Семья Монфоров. Ранние годы Симона

 

На равном расстоянии от Шартра и Парижа располо­жен небольшой городок Монфор л'Амори. Возле него есть небольшая возвышенность, «могучая гора», от кото­рой семейство Монфор ведет свое название. Традиция связывает род с Карлом Лысым (843-877), королем Нейстрии и Бургундии, а через него и с Карлом Вели­ким¹. Посредством браков род оказался связанным с герцогами Нормандскими, это сделало его представите­лей хозяевами Эвре наряду с владениями Монфоров². Права на владение Эвре перешли от Иоанна Английского к Филиппу Французскому таким же образом, каким он подарил его в качестве приданого на свадьбу своей племяннице Бланке Кастильской с Людовиком Француз­ским³. Частое упоминание представителей этого рода встречается в ранних хрониках Англии, но упомянутые персонажи могли принадлежать и к другой ветви⁴. Тес­ные связи с Англией возникли после брака Симона III и Амиции де Бомон, сестры и сонаследницы Роберта Фиц Парнела, графа Лестера⁵. Их сын стал Симоном IV. Ро­берт умер в 1204 году, но сын его сестры не мог полу­чить титул до августа 1206 года. 10 марта 1207 года король Иоанн разделил наследство между Симоном, сы­ном своей старшей сестры, и Саером де Квинси, графом Винчестера, который женился на его младшей сестре Маргарите⁶. Симон де Монфор получил половину граф­ства вместе с третью доходов и титул, а также долж­ность Верховного Стюарда Англии⁷. После смерти своей бабушки Петрониллы и тети Лауренции их вдовья доля также была поделена между двумя графами⁸. Поскольку король лишил Симона графства еще до конца 1207 года⁹, он, вероятно, не получил с земель никакого дохода. Воз­можно, причиной этого были долги перед короной. С этих пор земли, по воле короля, находились в руках Роберта де Ропли¹⁰. Очевидно, что Иоанн не мог надеялся на хорошие отношения с лидером крестового похода про­тив Раймунда Тулузского, мужа его сестры Иоанны, а как раз Симон в 1208 году и был избран предводителем похода против альбигойцев. В 1210 году до Иоанна дошли слухи, что бароны готовят против него заговор и что вместо него на королевский трон хотят посадить Симона де Монфора¹¹. Возможно, это были всего лишь слухи, поскольку едва ли Симон был похож не человека, способного отказаться от реальных плодов успеха, при­шедшего к нему в Южной Франции, ради призрачного титула, на который у него не было никаких прав, а полу­чить и удержать его можно было только при помощи жестокой борьбы¹².

Уже проявив себя и как храбрый воин, и как добрый христианин, Симон принял очастие в четвертом кре­стовом походе и вместе с войском ожидал отплытия в 1202 году. Но непреклонные венецианцы настаивали на захвате Зары в качестве оплаты за переправу на Вос­ток. Не помог даже запрет Иннокентия III, доставленный сюда его легатом. Когда жители Зары заметили воору­женное войско, они предпочли сдаться, но, пока лидер крестоносцев был на совете, Симон стал насмехаться над горожанами за то, что те, имея крепкие стены, так легко сдаются. Послы поспешно вернулись назад, и го­род приготовился к обороне. После шестидневной осады он был взят, и дож Венеции разделил добычу со своими союзниками. Крестоносцы остались в Венеции на зиму, колеблясь между своим первоначальным замыслом ис­тинного крестового похода и атакой на узурпатора Кон­стантинополя. Одни прислушивались к мольбам Алексея прогнать его дядю, захватившего власть, и вернуть трон отцу; в случае удачи им были обещаны деньги и прови­зия для крестового похода. Другая часть, в большей степени следующая предписаниям Папы, отказывалась воевать против христиан. Они были готовы сражаться только в Сирии и исключительно с неверными. Симон де Монфор относился к последним, поэтому он поспешил присоединиться к венгерскому королю¹³.

