Феодосия, последние дни Октября

 

(NB! Птицы были – пьяные.)

 

“Плохо сильным и богатым…”

 

Плохо сильным и богатым,

Тяжко барскому плечу.

А вот я перед солдатом

Светлых глаз не опущу.

 

Город буйствует и стонет,

В винном облаке – луна.

А меня никто не тронет:

Я надменна и бедна.

 

Феодосия, конец Октября

 

Корнилов

 

...Сын казака, казак...

Так начиналась – речь.

– Родина. – Враг. – Мрак.

Всем головами лечь.

 

Бейте, попы, в набат.

– Нечего есть. – Честь.

– Не терять ни дня!

Должен солдат

Чистить коня...

 

Декабря 1917

 

(NB! Я уже тогда поняла, что это: “Да, и солдаты должны чистить своих лошадей!” (Москва, лето 1917 г. – речь на Московском Совещании) – куда дороже всего Керенского (как мы тогда говорили).

 

Руан

 

И я вошла, и я сказала: – Здравствуй!

Пора, король, во Францию, домой!

И я опять веду тебя на царство,

И ты опять обманешь, Карл Седьмой!

 

Не ждите, принц, скупой и невеселый,

Бескровный принц, не распрямивший плеч,

Чтоб Иоанна разлюбила – голос,

Чтоб Иоанна разлюбила – меч.

 

И был Руан, в Руане – Старый рынок...

– Все будет вновь: последний взор коня,

И первый треск невинных хворостинок,

И первый всплеск соснового огня.

 

А за плечом – товарищ мой крылатый

Опять шепнет: – Терпение, сестра! –

Когда сверкнут серебряные латы

Сосновой кровью моего костра.

 

Декабря 1917

 

Москве

 

1. “Когда рыжеволосый Самозванец…”

 

Когда рыжеволосый Самозванец

Тебя схватил – ты не согнула плеч.

Где спесь твоя, княгинюшка? – Румянец,

Красавица? – Разумница, – где речь?

 

Как Петр‑Царь, презрев закон сыновний,

Позарился на голову твою –

Боярыней Морозовой на дровнях

Ты отвечала Русскому Царю.

 

Не позабыли огненного пойла

Буонапарта хладные уста.

Не в первый раз в твоих соборах – стойла.

Все вынесут кремлевские бока.

 

Декабря 1917

 

2. “Гришка ‑ Вор тебя не ополячил…”

 

Гришка‑Вор тебя не ополячил,

Петр‑Царь тебя не онемечил.

Что же делаешь, голубка? – Плачу.

Где же спесь твоя, Москва? – Далече.

 

– Голубочки где твои? – Нет корму.

– Кто унес его? – Да ворон черный.

– Где кресты твои святые? – Сбиты.

– Где сыны твои, Москва? – Убиты.

 

Декабря 1917

 

3. “Жидкий звон, постный звон…”

 

Жидкий звон, постный звон.

На все стороны – поклон.

 

Крик младенца, рев коровы.

Слово дерзкое царёво.

 

Плёток свист и снег в крови.

Слово темное Любви.

 

Голубиный рокот тихий.

Черные глаза Стрельчихи.

 

Декабря 1917

 

 

“Расцветает сад, отцветает сад…”

 

Расцветает сад, отцветает сад.

Ветер встреч подул, ветер мчит разлук.

Из обрядов всех чту один обряд:

Целованье рук.

 

Города стоят, и стоят дома.

Юным женщинам – красота дана,

Чтоб сходить с ума – и сводить с ума

Города. Дома.

 

В мире музыка – изо всех окон,

И цветет, цветет Моисеев куст.

Из законов всех – чту один закон:

Целованье уст.

 

Декабря 1917

 

“Как рука с твоей рукой…”

 

Как рука с твоей рукой

Мы стояли на мосточку.

Юнкерочек мой морской

Невысокого росточку.

 

Низкий, низкий тот туман,

Буйны, злы морские хляби.

Твой сердитый – капитан,

Быстрый, быстрый твой корабль.

 

Я пойду к себе домой,

Угощусь из смертной рюмки.

Юнга, юнга, юнга мой,

Юнга, морской службы юнкер!

 

Декабря 1917

 

“Новый год я встретила одна…”

 

Новый год я встретила одна.

Я, богатая, была бедна,

Я, крылатая, была проклятой.

Где‑то было много‑много сжатых

Рук – и много старого вина.

А крылатая была – проклятой!

А единая была – одна!

Как луна – одна, в глазу окна.

 

Декабря 1917

 

“Кавалер де Гриэ! – Напрасно…”

 

Кавалер де Гриэ! – Напрасно

Вы мечтаете о прекрасной,

Самовластной – в себе не властной –

Сладострастной своей Manоn.

