сводя общение с сослуживцами к разумному минимуму.

На выпуск курса Макс собственноручно печатал списки распределения выпускников учебки по воинским частям, а поскольку составлявший их комбат, по своему обыкновению, полоскал мозги в плодово‑ягодном, можно было без особого труда и опаски внести в эти списки кое‑какие малозаметные коррективы. В результате трое самых отъявленных недоброжелателей Макса отправились загребать сапогами радиоактивную пыль Семипалатинска, а себя Макс приписал к команде, отъезжающей служить в Крым.

Выбор оказался более чем удачен. Небольшая воинская часть, расположенная в живописных горах на берегу Черного моря, занималась охраной ядерных боеголовок, а потому никаких иных задач, кроме несения караульной службы, на ее личный состав не возлагалось. Основной боевой единицей в части был батальон, включавший в себя две караульных, учебную и комендантскую роты. Батальон обеспечивали две автороты, рота связи и обладающее функциями стройбата подразделение, именуемое «отдельная инженерно‑техническая рота». Все вместе это сборище военнослужащих называлось почетно – Соединением и было скрыто в лощине Кизилташ столь надежно, что забредавшие туристы принимали его за заповедник.

Помимо общепринятых мер по соблюдению маскировки и секретности, Соединение было основательно «залегендировано», даже форма в нем менялась каждые три‑четыре года. Во времена Макса она была «морской»: личный состав носил синие робы, сапоги и черные морпеховские береты, а офицеры – флотские кителя и эмблемы морской авиации. Хотя уже тогда поговаривали, что в Соединении собираются вводить форму и знаки ВДВ, но до этих знаменательных событий Макс не дослужил.

Впрочем, все эти военно‑бюрократические пертурбации мало интересовали Макса. Он искал личной выгоды, и только это его заботило. Действуя безотказными в армии хитростью и лестью, он сумел устроиться при штабе батальона на место демобилизовавшегося писаря‑чертежника.

По правде сказать, ловкачей в армии не любят. А особенно не любят студентов, которым, благодаря известному указу министра обороны и путчиста Язова, удалось улизнуть от несения военной службы. Как будто в армию идут одни только дебилы! Понятно, что в остриженных головах возникает обида, в жилах закипает молодая горячая кровь, а в рабоче‑крестьянское сердце проникает горькая ненависть, которую военнослужащие срывают на тех, кто послабее и поинтеллигентнее. Как правило, эти качества сочетаются, и обладателям их приходится несладко. Под влиянием коллектива из этих несчастных вытравливаются малейшие признаки интеллекта, они теряют способность к логическому мышлению, с какого‑то момента начиная думать только на две темы: что бы сожрать и когда бы поспать.

Старшина комендантской роты прапорщик Бескудников тоже не любил умных и ловких, поэтому Максу от него доставалось по полной программе. Первый год Макс терпел измывательства, хотя с каждым днем это становилось все труднее. Доходило до того, что Макс считал за благо задержаться допоздна в штабе. Однако на второй год чистая, как свежий снег, ненависть к угнетателю стала переходить в новое качество. Артистизм, природная смекалка и наблюдательность трансформировались за истекший период в жестокую изворотливость, способную если не гору свернуть, то хотя бы подточить ее так, чтобы она рухнула под собственной тяжестью. Свой план Макс обдумывал долго. Риска в коварном замысле было немало, но и терпеть дольше Макс не мог.

Бить морду Бескудникову, которого за глаза все называли попросту Паскудой, Макс считал ниже своего достоинства. Поэтому решил «опустить» ненавистного старшину исподволь и поэтапно.

Подходящий момент представился очень скоро. Как‑то раз Макс, спасаясь от придирок полковника Гриднева, год назад занявшего должность главного инженера Соединения и еще не успевшего насытиться беспредельной властью над матросами срочной службы, решил укрыться в отделении войсковой почты и через несколько минут уже стучался в дверь с красной табличкой «Почта в/ч 62047».

– Кто там? – послышался ленивый голос.

– Свои.

– Свои дома сидят, телевизор смотрят, – спокойно ответствовали из‑за двери.

– Это я, Макс.

– А‑а… – Замок клацнул. – Заходи.

Почтовое отделение выглядело, как помещение‑гребенка: три небольшие комнаты, сбоку соединенные коридором. Первая, уставленная стеллажами для посылок, собственно, и была комнатой почтальона. Вторая, в которой стоял канцелярский стол, а при нем – сейф, служила «офисом» начальника связи и сигнализации батальона. Третья комната была отведена под склад радиостанций, там за дверью из металлической сетки хранились рации, полевые телефоны, коммутаторы, кабели и разнообразные приборы, используемые для охраны периметра и объектов.

