Первая в истории медицины операция с применением магнетического обезболивания

 

Спустя восемь лет, 16 апреля 1829 года, произошел беспрецедентный случай, потрясший воображение академиков. Так кто же нарушил их спокойствие? Коллега, член Парижского медицинского факультета, знаменитый хирург и анатом, профессор Жюль Клоке, представивший в Медицинскую академию рапорт с описанием безболезненной операции, проведенной им над замагнетизированной. В ходе заседания разгорелась ожесточенная дискуссия о реальности флюида, как это, впрочем, случалось всякий раз при упоминании о животном магнетизме. Один из наиболее известных светил медицины Рекамье, никогда не допускавший мысли о реальности животного магнетизма и еще меньше его лечебного значения, будучи свидетелем необыкновенных результатов, полученных в Отель-Дьё, искренне сознался: «Я поколеблен в своих взглядах». Однако противники теории животного магнетизма отказывались верить в подлинность экспериментов, потому что существование магнетического флюида казалось им невозможным с точки зрения нейрофизиологии. (И они были правы, ведь феномен обезболивания — психологической природы, и никакой флюидической жидкости из магнетизеров при этом не истекает.) Клоке ответил, что, хотя он не может ничего объяснить, изложенные им факты неопровержимы и что «истина, какой бы невероятной она ни казалась, остается, тем не менее, истиной, и она должна стать достоянием гласности» (Cloquet, 1929, р. 131–134).

Надо знать Жюля Жермена Клоке (Cloquet, 1790–1883), происходившего из большой семьи французских врачей Клоке. Одной из особенностей его характера было пристрастие к новаторским методам. Он был одним из первых французских врачей, применивших иглотерапию; побывал у Пюисегюра в Бюзанси и как очевидец описал его эксперименты, после чего увлекся магнетизацией. Сначала Клоке — профессор теоретической хирургии, затем, в 1834–1841 годах, — оперативной хирургии медицинского факультета Парижского университета, заведующий хирургической клиникой Отель-Дьё, доставшейся ему в наследство от Дюпюитрена, считавшейся главной хирургической школой в мире. Он назначается в 1851 году лейб-хирургом Наполеона III, с 1855 года избран членом Французской академии. Его сын Луи Клоке (1818–1856), лейб-медик персидского шаха, организовал в Тегеране медицинскую школу.

Оглашенный знаменитым хирургом факт был настолько невероятным, что Клоке вторично пригласили изложить Медицинской академии подробности проведенной операции. На сей раз он представил официальный отчет с приведением всех обстоятельств, подписанный участвовавшими в операции врачами. Этот отчет был представлен Академии хирургии, к слову, с большими трудностями отделившейся в 1731 году от Медицинской академии, и напечатан в мае 1829 года в «Les archives generates de medicine, t. XX. p. 131 et suivantes». Вот эта история.

Г-жа Плантин (Plantin), около 64 лет от роду, в июне 1828 года советовалась с ясновидящей сомнамбулой, которую ей указал сотрудник Клоке, доктор Шапелен (Chapelain). Сомнамбула сообщила больной о том, что железам ее правой груди угрожает раковое перерождение. Больная провела лето в деревне, мало обращая внимания на данное ей предостережение. В конце сентября она явилась к Шапелену с сильно увеличившейся опухолью груди. У Плантин начались сильные боли, она потеряла аппетит и сон, самочувствие ухудшалось с каждым днем. 23 октября Шапелен ее замагнетизировал., и через несколько дней у нее восстановился сон, прекратились боли. Животный магнетизм облегчил ее состояние, снял боль, но болезнь не излечил. Спустя некоторое время на груди образовалась язва, и было решено, что спасти больную может только оперативное вмешательство. Это же подтвердил прибывший для консультации Клоке. Больная страдала астмой и панически боялась операции. В связи с последним обстоятельством ей решили не говорить, что операцию назначили на 12 апреля 1829 года.

В назначенный для операции день она, как обычно, пришла из церкви домой, где ее поджидал Шапелен, который ее замагнетизировал и проверил щипками и уколами чувствительность. После того как он убедился, что она не реагирует на боль, доставил ее в хирургическую клинику. Клоке прибыл в половине одиннадцатого утра и застал больную сидящей в кресле одетой и как будто спящей глубоким сном. Когда все было приготовлено к операции, она по приказанию Шапелена разделась и села в кресло. Шапелен поддерживал ее правую руку, левая оставалась свободной. Ассистент Клоке, д-р Пайу (Pailloux) из госпиталя Св. Луизы, готовил инструменты, накладывал лигатуры.

