Глава III : Богдан Георгиевич Корольков

Большое здание под названием Веха находилось за Рубиновым дворцом рядом с площадью Всевидящего паучьего ока. Сверху это здание было похоже на правильный пятиугольник. Каждая сторона напоминала украшенную многочисленными драгоценностями арку. Строение это было настолько большим, что в арках с легкостью располагались целые помещения. Так выглядело главное правительственное здание Аранео. Лев Богданович шел по украшенным портретами Путина коридорам. Фрактальные взгляды Путина множились со всех сторон, внося долю безумия в обычную прогулку по коридорам.

Наконец-то Лев оказался в кабинете своего отца, Богдана Георгиевича Королькова. Старик постарел за прошедшие несколько лет. Ему уже было восемьдесят три, но он не готовился умирать. Даже наоборот: он казался бессмертным. Старость накладывала на его лицо отпечаток, но этот отпечаток придавал ему не смертности, а вечной древности.

Лев скромно вошел. Богдан кивнул и показал пальцем на стул, стоящий напротив его рабочего стола. Депутат сел. Генерал спросил:

– Сынище, что тебе нужно? Опять вляпался?

– Батя, тот бомж…

– Ты не смог убить бомжа? Серьезно? В девяностые ты бы не выжил.

– Хватит про девяностые. Тем более, я выжил. И стал великим чиновником.

– Благодаря мне.

– Благодаря тебе.

– Сынок, ты хочешь, чтобы я убил бомжа? Серьезно? Тебе для этого нужна армия?

– Можно отряд профессионалов.

– У меня есть такой. Двенадцать человек. Лучшие в своем деле. Перестреляют весь город бомжей, если нужно будет. Так им еще и невероятно везет.

– Невероятно везет?

– Потом расскажу. Ты можешь рассчитывать на меня. Это мой особый отряд. Таких ты еще не видывал, сынище.

– Отлично.

Богдан некоторое время молчал, а потом поинтересовался:

– Как жизнь?

– О, батя, все хорошо. Жена хорошая.

– Я же говорил тебе. А ты не слушал. Говорил, что нужно завести жену до пятидесяти, а ты все ждал. Теперь детей не можешь завести, дурак.

– Прости, батя. Я не думал, что вообще когда-то захочу детей.

– Дети – это наше все. Ты – мое все, сынок. За тебя я готов разнести все наше государство. Только вот ты дурак. Этого не изменить. Своих детей мы любим больше всего на свете.

– Любовь – это наивно.

– Ну, может, это не любовь, а кровные узы. Я чувствую в тебе свою кровь. И я хочу защитить свою кровь. Продолжение рода, все такое. Но в этом есть и какая-то мистика.

– Мистика?

– Мистика рода. Это не простая биология. Род – это нечто мистичное. Я чувствую связь с тобой, сынище. Будто бы ты – это я, только немного другой. Я в другой ситуации. Наверное, нечто похожее чувствовал и мой отец.

– Да, батя, мистика какая-то.

– Не просто мистика. Мистика рода. Теория родового переселения душ. Я слышал, что при зачатии душа человека разделяется на части. Допустим, ты родился, а ты – это часть моей души. И так с самого начала человечества. Мол, все пошло от одной души, потом разделилось на род, а роды продолжились дальше. Все мы из истоков одной души.

– И ты в это веришь, батя?

– К старости я увлекся мистикой, сынище. Это нормально. Скоро я помру.

– Видимо, я помру раньше.

– О, возможно. Я уже устал от этой жизни. Восемьдесят лет однообразного дерьма. Все повторяется и повторяется. Даже сейчас, когда я генерал. Круговорот. Индусы называли это сансарой. Знаешь, почему? Потому что все одно.

– Эх, тебя совсем торкнуло. Я думал, что у тебя с головой все нормально.

– Хер тебе, сынок. У меня с головой все лучше, чем у тебя. Просто я начал верить и искать. Потому что если не искать, то можно потеряться.

 

***

 

Лев Корольков вернулся домой к жене. Они сидели в большой спальне на кровати. Эмелин спросила:

– Ну, как разговор с отцом?

Депутат усмехнулся.

– Старик, кажется, совсем из ума выжил.

– Что не так?

– Про мистику рода говорил. Про еще какую-то херню. Странный он тип. Совсем у него крыша поехала. Но свое дело он знает. Гребаный Кёниг уже мертв.

– Уже?!