Заместитель командира линейно‑эксплуатационного взвода связи временно исполнял обязанности начальника СС и всем вышеописанным хозяйством владел вполне официально. Звали заместителя Юрий, и родом он был из Питера, как и Макс. Общих знакомых по гражданке они, вспоминая прошлое за трехлитровой банкой вина, не выявили, зато были одного призыва, а это, как известно, объединяет получше старых знакомств. Линейно‑эксплуатационный взвод связи был слишком теплым местом, чтобы в нем надолго задерживались офицеры. Субтропический климат Крыма плюс обилие свободного времени заставляли свежеиспеченного командира взвода забыть о служебных делах и быстренько прививали любовь к вольной жизни. С первой же получки офицер покупал подержанный мотоцикл, на котором укатывал в Судак после утреннего построения. Через месяц семейных скандалов следовал развод, и вскоре образумившийся начальник CC увольнялся из рядов Вооруженных сил, чтобы заняться коммерцией в крупном городе. Поэтому должность начсвязи и сигнализации постоянно оставалась вакантной. Все обязанности давно тянул на себе Юра, проводивший на гражданку трех командиров. Впрочем, он от этого сильно не страдал. Четырнадцать человек личного состава, а также находящиеся в его ведении мастерская, аккумуляторная и бункер на технической территории вкупе с почтово‑складским комплексом делали жизнь Юры вольготной настолько, насколько это вообще возможно на срочной службе в армии. Ссылка на постоянную и чрезмерную занятость позволяла располагать массой свободного времени, что окончательно сформировало у Юры рассудительно‑философский взгляд на мир и ровное, спокойное отношение ко всему происходящему. Лычки старшего сержанта он получил на тринадцатый месяц службы, в отпуск домой уже съездил и теперь тихо‑мирно ждал дембеля, проводя дни в чтении газет и журналов.

В настоящий момент он занимался одновременно тремя вещами: слушал «Гражданскую оборону», читал «Науку и религию» и вкушал красную икру из литровой банки, зачерпывая ее большой мельхиоровой вилкой.

– Хочешь икры? – спросил Юра у Макса. – Знаешь, я тут заметил, что Кастанеда навевает на меня депрессию. Читаю тут, – он ткнул пальцем в раскрытый журнал, – окончание «Путешествия в Иклстан». Крыша едет напрочь…

– В Икстлан, – поправил Макс, принимая вилку и банку с икрой.

– Ну, может быть. – Юра пожал плечами.

В этом году Соединение выписывало двенадцать наименований журналов и еще столько же газет, так что чтива Юре хватало.

– А булки у тебя нет? – спросил Макс: долго есть соленую икру, ничем не закусывая, он не мог.

– Не‑а, – мотнул головой Юра. – Как‑то не собрался никого за ней послать. Да ну ее в пень, у меня икра и так хорошо идет. Правда, надоела уже.

– Откуда взял‑то столько?

– Молодому из автороты прислали. Я сказал, что тухлая.

По долгу службы Юра контролировал выдачу посылок на предмет испорченных продуктов и незаконных вложений. Для конфиската имелась фальшивая мусорная корзина, которую почтальон регулярно выстилал чистой бумагой.

Тут Егор Летов запел «Русское поле экспериментов», и на тринадцать с половиной минут всяческий обмен мнениями между земляками прекратился. Когда композиция закончилась, Юра потянулся и вздохнул.

– Мда… «Вечность пахнет нефтью», – процитировал он слова Летова. – Как это верно. Впервые это заметил Бодлер, вдохнувший критическую дозу эфира…

Макс понял, что момент настал и пора переходить к делу.

– Слушай, – сказал он, – Бескудников, по‑моему, совсем оборзел.

– Возможно, – не стал спорить Юра.

Зарвавшегося старшину, конечно, следовало бы проучить, вот только методы, к которым обычно в таких случаях прибегал Юра, не отличались изяществом. В свое время его изобретательности хватило только на то, чтобы подложить перед разводом в кобуру ротного замполита кусочек кала. Как потом матерился гнусный старлей, ковыряя шомполом в туалете штаба свой несчастный ПМ!

Однако Макс знал, что, если идея покажется Юре действительно хорошей, он ее поддержит и поучаствует в затее. Так и получилось. Стоило Максу изложить свой план, как Юра заметно оживился.

– Давай, – просто сказал он.