Профессор Клоке и его помощник Пайу не сомневались, что больная проснется при первом же разрезе, и были крайне удивлены ее полным бесчувствием. Клоке впоследствии говорил, что во время операции было ощущение, что он режет труп. Операция длилась от 10 до 12 минут.

В течение этого времени больная спокойно разговаривала с хирургами и не обнаруживала ни малейших признаков болевой чувствительности: движений каких-либо она не производила, выражение лица было спокойным, дыхание и голос были ровные. Примечательно, что, когда хирург по окончании операции смывал губкой вокруг раны кровь, больная несколько раз сказала: «Ах, оставьте, не щекочите меня». После наложения швов женщину перенесли в постель в том же сомнамбулическом состоянии и так оставили на 48 часов.

Г-жа Плантин на шестнадцатый день после операции умерла от плеврита. Хотя причина ее смерти, безусловно, не зависела от операции, успех операции Клоке был омрачен.

Весьма любопытна история ее вскрытия. У умершей осталась дочь по фамилии мужа Лагандр (Lagandre). Живя далеко от Парижа, она не сразу смогла приехать. Переживая потерю матери, она почувствовала себя плохо, и Шапелен решил магнетизацией облегчить ей положение. Когда она оказалась в состоянии сомнамбулизма, Шапелен спросил:

— Какие органы вашей матери поражены болезнью?

— Правое легкое ее сжато, окружено клейкой оболочкой и плавает в жидкости, но моя мать больше всего страдает вот тут (она показала на нижнюю часть правой лопатки). Правое легкое уже не дышит, оно умерло… Есть немного воды в мешочке около сердца.

— В каком состоянии другие органы?

— Желудок и кишки здоровы, а печень сверху белая, бесцветная.

Как это часто бывает, нашлись любопытные: два врача решили проверить показания сомнамбулы о состоянии внутренних органов. Они получили согласие родных на вскрытие тела умершей г-жи Плантин.

Д-р Моро (Moreau), секретарь хирургического отделения академии, и д-р Дронсар (Dronsart) были приглашены в качестве свидетелей. Вскрытие в их присутствии производили Клоке и Пайу. Шапелен замагнетизировал Лагандр незадолго перед вскрытием, так как врачи пожелали непосредственно от нее услышать подробности состояния ее матери. После этого Шапелен отвел ее в соседнюю комнату, и, несмотря на это, она видела происходящее при вскрытии.

Как только началось вскрытие, она заговорила:

— Зачем они раскрывают грудь посередине, когда поражение в правой половине груди… Показания сомнамбулы были точны, о чем свидетельствует ведший протокол вскрытия д-р Дрансар. Вот главные из него извлечения:

«Протокол вскрытия тела г-жи Плантин, 29 апреля 1829 года. Тело желтовато-бледное, сильно похудевшее. Рана на ³/₄ цикатризована, поверхность ее покрыта мясными сосочками хорошего свойства. Края раны плоски и покрыты рубцом нового образования. При вскрытии груди найдено, что полость плевры правой стороны наполнена мутной влагой; стенки покрыты мягким жировидным выпотом, в особенности сзади; легкое полностью сжалось; надрезы, сделанные на задних его долях, обнаруживают признаки воспаления легкого; оттуда вытекает жидкость серозно-гнойная, местами беловатая, местами сероватая… Возле сердечной сумки содержится от 3–4 унций жидкости…» и т. д.

Следуют подписи.

Описанные события взяты из книги: «Essai de Psychologie physiologique, par Chardel» (Paris, 1844, pp. 260–264 и 277–283 ect.)[79]

Когда д-р Клоке излагал на заседании академии результаты своей операции, член академии Ларрей (D. J. Larrey, 1766–1842) прервал его замечанием: «Эта госпожа, вероятно, комедиантка…» Реплика означала, что Ларрей не доверяет гипнотической анестезии… Взяв слово, Ларрей выразил сожаление, что великий Клоке поддался на подобные фокусы. «Как далеко корысть или фанатизм, — возмущался он, — могут завести людей в их способности скрывать боль. Пациентка в данном случае была не чем иным, как пособницей магнетизера». Что и говорить, мнение основоположника полевой хирургии Доминика Жана Ларрея, главного полевого хирурга французской армии, участвовавшего во всех военных кампаниях Наполеона I, повлияло на процесс признания гипноза. Ларрей имел большой авторитет среди коллег, и к его словам не могли не прислушаться.

