Попытки реформ в правление Брежнева

Послехрущёвские лидеры страны (первый секретарь ЦК КПСС Брежнев, председатель Совета Министров Косыгин, «главный идеолог» партии Суслов, председатель Президиума Верховного совета СССР Подгорный) стремились сочетать ужесточение идеологической политики с проведением экономических преобразований. Без реформ, пусть менее экстравагантных, чем хрущёвские, было трудно обеспечить повышение жизненного уровня населения и добиться быстрых темпов развития народного хозяйства. Причём и то и другое казалось необходимым – если не рассматривать всерьёз возможность возвращения к методам тотального террора сталинского образца.

Некоторые особенно неприятные бюрократам хрущёвские установления были отменены.

Так, в начале 1965 г. упразднили совнархозы и восстановили в правах отраслевые центральные министерства. Были созданы новые государственные комитеты: Госкомцен, Госснаб, Государственный комитет по делам науки и техники.

Этим ведомствам предстояло осуществлять преобразования, программу которых разработал коллектив экономистов во главе с Либерманом. В высшем руководстве идею реформы поддерживал Косыгин, полагавший полезным «технократический подход» к решению хозяйственных задач. В октябре 1965 г. были изданы два постановления, очертившие контуры экономической политики КПСС и правительства СССР в ближайшие годы.

Речь шла об использовании некоторых элементов экономического стимулирования предприятий и их работников, о более гибком планировании, о большей самостоятельности предприятий. Число показателей, по которым оценивалась эффективность работы, было сокращено. Показатели валовые, побуждавшие предприятия использовать дорогое сырьё и неэкономно расходовать материалы, сохранялись, однако теперь учитывалась также стоимость реализованной продукции и прибыль (исчислявшаяся, правда, несколько произвольно). Директорам предстояло отчитываться и за общий фонд заработной платы, и за капиталовложения.

Строительство жилых домов на юго-западе Москвы. 1956 г.

Поощрялось «запланированное перевыполнение плана», что должно было, по замыслу авторов программы, побудить руководителей предприятий максимально использовать имеющиеся в распоряжении ресурсы.

Часть доходов оставляли теперь самим предприятиям. Предполагалось, что за счёт фонда материального поощрения, к распределению которого допускались представители трудового коллектива, удастся больше платить хорошим работникам. На деле премиальные оказались весьма незначительными по сравнению с основной зарплатой и не могли побудить к более эффективному труду. Постепенно премии превратились просто в надбавку к зарплате, не связанную с трудовыми успехами работника.

Несмотря на продекларированную самостоятельность предприятий, существование и деятельность Госснаба исключали возможность свободного поиска поставщиков сырья или комплектующих, затрудняли установление горизонтальных связей между производителями.

Внутренне противоречивая реформа не могла привести к качественным изменениям в организации труда. Ни директор, ни аморфный «трудовой коллектив» не были хозяевами. Не они определяли рациональные объёмы производства, не они устанавливали цены на продукцию и заботились о её сбыте.

«Косыгинскую реформу» никто не отменял, но она потонула в административной волоките, лишний раз подтвердив несовместимость элементов рынка (так называемого хозрасчёта) с плановой экономикой, развивающейся на основе бесхозной собственности.

В 1970-е гг. предпринимались попытки реанимировать реформу. Например, внедрение бригадного подряда («злобинского метода» – по имени строителя, продемонстрировавшего возможности этой формы организации труда). Суть метода состояла в том, что бригада брала обязательство выполнить некоторый объём работ в определённые сроки (как правило, с опережением запланированных) без дополнительных бюджетных затрат. Заранее зафиксированную сумму распределяли «по труду» сами рабочие.

В 1983 г. по подобной схеме работали почти 2 млн человек, но большинство предпочитало гарантированную уравнительную оплату труда. Она вполне обеспечивала уровень доходов, казавшийся этому большинству приемлемым.