 

Вереницею вольной, томной

Мы выходим из ваших комнат.

Дольше вечера нас не помнят.

Покоритесь, – таков закон.

 

Мы приходим из ночи вьюжной,

Нам от вас ничего не нужно,

Кроме ужина – и жемчужин,

Да быть может еще – души!

 

Долг и честь, Кавалер, – условность.

Дай Вам Бог целый полк любовниц!

Изъявляя при сем готовность...

Страстно любящая Вас

– М.

 

Декабря 1917

 

Братья

 

1. “Спят, не разнимая рук…”

 

Спят, не разнимая рук,

С братом – брат,

С другом – друг.

Вместе, на одной постели.

 

Вместе пили, вместе пели.

 

Я укутала их в плед,

Полюбила их навеки.

Я сквозь сомкнутые веки

Странные читаю вести:

 

Радуга: двойная слава,

Зарево: двойная смерть.

 

Этих рук не разведу.

Лучше буду,

Лучше буду

Полымем пылать в аду!

 

2. “Два ангела, два белых брата…”

 

Два ангела, два белых брата,

На белых вспененных конях!

Горят серебряные латы

На всех моих грядущих днях.

И оттого, что вы крылаты –

Я с жадностью целую прах.

 

Где стройный благовест негромкий,

Бредущие через поля

Купец с лотком, слепец с котомкой...

– Дымят, пылая и гремя,

Под конским топотом – обломки

Китай‑города и Кремля!

 

Два всадника! Две белых славы!

В безумном цирковом кругу

Я вас узнала. – Ты, курчавый,

Архангелом вопишь в трубу.

Ты – над Московскою Державой

Вздымаешь радугу‑дугу.

 

3. “Глотаю соленые слезы…”

 

Глотаю соленые слезы.

Роман неразрезанный – глуп.

Не надо ни робы, ни розы,

Ни розовой краски для губ,

 

Ни кружев, ни белого хлеба,

Ни солнца над вырезом крыш,

Умчались архангелы в небо,

Уехали братья в Париж!

 

Января 1918

 

 

“Ветер звонок, ветер нищ…”

 

Ветер звонок, ветер нищ,

Пахнет розами с кладбищ.

......ребенок, рыцарь, хлыщ.

 

Пастор с книгою святою, –

Всяк........красотою

Над беспутной сиротою.

 

Только ты, мой блудный брат,

Ото рта отводишь яд!

 

В беззаботный, скалозубый

Разговор – и в ворот шубы

Прячешь розовые губы.

 

Января 1918

 

“На кортике своем: Марина…”

 

На кортике своем: Марина –

Ты начертал, встав за Отчизну.

Была я первой и единой

В твоей великолепной жизни.

 

Я помню ночь и лик пресветлый

В аду солдатского вагона.

Я волосы гоню по ветру,

Я в ларчике храню погоны.

 

Москва, 18 января 1918

 

“Вам грустно. – Вы больны…”

 

Ю. 3.

 

Beau t е n е breux! – Вам грустно. – Вы больны.

Мир неоправдан, – зуб болит! – Вдоль нежной

Раковины щеки – фуляр, как ночь.

 

Ни тонкий звон венецианских бус,

(Какая‑нибудь память Казановы

Монахине преступной) – ни клинок

 

Дамасской стали, ни крещенский гул

Колоколов по сонной Московии –

Не расколдуют нынче Вашей мглы.

 

Доверьте мне сегодняшнюю ночь.

 

Я потайной фонарь держу под шалью.

Двенадцатого – ровно – половина.

И вы совсем не знаете – кто я.

 

Январь 1918

 

“Уедешь в дальние края…”

 

Уедешь в дальние края,

Остынешь сердцем. – Не остыну.

Распутица – заря – румыны –

Младая спутница твоя...

 

Кто бросил розы на снегу?

Ах, это шкурка мандарина...

И крутятся в твоем мозгу:

Мазурка – море – смерть – Марина...

 

Февраль 1918

 

“Как много красавиц, а ты – один…”

 

Как много красавиц, а ты – один,

Один – против ста тридцати Кармен,

И каждая держит цветок в зубах,

И каждая просит – роли.

 

У всех лихорадка в глазах и лесть

На красных губах, и такая страсть

К мехам и духам, и невинны все,

И все они – примадонны.

 

Вся каторга рампы – вокруг юных глаз.

Но занавес падает, гром гремит,

В надушенный шелк окунулся стан,

И кто‑то целует руки.

 

От гения, грима, гримас, грошей –

В кабак, на расправу, на страстный смотр!

