Список опричников двора Ивана Грозного

 

Исследователь опричнины Г. Н. Бибиков в 1941 г. писал в своей работе о социальном составе опричнины: «Про опричнину царя Ивана IV написано очень много, про опричников — почти ничего». В результате проделанной им кропотливой работы Г. Н. Бибиков смог сказать, что ему «известны имена 234 опричников». Исследователь понимал, что 234 опричника — далеко не полный список опричного двора и выразил надежду: «Может быть, какая-нибудь счастливая находка и увеличит число известных нам сподвижников царя Ивана. Но пока ее нет».

В 1949 г. мною, как говорилось выше, был обнаружен и опубликован список служилых двора Ивана Грозного, в котором числится 1854 человека с указанием окладов для лиц высшего состава и с указанием для лиц обслуживающего персонала их обязанностей, оплаты и «корма».

Судьба находки, однако, оказалась не совсем счастливой. На документе стоит дата — 20 марта 1573 г. По мнению большинства историков, к этому времени опричнина уже полгода как была отменена и слилась с земщиной. Из этого убеждения исходила в своем сообщении о списке служилых людей 1573 г. О. А. Яковлева,[28]отрицавшая, что список дворовых 1573 г. является списком служилых опричного двора. Это сообщение занимает всего две странички печатного текста, на которых не нашлось места даже для имени автора опровергаемого труда. Тем не менее остановиться на работе О. А. Яковлевой придется, поскольку ее соображения были некритически восприняты рядом серьезных исследователей опричнины.

О. А. Яковлева сообщает, что «в Московском областном историческом архиве в фонде московского дворянского депутатского собрания в 1930-х гг. хранилось дело… касающееся… служилого рода Васильчиковых» В материалах этого дела, как пишет Яковлева, имеются дополнительные сведения о списке служилых 1573 г.

Из текста сообщения неясно: то ли дело, хранившееся в архиве в 30-х гг., к моменту выступления Яковлевой оказалось утраченным, то ли оно продолжало там храниться. Так или иначе, сама исследовательница с ним не ознакомилась. Автор сообщения не может назвать ни номера фонда, ни номера единицы хранения, ни листов дела, на которых имеются цитируемые ею строки, ни, наконец, названия источника. В других случаях, когда Яковлева знает источник, о котором пишет, она приводит все необходимые сведения: новый и старый шифр рукописи, номер листа, на который ссылается, и т. д.

Обратимся к существу названных архивных материалов. В 1790 г. братья Васильчиковы подали заявление в Московское дворянское депутатское собрание об утверждении их рода в дворянском достоинстве. Одна из справок, полученных ими для этого, гласила: «По справке в архиве фамилии Васильчиковых имяна написанными оказались по Москве. В боярской книге 7081 (1573) году написано: "Книга царя и великого князя Иоанна Васильевича приговор, как давать жалованье бояром и князем, и детем боярским по государеву уложению на их головы и на люди", без закрепы. А в заглавии оной написано: "Лета 7081 марта в 20 день государь царь и великий князь Иван Васильевич пометил бояром, и окольничим, и диаком, и дворяном, и приказным людем свое жалованье по окладу"».

Перед нами два заглавия. Одно из них (последнее) — заголовок самого царского приговора. Оно дословно совпадает с заголовком опубликованного мною списка. Другое, по мнению Яковлевой, — «заголовок книги, содержавшей в себе подлинник этого списка». Последнее неверно. Перед нами запись о внесении документа 1573 г. в копийную книгу. В процитированной записи Яковлевой произвольно расставлены кавычки, которых в древнем тексте, естественно, нет. В результате слова «без закрепы» оказались оторванными от текста, частью которого они являются. В руках составителя данной копийной книги находился не сам царский приговор, а его список без обязательной для подлинника дьяческои «закрепы». Яковлева не обратила внимания на то, что в заголовке самого приговора царь именуется Иваном, как и писали в деловых документах в XVI в., а в записи названия, которое дает коштйная книга, — Иоанном. Такое написание в деловых документах XVI в., как известно, не употреблялось и появилось в официальной письменности в XVII в. Между тем ознакомление именно с этим вторичным заголовком — иначе говоря, с записью документа в копийную книгу XVII в. — «заставляет» Яковлеву «решительно опровергнуть» представление об опубликованном списке как о списке опричников. По ее мнению, заголовок, не принадлежащий самому списку дворовых, «ясно указывает на то, что опричнины (хотя бы не под названием «опричнины», а под названием «двора») в это время уже не существовало, служилые люди не делились больше на земских и опричных (или «дворовых»), и этот список не есть список опричников».