Ситуация в сельском хозяйстве после явного провала хрущёвских нововведений была весьма сложной. Одновременно с началом косыгинских преобразований в промышленности, в 1965 г., были приняты решения о весьма значительном повышении закупочных цен и о сокращении обязательных поставок. Сверхплановую продукцию колхозы и совхозы могли сдавать по ценам выше закупочных. Колхозники стали получать ежемесячную зарплату, заменившую систему трудодней.

Суд над поэтом-«тунеядцем», будущим нобелевским лауреатом Иосифом Бродским. 1964 г.

Однако даже предоставление большей самостоятельности сельскохозяйственным предприятиям не смогло решить проблему продовольствия в быстро урбанизировавшейся стране.

На протяжении брежневского правления постоянно увеличивались капиталовложения в аграрный сектор, но добиться самофинансирования колхозов и совхозов – за редким исключением – не удавалось. Из бюджета шли дотации, из-за рубежа зерно.

Иосиф Бродский в ссылке. 1964 г.

Декларативные акции, вроде принятия «Продовольственной программы» (1982), исправить ситуацию, естественно, не могли.

Одну из последних попыток реформировать аграрный сектор при сохранении «общественной собственности» власти предприняли в 1983 г., уже после смерти Брежнева. Было решено создать агропромышленные комплексы (АПК), включавшие колхозы и совхозы; предприятия, поставлявшие крестьянам технику и удобрения; заводы, перерабатывавшие сельскохозяйственную продукцию, и т.п.

Эта реформа привела к росту управленческого аппарата, но не производства.

В первой половине 1980-х гг. экономика СССР находилась в состоянии хронического кризиса. Не менее тревожной для коммунистических властей была ситуация и в иных сферах общественной жизни.

Всё более насущным становился вопрос о дальнейших путях развития страны.

Проверочный тест

В годы брежневского правления удалось:

а) добиться принципиального повышения эффективности социалистической экономики;

б) преодолеть трудности в снабжении городов продовольствием;

в) предоставить некоторой части рабочих возможность получать заработную плату с учётом реальных затрат труда;

г) создать много новых структур, занятых хозяйственным планированием и управлением экономикой;

д) обеспечить приемлемый для большинства жителей страны средний уровень доходов;

е) продемонстрировать всему миру преимущества социалистической экономики.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ

Первые неуспехи в мясо-молочной гонке с Соединёнными Штатами Америки побудили Хрущёва разослать обкомам партии циркулярную директиву с требованием «принять решительные меры». Решительнее всех оказался рязанский обком во главе с А.Ларионовым, который пообещал за один год утроить поставки мяса из подведомственных ему хозяйств. «Почин» поддержали и некоторые другие области.

Ещё до того, как стали ясны результаты рязанского эксперимента, Ларионов стал Героем Социалистического Труда. Обещание удалось выполнить, но для этого рязанские партийные руководители распорядились забить весь молодняк, почти всех молочных коров и принудили колхозников сдать на мясо скот, находившийся в их личной собственности. Пришлось также тайком прикупить мясо в соседних регионах. Необходимые 150 тыс. тонн были сданы государству.

Ларионов пообещал в следующем году добиться ещё более впечатляющих успехов, но разорённые в ходе кампании животноводческие хозяйства Рязанской области в 1960 г. с трудом поставили 30 тыс. тонн. Крестьяне, у которых отобрали скот (и которым, разумеется, не заплатили денег), отказывались обрабатывать колхозную землю. В итоге производство зерновых упало за год почти вдвое. Ларионов застрелился.

Производство мяса в СССР к концу хрущёвского правления, в 1964 г., было ниже, чем в 1958 г., накануне рязанской инициативы.

Помимо плохо продуманной кампании по созданию совнархозов (а затем по их укрупнению), выведения Министерства сельского хозяйства из Москвы и тому подобных акций, задевавших интересы хозяйственной бюрократии, Хрущёв решил слегка пореформировать и в сфере партийноаппаратной. Так, было придумано разделение обкомов КПСС на промышленные и сельскохозяйственные – по два партийных комитета в каждой области.

