Информация: загружена. Вывод изображения на монитор.

 

Камера наводится прямо на лицо широкоплечего, явно немолодого мужчины с наголо выбритой головой. С левой стороны четко видно тату с катящимся восьмиконечным косым крестом. Мужчина чуть напряжен, как бывает у людей, никогда прежде не снимавшихся. Оператор понимает это и отъезжает чуть в сторону, наводя объектив на интерьер большого помещения, в котором производится съемка.

На стене за спиной человека висит несколько флагов. Камера быстро отъезжает в сторону, стараясь не зацепляться за них, но тем не менее глаза зрителя успевают заметить черно‑золотисто‑белое полотнище «имперки», черно‑красный стяг с атакующим кречетом и красно‑белый флаг с черным пауком свастики.

Оператор, понимая ошибку, начинает фиксировать ряд клеток с их обитателями, издающими рык вперемешку с воем. Широкоплечий лысый мужчина с татуировкой подходит к ним, стараясь поменьше светить татуировку:

– Итак, курсанты‑рейдеры, начинаем краткий курс по выживанию в Районе. Слушать необходимо внимательно, так как сейчас вам будут продемонстрированы основные виды хищных Измененных, которых следует опасаться. И запомните, что Район смертельно опасен даже тогда, когда вокруг тишина и нет никакого движения.

Оператор нажимает на кнопку отключения камеры, не замечая, что она продолжает работать.

– Нормально, Саш. У тебя прям как на ТВ получается.

– Да ну тя нах, Серый. – Глуховатый голос мужчины с татуировкой. – Давай уже быстрее все сделаем, и пойду я. Жрать хочу, не могу. Только с утра с рейда пришел.

– Как сходили?

– Да нормально. Зажали у «девятки» пятерых уродов. Три мужика и две бабы.

– Молодцы. Спалили?

– Ага. Провонял весь, насквозь. Давай начинай снимать…

На мониторе вспыхивает надпись:

Нечеловекоподобные (неантропоморфные) Измененные (уровень опасности – 1):

На экран выводится врезка: крупная тварь, горбатая, похожая на гиену, с тремя головами. Монстр ревет, поводя в стороны пастями, истекающими вязкой блестящей слюной.

Чуть позже вступает лысый Саша:

– Церберы: крупные млекопитающие, бывшие Canis vulgaris. Четвероногие хищники. Ареал обитания: вся территория Района, за исключением Очистных… Нда. Короче, пацаны, раз уж вам смотреть эту лабуду, умничать больше даже и пытаться не буду. Че касается церберов, то церберы – здоровые измененные двортерьеры с двумя, а иногда и тремя башками. Очень опасны.

Следующая вставка: чуть меньше, чем предыдущая, четвероногая скотина. Под впалым животом виднеется еще несколько конечностей, аккуратно сложенных.

– Орфо‑псы: такие же, как и церберы, собакоподобные паскуды. Основное отличие – две пары глаз и неограниченное количество конечностей, причем некоторые из них способны забираться на деревья и здания.

В этот раз камера находится на плече или шлеме (вероятнее всего, именно шлеме) и фиксирует длинную улицу дачного поселка. Съемка откуда‑то сверху. Внизу под оператором мечутся серые хищники, не очень похожие на санитаров леса (во всяком случае – на первый взгляд). Иногда они смазываются в еле заметные полосы, потом вновь останавливаются, поднимая головы вверх и рыча.

– Туманные волки: измененные млекопитающие эндемичной фауны Района. Также, кроме них, в создании данного вида небольшое участие приняли звери, сбежавшие из того самого треклятого зоопарка на колесах. А среди них были куда как более крупные, чем местное зверье, экземпляры. Мерзопакостные тварюги, которые спокойно могут размываться в еле заметную полосу прямо перед твоим носом. Охотятся только стаями.

Камера наводится на какой‑то взгорок. На нем одинокий, очень большой хищник, похожий одновременно и на тигра, и на льва с густой гривой. Тварь густо‑серого цвета, с редкими белесыми проплешинами.

– Серые львы: эти все оттуда же, свалившиеся на наши бедные рейдерские головы прямиком с зооцирка. Первое поколение крупных кошек, появившееся уже на следующий год после Волны. Одни из самых опасных неразумных обитателей Района. Длина тела в среднем от полутора до двух метров. Высота в холке – до одного метра.

В объективе клетка. В клетке, вереща и кидаясь на прутья, мечется нечто, одновременно похожее и на павиана‑переростка, и на большого шимпанзе.

– Резусы: обезьяны (павианы, шимпанзе, макаки и прочие). Если бы на момент Волны в городе не остановился зооцирк, то такое попадалово точно прошло бы мимо. А теперь, как ни крути, следует учитывать фактор этих братьев наших меньших. Зубастых, нахальных и очень опасных. На данный момент Район населяет уже какое‑то по счету поколение этих уродцев, у которых практически не осталось первичных признаков.