Задолго до этого события Симон стал героем Альби­гойского похода. Несмотря на силу Церкви, существова­ло много центров, противостоящих ортодоксальной вере. Некоторые из них подпитывались старыми манихейскими идеями, другие — желанием очищения веры. Юг Франции был своего рода оранжереей, где песни и все­возможные нетрадиционные течения расцветали пыш­ным цветом, а любая новая идея находила благоприятный климат для развития. Процветавшая здесь разновидность ереси сочетала в себе как созидающее, так и разруши­тельное начало. Многие пытались вернуть инакомысля­щих южан в лоно ортодоксальной веры. Но проповеди Св. Доминика не возымели результата, точно так же не смог добиться успеха и его предшественник, Св. Бернар¹⁴. Уговоры тоже не помогли, пришлось прибегнуть к силе. Церковь призвала феодальный север обратиться против своевольного юга¹⁵. После первых успехов Безье и Каркассон оказались в руках победителей. Но никто бы не признал выгоду резни, пока Симон не пошел на этот шаг, после небольшого раздумья¹⁶. Симон описы­вается как человек высокого роста, широкоплечий, обла­дающий впечатляющей силой и гибким телом. Вдобавок к физической силе он был наделен высокими моральны­ми и нравственными достоинствами; он был не просто красноречивым, любезным, честным и сдержанным чело­веком, но и ревностным католиком, жаждущим испол­нить волю Церкви и искоренить ересь. Но, несмотря на это, он мог быть суровым и жестоким, и не исключено, что к действиям его часто подвигали амбиции¹⁷. Когда северная знать вернулась в свои земли, легко получив освобождение от клятвы крестоносца, Симон стал серд­цем и душой войска. И зима, и лето заставали его скачущим от одного города к другому, из замка в замок, не оставляющим врагу компромисса и проявляющим почти сверхъестественную энергию. Ему был неведом страх, ведь он, поддерживаемый молитвами церкви, сра­жался за Христа. Его жена Алисия, дочь Бушара V графа Монморанси, была Симону под стать. Она делила риск и опасности своего супруга, приводя ему новые войска, удер­живая для него замки и не теряя мужества ни при каких обстоятельствах. Тем не менее она не утратила свою женскую заботливость и перевозила на крупе своей ло­шади больных крестоносцев¹⁸.

Но в конечном итоге плоды всего, что сделал Симон, достались французскому королю. Даже Иннокентий III, по­бежденный общим мнением Латеранского собора 1215 го­да, не смог отдать Симону Тулузу¹⁹. Как он жил, так и умер: камень, брошенный из-за стены Тулузы, попал ему вголову. Он лишь успел с последним вздохом передать себя в руки Господа и Святой Девы

 

В сражении подобен Марсу, Париса стан,

С Катоном в справедливости сравним²⁰.

 

Его старший сын Амори был посвящен в рыцари епископом Орлеанским, который превратил эту процеду­ру в своего рода таинство²¹. Он потерял крепости и земли, но сохранил многочисленные титулы, добытые его отцом. В 1224 году Амори отказался от всех своих при­тязаний на Южную Францию в пользу Людовика VIII²², а в 1227 году подтвердил их передачу Людовику IX. На совете, проведенном в 1226 году римскими легатами в Бурже, он потерпел неудачу, пытаясь вернуть себе Тулу­зу²³. После своего второго отречения Амори стал извес­тен просто как коннетабль Франции, граф Монфора и Лестера²⁴. Он отправился в крестовый поход, возглав­ляемый графом Шампанским и герцогом Бургундским. Но на протяжении всего пути их преследовали неудачи. Папский легат запретил отправляться в дорогу его лиде­рам, император Фридрих II запретил своим людям помо­гать его участникам, когда крестоносцы высадились в Акре, они узнали, что султан Египта занял Иерусалим²⁵. Во время атаки Дамаска Амори де Монфор был взят в плен и перевезен в Каир²⁶. Он умер в 1241 году во время своего возвращения из похода²⁷. Через его потом­ков французские земли Монфоров перешли к герцогам Бретонским, а когда Бретань была присоединена к Фран­ции, они растворились в королевских владениях.

Мечта вернуть южно-французское наследство была забыта, теперь гораздо более актуальной стала задача превратить английский титул во что-то более осязаемое, чем просто название. Судьбе было угодно, чтобы Си­мон V, четвертый сын Симона IV, преуспел там, где потер­пел неудачу его отец. У нас нет даты его рождения и сведений о том, как прошла его юность²⁸. Его описывают как человека, прекрасно владеющего оружием и весьма мудрого для своих лет²⁹. Другие источники сообщают, что Симон V был высоким и статным. Стоя одной ногой в Англии, а другой во Франции, он имел хорошие связи в обеих странах и надеялся добиться успеха в одной из них. Жребий пал на Англию. После смерти Людовика VIII королева Бланка стала регентшей при своем маленьком сыне, будущем Людовике IX. Бароны хотели использовать несовершеннолетие наследника, но, к счастью, монар­хия во Франции стала пользоваться популярностью и народ горячо поддерживал королеву и ее сына³⁰. Хорошо видно, что Бланка делала очень осторожные шаги в пер­вые годы своего правления. В силу каких-то причин Си­мон навлек на себя неудовольствие королевы, то ли из-за своего открытого противостояния ее планам, то ли просто из-за слишком тесных контактов с Англией. Она помеша­ла его браку с Жанной, графиней Фландрской, ставшей вдовой в 1233 году, а также с графиней Булонской³¹.