Как видим, О. А. Яковлева сделала свой вывод об источнике не на основании самого источника, а на основании заголовка его описания, полнившегося лет через сто после самого изучаемого документа. Впрочем, в опубликованном ею позднем заглавии, появившемся в копийной книге, нет ни одного слова, которое хоть как-то меняло бы смысл заголовка самого документа. Чтобы сделать вывод, что список 1573 г. не является списком опричников на том основании, что в его заголовке нет слова «опричнина» (и даже слова «двор»), не было нужды публиковать в качестве архивной находки выписки из дела XVIII в. То, что слово «опричнина» с конца 1572 г. в основном перестало употребляться в официальных документах, и без того известно. Исследовательница вступает в противоречие с огромным арсеналом других исторических источников, в которых деление служилых людей на земских и дворовых зафиксировано с полной ясностью. Отрицать этот факт ни до, ни после Яковлевой не решался никто. Яковлева не смогла пройти мимо моего наблюдения о том, что слово «опричнина» встречается в самом тексте опубликованного мною списка. «Фраза, находящаяся в этом опубликованном в "Историческом архиве" списке… — замечает она, — "Меншик Недюрев. Государева ему жалования было в земском 50 рублев, а в опричном ему оклад не бывал", также несомненно указывает на то, что опричнина была уже в прошлом».

Если рассматривать цитированный текст как «фразу», т. е. вырвав его из контекста, он может свидетельствовать о чем угодно. Если же рассматривать его в контексте источника, смысл его совершенно однозначен. Меншику Недюреву, когда он был в земщине, платили «50 рублев». Если бы он в земщине и оставался, следовало бы проставить его обычный земский оклад. Но оклад Недюреву так и не проставлен — и это единственный случай на весь огромный список. Было, значит, неясно — сколько же платить ему теперь — не в земщине, а на новом месте службы. Понятен и повод для сомнений — другой путный ключник, быть может и глава Сытного приказа, Василий Матисов получает вдвое меньше — всего «25 рублев». Вопрос подлежал отдельному решению.

Таким образом, из текста вытекает не то, что опричнина «была уже в прошлом», а нечто противоположное: для Меншика Недюрева, вступившего на дворовую службу, «была уже в прошлом» его служба в земщине. Теперь же ему предстояла новая служба и оклад ему надо было утверждать заново.

Таковы «веские», по характеристике Р. Г. Скрынникова, возражения О. А. Яковлевой против признания списка служилых людей 1573 г. списком опричного двора.

О. А. Яковлева излагает свой взгляд на то, что же представляет собою опубликованный мною список служилых людей 1573 г. По ее мнению, перед нами «просто список служилых людей, составлявших придворный штат Ивана Грозного, людей, занимавших определенные должности и несших определенные обязанности при царском дворе и получавших за это определенное жалование». С такой формулировкой можно согласиться. Именно так: «просто» список служилых людей, занимавших определенные должности, имевших определенные обязанности и «получавших за это определенное жалование». Вопрос только в том, что это за «определенные» должности и обязанности.