Еще одна врезка с камеры, вмонтированной в чей‑то шлем. Только при этом владелец шлема явно мертв. Во всяком случае, живой рейдер давно бы расстрелял этих нескольких небольших существ с длинными верхними и нижними лапами, в момент съемки жадно глодающих левую руку.

– Стиго‑лемуры: дальнейший этап развития резусов, в какой‑то момент, судя по всему, скрещенных с гоблиноидами (смотри далее). Небольшие, особо агрессивные создания, живущие стаями. Высокий уровень интеллекта абсолютно четко отличает их от прочих неантропоморфных созданий Района. За исключением баньши (не доказано).

Крупным планом лицо татуированного Александра. Глаза внимательные, нет ничего, что бы заставило подумать, что он будет шутить.

– Полевики: потомство (прошу не ржать, товарищи курсанты) обычных ежей, подвергнувшихся Изменению. В связи с тем, что данные животные всеядны, они после произошедших мутаций стали представлять из себя четко выраженную опасность для людей.

Съемка, на которой видно несколько катящихся серых шаров, утыканных черными иглами. Мимо пробегает один из церберов. В какой‑то момент пес понимает, что шары подкатились слишком близко, и делает попытку удрать. Шары пресекают ее сразу, прыжками передвигаясь ближе к нему и выстреливая в него удлинившиеся иглы. Пес скрывается под серыми, ощетинившимися иглами шарами.

На экране появляется надпись:

Человекоподобные (антропоморфные) Измененные высокого уровня опасности:

На экране мелькает улица, невысокие дома, разросшиеся кусты по краям растрескавшегося асфальта тротуара. Неожиданно асфальт становится ближе, как будто бегуна кто‑то толкает в спину. Через микрофон доносится сдавленный крик того, кому принадлежал шлем. Но он быстро прекращается. Потом тело переворачивают одним сильным рывком. В объектив попадает человек, одетый в какую‑то рванину, с бледной, синюшной и пористой кожей. Глаза большие и черные, кажется, совсем без белков. Подбородок вымазан в крови, острые и большие зубы блестят…

– Измененный немертвый (зомби): человек, погибший либо во время Волны, либо незадолго до нее. Во время основного прохождения многие жители Района скончались от острой сердечной недостаточности либо от обширного кровоизлияния в мозг. Они‑то и стали основными ходячими угрозами для тех, кто проникал в город в самом начале. Так же, как и для тех Измененных, которых впоследствии стали называть местными.

В объектив попадает человек, выглядящий вполне нормально. Одет в старую, но добротную джинсовую куртку и камуфлированные брюки, заправленные в высокие офицерские сапоги. На плече – автоматический дробовик, на поясе – кобура с револьвером. Руки у мужчины разнопалые. На правой пальцев целых шесть. На левой всего три, толстых и явно сросшихся. Кожа толстая даже на вид, покрытая какими‑то наростами, бородавками и крупными волосатыми родинками. Лицо закрыто черной банданой с тремя языками пламени. Глаза, смотрящие в камеру из‑под козырька бейсболки, – обычные, человеческие, карие и добродушные.

– Измененный живой (местный): житель Радостного, не погибший и не мутировавший полностью во время Волны. Большая часть «местных» не была подвергнута зачисткам и ликвидации, кроме пытавшихся нарушить карантин и оказывавших сопротивление при Регистрации. Значительное количество местных оказывает полное содействие администрации карантинной полосы. Отношение к рейдерам – различное. Довольно часты объединения жителей Радостного в группировки по территориальному либо родственному признаку. Наличие оружия контролируется силовой группировкой. Ну, это вопрос спорный на самом деле. Да и ладно. Хочется силовикам думать, что они контролируют несколько тысяч живых в городе, – пусть думают.

Камера наведена на лежащее поперек большого куска брезента коричнево‑зеленое тело. Оно очень худое, с торчащими костями. Как ни странно, верхних конечностей ровно четыре, с длинными суставчатыми пальцами. Когти, острые и черные, украшают пальцы рук и ног.

– Кикимора (полностью Измененный): человек, чьи изменения на молекулярном уровне позволили ему жить в наиболее агрессивной среде некоторых территорий Района. Основной ареал обитания: Дельта и Топь. Эта мразота по отношению к людям не просто агрессивна. Кикиморы ненавидят и рейдеров, и «местных».

Саша вновь в объективе:

– На данный момент, к сожалению, мы не обладаем необходимой визуальной информацией по многим Измененным. Так что, курсанты, разбираться с такими объектами, как вурдалаки и големы, вам придется самим. Не говоря уже про смока или гипер‑урсусов. Все контакты с данными тварями, как правило, кратковременны. Чаще всего заканчиваются гибелью рейдеров…

Он замолчал. Булькнул водой, наливаемой в эмалированную кружку. Отпил и продолжил:

– Такие твари, как сфинкс и баньши, по большей части являются байками. Но, опять же, никто не доказал, что их нет, нах… Факт, что иногда рейдеры погибают очень странно, успев даже заснять какое‑то движение. Но… никто до сих пор не притащил из Района хотя бы мертвое тело одного из этих монстров.