– Нет, конечно. Краля, если бы он был мертв… Хотя, мы уже сделали намного больше, чем нужно. Кёниг нанес нашему бюджету непоправимый ущерб. И он показал, что с нами можно не считаться. Мол, даже бомж может поиметь нас, если захочет.

– Не просто бомж.

– Думаешь, твой знакомый Сигурд – какой-то особенный бомж? Если он оказался на улице, то он определенно биомусор.

 

***

 

Богдан Корольков медленно шел по коридорам. Он был окружен взглядами портретов Путина. В итоге он вошел в специальный зал, украшенный символами зодиакальных созвездий. На потолке как раз располагалось что-то вроде темно-синего неба, а на нем ось эклиптики вместе с соответствующими созвездиями. Это был Большой зал Зодиака. Богдан с улыбкой осмотрелся и обратился к людям, сидящим за круглым столом в полумраке:

– Мы к этому готовились много лет. Нашлось дело для моего специального отряда. Привлекать остальные войска я, конечно же, не буду. Мой сын слишком глуп. Он совершил много ошибок. Он всегда был неосторожен. Он думал, что я смогу все уладить. И я смогу. Только вот это может создать большие проблемы мне.

 

***

 

Сигурд Кёниг сидел в своей комнате во дворце. Вдруг к нему подошел Моним и сел напротив на стул.

– Как ты? – спросил друг.

Кёниг ответил:

– Паршиво.

– Диоген не хотел бы, чтобы ты грустил.

– Он одна из причин моей грусти.

– Это понятно. Мне его тоже очень сильно не хватает. Он пожертвовал собой, чтобы спасти тебя. Такой вот он был.

– Мне кажется, он оставил мне в наследство ту самую благородную цель, о которой мы говорили.

– И какая у тебя цель?

– Стать лучше. Превозмочь себя старого. Перерасти свои старые желания и амбиции. Я хочу быть другим.

– И потому тебе паршиво?

– Именно. Я есть я. И теперь моя цель – перестать быть мной. Невероятная цель. Я бы даже сказал, невозможная.

– Но люди меняются.

– Не в том смысле. Очень просто меняться случайно. Что-то происходит, а ты пассивно принимаешь изменения. Куда сложнее менять себя намеренно. В общем-то, это значит ломать себя самому. Куда проще доверить эту задачу окружающему миру. Он специализируется на этом. А ломать себя самому – это большое испытание. Я не думаю, что смогу пройти по путям самокопания. Не думаю, что смогу найти все свои прегрешения перед моей целью. Борьба с самим собой может оказаться бесконечной. Вот что меня тяготит. Обретая некоторые положительные качества, я, скорее всего, буду обретать и отрицательные. Потом придется исправлять отрицательные и приобретать другие отрицательные качества.

Моним пожал плечами.

– Диоген как-то с этим справлялся. Хотя, если честно, его очень часто клинило. У него были проблемы.

– Понимаешь, мы платим за хорошее чем-то плохим. Нет ни одного хорошего качества, которое бы не сопровождалось плохим качеством.

– Например?

– Например, мужественность многими считается положительным качеством. К чему она приводит? К глупости и безрассудству. Настойчивость – проявление догматизма и даже фанатизма. Ответственность – тоже. За каждым положительным качеством стоит какое-то отрицательное.

– А за добротой есть какое-то отрицательное качество?

– Глупость, наверное. Я не видел ни одного безусловно доброго и умного человека. У каждого умного человека есть некая злинка. Наивная доброта – это вера в определенную модель поведения, бездумное принятие тех или иных шаблонов поведения. Вот что такое хваленая доброта.

– Ну, возможно. А с отрицательными качествами так же?

– Да, что-то похожее. Можем пройтись по семи грехам.

– Давай. Что хорошего в блуде?

– Хорошее настроение и расположение духа, например. Блуд приносит удовольствие. Он раскрепощает психику. Чревоугодие тоже расслабляет человека. Ты видел, какими злыми бывают девушки, которые сидят на диетах? Это потому что они не могут есть то, что хотят. Чревоугодие – это тоже наслаждение. И оно во многом положительно влияет на личность.

– Что про алчность скажешь? Какие у нее положительные качества?

– О, алчность – это еще и бережливость. А вторая считается положительным качеством. Понимаешь, когда мы касаемся всех отрицательных качеств и сравниваем их с положительными, то легко обнаружить некую двойственность. Одно и то же качество получает разные имена, а каждое имя – разную трактовку. Получается так, что одно и то же качество может считаться и хорошим, и плохим. Вот, например, как ты относишься к нацизму?

