Художественные преймущества поезии Китса

Джон Китс (англ. John Keats; 31 октября 1795, Лондон — 23 февраля 1821, Рим) — знаменитый английский поэт-романтик. 1 октября 1815 Китс приступает к изучению медицины в лондонском госпитале Гая. Вместе с тем, он продолжает занятия литературой, и в лекционных тетрадях появляются стихи, такие как «Подружка, кружка и табаку понюшка». Публиковаться Китс начинает в 1816 году. 5 мая в еженедельнике его друга Ли Ханта «Экзаминер» печатается сонет «К одиночеству». 25 июня того же года Китс успешно сдаёт эказамены и получает право, достигнув совершеннолетия, практиковать в качестве хирурга и фармацевта. Август Китс проводит в Маргите вместе со своим братом Томом, а в сентябре, вернувшись в Лондон, вместе с братьями поселяется в Чипсайде. В октябре — ноябре он, несмотря на настойчивые увещевания Ричарда Эбби приступить к медицинской практике, принимает окончательное решение посвятить себя поэзии. 3 марта 1817 года в свет выходит первый поэтический сборник Китса — «Стихотворения». 25 марта он вместе с братьями переселяется в Хэмпстед, с 14 апреля и до конца месяца живёт на острове Уайт. В конце апреля Китс возвращается в Маргит к Тому. Здесь он начинает поэму, которая сделает его знаменитым и, как считают многие, ускорит его смерть, — «Эндимион».

Близок Байрону и Шелли, не его романтизм не прямо критикует современную действительность и мораль, а создает иной художественный мир, который своим существованием противопоставлен реальному миру. Поклоняется всей природе, мир природы осмысливается как языческий. Его называли «певцом земного бытия» (из стихотворения «Кузнечик и сверчок»). Противопоставляет жизнь и красоту («Ода греческой вазе»). Красота как застывшая вечность. Красоту вечной жизни раскрывает поэзия. Красота дает человеку счастье и радость (здесь истоки концепции чистого искусства, которой придерживался Китс). Нет нравственности, нет правды, а есть красота. Красота – это область свободы, освобождения от переживаний и страданий. Вечность может дать только искусство. «Ода соловью» – искушение смертью. Это разговор с соловьем. Смерть прекрасна, так как у Китса тот мир стал миром красоты. Но жизнь держит нас: невозможно уйти в смерть. Трагическое противопоставление идеала и жизни никогда не может быть разрешено. Поэмы: «Падение Гипериона», «Канун Святой Агнессы», «Лания».

…….Ода как жанр имела долгую историю своего литературно-исторического развития. Изначально одами называли песни. Затем ода превратилась в лирическое произведение, которое от других лирических произведений отличали определённые особенности (приподнятость, торжественность тона, гиперболический стиль, изобилующий сравнениями и метафорами Существовали разные виды оды (идиллия, сколий, …). Ода как жанр привлекала различных писателей и поэтов, начиная с античности (Пиндар, Гораций), продолжила своё развитие в эпоху Ренессанса (Ронсар), классицизма (Н.Буало, Ж.Б.Руссо Вольтер), романтизма (У.Вордсворт, Колридж, В.Гюго). Англия имела свою одическую традицию.

В формировании литературных взглядов Китса сыграли роль поэзия Возрождения (Шекспир, Спенсер), через их творчество в его произведения проникает дух эллинизма и платонизма. Становлению творческой позиции Китса способствовали друзья (Ли Хант, Чарльз Кауден Кларк).

Новаторство Китса заключалось в том, что в он внёс в английский «Романтизм» романтизм новый элемент эллинизма, выражающийся в культе красоты, а также элемент мистицизма, отражающий символ вечной красоты. Новаторство Китса также выражалось в его чувственном восприятии действительности, все произведения поэта проникнуты величайшей внутренней гармонией. Китс превратил жанр оды в лирико-элегический жанр, где возвышенность мысли неразрывно сплетена с интимной сердечностью, т. е. в философскую исповедь духа. Девизом Китса становится его знаменитое высказывание: «Beauty is truth, truth is beauty». Чувственная конкретность Китса, богатство ассоциаций и оригинальность идей его произведений были новыми в английской поэзии XIX века.