И еще есть Дельта и Топь. Там живности столько, что от нее может прийти в восторг любая кунсткамера. Оттуда тоже приходят по радио ОБС всякие сказки. Вот пиявки в руку длиной там точно есть. Сам сталкивался.

Что касается местных, то тут дело, хммм, сложное. Измененные, они и есть Измененные. Мы, например, их не признаем за людей. В отличие от тех же рейдеров‑поисковиков. У них, у местных, тоже есть такие, которые, в свою очередь, не признают нас.

«Новые пуритане»… Это вообще сраные выродки. Они таскают наших баб из тех пунктов, что рядом с Районом. Власти этого не признают, но мы знаем про это. И когда‑нибудь уничтожим уродов, раз и навсегда…

Они как опухоль, эти Измененные, как метастазы, которые пытаются проникнуть везде. Власти не понимают, что их не сдержать просто заградительными полосами. Их надо уничтожать, всех до единого, и только тогда… возможно, мы сможем остановить эту заразу.

Камера медленно отъехала от покрасневшего лица с налитыми кровью глазами.

– Район – место большой беды. Район – это война…

 

Взгляд вперед – 3

 

Внутри здания был ремонт. Как бы странно это ни звучало. Стены тщательно побелены. На полах хоть и не новая, но зато целая керамогранитная плитка. Ее Кефиру долго откалывали и привозили местные. Расплатился он за нее щедро. Лестница, по которой мы поднимались, тоже была отремонтирована. Перила заварены и покрашены зеленой краской.

На площадке между этажами за мешками с песком сидел Будда. Третий глаз он старательно прятал под повязкой, украшенной силуэтами канабиса. На столе, за которым он сидел, покоился такой же модерновый «Печенег», как и у Большого. Будда любил мощные пушки. В прошлом месяце мы продали ему совершенно «нулевый» маузер‑девятку, который попал нам в руки после небольшого грабежа Росрезерва. Мы там вообще нашли много интересного, но это так, к слову.

– Здарова, раста. – Большой подмигнул Измененному. – Как оно ничего и бодрость духа, например?

– Симметрично, как же еще… – глубокомысленно изрек трехглазый.

– Чему симметрично? – Наш пулеметчик заинтересованно остановился. – Э?..

– Твоему хорошему настроению и доброму здравию, брат. – Будда осклабился. Тоже мне, зрелище. Дантистов в городе не осталось, к сожалению. – К Кефиру, полагаю?

– Нет, блин, к ряженке. – Скопа щелкнула зажигалкой. – У себя?

– У себя, конечно. – Будда тоже задымил, мгновенно наполнив тесную лестничную клетку сладковатым дымком. – Только надо ли мне вас к нему пропускать, красавица?

– Эй, поклонник Анки‑пулеметчицы… – Большой нехорошо улыбнулся. – Хорош звездеть‑то. Не выспался или трава паленая попалась? Хорош выпендриваться…

– А я и не выпендриваюсь, Большой. – Будда нахмурился. – Вы проходите, хоть шеф и не в духе. А эти ваши, которые внизу топчутся, пускай в бар идут. Стриптиз сегодня. Даже днем.

Нда, в принципе он прав. Нечего туристам делать у местного босса, тут только наши дела. В баре перетопчутся, ничего страшного. Особенно если проинструктировать.

– Так, молодцы, остаетесь здесь. Вас проводят в бар. Ведите себя тихо, местных не задирайте. Будут предлагать «горючку» – пейте. Предложат дурман‑траву или молочайку… я бы не стал. Откачивать вас потом буду только за отдельную плату. Все понятно?

– Какого хрена, Пикассо? – Старший из туристов, Коля, шагнул вперед. – Что мы в этом баре забыли? Какой стриптиз, чего вы тут несете? Я на сиськи голые с жопами и дома посмотрю. Да даже и бесплатно.

Я хмыкнул, поинтересовался у Будды:

– Кто выступает‑то днем?

– Гадюка и Кали.

Большой качнул головой. Ну, вполне его понимаю. После этих девушек туристы явно останутся довольны.

– Да вам повезло, орлы, поверьте, что так оно и есть. Не пожалеете, эт точно.

– Ну, смотри. – Николай недоверчиво зыркнул на меня. – Если говно какое подсуетили, так вычтем из премиальных, которых вы еще не отработали.

