Глава 4, в которой Гарав счастлив. А потом его допрашивают, но он всё равно счастлив

 

Гарав проснулся, как часто бывало, первым. И какое‑то время изумлённо смотрел на солнечный луч, золотым весёлым пятном лежащий на камне потолка. Где‑то слышался смех, журчала вода и шумела листва.

«Где я? Сколько я спал?»

Потом он вспомнил про Раздол и сел, откидывая одеяло.

Первое, что он ощутил – было идущее от каменного пола ласковое тепло. Второе – сильнейший голод. Третье – что он отдохнул. Полностью. Совсем.

Первое, что он увидел – была их одежда, вычищенная и аккуратно сложенная рядом с прочими вещами. Второе – то, что друзья ещё спят.

А уж третье – стол, на котором стоял так и не съеденный вчера ужин.

Гарав подсел к столу. Веранду насквозь продувал ветерок, но он был лёгкий и тёплый. Мальчишка одной рукой налил себе золотистого вина, другой откинул ткань с блюда – там оказались не фрукты, как он опасался, а нарезанная пластами копчёная ветчина – розовая, с коричневой корочкой – и свежий, ничуть не зачерствевший крупноноздреватый хлеб. Урча, Гарав вцепился сразу в ломоть хлеба и кусок ветчины, почти одновременно запивая полупрожёванное вином – лёгким, холодным, с запахом каких‑то цветов…

…Он уже почти наелся, когда почувствовал чей‑то взгляд и одновременно услышал негромкий звонкий смех.

– Мэлет! – выдохнул‑выкрикнул мальчишка, вскакивая и оборачиваясь…

…Да, это была она. Эльфийка – похожая на какую‑то стремительную птицу в чёрном с золотом узко приталенном платье, босиком – стояла в дверном проёме. Она всё ещё улыбалась – только улыбка стала немного растерянной, когда мальчишка, буквально подлетев к ней, подхватил на руки и вскинул девчонку перед собой. Мэлет, охнув, невольно обхватила Гарава за шею, смущённая таким непосредственным напором.

Признаться, Гарав тоже смутился тому, что сделал – порывисто, не подумав. Но отпустить ее – значило стать смешным. И он продолжал держать Мэлет на руках, глядя в её лицо жадными пристальными глазами молодого волка – гипнотически и почти пугающе. А она не разнимала своих рук на его шее. И с изумлением смотрела в лицо мальчика‑человека – виденного всего‑то несколько часов и полюбившегося навсегда (она это знала, как только может знать такие вещи эльфийка!). Нет, Гарав не изменился – внешне. Но как раз для эльфийки не составляло труда увидеть, как «видит» опытный кузнец «сердце» металла, что внутри мальчик вырос и повзрослел. Словно пальцами по коже, эльфийка ошеломленно и с жалостью «касалась» шрамов, оставленных болью, страхом, тоской, сомнением, одиночеством, обидой… Но как для настоящей женщины шрамы на теле и лице мужчины – не уродство, а повод для гордости воином и защитником, так и эльфийка понимала: душа мальчишки не сломалась и не исказилась – лишь окрепла и возмужала. Голая грудь мальчика резко, толчками, вздымалась и опускалась – и куда‑то в бедро Мэлет упруго и смешно стучало быстрое неутомимое сердце человека, такое же торопливое и горячее, как они сами – люди…

Мэлет засмеялась и крепче сжала руки. И это было сладостное и незнакомое чувство – отбросить прочь разум, как плащ, размышления и сомнения – как скомканные исписанные листы… Как уже было в последние недели, когда она, пугая подруг, вдруг начинала не по своей воле грезить наяву – и касалась Гарава, когда ему было плохо. Неделю назад она чуть‑чуть не потеряла себя, когда отдала Гараву, которым овладело что‑то непредставимо древнее, жуткое и сильное, часть своего фэа.   Глорфиндэйл не мог понять, что происходит с дочерью. А она молчала. И была счастлива тем, что мальчик спасся… а что он, наверное, и не подозревал о её помощи… ну что ж, пусть. Это было не важно.

– Поставь меня на пол, – строго сказала Мэлет. Гарав замотал головой и улыбнулся почти идиотски. – Я тяжёлая! – Мэлет брыкнула ногой. Гарав замотал головой снова. – Ну поставь! – взмолилась эльфийка. – Поставь и оденься, а мне пора…

– Куда пора?! – возмутился Гарав.

– Я была в горах и скакала всю ночь, когда узнала, что ты приехал. – Мэлет улыбалась. – Только‑только помылась и переоделась, даже не видела отца – сразу прибежала к тебе. Ну же, Гарав!

Со вздохом мальчишка исполнил её приказание:

– Слушаю и повинуюсь, королева.

Он с покорным удовольствием склонил голову, и эльфийка довольно безжалостно взялась за светлые пряди на висках, подёргала голову мальчишки…

…Эйнор лежал с закрытыми глазами, неподвижный. Спящий.

Лежал и думал, что делать теперь.