Шесть од, написанных 1819 года («Ода Соловью», «Ода Греческой вазе», «Ода Психее», «Ода Меланхолии», «Ода праздности», «Ода к Осени»), могут быть классифицированы по аспектам, выявленным выше: 1)по адресату: природа, неодушевлённое существо, абстрактное понятие, мифологический персонаж; 2) по продолжению традиции: Китс следовал традиции Пиндара (богатая словесная орнаментация), а также традиции Горация (принцип единства содержания и формы); 3) по технике и стилю написания (гибкая ритмомелодика стиха, разнообразная строфика, точность зрительных и осязательных образов, проверенный выбор слов, новый строфический элемент, воплощённый в одах 1819 года); 4) по функции: Китс стремился создать оригинальный чувственный образ, вызвать эмоции, ассоциации, заставить читателя видеть красоту, а также доказать, что красота вечна.

Если же говорить о художественном своеобразии од в контексте всего творчества Китса, то необходимо отметить такие особенности его произведений, как изощрённость стилистических средств, использование ярких контрастов и противоречий, ассоциативная направленность, необыкновенная сила воображения, глубокая философичность. Общая тематика произведений Китса, идеи вечности, любви и красоты перекликаются друг с другом и затрагивают практически каждое из его произведений, что касается и его знаменитых од. В контексте всего творчества Китса можно определить его оды как вершину его поэтического творчества и подлинный результат его стилистических исканий.

Художественное своеобразие од Китса в контексте жанра отличается эстетической чувственностью, романтической направленностью, оригинальной и неповторимой образностью, необыкновенной любовью поэта к живой природе, особенным вниманием Китса к индивидуальному и конкретному, удивительной смелостью и эмоциональностью в преподнесении образов и идей, в характерной для Китса полноте изображения. Оды Китса отличаются внутренней гармонией и естественностью. Все эти достоинства привлекали внимание многих последующих поколений поэтов. Оды Китса, написанные им в мае 1819 года, были высшей степенью его реализации в поэзии, а также результатом совершенствования Китса в поэтической технике и изменении тематики стихотворений, которую он определил в произведении «Гиперион» во время его написания предшествовавшей осенью.

особое представление Китса о взаимосвязи человеческих ощущений, передавамых различными органами чувств — синестезии (интермедиальности), которое он пытается высказать и реализовать именно в одах — своих «эстетических манифестах». Передаче синестетической образности способствуют группы эпитетов, каждая из которых семантически связана с определенным органом чувств человека: цветовые (зрение), многосложные (слух), сладкие (запах, вкус). Включаясь одновременно в ткань поэтического текста, они реализуют идею Китса о необходимости многогранного, «многоканального» восприятия жизни, и, в особенности, искусства.

8) ТВОРЧЕСТВО ШЕЛЛИ

Стремление к свободе - внутренней, прежде всего - определяло всю недолгую жизнь Шелли, ее счастливые и ее драматические моменты. Ею пронизано и все его творчество, поражающее своим объемом, масштабами и насыщенностью. Во всем, что писал Шелли, - в поэмах, лирических и гражданственных стихах, в поэтических драмах и философских этюдах - он оставался возвышенным идеалистом, певцом высоких чувств и благородных порывов, последовательным учеником Платона. Таковы его поэмы "Королева Маб" (1813), по [[Изображение:шелли]размаху и по грандиозности образов напоминающая мистериальные видения Блейка; "Восстание Ислама" (1818) и "Маскарад Анархии" (1819), в которых идеалистические представления о возможности гармонии в окружающем человека мире и в его душе поразительно сосуществуют рядом с трезвым и горестным осознанием несовершенства и жестокости жизни. Свой идеал Шелли воплотил в поэтической драме "Прометей освобожденный" (1819): человеческая природа, по мысли Шелли, оказывается способной преодолеть уготованные страдания и возвыситься над ними. Незадолго до своей трагической гибели (во время плавания на яхте вдоль итальянского берега Шелли попал в шторм и утонул; по другой, вполне реальной, версии был ограблен и пущен на дно контрабандистами) Шелли вступил в литературную дискуссию, поводом для которой послужило выступление романиста и поэта Т.Л.Пикока, занимавшего в отношении Шелли своеобразную позицию друга-оппонента. Результатом этой дискуссии стал для Шелли трактат "Защита поэзии" (1822, опубл. 1840), название которого повторяет сочинение поэта эпохи Возрождения Филипа Сидни. В нем Шелли выразил характерный для романтической эпохи взгляд на поэзию как целостное учение о мире, объединяющее любые иные формы знания. Творчество Шелли, не признававшегося современниками, оказало огромное воздействие на английскую и мировую поэзию. А его короткая, романтическая жизнь породила множество легенд и толкований.