В списке дворовых 1573 г. названо 1854 человека, составлявших ближайшее окружение царя и его дворовую обслугу. Жалование поименованным лицам выдается на год, что многократно указано в документе. Вместе с тем в списке тщательно отмечены все «новики» — лица, вновь принятые в состав двора, одни «по родству», другие «в умерших место». Отметим из их числа такую категорию: «сытники новики, которые взяты по государеву приказу в 80-м году», т. е. за время сентябрь 1571—март 1572 гг. В списке отмечено 76 «новиков» и 9 «недорослей». Всего вновь принятых, считая Меншика Недюрева, 85 человек. Из сказанного следует, что весь остальной состав двора—1769 человек — не менялся за истекший финансовый год и что список годового жалования от 20 марта 1573 г. повторяет, в основном копирует такой же список предшествовавшего года. Это значит, что в марте 1572 г., во время несомненного существования опричнины, почти все люди, перечисленные в списке 1573 г., выполняли те же «определенные» обязанности, что и теперь, и получали за это «определенные» в 1572 г., а возможно и еще раньше, оклады. Это значит далее, что в структуре опричного двора и в его личном составе с марта 1572 по март 1573 г. не произошло изменений, кроме принятия в его состав нескольких десятков незначительных приказных. Между тем именно в этот промежуток — летом и осенью 1572 г. была якобы ликвидирована опричнина.

Составитель списка дворовых 1573 г. всегда тщательно оговаривает все случаи получения жалования тем или иным лицом, или категорией лиц, которые чем-либо отличаются от общей нормы. Все такие оговорки, за единственным исключением, касаются «сытников». Большинство «новиков» — 50 человек были взяты именно в Сытный приказ. Трудно допустить, что в течение одного года естественной смертью вдруг разом умерли десятки сытников. Надо думать, что в 1572 г. многие сытники были казнены, что было результатом окончания следствия по делу об отравлении царицы Марфы Собакиной.

Еще до учреждения опричнины Грозный выделил сыновьям двор в Кремле, который считался земским. Люди этого двора служили «у царевичев», а государево жалование получали в земском Большом приходе. Создается впечатление, что в 1573 г., возможно, также в связи с делом об отравлении Марфы Собакиной царь ликвидировал самостоятельные земские дворы царевичей и забрал их в свое дворовое (опричное) ведомство.

Служившие в земских учреждениях — Кормовом и Хлебенном дворцах дворовые люди «имали» жалование из Большого прихода и из Дворцового приказа, т. е. в земщине. Все такие случаи специально оговорены. В числе дворовых — «подковщик», «немчин Юшко Черный, а корм ему идет з дворца». Он единственное помимо сытников лицо, которому идет (или шел) «корм» из земских приказов.

В списке дворовых 1573 г. есть прямое указание на то, что в нем перечислен состав не московского, а того двора, что находился в Слободе. Об этом опять-таки свидетельствует специально оговоренное исключение: «Государева московского двора дворник Давыд Фролов. Годового 15 рублев». Этот дворовый, служивший в Москве, получал, однако, жалование не в московских земских приказах, как некоторые «повара» и «помясы» царевичей и царицы, а в составе «особного» царского двора в Слободе. Должность «дворника», — видимо, вроде коменданта была, как можно из этого заключить, должностью опричной.

Все эти наблюдения позволяют сделать следующие выводы.

Перед нами список двора Ивана Грозного 1573 г., аналогичный, за немногими исключениями, списку опричного двора 1572 г. Дворовые 1573 г. — в подавляющем большинстве опричники 1572 г., оставшиеся на своих местах и при своем жаловании. Сомневаться в этом нет никаких оснований.

Тем не менее В. Б. Кобрин, исходя из убеждения, что опричнина была в 1572 г. ликвидирована, не использовал список дворовых 1573 г. для выявления имен опричников. Исследователь воспользовался для выяснения состава опричного двора методом заведомо ненадежным: проверкой реального источника XVI в. — списка опричников 1572 г., дошедшего до нас в редакции 1573 г., — по спискам гипотетическим, составленным им самим частично на основании объективных показаний источников, но в большей своей части на основе чисто умозрительных предположений. В.Б.Кобрин полагает, что опубликованный им список опричного двора 1565–1572 гг. «включает имена 277 опричников».

