Раздел V : Попытки устроиться на работу и папа генерал

Глава I: Собрание поэтов

Дворец бомжей. Кристофер Герра в большом зале начал собрание поэтов, на котором присутствовал и Сигурд Кёниг. Он осмотрел всех присутствующих и начал:

– Теперь за нас прекрасный Сигурд Кёниг. И если он за нас, мы за него.

Стефан вмешался:

– Но он победил нечестно.

Кристофер усмехнулся.

– А кто из нас по всем людским канонам смог честно победить хотя бы раз? Поэзия – лишь субъективность фраз.

– Но в ней есть много объективного!

Сигурд покачал головой.

– Мне было интересно, насколько объективна поэзия. Я долго об этом думал, но пришел к выводу, что в ней нет ничего объективного. Рифма? Это просто элемент звучания. Без нее поэзия может существовать. А что с размером? Размер – это тоже элемент звучания. Без него можно обойтись, и есть поэты, которые не используют стихотворные размеры. Что же в итоге важно? Что делает поэзию великой?

– Что же? – с издевкой спросил Данилов.

– Мне неизвестно.

– Ну, критикуешь – предлагай.

– Глупый принцип. Критикуешь – предлагай. Мол, если не можешь предложить, то и не критикуй, в каком бы дерьме мы не находились, нас больше устраивает барахтаться в нем, чем искать выход? Я так понимаю этот принцип. Очень удобно наброситься на критика со словами «критикуешь – предлагай», каждый может это сделать, но дело в том, что это просто побег от проблемы, принятие реальности и отрицание возможности изменений.

Арчер заметил:

– Какой болтливый бомж. Впервые такого вижу. Я думал, что все бомжи – алкоголики. А этот говорун.

Тима Рыбами усмехнулся.

– Говорун и поэт. У нас заказ. За его голову мы можем получить очень много денег.

Кристофер покачал головой:

– Друзей не убивай. Таков закон простой. А он теперь наш друг. Хороший автор.

Моносолова кивнула.

– Если приоденем его, он может с нами выступать. Эй, Сигурд, что скажешь? Мы тебя замаскируем, сменим документы, Корольков тебя не найдет. Скажем, что убили. Получим свои миллионы. Даже тебе кое-что дадим, чтобы у тебя стартап был. Что скажешь?

Сигурд осмотрел поэтов.

– Знаете, еще несколько месяцев назад я бы согласился, а несколько лет назад был бы просто счастлив, что мне сделали такое предложение. Но сейчас мне плевать. Мне кажется, что я нашел свое место.

Верочка Соскова перебила:

– Но ты же бомж.

– Именно. Я бомж. Обычный бомж, который живет по своим правилам. Я бомж, который делает то, что хочет. Я свободен от общества и его предрассудков. Теперь я сам себе предрассудок. Я сам себе общество. И сам себе мир. Это мой выбор. Дело не в богатстве. Дело в состоянии души. Богатство как идеология навязана обществом. Успех тоже. Что мне искать в обществе, которое выгнало меня?

Арчер пояснил:

– Как мы выяснили, ты талантливый поэт. Мы можем сделать тебе имя. Ты будешь выступать и получать за это деньги. У нас уже настроен настоящий бизнес. У тебя найдутся читатели. Ты будешь делиться с ними своими эмоциями и мыслями, а они будут хвалить тебя. Не ради ли этого все задумывалось? Поэзия живет так с начала времен. Некоторые поэты обретают славу и купаются в её лучах.

Сигурд покачал головой.

– Мне это больше не нужно. Да, когда-то я хотел быть одним из вас. Хотел читать стихи со сцены. Я мечтал о славе, об аплодисментах. Но это уже в прошлом. Прочитанное слово – слово мертвое. А известный автор – автор медленно умирающий. Вся проблема в обществе. Оно опошляет ваше творчество. Делает его популярным. Дает ему пошлые трактовки. Но это все ерунда. Творчество популярного человека несвободно и сам популярный человек не свободен.

– Почему же? – поинтересовался Стефан.

– Все просто. Вы отвечаете не только перед собой, но и перед читателями и слушателями. Если им когда-то понравилось то, что вы писали, впоследствии придется повторяться. Может быть, вы думаете, что вы свободны, но фактически это не так. Вы подсознательно исправляете себя, чтобы соответствовать вкусу вашего читателя. Вам самим начинает нравиться исправлять себя. Вы исправляете свой внутренний голос, исправляете сакральную пунктуацию вашего личного живого языка на пунктуацию языка мертвого, литературного, застывшего в своей монолитности.

Фарс Пегас поинтересовался:

– Так почему литературный язык-то мертвый?

Сигурд пояснил:

– Он мертвый, потому что неподвижный. А живой язык – это естественный язык. Это совокупность всех индивидуальных особенности языка народа. Это все ошибки, это все неправильные ударения, это все пунктуационные промахи – вот где реальная жизнь.

– В ошибках?

– Именно. Литературный язык – это алгоритм, а живой язык – это свобода. Живому свойственно допускать ошибки, а неживому компьютеру или какой-нибудь стандартной химической реакции – нет. Человек, не допускающий ошибок, просто филологический компьютер, робот. В этом нет ничего реалистичного, интересного и заслуживающего внимания.

Тима Рыбами перебил:

– Мы перешли от обсуждения славы и богатства к обсуждению правописания. Давайте остановимся. Сигурд Кёниг отказался от славы. Мы сделали ему предложение.

Кристофер с уважением посмотрел на Кёнига:

– Не будет славы, коль не хочешь ты, но мы теперь друзья, друзья навеки. И если будут ждать тебя помехи, зови меня. И тут прибудем мы. Помочь тебе для нас благое дело.