– Плохо.

– А к патриотизму?

– Хорошо.

– Но это одно и то же. Говорят, разные степени любви. Но откуда патриоту знать, как сильно нацист любит свою нацию? Чисто формально – это все одно. И то же с хорошими и отрицательными качествами.

– Переходи к унынию. Мне кажется, в нем нет ничего хорошего.

– Ошибаешься. Уныние – это меланхолия, страдание, вымученность. Уныние – это главное испытание на пути человека. И хорош тот человек, который подвергает себя испытаниям. Он закаляет себя, чтобы делаться все лучше. Как думаешь, почему подавляющее большинство поэтов – меланхолики? Если бы не уныние, то не было бы той поэзии, о которой мы знаем.

– Гнев.

– Да, теперь гнев. Гнев – это еще и воинственность. И в том числе воинственность в хорошем смысле. Когда люди идут на войну, им бы не помешало немного гнева. Гневный человек теряет контроль над собой, но в некоторых ситуациях – это полезно.

– Зависть.

– Зависть – это желание. Целеполагание. С одной стороны, современные люди восхищаются теми, кто имеет цель. Но что значит иметь цель? Часто это значит забрать у кого-то то, что он имеет, подменить кого-то на его месте. Если не признаваться в том, что ты завидуешь, то все, как будто бы, и поддерживают тебя в твоей целеустремленности.

– Теперь гордыня.

– Есть пара – гордыня-гордость. Многие говорят, что это разные вещи, но, если честно, разницы никакой нет. Обе подразумевают превосходство. А мнимое превосходство дает огромное количество преимуществ, особенно когда дело касается каких-то достижений.

– Ну, я бы не сказал, что я согласен со всем сказанным. Вот, смотри, ведь действительно гордыня и гордость – разные вещи, как зависть и целеполагание, как гнев и воинственность.

– Я думаю, что это две стороны одной медали. Как нацизм и патриотизм. Просто многие люди, когда дело касается их самих и их приближенных, стараются смотреть на лучшую сторону медали. Когда они говорят о самих себе, то стараются приписывать себе не гордыню, а гордость, не нацизм, а патриотизм, не гнев, а воинственность, не алчность, а бережливость… Но когда они смотрят на неприятного им человека, то картина переворачивается с ног на голову. Тот, кто им неприятен, будто бы обнажает худшую сторону медали. И в итоге получается, что Вася, который мне нравится, – гордый человек, а Вася, который мне не нравится, – болен гордыней.

– Это уже правдоподобно. И как же тогда победить все отрицательные качества?

– Ответ необычайно прост. Нужно победить все качества вообще. И хорошие, и плохие, и добрые, и злые. Только тогда во мне не останется ничего отрицательного.

– Но и ничего положительного.

– Я уже обозначил связь между отрицательным и положительным. Именно это меня и гложет. По-сути, я не понимаю, что мне дальше делать. Выбор между вечным движением или вечным покоем. Я не знаю, что лучше.

Моним опустил взгляд.

– Парадокс.

– Неразрешимый. Хотя, кто сказал, что все можно будет разрешить?

Глава IV: Фастфуд

Увольнение потребовало от Сигурда принятия важного решения. Он должен был быстро устроиться на работу, чтобы заработать на коммунальную комнату и еду. Накоплений у Кёнига не было. Пришлось быстро найти работу. А где ждали всех? Конечно же, в фастфуде. У голодного Сигурда не было выбора. Он устроился на работу в фастфуд.

 

***

 

Проходя по набережной, Кёниг жадно смотрел на воду.

– Лучше бы я умер, – думал он, – лучше бы я умер. Кто бы мог подумать, что я так унижусь? Убогий фастфуд. Гамбургеры делаю. Гуманитарий хренов. Хотя, со мной работают и естественники и инженеры. Так что дело не в этом. В этой стране нет рабочих мест. Каждый не может работать по специальности. Тогда какой смысл выбора? Зачем выбирать себе образование, если большинство не смогут по нему работать? Почему заранее никто не говорит, какие работы нужны, а какие нет? Вот я делаю выбор. Поступаю куда-то. И что? И ничего. Я трачу несколько лет своей жизни, чтобы потом устроиться в другое место. Спасибо, тупое государство и тупой капитализм. Иллюзия выбора. Это очень сильно.

Сигурд посмотрел на небо.