Англия и Франция в Средние века гораздо в боль­шей степени походили друг на друга, нежели в наши дни, поскольку обе страны принадлежали к феодальному об­ществу, жившему по единым законам; поэтому француз­ский рыцарь вполне мог чувствовать себя в Англии как дома, а английскому рыцарю было достаточно уютно во Франции³². Но начинали появляться национальные чув­ства. Именно пробуждение патриотизма заставило анг­личан отказать дофину Людовику в 1216-1217 годах и принять молодого Генриха III как законного короля Анг­лии. Другой пример этого чувства мы находим в указе Людовика IX, гласящем, что «ни один человек не может служить двум господам». Созвав ассамблею всех пред­ставителей французской знати, имеющих земельные вла­дения в Англии, он приказал им сделать выбор между ним и английским королем. Когда Генрих III узнал об этом, он отобрал английские земли у тех, кто имел вас­сальную зависимость от Людовика IX, в первую очередь это касалось норманнов. Такое действие явно противоре­чило духу договора, заключенного между двумя короля­ми, но Людовик IX закрыл на это глаза³³.

Сестра Симона IV, Бертрада, вышла замуж за Гуго, графа Честера; их сыном стал Ранульф, в 1215 году король Иоанн подарил ему Лестерские земли, которые держал его дядя для получения с них дохода³⁴. После того как он умер в 1218 году, земли на время перешли к Стефану де Сегрейву и Петру де Рошу³⁵, но в конце концов Ранульф вернул обратно эти владения, а с ними, возможно, и титул³⁶. Амори де Монфор предпринял не­удачную попытку закрепить за собой владения отца, в итоге он отказался от своих притязаний в пользу своего младшего брата Симона, но с сохранением всех своих прав в том случае, если тот умрет, не оставив наследни­ка³⁷. За это отречение Симон заплатил ему полторы тысячи французских ливров³⁸. Он уже был в Англии, чтобы ускорить это дело, и король обещал ему передать родовые земли сразу, как только граф Честера выпустит их из своих рук³⁹. В 1230 году Симон послал в Англию рыцаря Америкуса де Мистернуна, чтобы заявить о сво­ей готовности служить Генриху в Англии или где угод­но еще. После этого король назначил ему содержание — 400 марок в год, до тех пор, пока он не сможет вступить во владение графством Лестера⁴⁰. Его брат, отрекшись от прав на эти земли в 1232 году, частично облегчил Симо­ну задачу. Если раньше его кузен, Ранульф Честерский, был озадачен некоторыми трудностями в вопросах вос­становления своих земель, то его смерть в Уоллингфорде 26 октября 1232 года все решила⁴¹. Генрих III еще 13 августа 1231 года получил оммаж за все земли, кото­рыми владел отец Симона, и теперь шерифу Лестера было приказано ввести его в полное владение⁴². Одним из первых действий Симона стало изгнание евреев из Лестера, «дабы не могли они больше безжалостно при­теснять своими процентами христиан, которые тут жи­вут». Хотя многие евреи были грубыми и вызывали недо­брые чувства, в 1231 году были предприняты попытки им помочь. Тех, кого изгнали из некоторых владений, собирали в других землях и обучали ремеслам, а в Лондоне появился дом, куда принимали обращенных в христианство евреев. Одна из родственниц Симона, вдова графа Винчестера, склонная к благотворительности, при­ютила евреев на своих землях. Роберт Гроссетест, быв­ший в то время архидиаконом Лестера, предупреждал ее об их ужасной манере давать деньги под процент и убеждал ее обучить их ремеслу вместо ростовщичест­ва⁴³. В июне следующего года король подарил Симону все нормандские выморочные земли внутри его фьефа⁴⁴. В 1237 году Симон поспособствовал аресту и заключе­нию Ричарда Сиворда, хотя тот и был вскоре освобож­ден. Зато в следующем году этот вельможа был охарак­теризован как один из самых скверных королевских со­ветников, вызвавший упреки своего брата Ричарда, графа Корнуоллского⁴⁵. Когда в 1237 году по просьбе короля в Англию прибыл легат Ото, он собрал в ноябре синод в соборе Св. Павла; по дороге к собору и на обратном пути его сопровождали несколько вельмож, включая Си­мона де Монфора, и некоторые члены королевской семьи, вооруженные мечами, чтобы защищать посла и его ино­странную свиту⁴⁶. В том же году Симон находился в числе свидетелей, присутствовавших при акте пожалова­ния северным купцам разрешения на свободную торгов­лю с Англией, а также во время улаживания разногласий между королями Англии и Шотландии⁴⁷. Примерно в это же время его имя фигурирует еще в нескольких документах в качестве свидетеля⁴⁸.