 

* * *

 

В эльфа Гарав врезался, когда несся по какой‑то галерее – бегом. В принципе он никуда не торопился и даже не искал Мэлет (она обещала прийти лишь на следующее утро, не раньше, а почему – Гарав не стал спрашивать; к чему, если она всё равно где‑то рядом?!). Он просто бежал, бежал, бежал… и вдруг врезался в вышедшего из‑за колонн эльфа.

Бум, так сказать.

Эльф был не особо высокий (для эльфа), в золотом с алым и чёрным одеянии, пышные, тяжёлые разрезные рукава которого спадали почти до пола. Странно – у него не было меча; Гарав отвык от безоружных и сам сейчас был уже переодет в кожу, а на пояс повесил Садрон и кинжал (как‑то само собой получилось). Пепельную волну волос (не убранных в косы, как у большинства эльфов, а свободных и лёгких) облегал верхом венец – тонкий серебряный обруч с фиалковыми и зелёными камнями. А на руке, которой эльф задержал мальчишку, Гараву на миг почудился какой‑то острый синий блеск – словно кольцо… нет, показалось.

– Прости, – Гарав отдышался. – Я бежал…

– Я заметил, – в мелодичном голосе эльфа было веселье без насмешки. – Ты бежал ОТ или К? Если К – пожалуй, ты можешь продолжать путь. А если ОТ – может быть, ты мог бы мне уделить какое‑то время?

– Я бежал ПРОСТО, – невольно улыбнулся Гарав. – И я, конечно, уделю тебе время… хотя у меня его не столько, сколько у детей твоего народа.

– Это вежливое напоминание о том, что у тебя есть дела? – уточнил эльф.

– Ну… – Гарав смутился. – Нет, это просто попытка умничать, – честно признался он. – Рядом с эльфами хочется быть умным. Я и пытаюсь.

– Получается? – с искренним интересом спросил эльф. Они уже шли по галерее… и это вдруг напомнило Гараву другую галерею, по которой он шёл за… – Не бойся Его, – сказал эльф. – Тут он бессилен. Он не может даже просто увидеть Имладрис.

– Я боюсь не его, а себя, – признался Гарав угрюмо. – Себя. Того, что могу совершить от страха. Оказывается, от страха я могу стать предателем и совершить подвиг. Но это одинаково обидно. Кто же мной правит – страх или я?

– Получается, – сказал эльф.

– Что? – не понял Гарав.

– Быть умным, – пояснил эльф, и Гарав рассмеялся.

– Ты, конечно, знаешь меня, – сказал мальчишка, – людей тут всего трое. А я не знаю тебя, а ведь ты из хозяев этого места. Кто же назвал меня умным?

– Я Элронд сын Эарендила, – сказал эльф.

– Мастер… – Гарав запнулся и, опустившись на колено, прижал ладонь к груди, положив другую на рукоять Садрона. – Прости, мастер!

– За что? – Эльф поднял мальчика, взяв за плечи. – За то, что ты быстро бегаешь и громко смеёшься? Но это значит, что тебе хорошо здесь – не это ли высшая похвала для хозяина? За то, что пытался умничать? Но право – у тебя это неплохо получалось… И, по чести сказать, я ведь искал тебя, Гарав Ульфойл.

– Меня, мастер Элронд? – Гарав недоверчиво посмотрел на эльфийского владыку. – Но я всего лишь оруженосец рыцаря Эйнора. Младший даже.

– И тем не менее… Послушай, – неожиданно поднял ладонь эльф.

Девичьи голоса совсем недалеко пели непонятное, но красивое:

 

U  ‑hlapa hrestannar hairë,

U ‑ o  la Taniquetil orna:

Rondoryassen Vairë Vairë

Ambartaly' eserië morna.

 

M i   ungwë, mi r i  eli carinë,

Ve parmassë n a  mar n a  r tehtë:

Man firuva nennen, man narinen,

Man lantuv'о maica nertë.

 

Nan metta – n a   ilyavë metta:

Li hiruv' u‑hlarima yalmë,

Et antollo keluva quetta

«S i   firan…» – ar queluva саlmë…

 

Mi Mandos encoyuva fairë,

Ar mettalë kenuva'n ambar,

Y'etekië Valië Vairë

O melkë rondoryaron rambar.

 

Ar loicolya kemenn' entulala

Ve kemello orte m i  ‑yesta,

Ar ter andë y e  ni, u ‑s u  lala,

Cait a  va undumessë, esta.

 

…Nan… у e  ! О sin' ard' apa l u  mi

Atanion lacuva seldo,

Ar rucuva lintë talluni

i l o  ti or noire Eldo.[7]

 

– Мэглор, – сказал Гарав. Он сам не знал, почему у него вырвалось это имя. Но он был уверен, что прав – и это стихи Мэглора.

– Да, это Макалаурэ Канафинвэ, – сказал Элронд спокойно. – Я его слышал. И видел. И рос при его дворе. А что знаешь о нём ты?

– Я видел и слышал его, – коротко и серьёзно ответил Гарав.