Тогда возник анекдот о якобы принятом британским парламентом решении поставить во главе монархии двух королев – одну индустриальную и одну аграрную…

Реальный уровень жизни в годы брежневского правления неуклонно рос, но не за счёт повышения эффективности производства. Существенным источником финансирования неповоротливой социалистической экономики и обеспечения платёжеспособного спроса населения с начала 1970-х гг. стала продажа за рубеж энергоносителей, в основном нефти (конъюнктура мирового рынка долго благоприятствовала странам – экспортёрам нефти).

В 1977-м, а затем в 1981 г. власти были вынуждены разработать ряд мер в поддержку частного сектора в аграрном производстве. Были сняты некоторые ограничения численности голов скота в личных хозяйствах, вдвое увеличилась разрешённая площадь приусадебного участка, крестьянам позволили брать у государства кредиты.

В это же время увеличивается экономическая роль дачных участков горожан.

В конце 1970-х – начале 1980-х гг. в частном секторе производилось 25–30% мяса, молока, шерсти, яиц, более 30% овощей и картофеля. Эффективность приусадебных хозяйств была в несколько раз (иногда в несколько десятков раз) выше, чем хозяйств коллективных. Правда, эта эффективность отчасти обеспечивалась широкомасштабным разворовыванием колхозных и совхозных материалов, дармовым использованием техники и т.п.

И при Хрущёве, и при Брежневе одним из способов обеспечения экономики рабочей силой (по преимуществу неквалифицированной) оставалось использование подневольного труда. Помимо заключённых-лагерников (отбывающих наказание в исправительно-трудовых колониях) речь шла и о приговорённых к принудительным работам.

Некоторые из них оставались на своём родном предприятии (часть зарплаты вычиталась в пользу государства), для других придумывали иные рабочие места. В начале 1960-х гг., когда Хрущёв увлекся «внедрением химии» в жизнь вообще и в сельское хозяйство в частности, люди, не по своей воле отправлявшиеся «на стройки народного хозяйства», стали называться химиками.

По подсчётам известного правозащитника В.Буковского, в 1977 г. на химии отбывали наказание около 500 тыс. человек. В брежневские годы, как и при Хрущёве, к исправительным работам часто приговаривали бродяг и попрошаек (статья 209 УК РСФСР), а также «тунеядцев». В 1979 г. в постановлении ЦК КПСС, который почему-то взял на себя законодательные функции, разъяснялось, что тунеядцем можно счесть всякого, кто не работает в течение четырёх месяцев. Иногда не работающих обвиняли и в попрошайничестве, даже если человек черпал средства для существования из каких-либо совсем иных источников.

Правозащитник Ю.Орлов подсчитал, что в 1979 г. общее число заключённых в СССР приблизилось к 3 млн. По его же свидетельству, заключённый получал в среднем в три раза меньше денег, чем вольнонаёмный рабочий, выполнявший такую же работу.

Текст восьмой

КРИЗИС ВОСЬМИДЕСЯТЫХ

Празднование 1500-летия Киева. Привычный советский официоз... 1982 г.

В последние годы брежневского режима в различных сферах жизни советского общества всё более заметными становились кризисные явления. Неизбежные, закономерные противоречия тоталитаризма, уже давно миновавшего пик своего могущества, обострились под влиянием более частных, но весьма действенных факторов – идеологических, экономических, внутри и внешнеполитических, социальных, культурных. Когда речь заходит о сравнительной оценке значимости таких факторов, мнения исследователей расходятся. Это вполне естественно: в рамках некоторых концепций наиболее важными причинами заката и последующего демонтажа коммунистического режима кажутся экономические неурядицы; приверженцы иных теорий выдвигают на первый план политические или идеологические обстоятельства.

1. Социальный строй и массовое сознание
советского общества накануне падения
тоталитарного режима

На той стадии развития тоталитаризма, когда внутренние противники повержены, а люди в большинстве своём или смирились с «неизбежностью», или под влиянием целенаправленной пропаганды восприняли навязываемые сверху ценности, достигается относительная социальная и идеологическая однородность общества. В результате на какое­то время позиции власти оказываются весьма прочными, сколь бы сомнительными ни были экономические успехи, сколь бы низкий уровень жизни ни существовал в стране. Так было в сталинском СССР.