Симон извлек пользу из своего пребывания в Англии и всецело завладел расположением короля. Остается проследить, как он распорядился этим положением.

 

ГЛАВА IV

ПРИДВОРНЫЙ

 

В тот год, когда король Иоанн подчинился требовани­ям баронов и даровал им Великую Хартию вольностей, у него родилась дочь, которую в честь матери назвали Элеанорой; и не напрасно, со временем оказалось, что она унаследовала красоту и обаяние матери и сильный дух от своей бабушки¹. Она рано осталась без родителей, поскольку отец умер в 1216 году, а мать в 1220 году нашла утешение в новом браке с Гуго де ла Маршем, сыном ее давнего возлюбленного, несмотря на то что он был помолвлен с ее дочерью. Она открыто заявила сво­ему сыну, что вновь вступает в брак ради его благополу­чия. Но истинная причина заключалась в том, что Гуго не давало покоя принадлежащее королеве графство Ангулемское, а она предпочла видеть его в роли мужа, нежели в качестве врага². О воспитании принцессы ничего не известно.

Славный граф Пемброка показал себя добропорядоч­ным наставником короля и управителем королевства в течение первых трех лет несовершеннолетия наследни­ка. Ему наследовал старший из его пяти сыновей. Каж­дому из них графство переходило по очереди, но никто так и не оставил наследника³. Новый граф Пемброка не был таким стойким приверженцем королевской партии, как его отец. Очевидно, он не принял во внимание возможность объединиться с другими баронами против гра­фа Альбемарля⁴, хотя это упущение, возможно, случилось и потому, что граф и Алиса де Бетюн, первая жена Пемброка, были двоюродными братом и сестрой. После ее смерти графу предлагали самые разные кандидатуры для нового брака, но он располагал весьма внушительными владения­ми, поэтому союз с иностранками мог представлять опас­ность для королевства. Необходимо было сохранить его лояльность, поэтому графу предложили руку принцессы Элеаноры. Хотя помолвка состоялась⁵ в 1224 году, она все еще оставалась членом семьи своего брата. Граф уступил папскому легату два королевских замка Мальборо и Людгерсхолл, как об этом условились раньше, но если бы свадьба не состоялась, они должны были вернуться к своему владельцу. Позже бароны стали склоняться к мыс­ли, что принцессу хотят использовать как пешку в поли­тической игре и закрепить альянс с иностранным госу­дарством. Поэтому граф позаботился о том, чтобы полу­чить от Папы подтверждение, гарантирующее ему либо заключение брака, либо освобождение его от договора⁶. Он уже доказал свои возможности в Уэльсе и Ирландии, особенно против Ллевелина. Очевидно, свадьбу отпразд­новали в 1229 году, потому что 18 октября этого года Генрих III выделил Пемброку пять маноров как приданое для своей сестры, которые должны были достаться ей в случае, если ее супруг умрет прежде нее⁷. Генрих III находился в это время в Портсмуте, в сопровождении большого скопления знати, желавшей принять участие во французской экспедиции. Кораблей было недостаточно, несмотря на то что Губерт де Бург приложил все усилия, собрав флот, который был больше, чем обычно⁸. Придя в ярость, король кинулся на графа с обнаженным мечом, и только вмешательство Ранульфа Честерского уберегло его от телесных повреждений. Король заявил, что изменник был подкуплен королевой Бланкой Французской, заплатившей пять тысяч марок, чтобы помешать их отплытию. Граф Бретонский, недавно прибывший в Англию, чтобы возглавить экспедицию, отметил, что зимнее плавание может быть опасным и гораздо разумнее было бы отло­жить кампанию до следующей весны⁹.