Элронд оперся ладонью на перила.

– Тогда спой мне, Гарав Ульфойл.

Мальчишка задумался. Потом вскинул голову и посмотрел эльфу в глаза – серыми в серые, дерзковатыми и чуть хмурыми – в наполненные памятью, мудростью и печалью…

 

Живёт создатель Миров, живёт хранитель Миров,

И заключён договор «О неизбежности слов».

Они с собою зовут, как будто в плен нас берут…

А мы живём пополам, живём не там и не тут.

 

А мне – идти по Мирам,

Как по колено в траве.

А мне идти – по Мирам,

Не первый, может быть, век.

Пока настала пора,

Покуда крылья хранят…

А мне идти по Мирам –

Они не гонят меня.

Строка прочитанных книг переплетает века,

Но тяжела эта нить для одного игрока.

И нас дороги ведут и в паутину манят,

Вливая в сердце и в кровь парализующий яд.

Но мне – идти по Мирам,

Как по колено в траве.

Но мне идти – по Мирам,

Не первый, может быть, век.

Пока настала пора,

Покуда крылья хранят…

Но мне идти по Мирам –

Они сильнее меня.

Живёт создатель Миров, живёт хранитель Миров,

Но им и дня не прожить без нашей веры и снов.

Пока страницы – горят, пока дороги – пусты…

И только старый мотив соединяет мосты.

И мне – идти по Мирам,

Как по колено в траве.

И мне идти – по Мирам,

Не первый, может быть, век.

Пока настала пора,

Покуда крылья хранят…

И мне идти по Мирам –

Им не прожить без меня.[8]

 

– Чьи это стихи? – спросил Элронд, слушавший молча и с неослабным вниманием.

– Их написала женщина из моих мест, – ответил Гарав. – А я перевёл на адунайк.

– Ты не только певец, но и поэт?

– Слишком большое слово для меня – поэт, – признался мальчишка. – А петь я раньше и вовсе не умел.

– Спой ещё что‑нибудь, – как ни в чём не бывало предложил Элронд.

В Гараве шевельнулось недовольство: да у них мания просто. Встретился в лесу, где кругом гауры, с шеститысячелетним эльфом – пой, блин! Других забот нет. Встретился с Элрондом – пой снова, а как же?!

Гаравом овладело вредное ехидство. Он прокашлялся, посмотрел в потолок и запел на широко известный в далёких краях и неведомый здесь мотив:

 

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и гор,

Эту землю дружно выбираем,

Фиг нам нужен этот Валинор!

 

От Нэвраста до Оссирианда,

С Мглистых гор до харадских пляжей

Феаноринг возит контрабанду

В виде копий, луков и ножей!

 

Если враг отрезать нам захочет,

Скажем, руку в яростной борьбе –

Феаноринг весел и находчив:

У него все это на резьбе…

 

Это Мы! Сковали Сильмариллы!

Это Мы! Склепали Палантир!

Мы сильны, как юные гориллы,

И умны, как старый Митрандир!

 

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и гор,

Эту землю дружно забираем,

Впереди нас – батька Феанор![9]

 

Исполнив это, Гарав с запоздалой опаской посмотрел на Элронда. Но Владыка Раздола… хохотал – почти беззвучно, но искренне, запрокидывая голову и придерживаясь рукой за перила.

– Вообще‑то такие они и были, – вдруг сказал он. – Но знаешь… – И он строго приложил палец к губам мальчишки. – Не превращай умение смеяться над великим и великими в ремесло. Один раз – можно. А если это войдёт в привычку…

– Прости… – пробормотал Гарав. – Я понимаю.

– Надеюсь.

– Понимаю, – уже уверенно кивнул Гарав. – Прости, мастер Элронд. И вот… послушай ещё…

Эту песню пел в деревне у фородвэйт Эйнор. Гарав просто перевёл как‑то на привале…

 

Отцовское наследство мы добыли,

Его у нас теперь не отобрать.

Но обжигают руки Сильмариллы…

Как страшно мы с тобой ошиблись, брат!

 

Нам Клятва жить спокойно не давала.

Сражаться в ослеплении своем

Готовы были мы хоть против Валар,

Хоть против мира целого – вдвоем.

 

Никто на нас оружие не поднял,

Никто нам к бегству путь не преградил.

Но не уйти ни от огня в ладонях,

Ни от огня отчаянья в груди.

 

Так значит, пали зря отец и братья?

Мы Право потеряли, зло творя.

Убийства в Альквалондэ, в Дориате…

Шесть сотен лет войны и крови – зря?!

 

Над Средиземьем битвы пролетели,

Лик мира изменил Великий Гнев,

Среди равнин открылись в бездну щели,

Вихрь огненный бушует в глубине.

 

Но пламя – то, что сжечь мне руку хочет,

И то, что сердце жжет, – сильней стократ.

Сегодня – День Свершения Пророчеств.

Я ухожу в огонь. Прощай же, брат![10]

 

– Что ж, ты и правда понял, – как ни в чём не бывало подытожил Элронд. – А теперь пойдём. Нас ждёт важный разговор.