Празднование 200-летия Георгиевского трактата о «дружественных отношениях между Грузией и Россией». 1983 г. Таких идеологических шоу в 1980-х было немало...

Террор и пропаганда могут довольно долго – но не бесконечно долго – поддерживать своеобразную стабильность социального развития. Немаловажно, что эта стабильность, весьма ощутимая на макроуровне, сочетается с социальной мобильностью. Многие подданные тоталитарного государства имеют весьма реальные шансы на продвижение вверх, на повышение своего статуса. Такие возможности обеспечиваются и террором, регулярно освобождающим завидные государственные должности, и ростом бюрократического аппарата, и целенаправленной политикой властителей, стремящихся расширить социальную базу режима.

Но рано или поздно от массового, тотального террора правителям приходится отказаться (в СССР это произошло тогда, когда влиятельное партийное чиновничество осознало свою силу и принялось небезуспешно отстаивать собственные корпоративные интересы). В результате бюрократия, избавившаяся от страха перед репрессиями, становится всё более замкнутой группой сословного типа.

Одновременно сужаются рамки идеологического воздействия на массы – отчасти изза того, что отказ от террора ведёт к послаблениям, что, в свою очередь, порождает большую открытость общества вовне, более свободный доступ к информации.

Режим уже не может предложить своим ревностным слугам привлекательную карьеру – как «награду за верность», а фанатиков, готовых служить тоталитарной идее вполне бескорыстно, становится всё меньше. В СССР подобная ситуация весьма отчётливо обозначилась уже в первые годы брежневского правления, но инерция, позволявшая управлять обществом без достаточно пугающего кнута и без необходимого запаса сладких пряников, обеспечила власти относительно спокойное существование ещё на пару десятилетий.

Громкие протесты немногих инакомыслящих и глухое боязливо­циничное молчание просто мыслящих можно было игнорировать. Сложнее было не замечать, что некогда единое общество, дружно и почти искренне рукоплескавшее смертным приговорам во время политических процессов тридцатых годов, утратило цельность, обрело довольно отчётливую социальную стратификацию.

«Советские трудящиеся», они же «работяги», весьма ясно понимали, что их интересы и устремления правящей элиты очень различны. Последние всплески энтузиазма, в 1950-е гг. подвигшие многих молодых людей добровольно отправиться на целину, в 1970-е или в 1980-е гг. были уже невозможны. Власть могла рассчитывать лишь на повиновение – из нежелания нарываться на неприятности.

Счастливая советская семья. Официальная пресса не скупилась на подобные снимки...

В массовом сознании возобладало социальное равнодушие, безразличное отношение как к тем идеологическим догмам, которые по привычке облекались в казённые обороты официальных речей, так и к пафосу противостояния коммунистическому режиму.

На основе удобных – до поры до времени – компромиссов сложился своеобразный общественный договор двух основных слоёв советского социума: привилегированной бюрократии и масс. Внешняя лояльность обеспечивала не то чтобы совсем безбедное, но сносное существование. Сверхусилий от послушных подданных уже не требовалось, но и всерьёз рассчитывать на то, что вот­вот «материальные блага польются полным потоком», как обещала хрущёвская программа КПСС, тоже не приходилось. В брежневские времена была распространена шутка: «Мы делаем вид, что работаем, они делают вид, что платят».

Какойто гарантированный минимум зарплаты получали практически все – и старательные работники, и те, кто только имитировал трудовую деятельность. Уровень безработицы в СССР был довольно низким (в пределах 5%), а «официально» безработицы и вовсе не было; существовали бесплатное обучение и медицина, дешёвые детские сады; признавалось – в принципе – право на получение государственного жилья (после многолетнего ожидания в очереди) и т.п. Возможность мало работать (получая тоже мало) большинство устраивала, но такая система организации труда и распределения неизбежно должна была ухудшить экономическое положение СССР, и без того не слишком стабильное.

Проверочный тест

Какие из приведённых ниже суждений верно характеризуют социальную ситуацию в Советском Союзе на исходе брежневского времени?