В 1230 году сторонники короля отправились в Порт­смут и встретили Пасху в Рединге¹⁰, откуда Генрих III писал 14 апреля епископу Карлайлскому, прося отпра­вить к нему как можно скорее его королевскую мантию, корону, скипетр, жезл, сандалии и перчатки¹¹. Пемброк, зарекомендовавший себя как опытный воин, сопровождал Элеанору. Когда флотилия из 300 кораблей, собранных из Кельна, Фландрии и Фрисландии, отправилась в пла­вание, Элеанора оказалась никудышным «моряком», по­этому пришлось остановиться в Джерси в девять утра 1 мая¹², и вновь отправившись в путь в начале следую­щего дня, 3 мая корабли прибыли в Сан-Мало¹³. Экспе­диция оказалась крайне неудачной. Король в последнее время находился в Нанте, лишь понапрасну растрачивая деньги. Остатки армии предавались разгулу и пьянству на английский манер, так, словно это было Рождество; некоторые даже продали своих лошадей и оружие и теперь находились в бедственном положении¹⁴. Когда король вернулся домой, он оставил вместо себя графов Пемброка, Честера и Альбемарля, чтобы помогать воин­ственному графу Бретонскому совершать набеги на Ан­жу и Нормандию¹⁵. После возвращения из Франции Пем­брок отправился в Ирландию, где у него имелись обшир­ные земли, часть из которых была назначена принцессе в качестве вдовьей доли¹⁶. В 1231 году королевский брат Ричард, граф Корнуолла, женился на Изабелле, вдове графа Глостера и сестре Пемброка, но свадебный празд­ник был прерван из-за внезапной смерти последнего, случившейся 15 апреля. Он был похоронен рядом со своим отцом в Нью Темпле¹⁷. Это неожиданное событие заставило Генриха III воскликнуть: «О! Неужели кровь Св. Фомы еще не полностью отомщена?»¹⁸ То, что Элеанора с любовью относилась к мужу, который был значительно старше ее, легко понять в случае с графом Пемброком, который сочетал в себе все достоинства истинного рыцаря, и она вне всяких сомнений испытыва­ла к нему чувства, которые обычно питают только к гораздо более молодым поклонникам.

Генрих III сразу взял владения Пемброков в свои руки под тем предлогом, что его сестра может ожидать ребенка. Когда это не подтвердилось, он все еще удержи­вал земли и прогнал с них молодого графа, предательски ведущего переписку с его врагами во Франции. В ответ на это граф вернулся в Ирландию и собрал там войска. Английскому королю пришлось уступить и передать ему все права на владения¹⁹. Новый граф отнесся к Элеаноре не как к вдове своего брата, а как к сестре короля, так неучтиво с ним обошедшегося. Ричард Маршал оставил себе роскошную мебель старого графа, которую тот заве­щал Элеаноре; он даже позволил кредиторам за долги своего брата наложить арест на ее земли вместо своих²⁰.

Король отвел под резиденцию своей сестры замок Интеберг в Кенте и 16 апреля 1231 года приказал управ­ляющему и слугам встретить ее с должными почестями. Он повелел предоставить ей три бочки лучшего вина из своих погребов в Бристоле и оленины из королевских лесов. Шерифам тех графств, которые были расположе­ны на территории ее маноров, было приказано отдавать ей годовой доход. Вместо ирландских земель Элеаноре пока были предоставлены другие маноры; но еще до этого было достигнуто соглашение, что граф Ричард бу­дет платить ей четыреста фунтов в год за ирландские и южно-валлийские владения²¹. Если деньги не будут свое­временно выплачиваться, король мог наложить арест на английские земли графа в пределах названной суммы²².

Для нового графа эта договоренность была очень выгод­ной, поскольку земли Элеаноры приносили тысячу триста фунтов годового дохода²³. В 1235 году Генрих III полно­стью освободил ирландские земли сестры от налогов²⁴. Пока Элеанора в уединении находилась в Кентском зам­ке, она получала дрова из Севенокского леса, а также налоги с разных ярмарок и рынков. Она с трудом получа­ла плату с земель графа Пемброка, и ее брату часто приходилось вмешиваться в это дело и настаивать на выплатах. В конце концов король стал поручителем еже­годных четырехсот фунтов, и тогда деньги стали поступать регулярно каждые полгода²⁵. В 1237 году Генрих III пода­рил своей сестре замок и манор Одигем в Гемпшире. Замок был маленьким, но практически неприступным, как это выяснилось в 1216 году, когда тринадцать человек защищали его в течение 15 дней против всех сил Людо­вика. 25 сентября 1244 года король приказал шерифу Гемпшира передать Симону де Монфору все карты и орудия, полученные им в Одигеме от судебного пристава Ангеларда де Сигоня, теперь Симон был ответственным за них перед монархом²⁶. Элеанора часто оказывалась в долгах, и аббат Тинтерна так настойчиво торопил ее с выплатами, что Генрих III пообещал ему, что в случае смерти сестры он получит раньше других кредиторов все, что ему причитается²⁷. Кроме того, он дал ей кредит в 1000 фунтов, который впоследствии простил²⁸. Король на­значил содержание в 10 марок в год одной из ее деву­шек и по просьбе сестры отдал специальное распоряже­ние отпустить одного из ее слуг. Слуга этот вместе с другими схватил людей, проникших в королевский парк и причинивших ему ущерб; слуги сразу же набросились на нарушителей и во время схватки убили одного из них. Закон против убийцы в те времена был настолько суров, что единственный способ, которым Элеанора могла по­мочь слуге, — обратиться за помощью к брату²⁹.