– Почему все так тупо устроено? Почему мне сразу не могли сказать, что работы по данной специальности нет? Зачем они готовят в десять-двадцать раз больше кадров, чем требуется? Почему только самые удачливые работают в среднем звене своих работ, и только самые-самые удачливые добиваются невероятных успехов в своей области? Если это и есть капитализм, то он глупый и бессмысленный.

Сигурд остановился и посмотрел на воду.

– Может быть, пора броситься туда. Зачем мне жить? Зачем мне дальше мучиться? Я не хочу работать в фастфуде. Я уничтожен. Но хотя бы есть деньги. Хоть какие-то. И платят больше, чем когда я был корректором. Может быть, сдаться? Может быть, смириться? Может быть, просто принять все так, как получилось?

Сигурд покачал головой.

– Да лучше сдохнуть, чем принять все это. Рабский труд непонятно ради чего. Чтобы на мне зарабатывал кто-то другой. Вот это круто. Не ради какого-то хорошего дела. Не ради каких-то своих амбиций. Я работаю на выживание, а кто-то зарабатывает на работе таких, как я, миллионы. Вот же везучие сволочи. Они пользуются моей уязвимой ситуацией, чтобы нажиться.

Кёниг усмехнулся.

– Многие готовы смириться с такой жалкой жизнью. Они готовы быть рабами за мизерную зарплату. Они готовы заниматься тем, для чего они не созданы. Да кто вообще может быть создан для того, чтобы стоять за кассой? Этот мир отвратительный. Он вызывает у меня тошноту, но я ничего не могу сделать.

 

***

 

Эмелин снова сидела в кабинете Германа Васильевича.

– Вот вы, уважаемая Эмелин, много читали?

– Хотелось бы верить, что достаточно.

– Что читаете?

– Толстого, Достоевского…

– Прекрасная литература. Хорошо, что вы не читаете всякую современную дрянь.

– А что там читать? Все уже было сказано ранее.

Герман улыбнулся.

– Да. Вы знаете, а я бы хотел пригласить вас на свидание после рабочего дня. Конечно, я понимаю, что это…

– Нет, ничего! Я согласна!

 

***

 

Через несколько часов они уже сидели в ресторане. Эмелин смотрела в глаза Герману, а Герман незамолкая рассказывал мысли из разных книг, выдавая их за свои.

– Знаешь, Эмелин, мне кажется, что мы созданы друг для друга. Говорят, красота спасет мир, но мир спасет любовь. Любовь – вот единственное спасение для всех нас. Тебе так не кажется?

Отпив из бокала с шампанским, девушка усмехнулась.

– Какая же любовь? От нее одни проблемы.

– Действительно. Любовь – это проблема, но есть такой род проблем, который может разрешать другие проблемы.

– Ну, если и есть, то это точно не любовь. Хочешь, напомню тебе кое-что? Из-за чего началась Троянская война?

– Из-за похищения Елены, если опустить всю божественную эпопею.

– Да. Из-за любви. Вот тебе пример, когда люди начали убивать из-за любви. Ты не поверишь, но и Вторая мировая началась из-за любви. Гитлер любил свой народ.

– Ну, второе – сомнительно. А Троянской войны, может быть, и не было вовсе.

– А Александр Македонский любил себя. Потому и начал свой поход. Любовь и смерть – два спутника. Там, где любовь, там обыкновенно притаилась и смерть. И если ты говоришь, что любовь спасет мир, то я отвечаю, что она может спасти его только через смерть. И можно ли считать смерть спасением?

Немного подвыпившая Эмелин разболталась. Она сказала слишком много лишнего, чем вызвала недовольство Германа, но мужчины – народ хитрый. Герман не стал спорить с девушкой, так как он ожидал награды за свое терпение. Ему нужно было соблазнить её, чтобы доказать себе самому, что он все еще на многое способен. Он не знал, что такая же цель была и у его собеседницы. Точнее, не цель, а задача, которая вела к более высоким целям.

 

***

 

Вскоре Герман и Эмелин переместились в отель. Они разделись и принялись за дело. После, лежа под одеялом, Герман спросил:

– Ну, как тебе?

Эмелин улыбнулась.

– Прекрасно.

Конечно, все было ужасно. Герман был ни на что не способен. Он еле-еле протянул десять минут и двигался, как умирающая черепаха, но было видно, как он пыхтел и старался. Нужно было похвалить глупого и наивного мужчинку.

Герман засмеялся.

– Да, годы опыта. С годами это дело становится только лучше.