1. Сложившаяся под воздействием коммунистической пропаганды привычка безоглядно доверять любому призыву властей побуждала большинство советских людей усердно трудиться.

2. В 1980-е гг. у большинства выходцев из пролетарских слоёв или из деревень было меньше возможностей сделать успешную карьеру, чем при Сталине.

3. Массовое сознание брежневской поры характеризовалось равнодушием к любым идеологическим штампам, лозунгам, призывам.

4. Социальное неравенство, резкие различия в статусе принадлежавших к элите (номенклатуре) и трудившихся на заводах, в колхозах, в школах, больницах и т.д. смягчались политикой распределения материальных благ на уравнительной основе – так, чтобы не порождать массового недовольства.

5. Призывы правозащитников к изменению коммунистической социальной системы пользовались в начале 1980-х большой популярностью.

2. Особенности экономического развития
в начале 1980-х годов

Пуск четвёртого энергоблока Чернобыльской АЭС. 1983 г.

Неэффективная экономическая система существовала в СССР на протяжении всех лет социалистического эксперимента и функционирования «общественной» собственности на средства производства. Многочисленные попытки рационально «управлять» промышленностью и сельским хозяйством, не отменяя при этом жёсткого государственного контроля и не допуская частной инициативы, оказались безуспешными.

Принято считать, что в последние годы коммунистического правления отечественная экономика существовала в основном за счёт продажи на Запад сырья, на нефтедоллары. Это отчасти верно, т.к. сырьевой экспорт позволял ввозить в страну и зерно, и товары ширпортреба, и то оборудование, без которого СССР не смог бы поддерживать на должном уровне военное производство. Однако заметную роль в решении экономических проблем, особенно связанных с распределением материальных благ, играл внутренний чёрный рынок.

Формы его существования в последние советские годы были многообразны. Действовали немногочисленные, но довольно эффективные – по сравнению с государственными – подпольные частные предприятия, в основном специализировавшиеся на производстве одежды и обуви. Нелегальные владельцы таких заведений – цеховики – добивались высокой рентабельности благодаря эффективной организации труда и использованию сырья, украденного на государственных предприятиях, а также дешёвой (иногда бесплатной – тоже краденой) электроэнергии.

Однако более значимый сектор чёрного рынка был связан не с производством, а с торговлей. Значительная часть дефицитных товаров не поступала на прилавки государственных магазинов; её продавали по повышенным ценам работники торговли. Это было не просто типичной, а почти повсеместной практикой. Возможность купить что­нибудь «с чёрного хода», с переплатой или по знакомству подправляла недостатки, присущие государственной плановой системе распределения.

Нелегальными путями распределялись не только товары, но и услуги. Бесплатное жильё получить можно было лет за десять или пятнадцать – и то далеко не всегда, причём не автоматически, а лишь с позволения начальства. Взятки, обычно немалые, заметно ускоряли процесс. Рядом с бесплатным медицинским обслуживанием, которое могло решить далеко не все проблемы пациентов, существовали и частнопрактикующие (в свободное от официальной службы время, а иногда и прямо в государственных лечебных учреждениях) врачи. Водители государственного транспорта и владельцы собственных автомобилей за деньги занимались таксистским промыслом. Нечто подобное существовало почти во всех сферах.

Парадоксальным образом криминализованные сферы хозяйственной деятельности оказывались не только наиболее прибыльными, но и наиболее эффективными, общественно полезными; без них жизнь не принадлежащего к привилегированным группам советского обывателя была бы намного труднее. Следует также отметить, что советские законы запрещали многое из того, что традиционно считается нормальными формами экономической активности. Государство молчаливо допускало развитие теневого бизнеса; уголовное преследование цеховиков или «расхитителей социалистической собственности» периодически затевалось, но о неотвратимости наказания за подобные деяния говорить явно не приходилось.

Подобные пафосные призывы оставляли равнодушными разочаровавшихся людей...

Судебный механизм запускался по причинам, далёким от стремления к «социалистической законности» (коррупция в правоохранительных органах и судах была повсеместным явлением).