– А Колян здесь? – сразу же спросил Макс.

Коляном именовался гражданский связист, убивавший время на расположенной за стенкой АТС. Коля был простецким парнем, некогда отслужившим в Соединении, но после армии женившимся и осевшим тут же, в административно‑жилом городке. Максу доводилось с ним пару раз выпивать, и он имел возможность убедиться, что Колян – свой человек. Поэтому Макс и решил взять его в дело.

– Вроде не уходил. – Юра привык определять по звуку шагов, кто из гражданских коллег‑связистов находится на рабочем месте.

– Вина бы купить, – сказал Макс, – а у меня деньги кончились. Такое дело с Коляном надо под кир обговаривать.

– Что да, то да, – согласился Юра и тяжело вздохнул, принимая на себя мучительное бремя активного действия.

Он снял телефонную трубку и набрал номер роты, находящейся двумя этажами выше.

– Але! Дневальный? Из ЛЭВСа есть кто‑нибудь? Позови… Странно, – повернулся он к Максу, – вроде бы всех в мастерскую отправил, так ведь нет, не живется спокойно людям… Гальчин! – рявкнул он в трубку после естественной паузы. – Хрена ты в роте делаешь?.. Я где сказал быть? Приключений на свою задницу ищешь, Шварценеггер засушенный?! Старшина в роте?.. Нет?.. Ну ладно, гусина позорный, по такому случаю будешь строго наказан. Спускайся сюда…

Гусями, государственными уставными солдатами, в Соединении назывались служащие первого полугодия. Это было также самым расхожим оскорблением. Леха Гальчин, родом из подмосковной деревеньки, оттрубил год и считал, что уже имеет право расходовать нерастраченные на почтарской работе силы в спортивном уголке.

– Лэвсникам в роте делать нечего, – внушал Юра через пять минут взъерошенному и мокрому почтальону. – Забыл, что у нас всегда дел невпроворот? Если я сказал сидеть в мастерской, то и сидите. Паскуда, если увидит, что ты в спортуголке качаешься, решит, что у тебя много свободного времени. Тебе в наряд по кухне захотелось?

Гальчин понуро внимал.

– Как дети, блин! – подытожил замкомвзвода с печалью, бережно оглаживая пачку журналов. – В общем, так, Гальчин, за свое нежелание понимать элементарные вещи ты будешь наказан работой, – озвучил приговор Юра, остро ненавидевший любой физический труд. – Отнеси в караул канистру, пусть ночью бензина наберут. Потом зайди к этому… бутлегеру косорылому и попроси вина, как обычно. Скажи, что утром бензин принесем. Короче, договорись.

– Он может не дать, – заканючил Гальчин.

– Да куда он денется! – Юра и сам не был уверен в успехе предприятия, но рассчитывал, что поставщик вина вряд ли откажет постоянному клиенту.

Домашнее вино, изготовляемое большой татарской семьей, превосходно шло в обмен на бензин, который добывали лэвсники на складе горючесмазочных материалов. Огромные цистерны, стоящие под открытым небом, имели многослойные стенки и охлаждались под палящим южным солнцем путем испарения бензина, стекавшего затем во внешние полости. Каждая цистерна имела небольшой краник для слива конденсата, а разводящий, вместе с которым на караульной машине приезжали доблестные воины‑связисты, всегда был готов за пару сигарет закрыть глаза на маленькое хищение, тем более, что потери конденсата были предусмотрены хитрыми техническими инструкциями.

Несмотря на опасения почтальона, через полчаса в комнате замкомвзвода уже вовсю пьянствовали. Семейный Колян принес бутерброды, и дорвавшийся до булки Макс сумел по‑настоящему насладиться красной икрой, по ходу дела излагая Коляну свой план по воспитанию Паскуды.

– Можно попробовать, – прикинул Колян, когда с ходу врубившийся в тему Юра досконально разжевал ему, что к чему.

О подлых выходках старшины третьей роты в части знали все, и сердобольные гражданские связисты вполне искренне сочувствовали угнетаемым «морякам». Колян еще не забыл подробностей своей службы в армии, да и само дело обещало быть прибыльным: в планы Макса входило потрепать не только бескудниковские нервы, но и карман.

Той же ночью, пока был крепок еще боевой дух, компаньоны совершили невиданное доселе в здешних местах ограбление. Они вскрыли склад НЗ, находящийся на технической территории.