Эмелин еле сдержалась, чтобы не засмеяться в ответ, поскольку хуже она и представить не могла.

– Эх, как хорошо нам вместе.

– Знаешь, дорогуша, я думаю, что ты можешь стать моим заместителем.

– Но у меня нет образования.

– Образование – не проблема. На самом деле, оно никому не нужно. Все нормальные люди понимают, что образование в России ничего не стоит. Выполнять любую работу здесь может обученный на месте любитель. Лишь бы он был ответственным. Ты ответственная?

– Очень.

– Все. У тебя есть главное качество, которое нужно. И я сделаю все, чтобы ты стала моим заместителем. Сначала я научу тебя всему, а потом ты и сама сможешь меня заменять. Как тебе такое?

– Прекрасно! Но ты же знаешь, что мы здесь не ради этого.

– Мы здесь, потому что я тебя люблю и желаю тебе счастья. Есть мудрая китайская поговорка: дай человеку рыбу, и он будет сыт один день, научи его ловить рыбу, и он будет сыт всегда. В общем, я хочу научить тебя ловить рыбу.

– Это хорошо…

 

***

 

Пока Эмелин увеличивала свое благосостояние на новой должности, Сигурд клепал гамбургеры. Он чувствовал себя машиной, делающей их. В нем не осталось ничего живого. Он старался представить, что находится в другом месте, пока занимался работой. Работа же делалась его телом автоматически. Этот автоматизм пугал. Любое разумное существо испугалось бы, если бы оно делало что-то на автомате. Телом будто бы не нужно было управлять сознательно. Оно само делало все, что нужно. Для этого было не нужно прикладывать даже минимальных интеллектуальных усилий. Ужас автоматизма…

 

***

 

У Эмелин появился свой кабинет. Она стала настоящим боссом, который выполнял большое количество работы, получая большую зарплату. За несколько месяцев она смогла заработать на дорогую машину и выкупить некоторые акции компании.

Однажды Герман зашел к ней, чтобы повидаться. Эмелин холодно посмотрела на него. Мужчина сел напротив и спросил:

– Ну, как тебе твоя работа?

– Замечательно, только недвижимости не хватает. Все еще приходится снимать.

– Но у тебя же достаточно большая зарплата…

Да, зарплата была просто огромной, плюс ко всему Герман постоянно одаривал её премиями и часто давал деньги из своего кармана. Эмелин тянула средства из своего босса всеми возможными путями, опустошая его карманы.

– Знаешь, Герман, у меня не так уж много денег, чтобы тратить их на квартиры. Они дорого стоят. Сам знаешь.

– Хорошо, дорогая. Я куплю тебе квартиру. Знаешь, у меня тут есть один план. Я разведусь с женой и сделаю тебе предложение.

– Можно этого не делать.

– Нет, любовь моя. Больше всего в жизни я хочу быть с тобой. Ты – смысл моей жизни! Без тебя мне не мил этот мир! Я хочу проводить всякую свободную минуту с тобой.

– Как романтично.

– Слушай, ты охладела ко мне в последнее время, но…

– Не охладела. Все хорошо.

– Нет, я вижу, что что-то не так. И я понимаю, что не так именно то, что у меня есть жена. Я с ней разведусь. Обещаю тебе. Мы уже давно не любим друг друга. Да и как её можно любить? Она уже старая, некрасивая, ворчливая и злая.

– А когда-то она была, как я, да?

– Ну, что-то вроде того.

– Может быть, лет через двадцать ты и меня так бросишь.

– О, не думай об этом. Лет через двадцать меня вообще не будут интересовать девушки. Будем доживать наши дни в покое и любви. Я зря женился на той, кто была со мной одного возраста. Она старела, пока я становился все лучше. Знаешь, самое лучшее, когда женщина теряет свою красоту в тот момент, когда мужчина теряет свою потенцию.

– Какая умная мысль. Не думал выпустить сборник афоризмов?

– Смеешься надо мной. И тебе не стыдно. Может, это мне в тебе и нравится. Люди – такие существа странные. Чем меньше их любишь, тем больше любят они. Может, это азарт такой?

– А, может, они Пушкина перечитали. У нас все хорошо. Не волнуйся. И про недвижимость не забудь. Мне срочно нужна большая квартира. Сама себе я квартиру не куплю.

– Хорошо. Будет тебе квартира, любимая. Будет большая квартира. Потрачусь, чтобы ты была довольна.

– Спасибо, милый.