Анализ поэмы «Королева Мэб»

Представления об идеальном мире, присущие взглядам романтиков, а у Шелли в полной силе явленные в позднем, насколько оно может быть поздним у поэта, трагически погибшем в 29 лет, творчестве, явлены уже в первой его поэме — «Королева Мэб», написанной в 1813 году. Несмотря на то, что, как писал сам Шелли, поэма получилась как в идейном, так и в художественном отношениях «сырой и незрелой», она: по дерзости и космической грандиозности замысла не уступает лучшим созданиям поэта[1]. Она действительно несет на себе печать ученичества: в ней много риторики и дидактики, встречаются поэтические штампы и тяжеловесные конструкции, а некоторые из проповедуемых автором идей, вроде идеи абсолютного детерминизма или апологии вегетарианства как верного средства исцеления человеческой природы, наивны и механистичны. Вместе с тем суровый приговор, который вынес своему детищу Шелли, справедлив лишь отчасти. Поэма сильна иконоборческой мощью и вдохновенностью пронизывающих ее финальные песни пророческих интонаций. Ее гражданский пафос, благородство одухотворяющих ее идеалов, вера в будущее человечества поражали смелостью и новизной даже на фоне революционных изменений в английской литературе эпохи романтизма. Вместе с тем произведение Шелли еще тысячами нитей было связано с прошлым просветительским веком; эта связь проявляется и в особенностях художественной структуры поэмы, и в философских, этических, политических тяготениях ее автора. Основу идеального мира Шелли в ранний период его творчества составляла концепция так называемой великой цепи бытия, согласно которой все во вселенной— от атома до созвездия, от букашки до человека — взаимосвязано, упорядочено, имеет строго определенное назначение. Концепция эта, унаследованная поэтом от предшественников — Шекспира и Мильтона, переосмысляется им и в дальнейшем все больше смыкается с распространенной в начале XIX в. шеллингианской «философией тождества». Бытие понимается поэтом как единство, управляемое законами аналогии, как бесконечная вереница идеальных форм единой в своей сущности материи, каждая частица которой связана с другой родственными узами: Нет в целом мире атома, который Однажды не был частью человека; Нет капельки дождя в прозрачной туче, Что не текла б когда-то в чьих-то жилах. (перевод А. Чамеева.). Шелли перерабатывает в своем творчестве следующие положения поэтов Ренессанса, а позднее Мильтона и Попа: цепь бытия тянется от Бога, творца всего сущего, к самым низким формам материи; Бог—одухотворяющее начало вселенной. По словам Попа, Все суть лишь звенья в необъятном целом, Где Бог—душа, Природа служит телом. В интерпретации Шелли великая цепь оказывается лишенной своего высшего звена — в ней не находится места Богу. Развивая в примечаниях к «Королеве Мэб» концепцию мироздания, автор опирается на учение Ньютона и подкрепляет свои выводы цитатами из «Системы природы» Гольбаха и «Системы мира» Лапласа. «Множественность миров, неопределенная безмерность вселенной, — пишет Шелли, — это предмет, о котором нельзя размышлять без благоговейного трепета. Для того, кто правильно ощущает таинственность и величие этого предмета, нет опасности соблазниться ложными измышлениями религиозных систем или обожествлением первопричины вселенной»[2]. Идеализм раннего Шелли заключается в том, что, отрицая существование Бога- творца, Шелли утверждает вместе с тем, что в основе всего сущего лежит духовное начало, душа, иными словами, он пантеистически одухотворяет материю. Шеллиевский «дух природы» («Spirit of nature») — это своего рода энергетическое начало, изначально присущее материи, ее движущая сила. Итог исторического развития человечества представляется поэту неразрывно связанным с жизнью природы, космоса; он убежден, что разлитые во вселенной закономерности всеобщего движения не враждебны человеку. Идеализм Шелли подкрепляется просветительской верой в изначально добрую природу человека, которая, будучи искажена влиянием уродливой среды, должна все же победить под действием благоприятных материальных и моральных условий. По словам поэта, «есть в каждом сердце семя совершенства» [3], и это семя