Склад состоял из четырех вагончиков на колесах, окруженных железными рамами со стенами из сетки‑рабицы и шиферной крышей. Между крышей и верхней балкой стены строители зачем‑то оставили проем – достаточно широкий, чтобы в него мог пролезть человек. Видимо, предполагалось, что близкое соседство с караульным помещением обезопасит это сооружение от любых воров. А беречь в принципе было что. Этот склад, оснащенный на случай войны всем необходимым для поддержания жизни личного состава в полевых условиях, был лакомым кусочком, и приходится только удивляться, почему до Макса с Юрой никто на него не покусился. Самый же примечательный нюанс заключался в том, что именно из‑за близости к караульному помещению часовые меньше всего обращали внимание на склад НЗ. Всякий раз, выходя на смену, разводящий второго поста был обязан проверить сохранность печати на воротах, что и делал не чаще раза в месяц. Нелепое сооружение давно превратилось в деталь пейзажа, и Юра, который сам нередко заступал в караул со своими подчиненными помощником начкара по связи, прекрасно об этом знал. Поэтому акт хищения был совершен быстро и без каких‑либо проблем.

К периодическим отлучкам штабного писаря и командира ЛЭВСа из роты после отбоя давно уже все привыкли, поэтому где‑то между половиной первого и половиной второго Макс и Юра незаметно вскрыли все четыре вагона, вынесли толстые тюки, набитые тельняшками и камуфляжем, и рассовали по тайникам на технической территории. С пятидесятых годов там возводились все новые и новые линии обороны, и блиндажи порой уходили под землю на глубину в два‑три яруса. В этом искусственном лабиринте мог сломать ногу любой особист, но Юра, по долгу службы излазивший техзону вдоль и поперек, знал его как свои пять пальцев. Здесь он был полновластным хозяином, и Макс счел за лучшее целиком довериться ему.

Через пару дней после дерзкого налета на склад НЗ к Бескудникову подошел техник АТС и предложил купить партию настоящих морских тельняшек, только что поступивших в магазин военторга. Тут надо заметить, что последние два года Соединение, залегендированное под подразделение морской пехоты, получало исключительно речные тельняшки – в узкую черную полоску, а это в значительной степени оскорбляло достоинство служивших там «моряков». Такое положение вещей особенно бесило тех, кому пришла пора демобилизоваться, и Бескудников быстро смекнул, что на этом можно недурно навариться. Сторговались по два рубля за штуку (в те времена хлопчатобумажная тельняшка с рукавами улетала в розницу по пятерке), и старшина только облизнулся в предвкушении сверхприбыли. Взял он всю партию – две сотни штук. Больше, как сообщил ему техник АТС (которым был, конечно же, Колян, подготовленный компаньонами), не получается: все остальные тельняшки якобы распределены завмагом еще до поступления в магазин.

Деньги, полученные от Паскуды, компаньоны поделили по‑братски: по сотне взяли себе и двести передали Коляну – тому еще предстояло участвовать в игре. К тому же шмотки должны были так или иначе вернуться сержантам, поэтому техника решили подкормить.

Следующим этапом грандиозной аферы стало предложение заглотившему наживку старшине приобрести маскировочные костюмы КЗС. Эти легкие накидки, состоящие из сетчатых штанов и куртки, расписанных в защитные цвета, предназначались для надевания поверх одежды и почему‑то считались мечтой любого рыбака или охотника. Сорок таких костюмов по семь рублей за комплект Бескудников отхватил, не спрашивая, откуда они взялись. Покупки он пока складировал в одной из комнат общежития, намереваясь в самое ближайшее время переслать в родной Бишкек.

К тому моменту друзья уже начали беспокоиться. С момента ограбления минуло пять дней, а украденных вещей никто не хватился. В таком деле, конечно, необходимо иметь фору по времени, но, если тревогу так и не поднимут, получится, что компаньоны не наказали, а только обогатили ненавистного старшину, что никак в планы Макса не входило. Поэтому, посовещавшись, друзья решили форсировать процесс выявления хищения.

На следующий день Юра заступил в караул и, улучив момент, сорвал печать с ворот склада НЗ. В шесть вечера, при смене караула, наличие печати было проверено дотошным принимающим, и началась такая кутерьма, что ЛЭВСовский замкомвзвод был просто счастлив, когда наконец смог вернуться в роту и сдать оружие.

Слухи об ограблении склада НЗ разнеслись по части с потрясающей быстротой. Начавший подозревать недоброе Бескудников едва не наложил в штаны, когда его отловил в укромном уголке давешний техник АТС и трагическим шепотом сбивчиво попросил:

– Слышь, Серега, тебя если будут спрашивать, откуда все эти тельники и прочее, ты не говори, что это я тебе их продал, ладно?