Действительно, история знает немало примеров бесстрастного переживания боли. Как тут не вспомнить солдат, которые, будучи ранены, стоически терпят боль, а также известную историю об убийце Клебера, певшего под пытками, или легендарного большевика С. Тер-Петросяна (Камо), которого в 1907 году арестовала германская полиция. Предстоящий суд грозил ему выдачей царскому правительству; желая избежать этого, Камо симулировал кожную анестезию — болевую нечувствительность. Его кололи булавками, жгли тело раскаленными прутьями, выщипывали волосы, подвергали другим испытаниям — он не дрогнул, не проявил болевой реакции.

Отвлекая внимание от одного впечатления и сосредоточивая его на другом, можно достигнуть того, что даже сильные болевые ощущения останутся незамеченными. Английский врач, натуралист и поэт Эразм Дарвин (1731–1802), дед знаменитого Чарльза Дарвина, рассказывает, что, плавая на корабле, сильно страдал от качки. Но стоило ему сосредоточить свое внимание на управлении парусами, как мучительное чувство тошноты пропало. Примечательно, что еще в 1794 году он утверждал, что специфических рецепторов боли не существует, ощущение боли возникает при чрезвычайно сильных раздражениях, которые передают в мозг различные рецепторы: тепловые, тактильные, вкусовые и др. Это в значительной мере умозрительное утверждение, названное медиками «теорией интенсивности боли», получило ряд экспериментальных и клинических подтверждений и надолго пережило собственного автора, заложившего ее основы более 200 лет назад. В настоящее время нет достаточных оснований отвергать это представление.

Перечисленные случаи свидетельствуют, что есть психологические приемы, благодаря которым можно на время избавить себя от боли, но важно отметить, что они отнюдь не доказывают, что можно избежать смертельного болевого шока при полостной операции, как в случае с г-жой Плантин.

 

Вердикт

 

В июне 1831 года, после пятилетних скрупулезных наблюдений в госпиталях и за частнопрактикующими врачами, комиссия, отметив различные ошибки и заблуждения, отделив факты, зависящие от воображения или недостаточно убеждающие, составила и представила подробный отчет. Некоторые явления были признаны реальными: пониженная (анестезия) и повышенная (гиперестезия) чувствительность; раппорт (общение между магнетизером и магнетизируемым), лечебное действие магнетизма, укрепление сил с его помощью и т. п. В том же отчете Юссон указывал, что использование животного магнетизма может способствовать уменьшению родовых болей. В дальнейшем вследствие большого интереса опыты и литература этого направления стали труднообозримыми.

Отчет комиссии в объеме 100 страниц читался профессором Юссоном на двух заседаниях 21 и 28 июня 1831 года. В заключение среди прочего докладчик сказал: «Рассматриваемый как агент физиологических явлений или как терапевтическое средство, животный магнетизм должен занять свое место среди медицинских знаний, и, следовательно, одни только врачи должны его применять». Можно только представить, какое недоумение вызвал доклад, если впервые на заседании Национальной медицинской академии стояла гробовая тишина. Отчет был составлен так основательно и убедительно, что почти никто не нашел повода выразить протест. По окончании чтения были слышны даже жидкие аплодисменты.

Когда первое оцепенение прошло, некоторые члены академии зароптали и выразили недоверие приведенным фактам. На что докладчик язвительно парировал: «Доклад всем будет роздан, и его можно будет тщательно проанализировать с помощью глаз». Доктор Буассо потребовал: «Я не верю своим ушам и прошу вторичного чтения — необходимо полнее познакомиться с фактами». Другой член академии потребовал напечатать доклад. Но когда дело дошло до обсуждения этого предложения: опубликовать отчет комиссии в широкой печати, д-р Кастель заявил: «Если все приведенные факты истина, то это потрясет половину наших представлений о физиологии, таким образом, небезопасно разглашать подобные вещи путем публичной печати». И что же? Невероятно, но собрание нашло соломоново решение: постановило положить отчет под сукно.

Прошло шесть лет, и Национальная медицинская академия вновь вернулась к вопросу о реальности животного магнетизма. Сходный спор, как в случае с Клоке, имел место в академии 24 января 1837 года. Вопрос возник при следующих обстоятельствах. Вторым человеком, вновь возбудившим вопрос о животном магнетизме в 1837 году в академии, был молодой профессор Дидье Жюль Берна. После его заявления об анестезии, наблюдаемой в случае удаления зубов доктором Уде (Oudet, 1788–1868) и вызванной воздействием животного магнетизма, возникли споры, дошедшие до ожесточения. Доктора Уде уверяли, что его провели, как в свое время Клоке. Были приведены в этой связи разнообразные причины, способные побудить пациента симулировать отсутствие чувствительности (Oudet, 1837).