Большой успел перехватить Скопу, которая уже шагнула к ним. Туристы, видно, поняли, что их старший сморозил чушь, и торопливо кинулись извиняться. Появившийся из подсобки Клеш проводил их в бар, ну а мы пошли к Кефиру.

К слову, посмотреть туристам будет на что в самом деле. Во всяком случае, нигде больше я не видел женщин с двумя парами рук и грудей. Характер, правда, у Кали не то что бы не сахар… ужасный характер, кровожадный даже. Соответственно, становилось понятно, за что девушку и прозвали Кали.

Ее товарка тоже была созданием удивительным. Прозвали ее Гадюкой за особенности кожного покрова, змеиные зрачки и раздвоенный язык. Были среди рейдеров парни, которые, поговаривают, уединялись с ней в отдельном кабинете. Но ведь чего только не болтают, так ведь?

Тем временем мои напарники уже дотопали по мягкой ковровой дорожке до двери необходимого помещения. Дверь была солидная, стальная, добротно укрепленная штырями в стены. Странно, конечно, что Кефир решил сделать свой офис на втором этаже, непрактично. Ведь уйти с первого через подвал куда удобнее. А в Районе иметь запасной выход необходимо. Хотя… не зря он так сделал, ох не зря. Раз уж столько лет прожил здесь, то явно все просчитал.

Большой постучался кончиками пальцев, очень аккуратно. Дождался приглашения и открыл дверь. Мы со Скопой вошли следом.

Хозяин кабинета ни капельки не изменился со времени нашего последнего визита. Все такой же невысокий (странно, да?), пухленький и какой‑то кривоватый. Во всяком случае, лицо у него явно перекашивало в правую сторону. Глядя на него, такого смешного, даже не верилось, что этот маленький Измененный ворочает очень большими деньгами.

– Здорово, бродяги. – Кефирчик махнул рукой. Чиркнул большой каминной спичкой, закуривая сигару, пригласил присесть. – Как добрались?

– Да нормально добрались. – Я плюхнулся в большое мягкое кресло. – Спокойно. И тебе не хворать.

Ребята тоже поздоровались, рассаживаясь. И откуда он умудрился притащить эти дорогущие мебельные изделия, вот что меня всегда интересовало. То ли из загашников бывшей администрации Радостного, то ли под заказ, за бешеные деньги, с Большой земли.

– Ну, ну. – Хозяин хохотнул, открывая дверцу бара, извлек пузатую бутылку из темного стекла. – То‑то так грохотало за Гаражами. Не в курсе, кто там с граников‑то шмалял?

– Неа. – Большой абсолютно спокойно потягивал предложенный коньяк из толстостенного стакана. – Может, кто решил ворон погонять? Из огородников тамошних?

– Ох, Большой, Большой… – Кефир затрясся в приступе беззвучного смеха. – Ну как скажешь, так скажешь. Как в лужу, да? А ничего после этого вороньего распугивания мне лично плохого не светит?

– Ну, – Скопа, подумав, решила вступить в разговор, – передавало тут радио ОБС кое‑что…

– И чего ж оно передавало? – Измененный чуть наклонился вперед, всем видом показывая, что готов внимательно слушать все, о чем будет вещать наша снайпер. – А? Говори, красавица, не стыдись. Дядя Кефир очень любопытный.

– Возможно, что большой смок некоторое время будет лечиться. Осколками, говорят, его зацепило. Когда он на ворон тех охотился. А вот когда он в себя придет – так точно будет страх каким злющим и голодным. Аки тысяча чертей…

– Я бы даже сказал, как две тысячи… – Коньяк был хорош, ничего не скажешь. Только за это можно было не вилять хвостом, а дать дельный совет. – Так что сам понимаешь, что к чему.

– Понял… – Кефир откинулся на спинку кресла. Почесал в затылке, глотнул из стакана и глубоко затянулся. – Хоть на том спасибо. Ну ладно. Дело пытаете, добры молодцы и девица рейдеры, аль от дела лытаете?

Мы переглянулись.

– Пытаем, о великая баба‑яга мужеского пола. – Видно, коньяк подействовал, раз я решил продолжить в былинно‑посконном тоне. – Поможешь?

– Так смотря что за дело, да? – Толстячок улыбнулся, мысленно готовясь включить калькулятор.

– Да какое у нас, рейдеров, дело‑то может быть. Так… дельце даже, а не дело.

– Ну давай, красный молодец, свет Пикассович, вещай уже, только экстрактно и по сути. – Кефир еще раз гоготнул, прикидываясь персонажем районно‑народной сказки. Лишь бы не о Колобке, которого в конце концов прихавали всякие мутанты. Ой и скучно ему тут, ой и скучно. Дурачится вон, как пацан малолетний.

– Туристы у нас, Сметаныч. Важные и денежные.

– Угу… – Хозяин кабинета покрутил волосатыми пухлыми пальцами. – Про туристов в курсе. То, что денежные, – хорошо. Чем смогу помочь, да так, чтобы еще и заработать?

