Помните это: когда я произношу слова «музыка», «поэзия», «живопись» или «скульптура», я придаю им свой собственный смысл.

Когда Хелен Келлер, слепая, приехала в Индию, она посетила Джавахарлала Неру. Она была слепой и глухой. Она прикоснулась к лицу Неру; она почувствовала его лицо обеими реками и была безмерно рада. Она выразила свою сильную радость. Она сказала: «Я почувствовала в лице Неру то же качество, которое ощущала, прикасаясь к прекрасным римским статуям — то же спокойствие, та же пропорциональность, та же форма».

Эта женщина обладала сердцем скульптора — будучи слепой и глухой, она все же обладала гением великого художника. Поскольку она была слепой и глухой, она должна была найти другие способы чувствовать жизнь. И иногда проклятья оказываются благословениями. Она прикасалась к воде, и она чувствовала ее прохладу, ее течение, ее жизнь, ее вибрацию. Вы никогда не почувствуете этого, потому что вы видите воду, вы говорите: «Что здесь особенного?» Благодаря тому, что она не могла видеть, она могла чувствовать качество поверхности скалы... вы можете видеть ее, и вы упустите — вы не можете почувствовать ее качество.

Иногда очень важно закрыть глаза и просто прикоснуться к камню, почувствовать, будто бы вы слепы и вынуждены использовать руки вместо глаз. И вы будете удивлены — вас ждет сюрприз. Впервые вы увидите, что у качества поверхности есть свое собственное измерение.

Из-за того, что у нее не было ни глаз, ни ушей, ее обоняние достигло оптимума. Она могла ощущать аромат вещей, людей. Она могла отличить одно дерево от другого только по его запаху. Она даже могла определять по запаху людей.

Она так же эстетична, как любой Пикассо, Дали, Ван Гог — и даже более.

Ниргун, эстетический мусор, безусловно, существует, поскольку, что бы ни создал человек в своей бессознательности, это обязательно будет мусором. Картины Пикассо представляют ум Пикассо. Этот человек кажется патологическим где-то глубоко внутри. Фактически, его картины это способ остаться в здравом уме; его картины катарсичны. То, что вы делаете в динамической медитации, он делает в своих картинах: выбрасывает напряжения, кошмарные сны и все уродство ума. Оно должно быть выброшено из системы, и при помощи картин это сделать очень легко.

Карл Густав Юнг обычно предлагал своим пациентам рисовать. И многие патологичные люди рисовали действительно прекрасные картины. Но, несомненно, эти картины патологичны!. Как может патологичный человек создать здоровую картину? Возможно, в ней есть какая-то собственная красота, — красота безумия, — возможно, в ней есть какая-то пропорция, определенное сочетание цветов, в ней может содержаться даже определенное видение, но в ней все же таится нечто от безумия. И Юнг постепенно начал осознавать, что живопись может оказать патологическим людям огромную помощь — живопись может стать терапией. И, несомненно, он прав. Если вы можете изобразить свои кошмарные сны, вы освободитесь от них. Это выражение! Выражение всегда приносит свободу. Подавление приносит рабство, выражение приносит свободу. И живопись — один из прекрасных способов выражения.

Если вы боитесь смерти, если вас преследует идея смерти, если вам снятся кошмары о смерти и вы можете написать о смерти множество картин, вы избавитесь от этих мыслей. Вы принесли их из бессознательного в сознательное. А вы становитесь свободны от всего, что бы вы ни принесли из бессознательного в сознательное.

Но человечество делало в точности противоположное. Веками мы пытались выбрасывать вещи из сознательного в бессознательное — это и есть подавление. Да, в некотором смысле, кажется, вы освободились от них, но в действительности — нет. Фактически, они ушли глубже в вас, они проникли глубже в вас. Они будут беспокоить вас даже больше. Теперь они будут контролировать вас из бессознательного, и вы даже не будете этого осознавать.

Весь подход психоанализа против подавления: принесите все, что было подавлено в бессознательном, в сознательное. Это может быть сделано множеством способов. Психоанализ это самый длинный маршрут; он может занять три года, шесть лет, даже десять. И даже тогда анализ не завершен. В мире нет ни одного человека, чей психоанализ был бы завершенным и законченным.

Он не может быть завершен, потому что это медленный процесс. Дважды или трижды в неделю вы посещаете своего психоаналитика; в течение часа, лежа на кушетке психоаналитика, вы выбрасываете весь свой мусор. Он терпеливо слушает — по меньшей мере, он притворяется, что терпеливо слушает. И, поскольку он слушает, вы продолжаете вытаскивать мусор наружу. Он поощряет вас копать глубже и глубже, и вы вытаскиваете вещи из бессознательного в сознательное. Его присутствие, его мастерство, его авторитет, его имя придают вам смелости. Вы не боитесь извлекать на свет вещи, которые испугали бы вас, если бы вы были в одиночестве — потому что вы увидели бы себя на грани безумия. Но его авторитет и его присутствие... возможно, это так лишь в вашем воображении, на самом деле, он может быть- еще более безумным, чем вы. Но вы должны проста, поверить в то, что он знает; что он способен вам помочь;) что он рядом, и поэтому вам не нужно бояться; вы можете продолжать глубоко погружаться в свое бессознательное. Чем большее вы приносите в сознательное, тем более свободным вы становитесь — это снимает с вас большое бремя. Но однажды, дважды или трижды в неделю вы снимаете с себя бремя, и целую неделю вы продолжаете его собирать снова. Действие трех часов теряет силу; вы остались прежним. Это становится порочным кругом. В обществе, в семье вы снова накапливаете подавления; и вы снова идете к психоаналитику и выражаете эти подавления. Несколько освобожденный от бремени, вы возвращаетесь в общество — в то же самое общество, к тем же самым людям. Вы слушаете того же священника, читаете ту же газету, включаетесь в те же самые политические гонки. Вы остаетесь коммунистом или католиком. Та же жена, тот же муж, те же дети, тот же круг общения... Снова происходит подавление.