На наш взгляд, сомнение в принадлежности к опричнине вызывает более чем половина названных им лиц. Несомненными опричниками действительно являются воеводы, головы и дьяки, названные в Официальной разрядной книге под рубрикой «из опричнины». С другой стороны, такой критерий для включения в число опричников — «все люди, сопровождавшие царя в походах в годы опричнины», в том числе «рынды и поддатни», — является явно расширительным. Многие из этих однажды упомянутых на незначительной воинской службе были к тому же поддатнями и рындами не у самого царя, а у царевичей, т. е. в должностях явно декоративных, почти все они упомянуты лишь в одном походе на Литву в 1567 г. Еще меньше оснований считать опричниками таких же новичков, выпавших из службы в царском полку, после того как они побывали на ролях поддатней и рынд низшего разряда во второй раз — в походе 1570 г.

В числе «поручателей» за опального 3. И. Очипа-Плещеева значится Матвей Семенович Воейков. Это единственный Воейков в гипотетическом списке опричников В. Б. Кобрина (№ 33). Его в списке двора 1573 г. нет. Зато там числится 21 его однородец, в их числе его родной брат А. С. Воейков и знаменитый по разрядам Баим Васильевич Воейков, получавший в 1573 г. один из высших дворовых окладов — «120 рублев», т. е. больше, чем многие «ведомые» опричники, названные в этом же списке. «Из двора дворянин» Б. В. Воейков с 1571 г. — близкое и доверенное лицо царя, затем начальник царской охраны постоянно получает «опричные поручения». Кого же, спрашивается, следует числить в опричниках — «поручателя» М.С.Воейкова, безвестно сгинувшего с 1566 г., или 21 его однородца во главе с Баимом Васильевичем Воейковым? Полагаю, что В. Б. Кобрин, «избрав» в опричники М. С. Воейкова и исключив Б. В. Воейкова и прочих дворовых 1573 г., весьма обеднил список.

Абсолютно то же самое произошло с «поручателем» за князя И. П. Охлябиттина Дмитрием Ивановичем Овцыным (у В. Б. Кобрина № 142). В списке 1573 г. его нет, поскольку в 1572 или в 1573 г. он умер. Но там есть 21 его однородец, в том числе его сын Юрий Дмитриевич. Все они находились в составе двора уже в 1572 г., где, возможно, был до своей смерти и Д. И. Овцын. Нет никаких оснований считать опричником одного лишь Д. И. Овцына — «поручателя» и не считать тех 21, что числились во дворе царя в 1572–1573 гг.

Если исключить из списка В. Б. Кобрина, насчитывающего 277 имен, 58 незначительных поддатней и рынд, промелькнувших в разрядах, чтобы навсегда из них исчезнуть, прочих случайных лиц, числом в 70 человек, трех немцев, не фигурирующих ни в каких русских источниках, — Генриха Штадена и названных им опричниками двух его земляков — в общей, сложности 131 лицо, то в нем останется всего 146 «ведомых» опричников.

Перед тем как проводить сравнение этого списка опричников со списком 1573 г., из числа этих 146 лиц следует исключить всех тех, кто к 1573 г. выбыл из опричнины в опалах и казнях. Таковых, по источникам и по наблюдениям исследователей, насчитывается 52 человека. Таким образом, для сравнения со списком 1573 г. в гипотетическом списке В. Б. Кобрина остается всего 94 человека, т. е. одна треть упомянутых в нем лиц.

Между тем именно отсутствие в списке двора 1573 г. почти двух сотен явно сомнительных с точки зрения их принадлежности к опричнине лиц послужило В. Б. Кобрину основанием для вывода, что «количество лиц, известных как опричники, в списке (1573 г. — Д. А.) слишком невелико», для того чтобы считать этот документ списком опричников.

И, наконец, выявляя бывших опричников, т. е. бесспорно служивших в опричнине до ее «отмены» в 1572 г., в списке двора 1573 г. Кобрин проверил только первые 76 имен этого списка. Если продолжить проверку, хотя бы до статьи «дети боярские, которым государево денежное жалование з городы», выяснится, что в одной только первой части этого списка не 17 известных опричников, а 30 и не 23 их однородца, а 102. К опричникам надо причислить еще трех Милославских, которые были поддатнями в царском походе весной 1572 г., но остались В. Б. Кобрину неизвестными. Считать их опричниками следует потому, что из царских поддатней они в отличие от других попали в состав царского двора. Однородец опричников Головленковых Василий Григорьев также служил вместе с ними во дворе 1573 г.