Так, например, Уде напомнили, что многие мученики выдерживали страшные пытки, оставаясь абсолютно спокойными, когда их внимание было поглощено картинами небесного блаженства. Приводились факты, когда находящийся в состоянии религиозного или вызванного наркосодержащими веществами экстаза не чувствует боли, мучений. Уколы, ожоги, жестокие удары, калечащие его тело, им не замечаются. Все эти воздействия, столь мучительные для каждого человека в нормальном состоянии, не заставят пробежать и облачка по лицу того, кому кажется, что он прикасается в этот момент к высшим, страстно желанным истинам.

После продолжительных дебатов вновь была назначена комиссия, большинство членов которой были известны как враги животного магнетизма.

 

Опыты ясновидения

 

Третьим лицом, поднявшим вопрос о реальности животного магнетизма, был молодой профессор Ж. К. Бурдин-младший. «Дабы поставить вопрос на твердую почву», он предоставил академии, членом которой являлся, сумму в 3000 франков. Рискуя своими сбережениями, он предложил отдать эту денежную премию тому, кто докажет, что можно читать написанное на бумаге без помощи глаз, света и осязания. Таким способом он решил покончить с заявлениями магнетизеров, сыпавшимися на академию со всех сторон. Это предложение было принято. Членам академии казалось, что если найдется хоть один сомнамбул, читающий без помощи зрения, то необходимо признать существование животного магнетизма, и, наоборот, если такой не найдется, значит, животного магнетизма не существует. Но эта дилемма была ошибкой, так как животный магнетизм, именуемый с некоторых пор гипнозом, существует без этих выдуманных магнетизерами способностей и характеризуется совсем другими особенностями.

На соискание денежной премии перед академией предстало большое количество претендентов, и все они, конечно же, были посрамлены. Комиссия разоблачила все ухищрения, на которые они пустились, чтобы завладеть деньгами. Сроки конкурса были продлены, и деньги положены у нотариуса, сначала на два года, затем еще на год. В конце концов осталось трое. Первым был д-р Жан Пижер из Монпелье со своей одиннадцатилетней дочерью. Вторым — д-р Гублие с сомнамбулой Эмили, которая, как показал его друг, д-р Фраппар, четыре года водила его за нос. Данное событие вызвало большой резонанс и надолго оставило в умах впечатление, что животный магнетизм и его преемник гипнотизм — это всего лишь обман. Третьим — магнетизер Альфонс Тэста с сомнамбулой Жозефиной Лило.

Поскольку истории перечисленных соискателей сыграли роль могильщика животного магнетизма, есть смысл рассказать их. Профессор физиологии из Монпелье Лорда[80], ученик и последователь Бартеза, подтвердил, что одиннадцатилетняя дочь его коллеги д-ра Пижера в состоянии сомнамбулизма читает с повязкой на глазах с помощью кончиков пальцев, которые являются ее зрительными органами. Пижер, желая получить деньги Бурдина, приехал с дочкой в Париж и прежде всего показал ее способности публике, чем вызвал немалый интерес. Ее способность читать с завязанными глазами была засвидетельствована протоколами, подписанными членами медицинского факультета Буске, Орфила, Рибезом, Ревейле, Паризе, а также пэрами, депутатами Национального собрания, знаменитыми врачами и литераторами, в числе которых была Жорж Санд.

Все стало на свои места, когда девочка предстала перед комиссией академии. Как только вместо повязки из черного бархата ей предложили маску из шелка, Пижер отказался от опытов. Он требовал, чтобы глаза девочки были завязаны его повязкой. Д-р Дешамбр, специально расследовавший эту историю, писал, что через ее повязку можно видеть, сделав едва заметные щели, достаточные для гиперестезии зрения, которой обладают сомнамбулы.

В другом нашумевшем опыте по проверке ясновидения также произошел конфуз. Провансальский врач Гублие в течение долгого времени рекламировал свою пациентку мадемуазель Эмили в качестве ясновидящей. Наступил момент истины, когда надо было это доказать комиссии Медицинской академии. В силу своей занятости Гублие послал Эмили в Париж и поручил ее своему другу и такому же месмеристу д-ру Фраппару. Прежде чем представить ее комиссии, Фраппар сам решил проверить заявленные Гублие способности Эмили «читать затылком». Когда эта способность не подтвердилась, он вызвал Гублие и при свидетелях решил провести проверочный опыт. Наблюдая через замочную скважину за Эмили, они увидели, что она изучает книгу, которую должна вскоре читать, повернувшись к ней спиной. Здесь д-р Гублие с досадой признал, что он не только невольно позволил ей в течение четырех лет дурачить себя, но еще и стал ее пособником в обмане других. Этот случай обмана магнетизера стал классическим и был растиражирован, впоследствии его приводили все, кто писал критические статьи о животном магнетизме.