Верочка Соскова кивнула.

– Да, зови нас. Мы тебе поможем, если будут проблемы.

 

***

 

Король бомжей и Лауреат дождались Сигурда в тронной зале. Кёниг встал напротив трона и поклонился. Король усмехнулся.

– Сансарический бой закончился. Ты выбрал покой?

Сигурд кивнул.

– Я отказался от их заманчивого предложения.

– Молодец. Буддху не подкупить славой и деньгами. Мне кажется, что ты стал более просветленным, чем все мои слуги вместе взятые.

Лауреат поднял указательный палец.

– Вообще-то, уважаемый panthera leo, большинство, даже я, не стремится к просветлению.

Король посмотрел на советника с презрением.

– Это вас и не красит.

Сигурд улыбнулся.

– Кажется, у нас всех в этом королевстве разные цели. Вам не кажется, что так даже лучше? Кто-то выживает, чтобы продолжить путь, кто-то ищет просветления, кто-то пытается найти себя. Самое лучшее, чем мы можем сделать, – это оставить людей в покое. Пусть руководствуются многообразием своих целей. Мы можем только создать базу для того, чтобы им было удобно это делать.

Король подтвердил:

– Это все верно. Знаешь, а ты был бы мудрым правителем. Ты унаследовал мудрость у Диогена, только еще и не мастурбируешь на людях, что, безусловно, хорошо.

Лауреат вмешался:

– Знаете, panthera leo не должен говорить такие слова в адрес rattus, потому что rattus должны знать свое место. Благородные panthera leo величественны в своей доброте и силе, но…

Король снова перевел взгляд на своего советника.

– Лауреат, ты ученый человек, во многих областях эрудированный, но вот обычного человеческого разума тебе не хватает. Философы бы сказали, что в тебе слишком много рассудка, но слишком мало разума. Ты очень поверхностно оцениваешь людей и разбрасываешься своими ярлычками-классификаторами, которые, благо, на латыни звучат не так оскорбительно. Будь добр, с уважением относись к своему будущему королю.

– Что?!

– Повторюсь. Если со мной что-то случится, то Сигурд Кёниг заменит меня на посту короля. Он станет твоим panthera leo.

– Нет! Никогда!

– Это указ короля. Сигурд Кёниг за свою невероятную глубину и просветленность назначается приемником короля!

– Почему?! Зачем?!

– Ты слышал его стихи? Ты слышал то, что он говорит? Ты слышал, что он отказался от славы и богатства, чтобы остаться с нами? Он стал настоящим бомжом в лучшем смысле этого слова. Он перерос общественную натуру. И теперь он готов вести людей за собой. Ты не чувствуешь, насколько это сильно? Он своими поступками доказал, что достоин быть королем.

Сигурд опустил взгляд.

– Знаете, но я не говорил, что я хочу быть королем.

Король усмехнулся.

– Конечно. Я тоже никогда не хотел быть королем, но в итоге я понял, что только так можно помочь людям, которых выбросило общество. Для общества бомжи – это животные. В обществе они не получают никакого уважения. Чаще всего – это дорога в один конец. Тот, кто стал бомжом, обыкновенно не возвращается в общество, как бы он не хотел этого.

– Ты хочешь сказать, что…

– Что без лидера бомжи будут умирать. Без правильного лидера. А из всех живущих я знал только двух правильных лидеров. Один из них недавно умер. Остался только ты, Сигурд Кёниг. Пообещай мне, что ты заменишь меня на троне, когда придет время.

– Я боюсь власти.

– Это лучшее качество, которое может быть у правителя. Нужно бояться власти, чтобы она не поглотила тебя. Нужно быть осторожным. Нужно пытаться учесть все. Если ты не сможешь учесть всего, то пострадают люди. Это большая ответственность. Нужно много думать и много решать. Власть – это не то, чем стоит упиваться. Власть – это то, что позволяет тебе помогать людям, но для настоящей помощи нужно сосредоточиться, нужно потрудиться. Теперь бомжи – это твой народ. А ты мой принц.

– Как отвратительно звучит. Принц бомжей.

– Принц бомжей. Почему бы и нет?

 

***

 

Лев Богданович Корольков лежал в пенном джакузи. В ванную комнату вошла его жена. Корольков посмотрел на нее и спросил:

– Че надо?

Эмелин ответила:

– Сигурд все еще жив. Разведка доложила, что он победил в поэтическом турнире и банда поэтов теперь на его стороне.

– Что?! Мать их поэтическую, Пушкины драные, не могут все сделать так, как надо! Это жопа, краля моя.

– Я тоже так думаю. Что дальше? Выезжаем из страны и меняем имена?

Корольков засмеялся.

– Хер им. Я звоню отцу. Задействуем армию. Уничтожим свалку и перебьем всех бомжей и поэтов. Они сами напросились.

– Не слишком ли жестоко?

Лев посмотрел в глаза своей жене.

– Нет. В самый раз. Бомжи – не люди, а поэты нас предали. Все они знают, что мы опасны. Мы можем убить их всех. Они сами сделали выбор. Им нужно было только лишь выполнить работу.

– Но почему сразу армия? Не проще ли нанять других бандитов?

– Банда поэтов в Аранео самая сильная. И остальные, краля моя, много возьмут. Этот ублюдок, Сигурд Кёниг, мог бы стать золотой жилой для любого бандюгана, но есть одна вещь, которая важнее денег.

– Какая же?

– Жизнь, моя краля, жизнь.