Во вторник 7 января 1238 года, на следующий день после праздника Богоявления, Симон де Монфор женил­ся на Элеаноре, вдове графа Пемброка. Церемония проходила в капелле Св. Стефана в Вестминстерском дворце. Король сам подвел сестру к алтарю, а службу и мессу провел личный королевский капеллан Вальтер. Симон был без памяти влюблен и с огромной радостью получил в жены свою избранницу: ведь она была красива, имела чудесный характер и принадлежала королевскому роду³⁰. Не многим молодым людям дано жениться на дочери и сестре короля, а также сестре императрицы. Молодая пара, была овеяна королевской благосклонностью. Ген­рих III простил сестре долг в 60 фунтов³¹, пожаловал жениху еще 120 фунтов и вскоре послал Пемброку строгое письмо, что тот должен выплатить Элеаноре остальную часть ее приданого в 200 фунтов³². Возмож­но, некоторое время этот брак держался в секрете, пото­му что февральские подарки от короля каждый из них получил отдельно и Элеаноре он был поднесен как гра­фине Пемброка³³. Но правда всплыла наружу, и в январе грянул ураган, настоящий взрыв эмоций против ино­странного выскочки³⁴. Король недавно пообещал ничего не предпринимать без совета баронов, и теперь его брат Ричард выразил всеобщее возмущение, осудив Генри­ха III за этот брак, а также-за свадьбу Ричарда де Клэра, графа Глостера, и Матильды де Ласи, дочери Джона, графа Линкольна³⁵. 3 февраля Ричард был в боевой готовности. Генрих III собирал войска, а также написал баронам Пяти Портов, чтобы они не подчинялись его брату, а слушались своего капеллана Иоанна Гейтсден-ского и прислали по четыре человека из каждого порта на совет³⁶. Бароны появились около Саусверка с лошадьми и оружием, готовые атаковать иностранного жениха, та­ким образом Симон был выведен из королевского сове­та³⁷. Но легат Ото и дядя королевы, Вильгельм де Валенс, использовал всю силу своего дара убеждения, и граф Ричард помирился с Симоном, признал его и заключил с ним мир³⁸. Очередной раз Ричард обманул ожидания ба­ронов и оказался гибким тростником, а не крепкой палкой.

Но не только бароны были недовольны. Служители церкви тоже были рассержены этой свадьбой, поскольку Элеанора поклялась перед Эдмундом Кентерберийским больше не выходить замуж³⁹.

Симон, огорченный таким обилием противодействий своему браку, уступил натиску и отправил свою жену в безопасный Кенилвортский замок. Затем он, собрав все деньги, какие только смог, включая 500 марок, с трудом полученные от Симона де Курлеваша, олдермена Лестера, сел на корабль и отплыл на континент, сохраняя такую секретность, что даже многие из его людей не знали, где он. Очевидно, в отношении именно этих действий Гроссетест предупреждал его быть «образцом милосердия и всепрощения, вместо жестокости»⁴⁰. Король дал ему ох­ранную грамоту и письма к императору и Папе⁴¹. Импе­ратор недавно получил из Англии последнюю часть при­даного своей жены⁴², он был переполнен радостью от победы над папскими сторонниками у Кортенов и сей­час занимался покорением городов Северной Италии. Но Брешия оказала такое сильное сопротивление, что ему пришлось отступить с ослабленной и потрепанной армией⁴³. Если учесть, что Генрих III послал в помощь своему шурину под Брешию деньги и войска, под руково­дством рыцаря Генриха де Трублевиля, клирика Иоанна Мансела и жителя Лондона Уильяма Хардела⁴⁴, вполне вероятно, что и Симон помогал Фридриху II при Брешии. Во всяком случае известно, что император дал ему пись­мо к Папе. В это время в Риме находился архиепископ Кентерберийский⁴⁵, тот, кто, будучи еще учеником Окс­форда, всецело отдал себя Деве Марии, нося ее образ на кольце. Во время студенчества в Парижском универси-тете он поносил греховную Еву, которая могла сбить его с узкой тропинки, указанной его матерью. Тот, кто ходил во власянице и ел ту пищу, которую послало ему Прови­дение, не мог, ни как человек, ни как епископ, проявить милосердие по отношению к человеческим слабостям⁴⁶. Папа уже просил его проявлять свое рвение с умеренно­стью⁴⁷, и на этот раз он не прислушался к его совету. Годом раньше Папа освободил Симона от крестового похода, потому что тот был нужен дома⁴⁸. Сейчас, учиты­вая письма Ото и других посредников, Папа принял по­дарки Симона⁴⁹, дал разрешение на брак и написал лега­ту Ото, чтобы тот выдал специальный декрет, подтвер­ждающий брак. Несмотря на это, брат Вильгельм Абингдонский и другие клирики, боявшиеся Господа боль­ше, чем человека, объявили однажды данную клятву нерушимой. «Но римская курия рассуждает более искус­но, чем это дано нам понять»⁵⁰.