– Эти дауны изволят хотеть поохотиться. Причем по‑взрослому. – Зубы Скопы с хрустом откусили кусок яблока, которое она взяла из вазы. Яблоко было не местное, это точно. – Хотят бить в глаз дикого голема. Вот. Есть такой на примете?

– Да уж… – Кефир пробарабанил пальцами причудливый ритм. – Действительно серьезные дядьки. А чего так приспичило‑то?

– А кто ж их, даунов залетных‑то, поймет? – Большой поморщился. – Не, ну мы, конечно, думали поболтать их вдоль Черты, умучить как следует. А оно, слышь чего, никак не получается. Упорные они, понимаешь, как Гус Иваныч Хиддинк после Европы восьмого года.

– Кто?.. – Скопа ошарашенно покосилась на нашего пулеметчика. – Какой гусь, а?

Большой только отмахнулся от нее. Немудрено, что она не в курсе, сколько ей лет‑то тогда было?

– Ну, раз, говорите, они упрямые, то тогда ладно.

Измененный щелкнул клавишей компьютера, одновременно включив большой плазменный экран на стене. Вот скажите мне, как можно говорить о честности администрации и силовиков, если этот телевизор (одна из последних моделей, кстати) висит на этой самой стене? Явно ведь, что его привезли через Станцию, где у силовиков стоит постоянный гарнизон. И потом уже доставили сюда, как еще‑то?!!

Кефир вывел на экран карту Радостного. Карта была куда интереснее той, что забита в моем навигаторе. Во всяком случае, некоторые из значков, постоянно передвигавшихся по ней, точно показывали местонахождение отрядов разных группировок. Как внешних, так и внутренних.

– Вот… – Хозяин ткнул линейкой в самый конец улицы Орлова. – Вот здесь заброшенный и недостроенный поселок. Рядом – котельная…

– Та самая? – Ой, доходили до меня слухи по поводу той самой котельной.

– Наверное не знаю уж, та или нет, но големы в количестве трех штук вышли оттуда аккурат за последние две недели. И один вроде бы сейчас обретается в поселке. Средний такой голем…

Лучше и не скажешь: средний голем. Раз средний, то это значит, что у него явно нет габаритов и вооружения как у Абрамса, к примеру. Легче, правда, от этого явно никому не становится. Наверняка в поселке обретается охрененно злая механизированно‑живая оглобля около двух метров ростом как минимум. Какого рода механизм он использует в качестве оружия – вопрос второй. Любой голем потенциально опасен сам по себе, даже если в состав его оснащения входят только совок для мусора и пылесос.

А вот инфа про котельную – это тема. Разведка силовиков не всегда владеет той информацией, которую местные сливают нам, рейдерам. И раз про нее до сих пор четко ничего на Большой земле не известно, значит, Кефир‑то точно эти данные пока не продал. И хочет, чтобы мы занялись и проверкой, и доставкой по назначению. А кто‑то против? Такой прогиб всегда кстати. У нашей группы уже есть пара «залетов», хотя бы один искупим, так сказать. Эх, если бы не туристы, так вообще замечательно бы все вышло. Ну, уж как есть, так есть, посмотрим.

 

Глава четвертая

утро – определения

 

Егерь сидел, глядя через лобовое стекло прямо перед собой. Рядом, вцепившись пальцами в колени, сидела Наталья. Глаза обоих уставились в одну и ту же точку, находившуюся в десятке метров от них.

Мужская рука медленно опустилась вниз между сиденьями и потянула на себя карабин. Левая перехватила его за цевье, приподнимая вверх. Правая, отпустив ствол, скользнула к ложу, палец лег на курок – все так же медленно, стараясь не звякнуть хомутом ремня о ручку коробки передач. Одинокая капля пота пробежала по уже ставшей морщинистой щеке совсем еще не старого мужчины. Щека чуть дернулась, но Егерь даже не подумал смахнуть каплю.

Прямо перед автомобилем, замершим на повороте дороги с выключенными фарами, хлеща себя хвостом по бокам, стоял лев. Или существо, похожее на льва. Почти двухметровое серое тело, покрытое темными, кажущимися подвижными пятнами. Густая грива, похожая на проволоку с острыми концами, торчала во все стороны. Чуть отсвечивающие голубоватым светом глаза смотрели прямо на коробку машины и тех, кто сидел в ней. Широченные столбы лап изредка подергивались, вырывая когтями куски асфальта.