 

* * *

 

В небольшой затемнённой шторами комнатке, куда привёл Гарава Элронд – очевидно, в одной из башен, мальчишка и не понял толком, куда они зашли по коридорам, лестницам и залам, – в трёх удобных креслах (четвёртое пустовало), сделанных из плотной ткани, натянутой на причудливо выгнутый каркас из тёмного дерева, по сторонам от пылающего камина алого камня сидели, глядя на вошедших, три старика, закутанные в разноцветные балахоны. Рядом с каждым стоял длинный посох с причудливым навершием.

Гарав узнал Гэндальфа, который дружелюбно кивнул мальчишке. И отвесил поклон – всем сразу. Двух других стариков он не знал: один – крючконосый, сухолицый, с проницательными горящими глазами, в белом балахоне; другой – в коричневом, намного ниже ростом, но зато моложе двух других, широколицый, плечистый, похожий на сержанта из голливудского фильма про Вьетнам.

– Расскажи всё, что было с тобой в Ангмаре. Подробно, – негромко попросил Элронд, занимая пустующее кресло. Гараву сесть не предложили, и он ощутил себя неуютно – как будто под четырьмя прицелами. Он понял, что это – настоящий допрос. И глубоко вздохнул: что ж…

…Когда Гарав закончил говорить, ноги у него подкашивались, а перед глазами всё плыло. Он с трудом дышал нормально и очень хотел опустить глаза – если честно, казалось, что его надели живьём на четыре пары раскалённых нитей, пронизывающих комнату.

– Мальчик сейчас упадёт, – сказал Коричневый Балахон. – Сколько можно, всё совершенно ясно.

– Неудивительно. – Гэндальф вдруг улыбнулся и, встав, указал Гараву на своё кресло.

– Я… – Мальчишка залился краской, переступил с ноги на ногу. – Я благодарю, но… – И обнаружил, что сидит в кресле, а в правой руке у него – большой кубок с чем‑то прозрачным и приятно пахнущим. Гарав машинально переложил кубок в левую руку и отпил. У прозрачной прохладной жидкости – не вина – был вкус мёда, но без его приторности и густоты – и усталость отступила, а голова прояснилась.

– Мальчик левша, – заметил Белый Плащ… – И Гарав вдруг понял: да это ж Саруман!!! Он же… или не сейчас? Нет, наверное, он ещё не предатель… А ну, перестань думать!

– Хочешь сказать о печати проклятья? – Гэндальф начал широко расхаживать по комнате, шурша балахоном. – Левши, косые, беспалые, хромые… рыжие ещё. Про рыжих не забудь. Они для нашего дела самые вредные.

Но Саруман неожиданно засмеялся – суховато, но искренне:

– Хочу всего лишь сказать, что он опасный противник в схватке.

– Армия Ангмара стоит в десяти лигах от мостов. Дальше не идут, на наш берег не переправляются, – заметил Элронд. – Общая численность войск Ангмара примерно сто – сто десять тысяч. Против нас выставлено около тридцати. Впечатление такое, что нас хотят просто напугать… и сковать на случай каких‑то иных действий.

– Я так и не понял, при чём тут искажённая майа, – сказал Коричневый Балахон.

Гэндальф досадливо отмахнулся:

– Совершенно ни при чём, как ни при чём и мальчик. Очевидно, что он – чист, а Ломион Мелиссэ просто решила в очередной раз развлечься. Если хочешь узнать о ней подробней – отыщи Виндэ‑ог‑Виндана,[11] он как раз тут, и будет рад услышать, что его старая знакомая какбыжива.

– Виндэ приехал? – быстро спросил Коричневый Балахон, подаваясь вперёд из кресла.

Гэндальф кивнул:

– Это хорошо.

– В прошлый раз после её развлечений между Люной и Мороком не осталось ни одного человека. – Саруман, не обратив внимания на последние реплики, пропустил через пальцы длинную бороду. – Но я согласен с Гэндальфом. Совпадения и случайности… Реальность – то, что Ангмар знает о планах воссоздания Арнора. И скорей всего обрушит удар туда… Радагаст, что ты думаешь о гномах Мории?

– Друзья, – Элронд, до сих пор молчавший, встал, – думаю, мальчика ждут свои дела. Не менее важные для него, чем наши – для нас. И намного более радостные, я надеюсь.

Гарав встал, поставил кубок на подлокотник кресла. И снова поклонился всем сразу – перед тем, как выйти.

 

Глава 5 – в общем‑то ни о чём. Но зато в ней упоминается великий герой русского народа Тарзан

 

Кони чувствовали себя великолепно. Ни Эйнора, ни Фередира Гарав не нашёл и не особо огорчился – отправился на конюшню и помиловался с Хсаном, не забыв и Фиона с Азаром. А потом просто побрёл куда глаза глядят, насвистывая и отвечая кивками и улыбкой на приветствия встречных эльфов, которым, казалось, и дела нет до того, что на другом берегу Буйной, совсем недалеко от них, стоит вражеская армия. То есть им совершенно было на это наплевать!!! Даже меча ни у кого на поясе нет, а вчерашние «рыцари» – приснились, что ли?..