Почти всё население так или иначе зависело от существования нелегальных видов хозяйственной деятельности. Так называемые экономические преступления совершались на каждом шагу. Даже для обеспечения функционирования государственных предприятий, для выполнения пресловутого плана администрации то и дело приходилось нарушать законы.

По некоторым подсчётам, на рубеже 1970–1980-х гг. примерно 30% товаров (в стоимостном выражении) попадало в руки потребителей при посредничестве чёрного рынка (в тех или иных его проявлениях). Следует, правда, иметь в виду, что любые подобные цифры очень приблизительны: вопервых, чёрный рынок по самой своей природе закрыт для статистических исследований; вовторых, подсчитать реальную стоимость произведённого или распределённого в советские времена невозможно изза произвольности ценообразования и отсутствия у тогдашних денег функции универсального эквивалента, позволяющего сравнивать по стоимости кирпичи с сапогами, а турбины с джинсами.

Правозащитник В.Гершуни. После ареста в 1982 г. и медицинской экспертизы помещён в психиатрическую клинику

«Нетрудовые доходы» извлекали очень многие – кто­то благодаря собственной предприимчивости, которая не находила себе легального применения в советских условиях, иные использовали возможность почти бесконтрольно распоряжаться государственным имуществом. Противостоять стихийному и деформированному развитию рыночных (точнее, псевдорыночных) отношений репрессивными методами власть не могла. Более того – не хотела, т.к. весьма многие представители правящей элиты не довольствовались теми льготами и преимуществами, которые считались легальными, и, вовлекаясь в коррупцию, оказывались активнейшими участниками чёрного рынка, наиболее криминальных его секторов.

Таким образом, традиционно неэффективная плановая экономика к концу брежневского правления сосуществовала с экономикой нелегальной (скорее, срасталась с нею, чем конкурировала). Эта проблема была достаточно очевидна более или менее способным к государственному мышлению партийным чиновникам, аналитикам. Менее очевидными представлялись пути выхода из явно неблагополучной ситуации.

Проверочный тест

В начале 1980-х гг. советская экономика:

а) успешно развивалась на основе очередного пятилетнего плана;

б) благодаря умелому маневрированию ресурсами обеспечивала удовлетворение материальных потребностей населения во всё возраставшем объёме;

в) основывалась на переплетении хозяйственных связей и интересов, далеко не всегда вписывавшихся в легальные рамки;

г) функционировала в условиях коррупции, серьёзно влиявшей на жизнь страны.

Кризис власти

12 ноября 1982 г., через два дня после смерти Брежнева, новым генеральным секретарём стал Юрий Андропов. Восемнадцатилетнее правление постепенно дряхлевшего лидера закончилось. Наступал иной период, впоследствии прозванный склонными к метафоричности историками междуцарствием (1982–1985).

Многие ждали серьёзных перемен – ведь в тоталитарном государстве политика во многом определяется вождём. Во многом – но не во всём и не всегда

К 1960 г. было распахано более 40 млн га целинных земель дававших почти половину общего урожая зерна по стране. В то же время хлеб закупали за рубежом, причём объёмы закупок к 1980-м гг. увеличились.

В СССР к началу 1980-х гг. принятие важнейших решений зависело уже не от воли или капризов диктатора, а от расклада сил в верхних слоях привилегированного номенклатурного слоя, от интриг в партаппарате, от способности тех или иных – довольно аморфных и непостоянных, но влиятельных – чиновничьих группировок добиться своих целей.

Номенклатура ощутила себя самостоятельной силой в правление Хрущёва. Смещение этого лидера было проявлением коллективной (корпоративной) воли правящей верхушки. Брежнев не мог произвольно игнорировать устремления тех нескольких тысяч высших партийных чиновников, которые видели в лидере государства не «хозяина», как при Сталине, а первого среди равных.

В последние годы своего правления Брежнев, несмотря на навязчивые упоминания имени генсека по любому поводу, на непрекращавшиеся славословия, был фигурой почти декоративной. Партийный аппарат худобедно управлял страной по собственному усмотрению. Обстоятельства способствовали тому, что и после смерти престарелого лидера власть фактически осталась в тех же руках – в руках высокопоставленных чиновников, экспертов и аналитиков, «готовивших материалы», в руках местных руководителей.