И возглас в четвертом часу утра,

С закинутым лбом: – Любите!

 

Февраля 1918

 

Плащ

 

Плащ – для всех, кто строен и высок,

Плащ – для всех, кто смотрит на Восток.

 

1. “Пять или шесть утра. Сизый туман. Рассвет…”

 

Пять или шесть утра. Сизый туман. Рассвет.

Пили всю ночь, всю ночь. Вплоть до седьмого часа.

А на мосту, как черт, черный взметнулся плащ.

– Женщина или черт? – Доминиканца ряса?

 

Оперный плащ певца? – Вдовий смиренный плат?

Резвой интриги щит? – Или заклад последний?

– Хочется целовать. – Воет завод. – Бредет

Дряхлая знать – в кровать, глупая голь – к обедне.

 

Марта 1918

 

2. “Век коронованной Интриги…”

 

Век коронованной Интриги,

Век проходимцев, век плаща!

– Век, коронованный Голгофой! –

Писали маленькие книги

Для куртизанок – филоз о фы.

Великосветского хлыща

Взмывало – умереть за благо.

Сверкал витийственною шпагой

За океаном – Лафайет.

А герцогини, лучший цвет

Вздыхателей обезоружив,

Согласно сердцу – и Руссо –

Купались в море детских кружев.

 

Катали девочки серсо,

С мундирами шептались Сестры...

Благоухали Тюилери...

А Королева‑Колибри,

Нахмурив бровки, – до зари

Беседовала с Калиостро.

 

Марта 1918

 

3. “Ночные ласточки Интриги…”

 

Ночные ласточки Интриги –

Плащи, – крылатые герои

Великосветских авантюр.

Плащ, щеголяющий дырою,

Плащ вольнодумца, плащ расстриги,

Плащ‑Проходимец, плащ‑Амур.

 

Плащ прихотливый, как руно,

Плащ, преклоняющий колено,

Плащ, уверяющий: – темно...

Гудок дозора. – Рокот Сены.

Плащ Казановы, плащ Лозэна. –

Антуанетты домино.

 

Но вот, как черт из черных чащ –

Плащ – чернокнижник, вихрь – плащ,

Плащ – вороном над стаей пестрой

Великосветских мотыльков.

Плащ цвета времени и снов –

Плащ Кавалера Калиостро.

 

Апреля 1918

 

 

“Закинув голову и опустив глаза…”

 

Закинув голову и опустив глаза,

Пред ликом Господа и всех святых – стою.

Сегодня праздник мой, сегодня – Суд.

 

Сонм юных ангелов смущен до слез.

Бесстрастны праведники. Только ты,

На тронном облаке, глядишь как друг.

 

Что хочешь – спрашивай. Ты добр и стар,

И ты поймешь, что с эдаким в груди

Кремлевским колоколом – лгать нельзя.

 

И ты поймешь, как страстно день и ночь

Боролись Промысел и Произвол

В ворочающей жернова – груди.

 

Так, смертной женщиной, – опущен взор,

Так, гневным ангелом – закинут лоб,

В день Благовещенья, у Царских врат,

Перед лицом твоим – гляди! – стою.

 

А голос, голубем покинув в грудь,

В червонном куполе обводит круг.

 

Март 1918

 

“Кровных коней запрягайте в дровни…”

 

Кровных коней запрягайте в дровни!

Графские вина пейте из луж!

Единодержцы штыков и душ!

Распродавайте – на вес – часовни,

Монастыри – с молотка – на слом.

Рвитесь на лошади в Божий дом!

Перепивайтесь кровавым пойлом!

 

Стойла – в соборы! Соборы – в стойла!

В чертову дюжину – календарь!

Нас под рогожу за слово: царь!

 

Единодержцы грошей и часа!

На куполах вымещайте злость!

Распродавая нас всех на мясо,

Раб худородный увидит – Расу:

Черная кость – белую кость.

 

Москва. 2 марта 1918

Первый день весны.

 

Дон

 

1. “Белая гвардия, путь твой высок…”

 

Белая гвардия, путь твой высок:

Черному дулу – грудь и висок.

 

Божье да белое твое дело:

Белое тело твое – в песок.

 

Не лебедей это в небе стая:

Белогвардейская рать святая

Белым видением тает, тает...

 

Старого мира – последний сон:

Молодость – Доблесть – Вандея – Дон.

 

Марта 1918

 

2. “Кто уцелел – умрет, кто мертв – воспрянет…”

 

Кто уцелел – умрет, кто мертв – воспрянет.

И вот потомки, вспомнив старину:

– Где были вы? – Вопрос как громом грянет,

Ответ как громом грянет: – На Дону!