Когда зверюга выскочила сбоку, метнувшись в свете фар, Егерь автоматически ударил по тормозам. Крепко встав на все четыре лапы, тварь подняла фонтаны асфальтовой крошки, заставив Егеря оторопеть. И сейчас в голове мужчины крутилось сразу несколько мыслей, касающихся дальнейших действий. Способность странного «льва» крошить асфальт играючи заставляла насторожиться. Если его когти так легко справляются с дорожным покрытием, то можно предположить, что лобовое стекло зверь выбьет совсем легко. И сможет ли остановить его пуля СКС – тоже еще вопрос…

Сзади нарастал густой и басовитый звук двигателя. Тварь приникла к асфальту, чуть рыкнув и прижав уши. Блеснули клыки в приоткрытой пасти. Егерь покосился в зеркало. Да, так и есть. Прямо к ним приближались огни. Судя по звуку, джип. Да, точно, хоть свет и слепил, но был виден высокий силуэт. Вероятнее всего, какой‑то паркетник типа «Санта‑Фе». Нагруженный, вон как высится багажник. Егерь осторожно мигнул габаритами еще и еще, пытаясь предупредить людей.

Тварь рыкнула и, расплываясь в стремительном движении, пулей полетела навстречу джипу. Егерь выматерился, понимая, что ничем не смог помочь тем, позади…

Скрип тормозов и громкий хруст пробиваемой тяжелым телом «лобовухи». Джип прокатился мимо, сходя с полотна дороги, устремляясь к обочине. В окне мелькнуло несколько бледных пятен с темными провалами кричащих ртов. И еще там была непонятно как уместившаяся серая, с черными подпалинами тварь. Машина ушла под откос и завалилась набок. Плеснул изнутри придушенный крик, и все. Тишина.

Егерь не стал тратить времени на осмотр, провернул ключ и рванул «Ниву» с места, выворачивая ее в поворот. Несколько раз оглянулся в зеркало, пытаясь различить размазанную фигуру «льва», но ничего не увидел.

– Что это было, что это было?.. Господи боже, что происходит, скажи мне, пожалуйста? – Наталья повернулась к Егерю, блестя мокрыми глазами.

Да уж, как будто он и впрямь Господь Вседержитель…

– Не знаю. – Егерь выудил из‑под сиденья бутылку с водой, протянул жене: – Открой, пожалуйста.

– Что?

– Бутылку открой, Наташ, я веду машину и открыть не смогу.

– Какую бутылку?! Что это было там, на дороге?!

Егерь притормозил. Открутил крышку, глотнул, чувствуя, как становится легче. Сколько раз приходилось вот так же после боя глотать воду, возвращаясь к жизни. Лучше бы спирта, который плескался во фляжке под сиденьем. Но нельзя, можно расслабиться и не доехать до кордона. Мало ли какая еще дрянь встретится в городе. Глотнул еще, подождал, когда прохладная жидкость скатится вниз. Повернулся к Наталье:

– Ты не нервничай, хорошо? Успокойся, на вот, попей. Нельзя сейчас нервничать, Наташ, никак нельзя. Поняла?

– Да.

Жена кивнула головой, послушно, как маленький ребенок. Взяла протянутую Егерем бутылку и застыла, поднеся горлышко к губам. Потом неожиданно съежилась на сиденье и беззвучно заплакала, уткнувшись лицом в колени.

Егерь погладил ее по голове, наклонился, поцеловал в затылок. Пусть эта девочка ему и изменила, пусть. Но она оставалась тем кусочком его еще совсем недавно прекрасной и мирной жизни, который он не собирался терять. Не сейчас. Да и никогда. И никому, ни людям, ни непонятным тварям, ни Богу, ни черту он не даст ее обидеть. Не простит, да, но и не позволит никому сделать ей больно.

Он завел двигатель и снова погнал машину вперед. Если ничего не случится, то ехать им еще минут сорок. После того как шоссе через пару километров сделает петлю, ехать придется сначала по уложенным давным‑давно бетонным плитам, а потом и вовсе по грунтовке. А за мостом дорога вообще станет плохой. Но если в связи со всеми ночными происшествиями река не вышла из берегов, то «Нива» пройдет легко. А после Ключей ехать останется совсем ничего.

Машина легко катила вдоль выстроившихся по обеим сторонам дороги аккуратных коттеджиков и старых, построенных почти сразу после возникновения города домов.

По обочинам клубился густой зеленоватый туман. Несколько домов горело. Во дворе одного из них было заметны изломанные тени, склонившихся над чем‑то. Или кем‑то.

В свете фар на пятачке асфальта перед спуском на бетонку что‑то мелькнуло. Егерь выключил свет и заглушил машину, пустив ее накатом.

– Наташа…

– Да? – Глаза все еще оставались мокрыми, но голос не дрожал. А вот это уже хорошо, умница девочка.

Мужчина улыбнулся.

– Впереди что‑то непонятное. Подъедем, и будет видно, что да как. На, возьми. – Он протянул ей, рукоятью вперед, пистолет. – Помнишь ведь, как пользоваться.

