На другой день утром я вошел под навес ангара и опять испытал щемящую тревогу . Покинутое стадо машин , укор неизвестно кому за всю эту неподвижную силу .

«Нива...».

Ладная, сверкающая даже в налете пыли, сама элегантность в металле... Не удержался, отомкнул замок, сел в нее, погладил матовый упругий щиток с приборами.

Ты вроде как бы моя. Хочу – сяду, хочу – поеду, хочу – остановлю, хочу – брошу тебя на краю леса под солнцем и дождем... Нет, пожалуй, не брошу. Ты очень хороша, «Нива». Таких женственных не бросают. Но только негде нам с тобой разгуляться. Нет у нас пути - дороги...

... Мне было, кажется, лет одиннадцать...

Мамин знакомый усадил меня в служебную машину... До сих пор обидно, что никто из мальчишек не видел, как мне удобно и просторно сидеть в легковой нарядной, сильной, дорогой, стремительной, мягкой с таким неуступчивым и требовательным сигналом... Первый раз! Ну, почему никто меня тогда не видел?

Мамин знакомый не думал меня катать. Потрогать холодный руль, кожаные сиденья, поднять и опустить окно в кабине – вот и все, что мне полагалось. Но мамин знакомый поглядел на меня, поглядел, потом шевельнул как - то смешно усами, тронул широкой ладонью мою макушку и поехал. Поехал...

По всему городу. С окраины в центр. Мимо Кремля, по набережной, по Красной площади, по зеленым бульварам, по улицам, в черном лаковом автомобиле... Где он, тот смешной мальчик?

Ему казалось, у него никогда не будет своей машины. Этого праздника, этой возможности крепко и твердо стиснуть ладонями руль и смотреть на убегающую под него дорогу... Самый, дешевый «Москвич» стоил в магазине девять тысяч. Девять тысяч рублей в деньгах того года. Немыслимые, недостижимые, невероятные деньги...

Я вышел из «Нивы, бережно прикрыв легкую дверцу. Рядом, вокруг меня сутулились крутыми железными спинами тяжкие немые на сером бетоне громады. Как будто все они ждали меня, прикосновенья к себе ко всем этим дверцам, рулям и сиденьям. Чтобы кто - нибудь послушал, как бьются, рокочут сильные живые моторы. Кто - нибудь...

Автомобильный кран ухватил сам себя могучей стрелой, как мамонт хоботом, не в силах приподнять, оторвать себя от бетона и вынести на землю, на волю, на простор, где можно выпрямить железные плечи, повернуться и пойти...

Алый пожарник, с пригнутой к спине лестницей, припав на левый спущенный баллон, звал меня к себе, вот - вот готовый ахнуть, сиреной закричать, зареветь от обиды, если я не подкачаю большую шину...

С ясностью, колющей как беда, представилось мне вдруг, что зеленый мох покроет бетон, и зеленая трава медленно пробьется через него, спутает ноги машин, оплетет падающей пылью рыжий металл, замасленные ребра двигателей, кожу сидений, стеклянные зрачки фар... А мы сами тогда будем ходить, очевидно, в звериной шкуре...

Я смахнул наваждение, отыскал среди машин коренастый автопогрузчик и, будто извиняясь, похлопал работягу по плечу.

Серо - зеленый крепыш, этакий бегунок - перевертыш. У него лицо на затылке, фары поблескивают и смотрят в обратную сторону, совсем не туда, где у него капот. В колесах таится решительная тугая походка. Своя манера, свой облик, не похожий на других. Машины, как люди, все разные. Как я, как она...

Если в каждом из нас миллионы прадедушек и прабабушек, и ведет к нам от всех одна единственная ниточка, что прервись эта ниточка хоть однажды за многие тысячи лет, не было бы ни ее, ни меня, а был бы кто - нибудь иной. Так и к машине ведет одна ниточка от миллиона живых умов, открытий, поисков и закрытий, от, колеса, проводочка и краски до электричества и бензина. Такая связь времен. И все это не может пойти прахом, не может, как сам человек на земле...

– Ну, мужик, начнем, пожалуй, – снова похлопал я серо - зеленый бок и влез в кабину.

Совсем другой незнакомый тонус у машины. Руль – кажется, непроворотный, приборы не приборы, а насупленные хитрые гляделки, проверяющие того, кто сел перед ними.

Потрогал, осмотрел, подергал все, что мог, и начал. Мотор, ожил у меня минуты через две. Машина рванулась так, что я поспешил надавить на тормоз, и руки стали влажными, как на первом экзамене в ГАИ.

Мне стало казаться: крепыш пойдет не вперед, не в обратную сторону, даже не боком, а левым углом, наискосок. Такая диковина. Или он хочет подпрыгнуть вместе со мной, ковылять, подскакивая по бетону. Все же мы с ним очутились на улице, хотя на это понадобилось мне сорок минут. И мы едва не сбили с ног нашу симпатичную хозяйку. В удивлении стояла перед нами женщина в зеленом садовом халате.

– Господи, – перевела она дыхание. – Что происходит? Я подумала, приехали...

– Небольшая тренировка.

– Ты умеешь?

– Пробую.