 

– Что делали? – Да принимали муки,

Потом устали и легли на сон.

И в словаре задумчивые внуки

За словом: долг напишут слово: Дон.

 

Марта 1918

 

NB! мои любимые.

 

3. “Волны и молодость – вне закона…”

 

Волны и молодость – вне закона!

Тронулся Дон. – Погибаем. – Тонем.

Ветру веков доверяем снесть

Внукам – лихую весть:

 

Да! Проломилась донская глыба!

Белая гвардия – да! – погибла.

Но покидая детей и жен,

Но уходя на Дон,

 

Белою стаей летя на плаху,

Мы за одно умирали: хаты!

 

Перекрестясь на последний храм,

Белогвардейская рать – векам.

 

Москва, Благовещение 1918

– дни разгрома Дона –

 

 

“Идет по луговинам лития…”

 

Идет по луговинам лития.

Таинственная книга бытия

Российского – где судьбы мира скрыты –

Дочитана и наглухо закрыта.

 

И рыщет ветер, рыщет по степи:

– Россия! – Мученица! – С миром – спи!

 

Марта 1918

 

“Трудно и чудно – верность до гроба…”

 

Трудно и чудно – верность до гроба!

Царская роскошь – в век площадей!

Стойкие души, стойкие ребра, –

Где вы, о люди минувших дней?!

 

Рыжим татарином рыщет вольность,

С прахом равняя алтарь и трон.

Над пепелищами – рев застольный

Беглых солдат и неверных жен.

 

Апреля 1918

 

“О, самозванцев жалкие усилья…”

 

...О, самозванцев жалкие усилья!

Как сон, как снег, как смерть – святыни – всем.

Запрет на Кремль? Запрета нет на крылья!

И потому – запрета нет на Кремль!

 

Страстной понедельник 1918

 

“Марина! Спасибо за мир…”

 

– Марина! Спасибо за мир!

Дочернее странное слово.

И вот – расступился эфир

Над женщиной светлоголовой.

 

Но рот напряжен и суров.

Умру, – а восторга не выдам!

Так с неба Господь Саваоф

Внимал молодому Давиду.

 

Cтрастной понедельник 1918

 

Андрей Шенье

 

1. “Андрей Шенье взошел на эшафот…”

 

Андрей Шенье взошел на эшафот,

А я живу – и это страшный грех.

Есть времена – железные – для всех.

И не певец, кто в порохе – поет.

 

И не отец, кто с сына у ворот

Дрожа срывает воинский доспех.

Есть времена, где солнце – смертный грех.

Не человек – кто в наши дни живет.

 

Апреля 1918

 

2. “Не узнаю в темноте…”

 

Не узнаю в темноте

Руки – свои иль чужие?

Мечется в страшной мечте

Черная Консьержерия.

 

Руки роняют тетрадь,

Щупают тонкую шею.

Утро крадется как тать.

Я дописать не успею.

 

Апреля 1918

 

 

“Не самозванка – я пришла домой…”

 

Не самозванка – я пришла домой,

И не служанка – мне не надо хлеба.

Я – страсть твоя, воскресный отдых твой,

Твой день седьмой, твое седьмое небо.

 

Там на земле мне подавали грош

И жерновов навешали на шею.

– Возлюбленный! – Ужель не узнаешь?

Я ласточка твоя – Психея!

 

Апрель 1918

 

“Страстный стон, смертный стон…”

 

Страстный стон, смертный стон,

А над стонами – сон.

Всем престолам – престол,

Всем законам – закон.

 

Где пустырь – поле ржи,

Реки с синей водой...

Только веки смежи,

Человек молодой!

 

В жилах – мед. Кто идет?

Это – он, это – сон –

Он уймет, он отрет

Страстный пот, смертный пот.

 

Апреля 1918

 

“Ходит сон с своим серпом…”

 

Ходит сон с своим серпом,

Ходит смерть с своей косой –

Царь с царицей, брат с сестрой.

 

– Ходи в сени, ходи в рай!

– Ходи в дедушкин сарай!

 

Шли по рекам синим,

Шли мы по пустыням,

– Странники – к святыням.

 

– Мы тебя не при – имем!

– Мы тебя не при – имем!

 

– Я Христова сирота,

Растворяю ворота

Ключиком‑замочком,

Шелковым платочком.

 

– И до вас доплелась.

– Проходи! – Бог подаст!

 

– Дом мой – немалый,

Мед мой – хваленый,

Розан мой – алый,

Виноград – зеленый...

 

Хлеба‑то! Хлеба!

Дров – полон сад!

Глянь‑ка на небо –

Птички летят!

 

Апреля 1918

 

“Серафим – на орла! Вот бой…”