Между прочим, допрос в башне продолжался, как выяснилось, аж полдня, Гарав сообразил это, когда вышел наружу и увидел солнце, давно перелезшее через зенит. Ещё он ощущал голод – совершенно явственный. Ноги вынесли его на берег реки, и он уже совсем было решил просто‑напросто спросить у первого же эльфа, который попадётся следующим, где тут можно поесть, когда…

– Ai!!! – услышал Гарав звонкий выкрик, потом – плеск и смех. Он свернул к краю тропы, по которой неспешно шагал, и неожиданно для себя увидел короткий крутой спуск, а ниже – пляж с полоской золотистого песка. Бруинен в этом месте делал широкую петлю и обретал спокойствие – открывался широкий неглубокий плёс, весь в солнечной ряби. А на пляже купались с дюжину… эльфёнков? Эльфят? Гарав улыбнулся и перестал искать «правильное» название. В конце концов, они практически ничем не отличались от красивых человеческих детей. Даже глазами. Особенно глазами. В глазах взрослых эльфов – пусть на самом дне, но неизбежно – была печаль. Эйнор объяснил это как‑то – мол, за эльфом стоит память не только его длинной и не всегда счастливой жизни, но и то, что к людям приходит лишь во сне – память всех прошлых воплощений. Для эльфа это не сон, а его собственные воспоминания, которые приносит из прошлых жизней телу‑хроа вселяющийся в него дух‑фэа. Да уж, тут поневоле загрустишь, под таким грузом… Но приходит эта печальная память не сразу, постепенно, десятилетие за десятилетием. Может, потому так долго у эльфов длится детство. И поэтому глаза их детей похожи на глаза детей человека… нет, на то, какими должны быть глаза детей человека: в них лишь наивное чистое веселье и неуёмная жажда знания. Должны быть – но редко бывают… Очень редко.

Гарав уже видел здесь эльфийских детей. Правда, их было очень мало в Раздоле. Едва по одному на полсотни взрослых эльфов. И сейчас, наблюдая за тем, как под восторженные вопли тех, кто помладше, четверо мальчишек примерно лет по десять‑двенадцать (ха‑ха, Гарав, как тебя обманывают твои зоркие глаза – по сто? По сто двадцать?) играют в «колесницу» – сцепившись руками намертво, носятся по песку трое, четвёртый удерживается на их спинах, переступает, раскинув руки и покрикивая весело: «Ai!!! Ai!!! Ai!!!» Так вот, сейчас Гарав вдруг ощутил тяжёлый толчок тёмной злости. Нет, не на них, не на эльфов – нет! Наоборот!!! Ну почему, почему, скручивая злость в тугой тоскливый комок, подумал мальчишка. Почему нас – НАС!!! – так мало? И здесь, и там, в том мире? Мало, так мало… А этой грязной чёрной пены, этих человекокрыс с глазами трусливого и злобного хищника – их мириады, они плодятся и копошатся, мечтая испоганить весь мир… Здесь их хотя бы можно убивать!!! Да и то… Гарав вздохнул и покачал головой. С какой радостью, с каким изуверским наслаждением эти твари мучают и убивают беспомощных, не понимающих ничего детей человека… и эльфа. С наслаждением и со страхом – не дать вырасти, потому что взрослый воин аданов или эльдаров с лёгкостью может снести головы десятку визгливых двуногих тварей – так убить его ещё ребёнком! (А разве там, разве там – не так?! Разве там – не то же?!) А вот поднимется ли меч взрослого эльфа на орчонка? Нет, не поднимется… Люди куда жесточе – но и из них далеко не всякий зарубит тварёныша, хотя понимает: вырастет не знающее благодарности существо и с охотой сожжёт человеческий дом вместе со своим состарившимся и вновь, как в детстве, бессильным и беспомощным «спасителем»…)

«Я буду убивать, – ожесточённо подумал Гарав. – Раз уж судила мне судьба путь меча, то я буду убивать без разбора, пока их лапы ещё не могут держать ятаган, клеймо, рабский ошейник… И если за этот меня проклянут здешние боги – Валар, кажется? – пусть».

Но злые мысли откатились прочь, словно мусор, смытый чистой волной – «колесница» завалилась наконец и с весёлыми воплями барахталась на песке, пытаясь разобрать по парам и хозяевам руки и ноги. А чуть в стороне – Гарав расширил глаза, только сейчас заметил! – двое малышей выстроили замок… нет, не замок. Дворец. Каким‑то чудом держались арки мостов и высоченные башни, соединённые переходами. Не верилось, что всё это – мокрый песок, который рухнет, едва высохнув (но и не раньше – нет здесь того, кто ради интереса, случайно или по злобе растопчет этот дворец…). Один из мальчишек… эльфишек… тьфу!., ещё возился с постройкой, что‑то отделывая и отпихивая с лица локтем слипшиеся, всклокоченные и непоправимо набитые песком золотистые волосы. А второй стоял на коленках возле общего творения – руки ладонями верх на бёдрах, голова склонена набок, а в глазах – радостное светлое изумление: до чего же здорово вышло!!! Он позвал неутомимого мастера, тот присел рядом, мальчишки положили руки друг другу на плечи и застыли, разглядывая то, что получилось. Постепенно начали подходить остальные – вставали или присаживались рядом…

…Когда Гарав вернулся на пляж через четверть часа – дворец никуда не делся, но возле него никого не было. Все куролесили в воде.