Андропов многим казался лидером, способным и желающим провести достаточно глубокие реформы. Однако скоро выяснилось, что новый глава государства склонен не к кардинальному преобразованию системы, а к «наведению порядка» – вполне в духе многократно затевавшихся в СССР кампаний. При этом большую часть из пятнадцати месяцев своего пребывания на высшем в Советском Союзе посту Андропов провёл не в государственных заботах, а в больничных палатах. Генсек умер в феврале 1984 г., уступив номинальную власть не менее больному Константину Черненко, одному из брежневских выдвиженцев.

Вероятно, даже если бы у Андропова оказалось больше времени и сил для осуществления его политических замыслов, в жизни советского общества изменилось бы очень немногое. 22 декабря 1982 г., вскоре после своего вступления в должность, генсек говорил на пленуме ЦК КПСС: «Следует решительнее повести борьбу против любых нарушений партийной, государственной и трудовой дисциплины». Очевидно, что это охранительная, а не реформистская программа. В том же выступлении Андропов, правда, оговаривался, что «нельзя всё сводить к дисциплине»; но тут же: «Начинать нужно именно с неё».

Сибирские нефтяники. Художник М.М.Омбыш-Кузнецов. 1980 г.

Никаких конкретных преобразований, выходящих за рамки призывовзаклинаний «повышать эффективность экономики» да «улучшать управление», не намечалось. Что же до реальных дел, то они свелись в основном к наказанию некоторых высокопоставленных коррупционеров, к нескольким суровым приговорам по делам о хищении «социалистического имущества» и к карикатурной кампании борьбы за пресловутую дисциплину.

При Андропове, долгое время руководившем КГБ СССР и поэтому обладавшем довольно полной информацией о неблаговидных поступках тех лиц, которые при прежнем генсеке считались персонами неприкосновенными, был дан ход нескольким скандальным делам. Пострадал, например, зять Брежнева Ю.Чурбанов, снятый с поста заместителя министра внутренних дел и отправленный в тюрьму, а также друг Косыгина А.Ишков, бывший министр рыбного хозяйства. Активно поддерживавший в то время Андропова грузинский коммунистический лидер Эдуард Шеварднадзе провёл весьма массовую кампанию борьбы с коррупцией в подведомственной ему республике. Своих постов лишились более 300 высокопоставленных грузинских чиновников.

Было вынесено и приведено в исполнение несколько смертных приговоров (в том числе приговор Соколову, директору крупнейшего в Москве продовольственного магазина – Елисеевского). Подобные строгости, видимо, должны были продемонстрировать серьёзность намерений нового лидера и запугать тех, кто поверил в свою безнаказанность.

Что же до повышения трудовой дисциплины, то здесь всё свелось к показательной кампании. Рабочим и служащим выносили взыскания за опоздания; милиция устраивала проверки документов в банях и в магазинах – дабы выяснить, не посещают ли люди эти заведения в рабочее время; студентов отчисляли из институтов за прогул нескольких лекций…

Понятно, что таким образом заставить людей лучше работать было, мягко говоря, трудновато. Страна отделалась лёгким испугом и, прореагировав на репрессивные меры несколькими анекдотами, благополучно вступила в следующий, тоже очень краткий, период своей истории.

Министр внутренних дел СССР Н.А.Щёлоков с женой. После проверки его деятельности (по указанию Ю.В.Андропова) покончил с собой. 1984 г.

Занимавший генсековский пост около года Черненко более всего был занят самонаграждением и организацией славословий. Во время выдвижения «кандидатов в депутаты от нерушимого блока коммунистов и беспартийных», в ходе так называемой предвыборной кампании, всем выступавшим на «собраниях трудовых коллективов» было велено обязательно упоминать дряхлого и смертельно больного лидера, характеризуя его как «пламенного пропагандиста ленинского типа».