Наталья взяла тяжелый вороненый пистолет за ребристую ручку. Подняла на Егеря глаза и кивнула. Щелкнула предохранителем, оттянула раму, досылая патрон. Подняла ствол вверх, отведя в сторону окна. Егерь одобрительно хмыкнул, нажимая на тормоз. Подождал, когда машина окончательно остановится, открыл дверцу, подхватил карабин. По‑кошачьи плавно выскользнул наружу.

Наталья смотрела ему вслед, понимая, что все‑таки ее муж был и остался тем, кем его сделали. Прекрасной, экономичной, страшной и кому‑то когда‑то так необходимой боевой машиной. Годы мирной жизни слегка притупили все‑то, что он умел, но не смогли лишить его этого смертельного мастерства ни на йоту. Сейчас все стало на свое место и Егерь опять вел собственную войну. За нее, предавшую его, в первую очередь. Не за себя, нет. Это она поняла сразу…

Егерь скользил, прижимаясь к земле. Впереди стояли две машины, грузовик и какая‑то импортная легковушка‑седан. Грузовик, судя по всему, въехал в иномарку, впечатал ее в столб электролинии. А его водитель сейчас шел к тем, кого сбил. И в руке водителя было явно что‑то тяжелое и металлическое, скрежещущее по неровному асфальту.

 

* * *

 

Девчонка прекратила кричать. Давно, минут десять назад. Только судорожно всхлипывала, размазывая по щекам слезы.

Пятнадцать минут назад к ней в камеру зашел Семеныч. Прапорщик был доволен осмотром, который произвел в «оружейке», так как теперь ему стало понятно, что боеприпасов хватит на первое время с избытком. В таком прекрасном расположении духа он и появился в камере.

Рыженькая сжалась в комок, пытаясь отползти от него подальше, чем еще больше порадовала его. Семеныч полюбовался на нее еще немного, добродушно попыхивая сигаретой, прежде чем приступил к действиям. Сначала она молчала. И лишь когда он спустил брюки, открывая то, что до этого момента пряталось под ними, только тогда она закричала. Безнадежно и пронзительно…

После того как первое желание прапора было удовлетворено, он отпихнул ее в сторону. Ногой отправил в угол разодранные вещи, одобрительно хлопнул по нежной коже на ягодицах. Она вздрогнула.

За стеной громко возмущались две размалеванные сверх меры лахудры, на которых сначала остановился его взгляд. Они уже давно мешали прапору целиком погрузиться в нирвану, поэтому он решил прекратить этот галдеж. Еще раз потрепал рыженькую, мол, не печалься, скоро вернусь. Встал с нар как был, голышом. Его это нисколько не смущало. Достал из кобуры «макар», поменял обойму и дослал патрон в патронник. Больше оружия при нем не было, он оставил его в оружейной. Дверь скрипнула, повернувшись на давно не смазанных петлях.

– Ой… – Высокая лахудра, увидев его, немедленно заткнулась, постаравшись спрятаться за свою товарку.

А вот та ничего не заметила, продолжая орать. Вероятнее всего, их обоих привезли в ГОВД совсем пьяными и хмель из голов до сих пор не выветрился. Вместе с выделившимся во время перестрелки адреналином эти обстоятельства выдали жесточайший коктейль, который и не давал тетке успокоиться.

– Ка‑а‑а‑зе‑ел!!! А слабо не с девчонкой справиться, а с нормальной бабой?! – надрывалась она, ни разу не потрудившись обратить внимания на подругу. – Гандон ментовской! Да я тебе…

Банг!!! Ее швырнуло на стенку, по которой она медленно сползла на пол, хрипя и хватаясь за грудь. Глаза закатились, ноги засучили по бетонному покрытию. Семеныч ухмыльнулся, глядя на ее подругу, которая также скорчилась рядом, закрывая голову руками.

– Доорались, коровы? – Прапорщик наклонился над ней, потыкав в макушку стволом пистолета. – Сейчас контрольный звонок в голову тебе с подругой, и все, будете знать, как бороться за права человека. Усекла?

Сзади лязгнуло, тем лязгом, который знаком всякому, кто имел дело с оружием. Именно такой звук издает затвор автомата, когда его отводят назад и отпускают, досылая патрон из магазина. Семеныч начал разворачиваться, когда загрохотало.

Стрелок опустошил весь магазин, выпустив тридцать патронов в широкую спину прапорщика практически одной длинной очередью. Это и подвело его, когда после первых десяти ствол повело вверх и в сторону. Если бы на месте худенькой девочки с хвостом рыжеватых волос был кто другой, кто умел обращаться с такой штукой, как АКСУ…

Но свое дело очередь все‑таки сделала, повалив тяжелое тело Семеныча на его жертв, избороздив спину отверстиями от попаданий. Он рухнул, захрипев и забулькав продырявленными легкими, выплеснув изо рта целый поток крови.