Сняв перевязи, скинув сапоги и рубашку, Гарав с удовольствием пошёл по песку босиком, на ходу удобней наматывая на пальцы и локоть верёвку. Примерившись, подпрыгнул, влез на дерево, сучья которого нависали и над краем пляжа, и над водой. Его сразу же заметили. Не обращая внимания, Гарав прочно привязал тонкий крепкий канат к одному из сучьев и стал ввязывать в свободный конец прочную короткую палку, тоже прихваченную с собой.

– Что это будет, человек? – звонким ясным голосом спросил на адунайке один из мальчишек, строивших замок.

Остальные выжидающе и сдержанно сопели – видно было, что им тоже интересно. Тот, что был в колеснице «правым конём», темноволосый, с яркими серыми глазами, уточнил задиристо:

– Это наш пляж, и мы хотим знать, что ты тут хочешь сделать? – Но его толкнули в бока сразу с двух сторон светловолосые соседи, посмотрели осуждающе, и он смутился, опустил глаза и принялся сердито рыть пяткой песок.

– Это будет тарзанка, – сообщил Гарав, свешивая ноги с ветки и рывками проверяя верёвку. – Тарзан – такой богатырь… мммм… э… моего народа. Он жил в лесу вместе со зверями и боролся с… в общем, со злыми силами. А когда был мальчишкой, то придумал такую штуку… – Гарав, проявив немалую ловкость, вылез из штанов, бросил их на берег. – Вода тёплая? – И, не дожидаясь ответа, прыгнул, сжимая в руках палку.

Мотнуло здорово!!! Его вынесло аж на середину реки, стало жутко разжимать руки… но не возвращаться же было на берег?

Гарав отпустил палку…

…Вода оказалась прохладной, но приемлемой. Когда он вынырнул, на берегу вопила и махала руками ошалевшая от такого зрелища ребятня, а двое постарше уже лезли на дерево…

Конечно, с эльфами Гараву тягаться было бессмысленно. Они каким‑то чудом бегали по веткам, как белки, даже по самым тонким, поэтому в «Выше ноги от земли» Гарав проиграл почти сразу – ловить эльфов было всё равно что ловить солнечные лучики, и он думал даже обидеться, но потом махнул рукой:

– Сдаюсь!

Эльфята, ошалелые сразу от двух новых игр, да ещё таких весёлых, подаренных им человеческим мальчишкой, градом посыпались с дерева. Тот, темноволосый, дружелюбно спросил:

– Есть хочешь?

– Очень, – признался Гарав.

– Мы сейчас! – весело крикнул ещё кто‑то.

На песке в какие‑то мгновения выросла груда сушняка, и один из тех, что строили замок, присев рядом, поводил над ветками ладонью – и они занялись.

– Ух ты, здорово! – Гарав встал рядом на колено. – А с кремнём и кресалом мучаешься, мучаешься…

– Эйлианта вообще огонь слушается, – сказал темноволосый, садясь рядом.

Зажёгший костёр Эйлиант смутился. А Гарав задержал дыхание, вспомнив полный огня коридор и две прильнувшие друг к другу фигуры… Кругом притих весёлый шум, и темноволосый спросил тревожно:

– Тебе больно? Ты что, человек?

– Нет, всё в порядке, – Гарав улыбнулся. – Эйлиант, город, который ты построил…

– Мы построили. – Эйлиант за локоть притянул к себе застенчиво глядящего на Гарава товарища. – Это Гваллар. Это он придумал такой город.

– Я не придумал, это Гондолин, – тихо сказал Гваллар. – Город Короля. Только на самом деле он был красивей во сто крат.

Эльфята расположились вокруг огня, деловито раскладывая разную снедь – в основном сласти и фрукты, конечно. Но копчёные окорочка уток тут тоже были, и Гарав немедленно ухватил один.

– Э… можно?

– Да, конечно, ты же гость! – кивнул темноволосый. С интересом присмотрелся к плечу Гарава. – Это от раны?

– От неё. – Гарав мельком покосился туда же, подвигал плечом. – Уже не болит.

– Вам, людям, не везёт, – сочувственно сказал темноволосый. – У вас такое остаётся на всю жизнь… А у нас быстро заживает. Вот. – Он показал подошву левой ноги, где был виден тонкий розовый шрам. – Это я наступил на расколотую ракушку. Вчера. И уже почти ничего не осталось. У отца однажды был шрам во всё лицо, жуткий такой. И тоже сошёл на нет!