– А… чего? – мгновенно севшим голосом спросил прапорщик, слабым движением пытаясь освободиться от вцепившегося в его локоть связиста.

– Такое дело! – Колян сделал страшные глаза. – Я сам не знал, откуда шмотье! Тут, понимаешь, директор военторга замешан. Так что ты молчи! Он тельники в продажу выкинуть не успел, поэтому будет отмазываться всеми силами.

При упоминании главы местной торговой мафии прапорщик почувствовал, что слабеет в коленках. Директор военторга давно заработал такую устрашающую репутацию, которая не снилась и дону Корлеоне.

Выступать в качестве главного свидетеля в процессе против крымской Коза Ностры старшина, разумеется, не рискнул. От греха подальше он вынес ночью тельники и КЗСы на техзону и надежно спрятал в старом бункере. На них Юра наткнулся в первый же день поисков. Поведение трусоватого «куска» было абсолютно предсказуемым. Так же как, в дальнейшем, многих и многих других людей…

 

 

***

 

Овощи дожарились, а Макс подобрался к своему любимому разделу во всякой газете – колонке бесплатных объявлений. Рекламная газета была дойной коровой, не раз выручавшей Макса. Помимо заработка, она снабжала полезной информацией и давала пищу для размышлений. Из объявлений коллег‑шарлатанов, всевозможных коллекционеров визитных карточек и динамщиков, берущих товар на реализацию с отсрочкой платежа, можно было почерпнуть немало ценных соображений. Кроме того, иногда встречались изумительные перлы.

 

«Качество, проверенное временем! Аэрогрили, газовые печи из Германии. ООО „Окончательное решение“. Решите свой вопрос!»

 

 

«Одежда из натуральной кожи. Репутация немецкого качества! Салон‑ателье „Эльза Кох“. Пошив одежды из кожи заказчика».

 

 

«ГП‑25, б/у, отдам в хорошие руки. Спросить Шамиля».

 

 

«Железные объятия сожмут трепещущее тело! Электронные мышеловки „Рэт Баттлер“ фирмы Scarlett».

 

 

«Бальзам „Святый крепкий“, опт, мелкий опт».

 

Или вот простенько и со вкусом: «Ликвидирую! Цены умеренные».

Но это все лирика, а пора и зарабатывать на хлеб насущный. Желательно с маслом и икрой.

Глаз скользил по колонкам, разделам, натыкался на цветные вставки. Ярко‑красное объявление начиналось мощным словом «ВРЕЖУ». Читая его, следовало рассчитывать на услуги стекольщика, но при желании можно было подыскать недорогого и хренового телохранителя. Рядом почти на четверть газетной полосы размещался скромный блок оператора сотовой связи: «Мобил Дик – кит среди телефонов!». Уплетая горячие овощи, Макс пробегал глазами предложения работы. Предложения были разные, выбирай на вкус.

 

«Офису срочно необходима хозяйка. Девушка до 25 лет без претензий. Оплата сдельная».

 

 

«Хозяйка офиса. Женщина от 45 лет».

 

 

«Секретарь. Мужчина 20–25 лет. Обязательно: владение языком, знание п/к».

 

 

«Оператор ПК. Обязательно: уверенное владение ПК/ПКМ, ПКТ. Опыт работы приветствуется».

 

 

«Требуется сиделка для ухода за больным».

 

Макс доел и пошел ставить чайник. Объявление об уходе за больным почему‑то не шло из головы. Зацепило, что называется. Вакансия сиделки обещала при обдуманном подходе новые впечатления и немалую прибыль. Он снял трубку, потыкал клавиши телефона.

– Здравствуйте, – глуховатым тоном отчаявшегося безработного произнес он. – Я звоню по объявлению. Вам требуется сиделка? У меня медицинское образование. Окончил медучилище, в армии служил фельдшером. Да‑да, есть диплом массажиста…

Макс не врал. Он действительно служил в армии и у него были все документы, какие только пожелает душа заказчика. Однако думать, что он является тем, кем представляется по телефону, оказалось бы большим заблуждением. Макс был гидом по стране заблуждений. За умеренную цену он мог устраивать экскурсии как для групп, так и для одиночных клиентов. Присутствие зрителей его не смущало. Макс любил риск. Он умел импровизировать и играл, как актер, вдохновляясь присутствием публики.

Из бутафории для готовящегося спектакля имелся когда‑то выписанный самому себе диплом массажиста. Почерк у Макса был каллиграфический, писарский.

 

Глава третья,