14 октября Симон возвратился из Рима, приказав своим слугам вернуть то, что они взяли у его должников, он поспешил к Элеаноре в Кенилворт⁵¹. Здесь 28 ноября родился его первенец, которого в честь крестного отца— короля назвали Генрихом. Александр, епископ Честерский, по пути в Лондон заехал в замок по просьбе короля и окрестил младенца, но к несчастью последний в тот же день заболел и вскоре умер⁵². На Рождество король послал своей сестре платье из золота и шелка, отделанное мехом горностая и перьями, алую мантию, матрац и покрывало для кровати.

В 1238 году папский легат посетил Оксфорд и оста­новился в Оснее. Но когда пришли студенты и захотели выразить ему свое уважение, их отвергли, а в лица им выплеснули горячий суп. Даже если бы средневековые студенты не славились своей вспыльчивостью⁵³, такое оскорбление нельзя было стерпеть. Один студент принес стрелу и лук и выстрелил в главного повара, который являлся братом легата. Легат наверняка возил его с собой для того, чтобы обезопасить себя от яда, который в те времена частенько применяли по отношению к своим врагам⁵⁴. Легат нашел убежище в башне аббата,откуда потом убежал в Абингдон. В конечном счете был за­ключен мир, но лишь после того, как аббат и каноник Оснея вместе с регентами Оксфорда прошли по улицам Лондона к жилищу легата, которое размещалось в рези­денции епископа Даремского, без обуви, шляп, поясов и верхней одежды и смиренно просили прощения⁵⁵.

В этом же году король чудом избежал смерти. Он остановился в Вудстоке, когда некий рыцарь пришел в королевский дом под видом шута и добился, чтобы его впустили. Но глубокой ночью он пытался найти королев­ские покои, чтобы убить Генриха III ножом. Одна из спутниц королевы, Маргарита Биссет, будучи весьма на­божной особой, читала псалтырь при свете свечи. Заме­тив убийцу, она разбудила весь дом своим криком, и его схватили. Он понес наказание за попытку совершить преступление в Ковентри⁵⁶.

В январе 1239 года было решено, что в случае вдов­ства Элеаноры причитающаяся доля будет обеспечена мужем. После того как старший брат Симона, Амори, прибыл из Франции и еще раз сделал отречение в пользу брата, ему был присвоен титул графа Лестера⁵⁷. Он провел весну этого года в Одигеме, где присматривал за постройкой новой кухни. Когда у короля выдалось свободное время, он посетил Винчестер⁵⁸, Генрих III раз­решил своей сестре пользоваться епископской резиден­цией в Саусверке. Элеанора и ее муж жили там в то время, когда 16 июня у короля родился первый сын. Через четыре дня Симон сыграл во время его крещения двойную роль — крестного и верховного стюарда. В честь этого памятного события королю прислали дорогие подарки. Пока Генрих III принимал самые ценные дары, он приказал, чтобы слуги унесли худшие подарки для младенца и вместо них просили лучшие, на что остроумный придворный заметил: «Господь даровал нам это дитя, но король наш господин продает его нам»⁵⁹. Когда 9 августа Элеанора и ее супруг представились вместе со многими другими знатными дамами с целью сопровождать коро­леву во время посещения церкви, Генрих III налетел на Симона с бранью, заявив, что он бесчестно поступает по отношению к его сестре и является безбожным челове­ком. Супруги пришли в замешательство и вернулись в свое жилище, но король послал слуг, чтобы те выставили их вон. Они вернулись в Вестминстер и попытались смягчить гнев Генриха III, но все было напрасно⁶⁰. Ко­роль всегда был подвержен внезапным порывам чувств и непостоянству. Однажды, точная дата нам не известна, Симон сделал заем в 2800 марок у графа Бретонского, а когда пришло время его вернуть в 1237 году, он был не способен это сделать, поскольку был достаточно бедным владельцем. Его Лестерские владения долгое время пло­хо управлялись. В результате граф Бретонский объявил, что он не способен выполнить свою клятву крестоносца, отчего Папа настолько огорчился, что приказал Симону под страхом отлучения вернуть деньги как можно ско­рее. Чтобы выиграть время, Симон упомянул в письме о Генрихе III, как поручителе, очевидно, не спросив на это у него разрешения. Каким-то образом эта долговая распис­ка попала в руки Томаса Савойского, дяди королевы. Когда он не смог получить деньги с Симона, он обратился к Генриху III, как к лицу, давшему гарантию⁶¹. С этого времени король невзлюбил Симона. Возможно, свою роль сыграла и следующая щекотливая ситуация. На Вербное воскресенье Папа очередной раз отлучил Фридриха II, который приходился шурином Генриху III и Симону. Поскольку император поддержал Симона в прошлом году, Симон, вероятно, мог выступить против оглашения приговора в Англии, поэтому ему следовало удалиться. Приговор об отлучении императора был зачитан пап­ским легатом в Сент-Олбанском аббатстве в течение двух недель после 9 августа, а вскоре эта процедура повторилась перед собором Св. Павла⁶². Оставив своего маленького сына в Кенилворте, Симон и Элеанора сели на маленькое судно и отправились во Францию, чтобы переждать, когда королевский гнев снова сменится на милость⁶³.