Таким образом, в списке дворовых 1573 г. названы 33 бывших опричника и 103 их однородца, всего 136 имен, т. е. в три с лишним раза больше, чем их насчитал Кобрин. Самих бывших опричников в списках дворовых 1573 г. более трети из 94, указанных в списке Кобрина и находившихся на службе в 1573 г.

В списке дворовых 1573 г. мы видим также имена тех, кого исследователи на основании других источников считали опричниками, но кого Кобрин в свой список не включил.

С. Б. Веселовский, не знавший списка дворовых 1573 г., считал, что при царе Иване через службу в опричнине попало в дворяне не менее десятка родичей Благих. Исследователь называет среди них такие имена: Борис Петрович, Елизар Иванович Шемякины, Иван Осипович, Владимир Петрович Вершины. Все эти лица есть в списке двора 1573 г. Веселовский называет опричником и родственника Благих Степана Фендрикова, вступившего в опричнину в 1570 г. В списке 1573 г. имеется и Степан, значащийся, правда, как Федоров, а не Фендриков, при этом, однако, в соседстве с еще шестью Благими записан Остафий Фендриков. Степан Фендриков числится опричником в писцовой книге Шелонской пятины. Нет сомнения, что все эти Благие и их однородцы Фендриковы — опричники, как и предполагал С. Б. Веселовский.

П. А. Садиков, также не знавший списка двора 1573 г., считал опричником В. М. Безобразова, испомещенного в дворовом Ржевском уезде. В списке двора 1572–1573 гг. находим и самого В. М. Безобразова и 24 его однородцев.

Принцип подбора «по родству» четко выражен в списке. Включение в состав двора целого клана родичей обеспечивало как бы родовую поруку. От верности одного зависела судьба десятков его родичей. Поэтому сама сплошная «клановость» списка дворовых 1572–1573 гг. — в нем почти нет одиночек, зачисленных без однородцев, — указывает на особый, хорошо известный опричный порядок подбора в состав двора «по родству». Вот перечень этих опричных кланов — весьма известных в последующих столетиях дворянских родов: Бастановы — 11 человек; Безобразовы — 25; Вельские — 12 (среди них числятся такие «ведомые» опричники, как покойный Малюта Скуратов, Богдан Яковлевич, Верига Третьяков, Григорий Петрович, Тимофей Петрович, Григорий Нежданов); Болотниковы — 12 человек; Булгаковы — 6; Бунаковы — 7; Воейковы — 21; Волженские — 16; Вороновы — 9; Готовцевы — 6; Дуба-совы — 9; Елчаниновы — 6; Извековы — 8; Качаловы — 14; Колычевы — 10 (из них один — знаменитый опричник В. И. Колычев, он же возглавляет список дворовых 1573 г. и получает высший оклад — «600 рублев»); Косицкие — 10 человек; Краснослеповы — 8; Кукташевы —32; Лехчановы — 6; Мокеевы — 13; Моклоковы — 11; Мокшеевы — 6; Овцыны — 21; Панины — 9; Спиридоновы — 9; Скобельцыны — 34; Татищевы — 6 человек.

Рассмотрим еще одно возражение против признания списка дворовых 1573 г. списком опричников. На первый взгляд оно кажется весьма серьезным. Дело в том, что в этом списке отсутствуют имена нескольких крупнейших деятелей опричнины, а именно: опричных бояр — князей Пронских, Н. Р. Одоевского, В. А. Сицкого, И. А. Бутурлина, окольничего Д. А. Бутурлина, главного дворового воеводы 1573 и 1574 гг. Ф. М. Трубецкого, главы Постельного приказа Д. И. Годунова, печатника Р. В. Алферьева, М. Безнииа, Д. Черемисинова, Д. И. Хворостинина.