обещает дать могучие всходы, если только его не будут подавлять ни бремя собственных страстей индивида, ни какие бы то ни было формы внешнего угнетения. Центральная идея, составляющая философский стержень «Королевы Мэб», — идея непрерывного поступательного движения истории. Именно с движением истории, а не с традиционным развитием характера, личных судеб героя связан сюжет поэмы. Автор «Королевы Мэб» «смотрит вперед и вспять», «его мысль странствует в вечности». «Прошлое, Настоящее и Будущее — вот величественные и всеобъемлющие темы этой поэмы», — подчеркивал Шелли в письме к издателю Хукему. Поэма написана в форме романтического видения. Волшебница Мэб, фея- хранительница человеческих судеб, является во сне прекрасной девушке Ианте и увлекает ее душу в заоблачные выси, чтобы открыть ей смысл бытия, законы движения истории. Жанр видения позволяет автору создать философско-обобщенную, поэтически впечатляющую картину истории человечества — от ее истоков до теряющихся в вечности контуров будущего. Центральной пространственно-временной оппозицией является для Шелли оппозиция конечного и бесконечного, времени и вечности. Вечность осмысляется поэтом не как сфера Бога, но как сфера абсолютного добра, истины и красоты, сфера бесконечной и универсальной гармонии. Время же, в восприятии поэта, тождественно истории и представляет собой сферу, лишенную гармонии, сферу, где сталкиваются в непримиримом конфликте добро и зло, истина и ложь, красота и уродство. Человечество, согласно Шелли, сможет приобщиться к вечности, лишь установив на всей земле справедливый и гармоничный общественный порядок. Тогда седое Время — грозный победитель, Что в гордом одиночестве так долго Владычествовал, шествуя неслышно И повергая в прах народы мира, — Отступит в страхе... С точки зрения вечности жизнь человека столь же эфемерна, сколь эфемерно бытие мельчайшей твари, Которой хрупкая зеленая былинка, Что поутру родившись, Умирает в полдень, Вселенной служит. Но человек способен одолеть всесокрушающее время, наполнив каждый миг своего существования напряженной деятельностью сердца и ума. Я меряю не мерою мгновений И месяцев обманчивый твой бег, Любовь и жажда действия и мысли, Согретые огнем кипучей страсти, Длинней и ярче делают мой день! (перевод К. Бальмонта). Человек способен прорваться к вечности, к бессмертию, посвятив свою жизнь борьбе с царящим в мире злом: память о тех, чьи имена приводят в трепет земных владык, о тех, кто достойно прошел свой земной путь, не умирает. Мир, обретающий в поэме Шелли идеальные черты, отчетливо прописывается им через три временных пласта: время реальное, бытовое, служащее своего рода рамкой всего полотна (те несколько предрассветных минут или часов, в течение которых возлюбленный Ианты, Генри, склонившись над ней, оберегает ее сон); время магическое, чудесное — время, проведенное духом Ианты в пути через необозримые просторы вселенной в фантастической колеснице королевы Мэб и в ее дворце; и, наконец, время историческое и утопическое (картины прошлого, настоящего и будущего, которые—благодаря чарам феи — открываются взору пробужденной от сна души Ианты). Меняются и пространственные координаты поэмы: ограниченный бытовой локус распахивается в космос; волшебное пространство дворца королевы Мэб позволяет ей и ее гостье видеть то, что отделено от них огромной пространственной и временной дистанцией: земной шар, былые блестящие цивилизации, современные города и страны и, наконец, лучезарный мир будущего. Идеальный мир — художественная вселенная Шелли имеет множество точек соприкосновения с реальным историческим временем и географическим пространством: это и намеки на известные исторические события (пожар Москвы, отступление французской армии из России и т. д.), это и реальные топонимы (вечный Нил, Афины, Рим, Спарта, Гренландия, Англия и т. д.), и описания кровавых войн. Таким образом, в поэме «Королева Мэб» поэт, интерес которого был сосредоточен на судьбах человеческой цивилизации, уже воспаряет над грешной землей в космические идеальные дали. Как отмечает М.М. Бахтин, основное творческое движение поэмы — «продуктивное устремление в будущее»