Другим претендентом на премию Бурдина-младшего стал известный магнетизер мистер Альфонс Тэста. Он объявил, что его сомнамбула, Жозефина Дило, прочтет текст, находившийся в непрозрачных коробках. Опыт проводила комиссия Медицинской академии. После долгих усилий Жозефина заявила, что на бумаге, находящейся в коробке, написаны две строчки и что она узнает два слова — nous и somnes. Когда коробку вскрыли, то обнаружили шесть строчек французского стихотворения, а не две строчки. Причем в них не оказалось nous и somnes. После неудавшихся опытов академия объявила, что она имеет достаточно сведений о животном магнетизме и больше не будет им заниматься.

Какое-то время спор вокруг животного магнетизма, естественно, продолжался, страсти не сразу улеглись. Известный профессор акушерства при Эдинбургском университете, Д. Ю. Симпсон, положил в банк большую сумму денег, а чек запечатал в коробку и отдал на хранение эдинбургскому нотариусу. Условие было такое: кто прочтет, разумеется не открывая коробку, номер чека, того и деньги. Не нашлось ни одного джентльмена, который хотя бы попытался это сделать.

Во все времена встречаются люди, делающие жертвами своих обманов ту часть общества, которая желает обманываться. Через 60 лет, в 1897 году, профессор Ж. Грассе (1849–1918) из Монпелье сообщает об опытах над одной сомнамбулой, которая претендовала на способность читать книгу, помещенную в непрозрачную оболочку. И что же? Комиссия определила, что способность ясновидения покоится на простом обмане. Может быть, тем, кто занимался ясновидением, не давал покоя известный парадокс: «Прошедшее я знаю, но изменить его не могу; будущее изменить могу, но я его не знаю».

На решение Национальной медицинской академии осудить животный магнетизм главным образом повлияли постоянно сыпавшиеся заявления магнетизеров о том, что животный магнетизм способствует необыкновенным способностям: видению затылком, предсказанию будущего, действию на расстоянии, зрению с закрытыми глазами и т. д. и т. п. Таким образом, вина за непризнание животного магнетизма лежит и на самих магнетизерах. Но и академия повинна, что пошла у них на поводу и с упорством, заслуживающим лучшего применения, искала чудо. Ну а раз чуда не произошло, член комиссии секретарь академии Фредерик Дюбуа[81]из Амьена, разделил магнетизеров на две категории: доверчивых простаков и плутов. Это дало повод известному психиатру того времени Паршаппу[82], скептически относившемуся к месмеризму, свести тему животного магнетизма к трем действиям: «обманываться, быть обманутым и обманывать». Итак, произошла банальная история. Только Месмер подошел к открытию эффективного средства лечения — внушения, как его метод захлестнули волной чудачества людей, которые ничего не смогли произвести, кроме бума.

Несмотря на существование позитивных фактов и вмешательство Юссона (защищавшего свой отчет 1831 года и протестовавшего против скороспелых выводов), одобрен был протокол Фредерика Дюбуа из Амьена. Он заявил членам комиссии, что «по затронутому вопросу до сих пор не было дано никаких доказательств, подтверждающих существование особого состояния, именуемого „магнетический сомнамбулизм“» (Burdin, Ch., Dubois d'Amiens ens Frederic, 1841). На этом комиссия прекратила дискуссии и осталась на стороне Дюбуа, приняв его точку зрения без прений. Франсуа Дубль предложил академии больше не обращать внимания на заявления магнетизеров и относиться к животному магнетизму так же, как к идеям «вечного двигателя», «квадратуры круга» и т. п. Еще в 1775 году людей науки взволновала новость: запрет на вечные двигатели. Парижские академики обнародовали свой отказ даже думать про подобные химеры. Но разве мир не есть самый настоящий вечный механизм? Нетерпимость ученых здесь ничуть не меньше нетерпимости инквизиторов. Кончилось тем, что прения, доклады, короче говоря, огромные усилия исследователей свелись к полному и безусловному отрицанию животного магнетизма. 1 октября 1840 года Национальная медицинская академия приняла решение навсегда исключить эту тему из обсуждения. Решение подписали светила медицины: Бурдуа де ла Мотт, Фукье, Гено де Мюсси, Герсан, Ж.-М. Итар, Ж. Леруа, Марк, Тиллэй, Юссон, Ж. К. Бурдин-младший, Ф. Дюбуа (Burdin, Dubois, 1841, p. 630).