Друзья познаются в беде, когда особенно нужен ис­кренний совет. Одним из лучших друзей Симона и Элеа-норы был Роберт Гроссетест, епископ Линкольнский. Он родился в 1175 году в Стредброке, графство Суффолк. Возможно, он был выходцем из бедной семьи, но зато славился своей образованностью. После обучения в Окс­форде и Париже Роберт стал главой Оксфордских кол­леджей и в итоге стал первым проповедником среди францисканцев. С 1210 по 1232 год он сменил несколько архидиаконских постов и получил повышение, от кото­рого отказался, поскольку хотел поехать в Рим. Но его планам было не суждено осуществиться. После серьез­ной болезни он стал епископом Линкольна в 1235 году и на протяжении всей своей дальнейшей жизни был самым выдающимся интеллектуалом и спиритуалистом в Англии⁶⁴. Для того времени его знания были энцикло­педическими и способствовали развитию нескольких от­раслей знаний. Он блестяще знал Святое Писание и использовал его как основу. Этот человек в определен­ной степени владел греческим и древнееврейским и, возможно, писал религиозные романсы на французском. У него были работы по философии, математике и естест­венным наукам, кроме того, он предпринял попытку обоб­щить знания своей эпохи. После того как Роберт стал епископом, он неустанно боролся за очищение от распро­страненных злоупотреблений. Он считал, что папские налоги и поборы являются помехой для веры, и активно выступал против них. В 1250 году в Лионе архиепископ Линкольнский в присутствии самого Папы указал на зло, от которого страдает Церковь: «Причина, первоосно­ва, источник этого — римский двор, не только потому, что он не борется с этим злом и не очищается от мерзости, когда лишь в его только силах сделать это и в свое время похвалялся этим; но в еще большей степени пото­му, что из-за своих диспенсаций, пожалований и провизии под видом пасторской заботы он назначает среди бела дня людей, каких я описал, не пасторов, но разрушителей людских душ. И то, что может обеспечить средства для жизни одной персоны, кидает в лапы смерти много ты­сяч душ, а ведь за жизнь каждой из них Сын Божий был осужден на самую позорную смерть». Когда в 1253 году Папа Иннокентий IV захотел подарить своему племянни­ку Фредерику де Лаваню место каноника в Линкольне, Гроссетест наотрез отказал ему, «прочь из обители поч­тения и послушания». Как того и следовало ожидать, Папа отказался его канонизировать, но англичане в знак своего почтения называют его Св. Робертом⁶⁵.

Епископ Гроссетест получил письмо от Симона, в котором тот рассказывал о постигших его неприятно­стях, и тотчас же на него ответил, призывая своих друзей мужественно вынести свои несчастья, поскольку послед­ние укрепляют дух и украшают земной путь. «Поэтому позвольте горечи временных невзгод не сломать, но укре­пить вас. Испытание подобно обрезанию виноградной лозы, это горькое лекарство, но оно помогает от болезни. Ты будешь честен перед собой, если станешь шагами смирения подниматься к вершине могучей горы, которая есть Христос, потому что ОН — вершина, которая превы­ше всех других вершин». Он обещал замолвить за него словечко перед королем и позаботиться обо всех его слугах, особенно о тех двух, которых он прислал к нему.

 

ГЛАВА V

КРЕСТОНОСЕЦ И ВОИН

 

Умирающий Гонт говорит Ричарду II:

 

Пожар ведь истощает сам себя.

Дождь мелкий каплет долго,

Ливень краток¹.

 

Это справедливо и по отношению к его предкам, по­скольку между королем и его шурином скоро был за­ключен мир. О том, где остановились Симон и Элеанора во Франции, а также о том, что они там делали, не существует никаких сведений. Они могли отправиться в родовую резиденцию Монфоров или к матери Элеаноры, вдовствующей королеве Англии. Через несколько меся­цев Симон поехал в Англию, а его