Девочка всхлипнула, опуская АКСУ. Автомат повис в правой руке. Левую, дрожащую, она поднесла к лицу, растирая слезы напополам с потекшей тушью.

– Су‑у‑у‑ка‑а‑а… – Она вдруг истерически хохотнула. – Тварь… я его завалила! Тварь конченая, сучара, да подыхай ты у‑же‑е‑е‑е!!!

А Семеныч если и умирал, то очень медленно. Странная, набухшая гипертрофированными мышцами и ощетинившаяся острыми выступами фигура все еще дергалась.

Женщина, которой прапор не успел выпустить мозги, встала и подошла к рыженькой. Приобняла за плечо и начала подталкивать к выходу из камеры:

– Пошли, пошли отсюда. Да быстрее, дурочка, быстрее.

Девушка послушно двинулась вслед за ней. Женщина покосилась на нее, оценив, что из одежды на ней был только лифчик на тоненьких бретельках. Посадила ее на первый попавшийся стул и пошла в «дежурку». Вернулась с комплектом городского камуфляжа, который отыскала в стенном шкафу. Кинула его девушке и подошла к третьей камере. Пацаны, которые в ней, уже навытяжку торчали у решетки.

– Слышь че, подруга, – коренастый и невысокий в темно‑синем «адидасе» обратился к ней. – Если по уму, так нас бы тож выпустить надо как‑то?

– Да ты чего, дружбан? – Женщина улыбнулась, щелкнув зажигалкой и закуривая сигарету «Явы», пачку которой взяла все в той же «дежурке». – Прям по уму и прям надо?

– Ну а че? – «Спортивный» сплюнул через решетку. – С какого перепугу нам здесь теперь оставаться‑то? Выпусти, подруга…

– А оно мне надо? Ты думаешь, я не видела, как ты глазенками своими паскудными на девчонку‑то зыркал? – Тетка сплюнула на пол не хуже, чем узники ИВС. – Нет уж, земеля, ты посиди. Вместе с дружбанами. Выпустят потом, как все успокоится.

– Ну, ты сука… – Парень покачал головой. – Найду – башню снесу. Поняла?

– А то, землячок. Вся аж трясусь от страха. Бывайте, гамадрилы.

Женщина подняла рыженькую девушку и двинулась к выходу из ОВД. Та уже пришла в себя и была почти спокойна.

– Тебя как зовут‑то? Меня Галя.

– Катя… – Девушка покосилась на валяющиеся в коридоре трупы ментов. – Это он их всех?

– Наверное. Ты с автоматом умеешь обращаться? Ну, кроме того, чтобы стрелять?

– Нет, Галь. А что?

– Да вот, думаю, что нам с тобой, подруга, нужно пару таких вот штук прихватить. Мало ли, какие кавалеры встретятся. Раз уж этот ментяра такой красивый был.

– Ну да. – Катя согласно кивнула головой. Нагнулась и подняла один из двух «огрызков», валявшихся на полу. Повесила на плечо. – Давай вместе дойдем до меня, а?

– Давай‑давай.

Галя осторожно отперла засов на двери и потянула ручку на себя. Выглянула, внимательно осматривая окрестности. Справа все было спокойно. Она повернула голову налево, пытаясь высмотреть – что же там?

Холодная когтистая лапа схватила ее под подбородок, проткнув кожу, и, цепко ухватив за мышцы шеи, рванула на себя. Галя закричала, влекомая с крыльца вниз, прямо под ноги пяти темных фигур, пахнущих сгоревшим порохом и кровью. Тени, еще недавно бывшие теми, кого расстрелял Семеныч, мгновенно сомкнулись над ней. Еще один надрывный крик, и все…

Катя пулей вылетела из дверей ОВД и рванула в сторону. Тут же две подвижные тени метнулись за ней. Девушка оглянулась, увидела их и припустила еще быстрее.

Она больше не оглядывалась и не видела, как трое оставшихся мертвецов неторопливо вошли в бывший «дворец правосудия», жадно принюхиваясь к густому запаху смерти.

 

Легкие Семеныча натужно хрипели, прогоняя воздух к изменившемуся сердцу, которое сейчас работало часто‑часто, поддерживая жизнь…

Кровь, багрово‑темная, в бешеном темпе мчалась по сосудам, помогая восстанавливаться поврежденным внутренним органам…

Пористая защитная ткань, образовавшаяся между кожей и мышцами, медленно, но верно выталкивала из ран деформированные пули.

Мысли, не так давно витавшие где‑то далеко отсюда, постепенно возвращались, подстегиваемые все более настойчивыми окриками организма.

Первым из чувств вернулось обоняние. Следом – слух. Ставшие очень чуткими, они тут же подсказали, что рядом опасность…

 

Трое недавно оживших мертвецов задержались в коридоре. Голод, сжигавший их изнутри, не был погашен бедной Галей. Двое, те, что были поменьше, осталис<