– Зато шрамы нравятся женщинам, – гордо сказал Гарав.

– Правда? – удивился кто‑то.

– Ну… так говорят, – уточнил мальчишка. – А тебя как зовут? – кивнул он темноволосому.

– Олорэя, – представился тот. – А ты – ты Гарав, отец про вас говорил вчера. Рыцарь Кардолана Эйнор и два оруженосца, Гарав и Фередир. Или ты Фередир?

– Гарав я, – оскорбился мальчишка и сам засмеялся.

– А покажи меч, – попросил ещё кто‑то.

Меч осмотрели все и со знанием дела, единодушно признав кардоланскую работу. За этим занятием доели почти всё, что было принесено, и кто‑то предложил ещё попрыгать в реку.

Никто не возражал…

… – Эй… – Фередир пригнулся, пропуская над собой летящего – с «тарзановским воплем», который показал им Гарав, – эльфёнка и изумлённо посмотрел на друга, который сидел на ветке, дожидаясь своей очереди. – Это что такое?

– Тарзанка, – пояснил Гарав. Эльфята закивали. – А вот этот, который стоит и хлопает глазами вместо того, чтобы прыгать в реку, – это Фередир, – сообщил им Гарав ехидно.

– Ну, он выглядит не так глупо, как ты рассказывал, – оценил Фередира Олорэя.

– И вовсе он не неуклюжий, как ты говорил, – поддержали его с соседней ветки.

– Он обо мне всё это говорил?! – завопил Фередир.

Гваллар, повиснув вниз головой перед его лицом на подколенных сгибах, подтвердил весело:

– И не только это! – А потом, крутнувшись, опять уселся на ветку верхом.

Гарав между тем потихоньку перебирался поближе к тарзанке. А Фередир, не сводя с него многообещающего взгляда, принялся медленно расстёгивать перевязь.

– А геройским защитникам Средиземья от Злых Сил можно без очереди? – поинтересовался Гарав у эльфят. Потом, видя, что Фередир уже карабкается на дерево, перешёл от просьб к агрессии: – Дорогу, я контуженный! – С этим воплем он безо всякой тарзанки прыгнул в воду «ласточкой»…

…Эйнор отыскал обоих оруженосцев на реке. Фередир присоединился к Гараву, видимо, недавно – по крайней мере он выглядел не таким растрёпанным и запыхавшимся.

– Эй! – замахал рукой Гарав, выскакивая из очереди к дереву, с которого как раз с истошно‑весёлым воплем слетел в воду на какой‑то верёвке эльфийский мальчишка. – Иди к нам! – непосредственно добавил он.

Эйнор махнул рукой в ответ и улыбнулся. Он вообще‑то собирался найти хоть какую‑то работу обоим пропавшим без единого слова отважным воинам, чтобы не разленились вконец на отдыхе. Но вместо этого свистнул и крикнул:

– Вы собираетесь на обед, бездельники?! Накрывают столы, и хоть тут никто никого не неволит – лучше всё‑таки прийти пораньше, хотя бы в знак уважения к хозяевам!

Шумно прощаясь с эльфятами, оруженосцы выкарабкались на берег. Эйнор, пряча улыбку, следил, как они одеваются и пытаются привести себя в порядок, чтобы «соответствовать». Когда сложная процедура была закончена, Эйнор поставил их рядом, осмотрел, поправил то и сё, после чего кивнул:

– Ну вот, теперь можно и на обед. Только мечи давайте оставим в нашей спальне. Тут не ходят обедать с оружием.

 

* * *

 

Большущий зал был как бы окаймлён столами в виде буквы П – вдоль стен. Середина его – с мозаичным полом – была занята фонтаном. Гараву сперва показалось, что это живая лужайка с колокольчиками, и только присмотревшись, он понял: цветы, трава – всё каменное, и лишь вода, выливавшаяся множеством тоненьких струек из чашечек колокольчиков и собиравшаяся в ручеёк, с журчанием уходивший под пол, – настоящая.

– Прислуживать мне не надо, – сказал Эйнор ещё по дороге. – Мы все в гостях.

И сейчас он уверенно – поклонившись Элронду, который с группой эльфов и магов сидел у «короткой перекладины П» – прошёл на свободные места. Гарав, повторивший поклон, так и не понял – то ли эти места оставили для них, то ли Эйнор выбрал просто первые попавшиеся? Зал был заполнен эльфами, присутствовали, как оказалось, и люди – и стоял совершенно откровенный шум – как видно, правило «когда я ем, я глух и нем» эльфы не соблюдали. Как по волшебству, перед Гаравом оказались пузатый серебряный бокал на тонкой ножке – в бокале было вино, – глубокая большая тарелка, наполненная смесью жареной картошки, грибов и чего‑то, похожего на бефстроганов, ещё одна тарелочка со свежим хлебом и трёхзубая вилка, костяная, с вырезанной в виде струи воды рукоятью.