Но на этом дело не закончилось. Месмеровский флюид оказался бессмертным, его приключения завершатся нескоро: баталии будут продолжаться с различными перерывами на протяжении последующих пятидесяти лет. Академия станет возвращаться к нему снова и снова, пока 13 февраля 1882 года окончательно не признает его права на существование. Европа была напутана открывателем животного магнетизма. Иначе нельзя объяснить, что занятия магнетизмом в 1815 году были запрещены законом в Австрии, а два года спустя эти занятия особым постановлением парламента Пруссии были разрешены только врачам. В том же году, 20 февраля, в Дании издан королевский указ такого же содержания. Император Александр I назначил в 1819 году комиссию для исследования животного магнетизма и утвердил ее заключение, по которому заниматься магнетизмом разрешалось только врачам.

Епископ Лакорден в 1846 году в соборе Парижской Богоматери (Notre-Dame)[83]с кафедры провозгласил, что животный магнетизм предназначен помрачить ум человека и унизить его перед Богом. Тем не менее это не помешало ему видеть в нем «пророческое веление». Он писал: «Погруженный в искусственный сон человек видит сквозь непрозрачные тела, предписывает лекарства, которые излечивают, проявляет знание в вещах, которые ему не известны были. По-видимому, сомнамбул во время своего сна знает то, что не знал до своего усыпления, но забывает при пробуждении»[84]. Будучи далек от осуждения магнетизма, как козней, пускаемых в ход духом зла на погибель верующих, знаменитый доминиканец Лакорден смотрел на него «как на границу человеческого могущества, предназначенную для того, чтобы и смутить человеческий разум, и повергнуть его в прах перед Богом».

Сначала Жан-Баптист-Анри Лакорден (1802–1861) был адвокатом, считался вольтерьянцем, но неожиданно для своих друзей в 1824 году занялся изучением богословия, в результате принял духовное звание и выступил горячим защитником христианства. Из его приведенной выше проповеди следовало если не полное позволение, то по меньшей мере признание за верующими права предаваться опытам этого рода совершенно свободно. Многие духовные особы стали практиковать животный магнетизм с целью получить откровение свыше.

В эту вакханалию вынужден была вмешаться Римская курия. В 1856 году появилось послание римской инквизиции, предписывавшее епископам противодействовать распространению животного магнетизма. В частности, в послании говорилось: «Вполне установлено, что магнетические явления породили новые суеверия. Этим явлением занимаются многие лица. Но не для того, чтобы поучиться физическим наукам, как это должно было бы быть, а для того, чтобы развращать людей, создавая уверенность, что с его помощью можно раскрыть скрытое, удаленное и грядущее, в особенности при посредстве некоторых женщин…»

 

 

Сомнамбулизм

 

Цель и результат деятельности не всегда совпадают. Это изречение характеризует историю А. Ф. Месмера. Он добивался излечения, имея в виду один процесс, а объективно осуществлялось нечто другое, что не осознавалось им и не входило в его теорию. Практика Месмера объективировала аффективный фактор в межличностных отношениях, который оказывает влияние на людей. Позже этот аффективный фактор назовут внушением. Непревзойденный Месмер в своих опытах сотни раз наблюдал картину сомнамбулических феноменов, но не придавал им значения, так как ждал другого: привычного «благотворного криза», означавшего, по его мнению, избавление от болезни. Приходится констатировать, что он не заглянул в открытые двери. Говорят же, «если мы не знаем, что ищем, то, найдя, не поймем, что нашли». Выдающийся физиолог А. А. Ухтомский эту мысль выразил так: «Бесценные вещи и бесценные области реального бытия проходят мимо наших ушей и наших глаз, если не подготовлены уши, чтобы слышать, и не подготовлены глаза, чтобы видеть, то есть если наши деятельность и поведение направлены сейчас в другие стороны» (Ухтомский, 1973, с. 254).

Известно, что открытие, как цыпленок, рождающийся из яйца, созревает в несколько этапов, и даже гению редко удается пройти эти этапы в одиночку. Чаще один ученый обнаруживает какой-нибудь факт, не укладывающийся в существующие представления, другой предлагает объяснение, третий доказывает справедливость гипотезы. Эти этапы одинаково важны и необходимы, но на виду обычно последний этап. Так произошло и при открытии искусственно вызванного сомнамбулизма. Пальма первенства досталась не тому, кто подготовил открытие, а тому, кто его сформулировал. Им стал талантливый ученик Месмера, усердно посещавший его парижские курсы, маркиз Арман Жак Марк Шастене де Пюисегюр (Armand Marie Jacques de Chastenet de Puysegur), принадлежавший к одной из стариннейших семей французской знати и занимавший высокий пост в полковой артиллерии.

