Глава VIII : Между жизнью и смертью

Это произошло восемь лет назад. Лев Богданович Корольков был достаточно молод. Ему было всего пятьдесят пять. Внешне он не сильно отличался от себя в настоящем, но тогда у него еще далеко не все было схвачено. По несчастному случаю он сбил пешехода на Площади всевидящего паучьего ока. Перемещаться по площади на машине было запрещено, а он сбил человека насмерть. Полиция Аранео открыла на него дело.

Отдел полиции возглавлял честный человек, который пытался добиться справедливости. Его невозможно было подкупить и с ним нельзя было ничего сделать. Лев Богданович, сидя в своем лимузине, позвонил своему отцу Богдану Георгиевичу Королькову, которому тогда было семьдесят пять лет.

– Что случилось, сынище?

– Папа, тут такое дело. Я сбил человека…

– И что, сынище? Взятки давал?

– Не берут.

– Как не берут?

– Так не берут! Предлагаю, а они не берут. И еще хотели посадить меня за взятничество. Представляешь?

– Ах, распоясался народ. Все такие благородные. Ничего, сынок, я все решу. Не зря же я устроил тебя депутатом. Будут еще всякие ментовские ублюдки угрожать сыну генерала!

 

***

 

На следующий день элитные подразделения ворвались в отдел полиции и перестреляли всех полицейских до единого. В живых не осталось никого. В том числе, были убиты все свидетели и изъяты все доказательства вины Льва Королькова. Новость о таком беспрецедентном акте разлетелась по всем полицейским участкам Аранео. Больше никто не пытался обвинить Льва Королькова в чем-либо. Теперь вопрос стоял только так: сколько вы дадите, чтобы мы не поднимали шум?

 

***

 

Сигурд после провала на защите регулярно приходил на набережную, лелея мысль о том, чтобы утопиться. Он смотрел в воду и думал:

– Я должен собраться с силами. Надо перелезть через этот заборчик. Просто перелезть. И сделать шаг. Почему тебя трясет? Трус. Умирать не страшно. Страшно жить в мире, в котором у тебя ничего нет. Ты ни для кого ничего не значишь. Ты потерял любимую, потерял будущую работу, которой ты хотел заниматься до конца жизни, тебя не считают поэтом… Делай шаг… Черт, опять! Опять не смог. Слабак. Тряпка. Никакой решительности. Лучше бы унизился тогда, лучше бы встал на колени, попросил прощения… Нет, все гордость. Решил идти с высоко поднятой головой. Решил сохранить честь. Дурак. Конченый идиот, который ставит свою гордость выше благополучия. Надо было опозориться на мгновение, чтобы потом быть счастливым, но ты никогда не позорился. Ты всегда считал себя чем-то большим, чем-то заслуживающим лучшего. И вот итог.

 

***

 

Эмелин в те годы жила в съемной квартире совсем одна. Она старалась как можно меньше видеться с людьми. Не только с мужчинами, но и с женщинами. Квартирное одиночество было для нее некой отрадой и свободой. Больше не нужно было отсчитываться ни перед отцом, ни перед возлюбленным (или возлюбленной).

Эмелин лежала на кровати и разглядывала лабиринты трещин на потолке, думая о вечных женских вопросах.

– Как же хорошо, что я одна. Не надо стирать каждый день, полы мыть, готовить можно, как угодно. Как же я устала от всех этих отношений. Как хорошо, когда ты одна. Как хорошо, когда на твоей шее никто не висит. Ведь серьезно, женщинам же куда проще одним. Когда в их жизни появляется кто-то еще, это как дополнительный груз, как ребенок. Зачем заводить себе кого-то, если тебе из-за этого приходится делать в два раза больше? И еще все приходится делать вовремя. Нет. Не для того я родилась, чтобы ползать на карачках и мыть полы.

Эмелин усмехнулась.

– Конечно, кому это вообще надо? Отношения, любовь – тьфу. Придумают же люди чепухи, чтобы отвлечь себя от главной цели существования – продолжительного отдыха! Не отдыхается людям, не спится. Хотят люди тревог, страданий, переживаний, а ведь всего этого можно легко избежать. Хакуна матата – сказал мудрец. Живи без забот. И лучше один.

 

***

 

В том самом отряде, который разнес отдел полиции, был и Рамиль. Он позднее стал наемным убийцей Андрамелехом. Это было первое его подобное дело. По личному приказу генерала он повел солдат в полицейский участок и перестрелял там всех. После ему нужно было отчитаться перед семидесятипятилетним стариком.

В большом золотом кабинете он сидел в генеральской форме, покуривая папиросу. У него были пышные сталинские усы и топорообразная борода. Богдан Георгиевич Корольков взглянул на Рамиля и спросил:

– Ты все сделал так, как я велел?

Рамиль подтвердил:

– Так точно!

– Отлично. Значит, ты перебил весь свой отряд, чтобы не оставалось свидетелей содеянного. Прости, что пришлось так поступить, но если бы правительство догадалось, что я это сделал, то у меня были бы большие проблемы. Я надеюсь, что ты не из болтливых.

– Конечно, нет!

– Это хорошо. Можешь идти.

Рамиль повернулся спиной к генералу. Старик сразу же достал пистолет с глушителем и выстрелил. Мимо. Пуля пролетела рядом с головой и пробила дверь. Рамиль сразу же выскочил из кабинета. Две пущенные ему вслед пули тоже пролетели мимо.

Богдан Григорьевич томно засмеялся.