Что собирался пламенно пропагандировать еле передвигавший ноги и не отличавшийся большим умом Черненко, осталось неизвестным, т.к. генсек умер вскоре после своего триумфального избрания на очередной декоративный пост в Верховном Совете СССР.

В марте 1985 г. новым лидером страны стал Михаил Горбачёв. Было ясно, что этот генеральный секретарь, в отличие от своих предшественников, действительно намерен что­то менять. Правда, до поры до времени трудно было понять, что именно и как…

Проверочный тест

С кратким правлением Андропова связаны:

а) начавшиеся, но незавершённые глубокие экономические реформы;

б) кампания борьбы за трудовую дисциплину;

в) введение в СССР сухого закона;

г) громкие дела о коррупции и о других преступлениях, в которых «оказались» замешанными крупные партийные чиновники и их близкие родственники;

д) отмена цензуры.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ

Юрий Владимирович Андропов уже до вступления в должность генсека был достаточно хорошо известен и в СССР, и на Западе.

Он был советским послом в Венгрии во время революции 1956 г. и участвовал в координации действий различных советских ведомств, занятых дипломатическим и пропагандистским прикрытием тогдашней советской интервенции. Затем отличившийся дипломат возглавлял отдел аппарата ЦК КПСС, занимавшийся отношениями с социалистическими странами. В 1962–1967 гг. он исправлял должность одного из секретарей ЦК КПСС.

Ю.В.Андропов, генеральный секретарь ЦК КПСС с ноября 1982 до начала 1984 г.

В 1967–1982 гг. Андропов возглавлял КГБ. В феврале 1982 г., после смерти «главного идеолога» партии М.Суслова, Андропов занял его секретарское место в ЦК (негласно эта должность именовалась второй секретарь).

Многие западные журналисты и политологи, которые в советские времена очень часто восполняли недостаточное знание и понимание советских реалий домыслами, восприняли «избрание» Андропова генсеком как событие неожиданное и при этом обнадёживающее. Андропову приписывали качества, которыми он явно не обладал (например, хорошее знание иностранных языков и тонкое понимание западной культуры).

Следственная группа Прокуратуры СССР во главе с Т. Гдляном. 1983 г.

Недавний глава КГБ слыл интеллектуалом и даже тайным либералом – несмотря на то, что именно его ведомство (точнее, Пятое управление КГБ СССР) вело борьбу с диссидентским движением. Пожалуй, как раз эффективность этой борьбы способствовала взлёту бывшего главы политической полиции.

Либерализм, судя по ходу событий после 1982 г., так и остался тайным. Вряд ли Андропов был существенно интеллектуальнее и образованнее других высших руководителей КПСС того времени (если не тягаться с совсем уж дремучими и впавшими в старческий маразм).

Что же до справедливо отмечавшейся многими осведомлённости Анропова, – осведомлённость эта была использована только для нескольких демонстративных антикоррупционных акций, но никак не для того, чтобы на основе имевшейся информации предложить внятный план преобразований и выхода из кризиса.

Кризис власти, охвативший СССР в 1980-е гг., проявился и во внешней политике страны.

Брежневские советники из ведомства иностранных дел, кажется, решили, что готовность Запада заключать соглашения с СССР, вести себя в соответствии с «духом Хельсинки» и прочие атрибуты разрядки международной напряжённости – это признаки слабости оппонентов в затихшей вроде бы холодной войне. В результате советская внешняя политика не только не утратила после подписания Заключительного акта 1975 г. своего экспансионистского характера, но и активизировалась.

К.У.Черненко пробыл у власти всего 13 месяцев

Правда, пресловутый «хельсинкский дух» побудил СССР ограничить своё вмешательство во внутренние дела стран Западной Европы, – но, возможно, дело тут было не в доброй воле «кремлёвских старцев» и прятавшихся за их спинами анонимных стратегов, а в отсутствии возможностей и инструментов. Те существовавшие на Западе коммунистические партии, которые действительно обладали хоть каким-то количеством сторонников-избирателей, уже перестали слушать указания из Москвы. Еврокоммунистическое течение (основанное на идеях демократического социализма, которыми