В разрядах все эти лица постоянно именуются дворовыми (как и те, которые в списке 1573 г. названы). Из этого вытекает, во-первых, что лица, перечисленные в списке 1573 г. и известные нам как опричники, равно как и неизвестные нам в качестве таковых, служат после 1572 г. в одном — дворовом — ведомстве с крупнейшими деятелями опричнины; во-вторых, что дворовые (так же как раньше опричники) числятся не в одном, а в нескольких списках — в соответствии со своим должностным рангом и обязанностями. Тот факт, что виднейшие дворовые не входят в список собственно двора, доказывает, что помимо двора в узком смысле существовало понятие «двор» в другом, широком смысле: двор — правящая верхушка, двор — правительственное учреждение. Известно, что ставить знак равенства между опричниной (опричным войском) в целом и царским опричным двором нельзя. П. А. Садиков, ссылаясь на «Новое известие…» А. Шлихтинга, совершенно справедливо указывает на то, что «из опричного войска был выделен отряд особо доверенных лиц, составляющих специальную свиту — охрану Грозного и его семьи». Что касается опричного войска в целом, то Садиков полагает, что оно со временем достигло многих тысяч. И действительно, из разрядов мы знаем о многих опричных полках, выступавших одновременно в поход и на сторожевую службу. В. Б. Кобрин считает, что опричное войско достигало 4500–5000 человек.

Между тем, когда речь заходит об охранном корпусе царя, все иностранцы единодушно называют примерно сходные цифры его состава. А. Шлихтинг говорит о 800 лицах охранного корпуса царя, Таубе и Крузе упомипают 500–570 человек «особой опричнины». На этот термин стоит обратить внимание как на выражающий суть дела.

В списке дворовых 1573 г. числятся две категории служилых людей. Первая — 654 человека — охранный корпус царя, его гвардия. Из них, судя по разрядам, рекрутируются доверенные царские порученцы, осуществляющие охранные, разведывательные, следственные и карательные функции. Как видим, число этих лиц соответствует тем примерным цифрам, которые единодушно называют иностранцы — современники Грозного, когда речь идет об охранном корпусе, об «особой опричнине».

Все эти люди — феодалы-помещики, поэтому земельное владение в их годовом окладе не указано. Высшие денежные оклады получают такие виднейшие опричники, как окольничий Василий Умной-Колычев, князь Борис Давыдович Тулупов, Василий Григорьевич Зюзин, Богдан Яковлевич Вельский. Интересно, что оклад знаменитого Малюты Скуратова-Бельского, погибшего в 1572 г. при осаде крепости Пайда, «400 рублев», получает его вдова «Марья Малютина жена Вельского». Это первый известный нам случай выплаты пенсии, или, может быть, лучше сказать пособия, вдове за погибшего мужа.

Остальные опричники, согласно окладам, разделены на различные группы. Первая, наиболее высокооплачиваемая получает но «50 рублев» годового жалования. В числе 14 человек, получивших такой оклад, находился в 1573 г. молодой в то время опричник, будущий царь «Борис Федоров сын Годунов». Далее оклады постепенно снижаются и после пометки «ниже всех статей» идут опричники, получающие «5 рублев» в год.

Вторую часть списка составляет царская дворовая обслуга, числом в 1200 человек, состоящая в приказах — Постельном, Бронном, Конюшенном, Сытном. В приказах числится и 80 помещиков. Это руководители различных служб и привилегированные мастера.

Сведения о структуре и личном составе приказов царского опричного двора представляют собой исключительный интерес для понимания становления и развития приказной системы в Московском государстве. Достаточно указать на то, что до опубликования списка двора 1573 г. в источниках вообще не было сведений о существовании в то время таких приказов, как Бронный и даже Конюшенный. Так, известный исследователь истории приказной системы А. К. Леонтьев считал, что само название «Конюшенный приказ» впервые встречается лишь в 1599 г. Теперь же перед нами не только упоминание Конюшенного приказа, существовавшего в 1573 г., а следовательно, и в 1572-м и, по-видимому, до этого тоже, но и полный список его состава с указанием на характер служб и даже на размеры окладов входивших в него дворовых.