– Хорошо. Придется переделать легенду. Некий Рамиль, один из офицеров специального отряда, решил скрыть свое преступление. Для этого он использовал военные силы. И в итоге перебил всех своих подчиненных. Герой Российской Федерации Богдан Георгиевич Корольков разгадал план злодея и попытался его задержать, но тот скрылся.

 

***

 

После этого Рамилю пришлось выбросить все документы и стать инкогнито. Его разыскивали все полицейские города. Чтобы заработать на еду, ему нужно было заняться каким-нибудь делом. После убийства в полицейском участке проще всего ему было стать наемником. Тем более, при побеге он захватил с собой снаряжение, оружие и патроны. Так и появился Андрамелех.

 

***

 

Богдан Григорьевич пригласил в свой кабинет сына Льва Богдановича. Лев Корольков посмотрел на прострелянную дверь и с усмешкой спросил:

– Покушение?

Отец засмеялся.

 – Да, сынище, только покушался я. Все сделано. Присаживайся.

Лев сел.

– Папаня, ты, как всегда, меня удивляешь.

– Сынище, я за тебя на все готов, ты же знаешь. Я бы весь этот город сжег, если бы у тебя были проблемы. Ну, всего-то полицейский участок и отряд армейских обалдуев. Пушечное мясо. Знаешь, зачем эти дураки идут служить? Родину защищают!

Корольковы громко засмеялись, периодически слышалось «гы-гы-гы» и отвратительные хрюканья. Лев спросил:

– Так че, ты убрал всех свидетелей?

– Кроме одного, сынок. Он сбежал. Я пытался застрелить его, но зрение уже не то и руки трясутся. Хотя, если честно, я никогда и не умел стрелять. Не служил.

– Как так получилось, что генерал не служил, гы-гы-гы?

– Сынище, служат только дебилы. Собирают куски мяса, которых кидают в пекло. Вот тебе и армия. Нормальные люди не служат. Ты не служил. А я предлагал тебе стать лейтенантом, потом бы дослужился до генерала, но ты решил стать депутатом.

– Папаня, быть депутатом проще.

– Может быть. Хотя и я здесь не тужу. Видишь, какой я старый? И все равно служу. Знаешь, почему? Потому что каким бы ветхим человек ни был, он может быть генералом в России. Чем меньше требования к работе, тем наиболее старые люди могут на ней работать.

– О, получается, что у нас самые старые работники где? В армии, в науке и в политике.

– Да, сынище, потому что в этих областях в России нет никаких требований. Вот ты стареющий пень, который думать не может, а все еще наукой занимаешься. Знаешь, почему?

– Нет, батя.

– Потому что, сынище, все эти работы ничего не требуют, но многое символизируют. Вот! Генерал у нас – это не военный, а олигарх в погонах. Гы-гы-гы. Как я, сынище. Автомат в руках не держал. Из пистолета еле стреляю. Тактики не знаю. Зато место свое занимаю. Генерал – это не должность, а место. И так в нашей стране везде, где что-то важное. Люди занимают не должности, а места. Они просто символы.

– И я символ, батяня?

– И ты символ. Но у символа есть одно преимущество. Символу дозволенно куда больше, чем другим. Знаешь старую французскую байку о равенстве, братстве и единстве? Сейчас расскажу. Было три француза. Один был за равенство, другой за братство, а третий за единство. Гы-гы-гы. Вот. Тот, что был за равенство, был карликом. Тот, что за братство, у него в семье одни сестры были. А тот, что за единство, просто был странным малым. Короче, сынище, они обменялись своими взглядами, а потом занялись горячим голубиным сексом, потому что это французы, гы-гы-гы!

Лев Богданович засмеялся.

– Да, очень по-французски.

– Стой, сыныще, у басни этой мудрой еще и мораль есть. Короче, не верь всему, что придумали всякие педики. У нас тут свои законы. И ты, сынище, на вершине. Ты управляешь законами.

– Знаю, батя. Потому и позвонил тебе, как только была проблема. Ты всех этих хренов перебил.

– Ты всегда звони, когда будут проблемы. Все в этом мире можно решить. Нет неразрешимых проблем, когда твой батя генерал. Верно же, сына?

– Верно, батя. Люблю тебя, старика. Давно бы уже сидел, если бы не ты.

– Да, ты неосторожный. Но я тоже тебя люблю, сынок, кровинушка моя.

 

***

 

Небритый Сигурд стоял на краю пирса, находящегося на море Триады. Он хотел прыгнуть в воду и утонуть, но у него все еще не хватало сил на это решение. Он считал себя конченым неудачником, который не может не только чего-то добиться, но и покончить с собой. Он думал:

– Настало время выбора. Все. Это конец. Либо я сдаюсь и начинаю выживать, либо убиваю себя. Либо я ищу убогую работу, на которой буду страдать, как и все рабы, либо покидаю этот убогий мир. Работа, которую я мог бы полюбить, мне больше не светит. Теперь нужно будет выбирать из многих зол. Или лучше смерть? Сигурд Кёниг, давай! Шагай! Сделай шаг! Нырни глубоко-глубоко! Ты не хочешь тратить всю свою жизнь на бессмысленную работу! Ты хочешь остаться свободным человеком. Ты не хочешь выживать. Давай. Это твой последний шанс. Убей себя! Убей!

Кёниг упал на колени и заплакал.

– Я не могу. Не могу, несмотря на всю ту боль, которую мне причинил этот мир. Любимая, преподавание, стихи – у меня ничего не осталось. Я никто. Я ничего не значу и ничего не имею. Все, что я делал до этого момента, ни для кого не имеет никакого значения. Но я не могу убить себя… Не могу… И это самое жестокое...