Какое‑то время Гарав просто ел. И лишь подчистив половину порции, стал потихоньку оглядываться.

Соседом его справа (слева сидел Эйнор) оказался светловолосый эльф, при виде которого сразу становилось ясно, что это воин. На чёрной рубахе с коротким широким рукавом, надетой поверх золотистой нижней, густо затканной узорами, алел узор из осенних листьев. В лице эльфа – светлокожем, с чуть раскосыми зелёными глазами – было что‑то тревожащее. Поймав на себе взгляд мальчика, его сосед улыбнулся, и Гарав вздрогнул: у эльфа оказались отчётливо выступающие клыки, сверху и снизу, такого ни у кого из этого народа Гарав и не предполагал! Видя, что мальчишка ошеломлён, эльф улыбнулся ещё шире и представился:

– Виндэ‑ог‑Виндан, полководец короля Трандуила.

– Гарав Ульфойл, оруженосец рыцаря Эйнора из Кардолана… – пробормотал Гарав.

Виндэ‑ог‑Виндан коротко звучно прищёлкнул ногтем по верхнему левому клыку:

– Ещё я вампир и пью кровь из пленных, – сообщил он, понизив голос. – По крайней мере так про меня рассказывают, и это к лучшему, потому что стоит мне улыбнуться схваченному врагу, как он начинает сперва кричать, что его заставили воевать против нас, потом клянётся, что он всегда любил эльфов и называет нас братьями, а заканчивает искренними рассказами – где, чего и сколько… – Гарав невольно улыбнулся, а эльф пояснил уже серьёзно: – Моего народа давным‑давно нет на белом свете, это я задержался по делам. Когда‑то в лесах, над которыми сейчас плещут воды западных морей, жило много таких, как я – нас называли авари… Эй, если ты Гарав, то верно ли рассказывают, будто ты видел одного из моих Древних Лордов?! – встрепенулся Виндэ‑ог‑Виндан, даже подавшись вплотную к мальчику всем телом.

– Ты служил Мэглору?! – поразился Гарав, отстранившись – не от неожиданности, а от изумления: эльф выглядел вполне… «современным», что ли.

– Не ему, а его брату Куруфину, – вздохнул Виндэ, усаживаясь удобней. – Расскажи мне о лорде Мэглоре, мальчик… Если тебе не трудно – расскажи. Мне будет приятно, хотя местами это и страшная повесть… – И он, задумавшись, нараспев прочёл:

 

Семеро их,

семеро их,

В глубине океана

семеро их,

яростных в небе

семеро их.

Возросли они в доме

в глубине океана,

не мужчины они,

и не жены они,

ветры они,

бродящие в саду,

жен не имеют,

детей не рождают

ни прощенья они,

ни пощады не знают,

ни молитвам они,

ни мольбам не внимают,

словно кони, они

вырастают в горах,

разбойники Эа,

посланцы богов,

что стоят на дороге,

помрачая пути.

Злые они,

злые они.

Семеро их.

Клятвою неба

будьте вы закляты,

клятвою земли

будьте вы закляты…[12]

 

Так сказали о них вастаки в конце того времени… хотя это и не совсем правда. Расскажешь мне о лорде Мэглоре Нъелло, лорде Мэглоре Линдире, о Канафинвэ Макалаурэ?

Гарав посмотрел в тарелку и попросил жалобно:

– Можно я сперва доем?..

 

* * *

 

… – Гарав.

– М.

– Га‑равввв…

– Муй… крых. Удди.

– Гаррррав! – шепотом прорычал на ухо другу Фередир, зажал ему нос… и поймал в лоб локтем. – Уй!

– Чего тебе?! – Гарав сел, сердито глядя на Фередира. Потом потянулся.

– Иди скорей сюда! – Фередир, потиравший лоб, похоже, ни капли не обиделся. – Иди скорей!

Гарав спустил ноги с изящной лежанки (а сперва‑то он боялся ложиться, думал, что эта штука просто для красоты и наверняка холодная – ажурное каменное плетение), откидывая тонкое одеяло, не пропускавшее ночного ветерка – впрочем, приятного, теплого и пахнущего чем‑то цветочным, тонким, как золотистое вино в кувшине на столе.

– Ну чего будишь? – проворчал он.

Фередир потащил его за собой по лестнице, потом – тропинкой в чёрной резной тени деревьев – на берег, туда, где они купались днём.

– Смотри‑и‑и‑и… – выдохнул он в ухо всё ещё ничего не соображающему и сердитому Гараву. Тот хотел уже разозлиться по‑настоящему…

…и пролетевший над рекой на тарзанке Эйнор обрушился в реку с пушечным громом, разогнавшим ночную тишину вниз и вверх по течению.

 

Глава 6, в которой… а, что там. Плохо всё. Даже в конце

 

Мэлет ждала Гарава за дубом. То есть сначала он просто никого не увидел и подосадовал на себя за то, что так бежал к назначенному утром месту встречи – со всех ног, даже запыхался, а тут и нет никого. Потом испугался: а чт