Пока Месмер в 1784 году сражался с академией и медицинскими обществами за свои ветряные мельницы, Пюисегюр по-военному четко формулирует и описывает в «Записках о сеансах лечения жизненным магнетизмом…» суть своего открытия. Он вносит ясность в то, что метафизически настроенный Месмер тщетно искал в космосе и в мистическом мировом флюиде. Опыты этого военного открыли доступ в душевный мир человека через искусственно вызванное загадочное состояние, которое он, наверное за неимением лучшей аналогии, назвал провоцированным сомнамбулизмом. Иначе говоря, Пюисегюр возвестил миру, что сомнамбулизм можно вызвать по воле экспериментатора.

В настоящее время различают несколько форм, или видов, сомнамбулизма, которые можно разделить на две главные группы: сомнамбулизм, наступающий самопроизвольно, без внешних воздействий, и сомнамбулизм, вызываемый искусственным путем. Сомнамбулизм, наступающий у человека самопроизвольно, то есть спонтанный сомнамбулизм («снохождение», somnambulismus; от лат. somnus — сон и ambulo — бродить, гулять; син.: автоматическое блуждание, лунатизм, снохождение и сноговорение), — сумеречное помрачение сознания в форме блуждания во сне с выполнением привычных движений и действий, сопровождается амнезией. Характеризуется этот тип сомнамбулизма снижением или отсутствием кожной чувствительности, усилением возбудимости некоторых органов чувств и восприимчивостью субъекта к внушению. Он известен с незапамятных времен и является проявлением болезненной нервной конституции. Наблюдается при эпилепсии, истерическом неврозе.

Искусственный сомнамбулизм можно вызвать как у больных, так и у здоровых. Объектом нашего исследования главным образом будет последняя форма сомнамбулизма, поскольку она приводит к исключительным проявлениям личности. Но чтобы лучше в ней разобраться, прежде обратимся к патологической форме сомнамбулизма.

Немецкий врач Иоанн Христиан Ергард Кноль (Knoll) первым в литературе дал описание спонтанного, или патологического, сомнамбулизма (цит. по: Fischer, 1839). Произошло это историческое событие в 1747 году. Об истерическом сомнамбулизме сообщил в 1821 году психиатр парижского госпиталя Сальпетриер Жорже (Georget, 1795–1828), ученик великого французского психиатра Жана Эскироля (цит. по: Gilles de la Tourette, 1896).

Философы и медики древности много писали о лунатиках, говорит член Берлинской академии наук Георг Фридрих Мейер в книге «Опыт о лунатиках» (1764). В этой же книге он сообщает, что доктор Кноль был очевидцем и описал нижеследующий случай. В 1697–1698 гг. в г. Ферраре восемнадцатилетний юноша во время полной луны вставал в полночь, глядел открытыми глазами, взбирался на вершину кровли и бегал (Мейер, 1764, с. 12). Мейер приводит еще несколько историй, которые, как он говорит, почерпнул в книге «Сафаг a Reies Elyfius jucundamm quxftionum campus».

Профессор университета в Галле Фридрих Гоффманн (1666–1742) в 1695 году провел диспут, в рамках которого рассказал об одном молодом человеке, видевшем во сне, будто он куда-то должен скакать на лошади. Он встал с постели, надел одежду для верховой езды и шпоры, взобрался на окно и, думая, что он на лошади, колол шпорами стену и употреблял слова, которыми обычно принуждал лошадь к скачке.

Из описаний д-ра Якова Горшта известно следующее приключение. В замке Бренштейн спали трое братьев. Один из них встал, вылез из окна и забрался на чердак, где обнаружил птичье гнездо. Разорив его, он завернул в ночную рубашку птенцов и унес с собой в спальню. Ложась в кровать, он положил рядом с собой ночную добычу. Рассказывая утром братьям об этом событии, он думал, что это был сон. Братья рассмеялись. Потом, найдя свою ночную рубашку с птенцами, он отправился с братьями на чердак, где они увидели разоренное гнездовье.