Анализ поэмы «Аластор».

Поэма «Аластор, или дух одиночества», написанная Шелли в 1816 году повествует об опасностях, подстерегающих молодого идеалиста, утратившего веру в способность содействовать преобразованию мира[5]. Герой «Аластора» — юный поэт, посвятивший себя поискам истины и добра. Прекрасный телом и душой, он жаждет познания, чтобы оно могло принести людям счастье. Он странствует из страны в страну, посещает прославленные города древности — Вавилон, Иерусалим, Мемфис, Фивы, Афины, — устремляется в долины Персии, Индии, в горы Кавказа. Во всех своих странствиях он неразлучен только с одиночеством. Оглушенный внутренней тревогой, он презрел, даже не заметил любовь арабской девушки и все силы чувства сосредоточил на таинственном и прекрасном видении — оно явилось ему во сне и пленило его голосом, который был словно голосом его души. Этот голос говорил ему о знании, правде и добре, о высоких надеждах на божественную свободу. И голос этот сливался с неземной музыкой и вызвал ответный огонь в его сердце. Но в радостный миг соединения любящих видение внезапно исчезло. Потрясенный потерей, поэт продолжает свои бесцельные блуждания. Напрасно надеется он вновь встретить таинственную деву — она исчезла навсегда. В утлом челне, неизвестно откуда появившемся, он, жаждая смерти, плывет по бурному морю, потом углубляется в неведомую реку, которая приводит его в страну гор, лесов, скал, глубоких пещер и, наконец, в таинственную, защищенную вековыми деревьями долину, ставшую его последним пристанищем. Там, ослабевший, все утративший, чуждый всему земному, он испустил дух. Никто не помнит теперь того, кто некогда уподоблялся лютне, на струнах которой звучала гармония небес. Единственная награда героя поэмы — смерть среди нагой, суровой простоты гор. В «Аласторе» Шелли предстает художником слова, близким основному, романтическому, направлению своей эпохи. Вслед за Вордсвортом («Прогулки») поэт изобразил духовные искания личности, зыбкость надежд на счастливый исход, нерушимую связь внутреннего мира и внешнего, человека и природы. В поэме весь созданный Шелли мир подчинен символике, порожденной вечной красотой природных начал: река, по которой плывет поэт, есть всепобеждающий поток жизни и в то же время — поток мысли; пещеры — непостижимые тайны бытия и вместе с тем сознание человека, отъединенное от реальности; горы символизируют высокие цели человеческие и опасность путей к ним, море — бури жизни и ее необъятность. Идеализируемая поэтом поэзия природы одновременно порождает поэта и порождается им. Герой «Аластора», предаваясь радостям созерцания, отъединяется от человечества, уходит в идеальные миры и тем самым не обретает подлинной человеческой сущности. Одиночество для Шелли ассоциируется с неспособностью к любви. За это и мстит невольно согрешившему поэту демон Аластор.