Итак, опричный двор, как мы узнаем из списка 1573 г., состоял из четырех приказов: Постельного, ведавшего обслуживанием помещений дворца, гардеробом и предметами обихода царской семьи; Бронного, производившего и ремонтировавшего оружие для царя, царевичей и опричной дружины; Конюшенного, ведавшего огромным конским хозяйством царского двора и опричной гвардии, и Сытного, занимавшегося заготовками продуктов питания, хлебопечением и приготовлением пищи.

В Постельный приказ входило 188 истопников, сторожей и слуг. В его ведении находились и мастера различных профессий — шатерники, плотники, столяры и даже чемоданник. 16 портных мастеров обшивали царскую семью. Один из них, Иван Бут, был, надо полагать, мастером высочайшего класса. Помимо обычного оклада приказного человека — 5 рублей деньгами, 24 алтына «за сукно», т. е. плату за одежду, 5 полтей (полть — примерный вес молодого барана) мяса, 5 пудов соли — этот портной был также «поверстан» 50 четями земли, т. е. помещичьим имением. Кроме портных встречаем в составе Постельного приказа колпачников, чеботников, скорняков, нугвичника, гвоздочника и двух рожечников. Трудно сказать, имеются ли здесь в виду мастера по производству рожков для дворцового оркестра (заметим, что Грозный любил музыку и даже сам сочинял ее для церковного песнопения), или же речь идет об изготовлении инструментов для подачи звуковых команд в походах и сражениях или во время охоты.

В Бронном приказе, согласно списку опричного двора, числились 115 бронников, во главе которых стояли братья Угрим и Десятой (имя собственное) Непоставовы. Первыми и здесь названы три оружейных мастера-помещика, видимо, большие мастера своего дела, один шеломннк и два сабельника — братья Офоня и Муха Горусины. И остальные оружейники распределены по различно оплачиваемым группам в зависимости от их мастерства. Среди них — юмшанники (юмшан — панцирь), наводники (точильщики оружия), чищельники. В особую группу выделены самопальные стрельцы и мастера самопальных пищалей. Все они помещики. Один из них, Иван Поздеев, видимо, особо искусный стрелок или мастер, получал оклад 15 рублей, «да сукно доброе, да тафта, да 300 четей поместья».

Конюшенный приказ включал в свой состав 432 человека. В нем служило 66 помещиков, что и понятно: эти люди составляли значительную часть конной свиты царя и царевичей при выездах и охотах, входили в опричную гвардию с постоянным заданием — конюшенной службой.

Для черной работы, которой в конюшнях всегда очень много, в приказе состояло 356 простых приказных, которым платили небольшой оклад и выдавали «корм» — хлеб, мясо и соль.

Самым большим из дворовых приказов был так называемый Сытный дворец. В нем состояло 476 сытников — всякого рода ключников, подключников, стряпчих, хлебников, помясов, коровников, куретников, масличников. Ни один сытник не получал корма. Учитывалось, что, «слугуя» на продовольственных складах и кухнях, они будут сыты и без специально выдаваемого им «корма». В состав опричного двора и особенно Сытного дворца людей отбирали необычайно строго. В дошедшей до нас описи царского архива есть запись: «Ящик 200, а в нем сыски родства ключников, подключников, и сытников, и поваров, и помясов, и всяких дворовых людей».

Царский двор — и в откровенно опричные, а затем в «дворовые» годы — был лишь особой частью опричнины. Поэтому и не приходится удивляться тому, что в его составе нет какой-то части опричного руководства, в том числе высших военачальников. Надо полагать, никто из исследователей не считает, что все «воеводы из опричнины» 1565–1572 гг. обязательно числились на собственно дворовой службе. Получив после 1572 г. вместо наименования «воеводы из опричнины» наименование «дворовые воеводы», они остались тем, кем были, — особо доверенными военными специалистами, принадлежащими к высшему правящему слою, что вовсе не означало физической службы в дворе — в царской личной охране или царской обслуге. То же касается Д. И. Годунова, бывшего царским постельничим в военных походах 1573 и 1574 гг. Эта почетная походная должность отнюдь не то же самое, что должность начальника дворового (дворцового) Постельного приказа — начальника над «комнатными», «мовными» и прочими «истобниками», «плотниками», «пугвичниками», «скорняками», «колпачниками» и тому подобными низшими чинами обслуги. Поэтому его отсутствие во главе этих чинов в списке дворовых также не должно удивлять.