Естественный, или спонтанный, сомнамбулизм известен в медицине под термином «ноктамбулизм» (от nox — ночь и ambulare — ходить). В просторечии его называют «лунатизм». Это название своим происхождением обязано гипотезе, будто некоторые люди каким-то присущим им образом, почувствовав во сне лунный свет, с закрытыми или открытыми глазами встают с постели и бродят по комнате, выполняя сложные или простые действия. Нередко бывает, что через ближайший выход (чаще всего им служит окно) они выбираются на карниз, затем, если повезет, на крышу. Необходимо сразу сказать, что эти головокружительные восхождения чаще всего приводят к летальному исходу.

В давние времена считалось, что у людей в сомнамбулическом состоянии органы чувств теряют восприимчивость. Поэтому вызывало недоумение, как же они (впредь для краткости будем их называть сомнамбулами) в кромешной темноте, да еще с закрытыми глазами преодолевают препятствия, которые и с открытыми-то глазами редко кто из бодрствующих нормальных людей может преодолеть! «Кто же их ведет, кто подсказывает путь?» — неустанно задавали себе вопрос исследователи.

Поскольку ответ не был найден, то ничего другого не оставалось, как предположить, что по неизвестным каналам они с исключительной чуткостью воспринимают сигналы, недоступные обычным органам чувств. Но когда никаких таких каналов обнаружено не было, пришли к мнению, что у них чрезвычайно обостряется мышечное чувство. С этой точкой зрения легко согласились, так как известно, что при восхождении по труднодоступным местам движениями руководит прежде всего мышечное чувство. Однако более поздние исследования показали, что сомнамбула не является только автоматом, действующим как машина. У нее кроме чувствительности сохраняется и сознание, хотя оно более или менее суженное, причем в одних случаях больше, в других меньше. И соответственно, одни способны на более интеллектуальную работу, другие — на менее. Наблюдателей немало удивляло и другое обстоятельство: после пробуждения у сомнамбул не сохранялось ни малейших воспоминаний о ночных похождениях. Душевнобольными таких людей назвать было нельзя, потому что в состоянии бодрствования они ничем не отличались от других. Признать же их нормальными тоже никто как-то не решался из-за их второй ночной жизни. Подобная загадка поведения человеческой психики поставила в тупик исследователей. Они пришли к заключению, что мира нет и во сне.

Причина снохождения неизвестна, но так как эта форма нарушения сна встречается в определенных семьях, то наследственная предрасположенность весьма вероятна. Что касается ссылок на лунный свет, то вряд ли он имеет какое-либо значение, так как замечено, что и без него случаются приступы. Скорее всего, его связали с этим явлением по двум причинам: первая — в отсутствие луны похождения сомнамбул были просто не видны наблюдателям; вторая — распространено мнение, что Луна — символ безумия и сноходящими могут быть только помешанные.

Как уже отмечалось, при естественном, спонтанном сомнамбулизме мы имеем дело с патологическим состоянием, наступающим во время естественного сна и сопровождающимся целым рядом действий, которые при обыкновенных условиях выполняются только наяву. В самом деле, здоровому, так же как и больному, может сниться, что он куда-то идет, что-то делает, однако он продолжает спокойно лежать в кровати. Лунатик же встает и делает все, что ему снится. Вот один из множества таких примеров естественного сомнамбулизма.

Однажды зимней ночью один монах вообразил, будто прогуливается по берегу реки, в которой тонет ребенок. Несмотря на страшный холод, он немедля бросился к нему на помощь. Это выглядело так: он лег на кровать в позе пловца, воспроизводя все движения плывущего. Спустя несколько минут, утомленный долгим плаванием, он заметил в углу кровати одеяло, сбившееся в комок. Приняв его за ребенка, схватил одной рукой и, действуя другой, поплыл к берегу воображаемой реки. Благополучно добравшись, он кладет на берег свою ношу и выходит из воды, весь дрожа и стуча зубами. Заявив присутствующим, что страшно озяб и что вся кровь в нем застыла, что умрет от холода, он попросил водки. Водки не оказалось, и ему подали воду, он поднес ее к губам, но тотчас же заметил обман и еще настойчивее стал требовать водки, указывая на угрожающую ему опасность. Ему принесли стакан ликера, он выпил его с наслаждением и сказал, что чувствует себя значительно лучше, и, не выходя из состояния сомнамбулизма, улегся спать, проспав до утра самым спокойным сном (Фигье, 1895, с. 109).

Следующий случай, помещенный французским исследователем сна Альфредом Мори в журнале «Annates medico-psychologiques», заслуживает еще большего внимания. Один молодой, 22-летний изготовитель канатов в течение трех лет был подвержен приступам сомнамбулизма, непредсказуемо появляющимся в разное время дня. Сидел ли он, ходил или стоял, он внезапно и глубоко впадал в это состояние, теряя чувствительность, что, однако, не меш<