То, что в состав двора 1573 г. вошли многие земские дворяне, также не свидетельствует, что опричнина была ликвидирована и что список 1573 г. не является списком опричников. Во-первых, в самом этом списке как раз очень мало «новиков», т. е. бывших земских, принятых на дворовую службу. Кроме того, не ясно, о чем вообще говорит тот факт, что на дворовую службу к 1573 г. попало то или иное число бывших земских. Формирование и пополнение опричнины с самого начала шло путем превращения земских служилых людей, земских городов, земских территории в бывших земских служилых, в бывшие земские города и территории. Бывшие земские в 1565–1572 гг. становились опричными, а позднее дворовыми.

По мнению Р. Г. Скрынникова, «дворовая ведомость» 1573 г. была составлена в Новгороде, куда царь к марту 1573 г. «вернулся со своим двором» из похода на Пайду. Там царь и «пометил» свое жалование дворовым людям, «находившимся при нем». Этим Р. Г. Скрынников и объясняет то, что в данном списке нет многих именитых деятелей двора.

Дело, однако, в том, что эти самые деятели двора, не попавшие в список, как раз находились с царем во время похода на Пайду — боярин князь Ф. М. Трубецкой, князья П. Д. и С. Д. Пронские, князь В. А. Сицкий, окольничий Д. А. Бутурлин и другие. Если бы список дворовых 1573 г. составлялся по принципу раздачи жалования дворовым чинам, находившимся с царем в походе, — в нем оказались бы те дворовые, которых называет Р. Г. Скрынников.

В списке перечисляются отнюдь не походные, а «стационарные» должностные лица дворцовой обслуги. Невозможно себе представить, чтобы в поход на Пайду в составе Постельного приказа шли многочисленные «истобники» и «сторожи комнатные», 16 портных, «московского двора дворник», стряпчие Большого и Малого погребов, гвоздочники. Гвозди в походе не делались, их брали с собой, как и готовую проволоку. Поэтому «гвоздочник» и «проволочник» — явно не походные профессии. Вряд ли везли в поход «верхнюю» и «нижнюю» казну. В походе не приходилось оставлять на решение царя — быть ли данным людям «в задворных… или в стряпчих конюхах», каждый уже был назначен на то или иное дело. И, наконец, незачем было в походе размечать жалование нескольким десяткам «новиков», принятых в Сытный приказ «в умерших место». Вполне очевидно, что эти «новики» взяты не вместо погибших в боях под Пайдой «поваров», «помясов», «куретников», а вместо дворовых сытников, казненных по подозрению в отравлении царицы Марфы.

На основании приведенных здесь многочисленных наблюдений можно заключить, что сомнения некоторых исследователей в том, что список дворовых 1573 г. — это список опричников, входивших в ближайшее и наиболее доверенное окружение царя, неосновательны, так как не имеют подтверждений в источниках.

Вывод о том, что список 1573 г. является списком опричников, укрепили интересными наблюдениями А. Л. Зимин и В. И. Корецкий. Зимин обратил внимание на то, что царский двор 1573 г. построен в полном соответствии с указом 1565 г. об учреждении опричнины и о создании «особного» опричного двора, дошедшим до нас в летописном пересказе. Корецкий обнаружил в списке двора 1573 г. «опричников, испомещенных в 1571 г. в Обонежской пятине и служивших во "дворе" целыми семьями». Из этого факта исследователь делает вполне определенный вывод: «Итак, в вихре опричных и „удельных" переборов, высылок, перемещений присутствует некая постоянная величина, служащая Ивану IV надежной опорой. Это его ближайшее опричное окружение, "государев двор"».[29]