Глава I : Похороны хорошего друга

Диоген лежал в деревянном гробу, потому что тело его было изуродовано настолько, что на него нельзя было посмотреть без рвотных порывов. Гроб Диогена стоял в тронной зале. Король бомжей сидел напротив него на своем троне с красными глазами. Рядом с ним стояли Лауреат и Сигурд. Раненые в бою с Андрамелехом Швея и Демон приходили в себя в больнице для бомжей, где работали врачи-бомжи, которых жизнь выперла на улицу. К счастью, жизни Швеи и Демона не угрожала опасность.

Король бомжей сказал:

– Это ужасная трагедия. Наемный убийца ранил множество моих верных стражников и трех даже убил. И еще он убил моего лучшего друга…

Лауреат перебил:

– Он был canis lupus familiaris и не заслуживает вашего горя.

Король встал. Своими огромными руками он схватил Лауреата и поднял его над землей с невероятной легкостью.

– Слушай сюда, Диоген был моим лучшим другом! Мы много пережили вместе! Он спасал меня от смерти и голода чаще, чем кто-либо. Благодаря нему существует наше королевство! Он был великим бездомным, а ты так про него говоришь! Если я услышу еще какую-нибудь сансарическую хрень про моего друга, то лично оторву тебе голову.

– Ладно, господин. Он canis lupus. Волк. Я с уважением отнесусь к его кончине.

Король опустил своего слугу.

– Все. Хватит. Все могут выйти.

Зал почти опустел. Правда, Король успел остановить Сигурда.

– А ты останься. У меня к тебе разговор.

Вышли все, кроме Кёнига. Король начал:

– Так вот. Меня зовут Евгений Макарович Шмелев. Все мы здесь имели настоящие имена. Швею звали Виталина, Лауреата – Макар, Демона – Никодим. Только у одного бомжа никогда не было имени. У Диогена. Он позаимствовал свое имя у Диогена Синопского, великого греческого философа. И он никому не сказал своего настоящего имени и фамилии. Он единственный сохранил тайну. И мы должны считаться с этой тайной.

– Согласен.

– Он будет похоронен под именем Диогена Аранейского. Он заслужил это имя.

– Я тоже так считаю.

– Еще бы ты так не считал. Но его убили из-за тебя. Убийца, скорее всего, пришел за тобой. Мы оказали ему первую помощь. Сейчас он лежит в подвале. Хорошо связанный.

– И ты хочешь?

– Чтобы ты узнал у него что-нибудь. Сейчас мои самые любимые подчиненные лечатся от ранений. Швее прострелили икроножную мышцу, а Демон был ранен в живот. Остальные мои слуги не занимаются пытками.

– Я не буду его пытать.

– Тебе и не нужно. Тебе достаточно просто спросить.

 

***

 

Сигурд спустился в подвал. Андрамелех действительно был связан, только вот лицо у него было знакомое. Кёниг несколько секунд всматривался в врага, но Андрамелех его сбил.

– Ты узнаешь меня, Сигурд Кёниг?

– Кажется, мы знакомы.

– Значит, не узнаешь. Я изменился. Стал шире, сильнее. Щетина еще. Но ты меня не узнаешь?

– Рамиль.

Андрамелех засмеялся.

– Вот! Наконец-то. Ты и представить не можешь мое счастье, когда мне дали заказ на тебя. Я бы даже сказал, что это был самый счастливый день моей жизни.

– Кто дал заказ?

– О, ты хочешь, чтобы я сдал своего нанимателя. Какая прелесть. Прости, Кёниг, я не могу.

Сигурд достал из пальто пистолет, который он забрал у мертвого Диогена. Рамиль засмеялся еще громче.

– Вот, это я понимаю. Теперь тебе нужно грозно крикнуть: если не скажешь, то я прострелю тебе башку!

– Если не скажешь, то я прострелю тебе башку!

– Отлично. А теперь приставь пистолет к моему лбу, чтобы страшнее было.

Сигурд последовал совету. Андрамелех покачал головой.

– Все равно я тебе ничего не скажу. Знаешь, я уже не тот запуганный избалованный мальчик, который желал самоутвердиться за счет слабых. Я воин. И я умру, если будет нужно. Но я знаю, что ты не выстрелишь.

– Вообще-то, ты убил моего друга. Ты убил моего лучшего друга, который значил для меня очень много. Ты расстрелял его из узи. От его тела остались только переломанные кости и фаршированные куски мяса. Я сам видел, во что ты его превратил. И я забрал его пистолет, лежащий рядом. Я хотел убить тебя еще тогда. Я пришел на место преступления первый. Ты лежал без сознания. Я прицелился и приготовился выстрелить, но тут прибежали Король бомжей, Лауреат, Моним, Кратет и Гиппархия. Пришлось припрятать пистолет до этого момента.

Рамиль улыбнулся еще шире.

– Значит, я могу быть уверенным в том, что ты убьешь меня. Это хорошо. Только убей меня после, пообещай мне. Я все скажу.

– Убью.

– Меня заказал Лев Богданович Корольков. Местный депутат.

Сигурд опустил пистолет и пошел назад. Рамиль окрикнул его:

– Ты обещал убить меня. Ну, если не хочешь, я помню ту сучку, которую ты защищал в школе. Если я выберусь отсюда, то я сначала изнасилую её, а потом убью, чтобы ты…

Сигурд развернулся и выстрелил. Пуля пробила голову наемника. Кёниг спрятал пистолет и вернулся к Королю бомжей.

 

***

 

Сигурд доложил:

– Меня разыскивает Лев Богданович Корольков.

– Значит, ты видел, как он убил человека. Понятно. В общем-то, я не удивлен. Корольков всегда был неадекватен. У него проблемы с головой. И он всегда был связан с преступниками. Он бхерунда. Сначала я недооценил опасность.

– Так вы мне поможете?

– С учетом того, что ты убил своего школьного знакомого Рамиля? Я не приказывал тебе его убивать. Я сам хотел это сделать.

– Приношу свои извинения.

– Извинения приняты. В итоге он бы все равно умер.

 

***

 

За стеной свалки, в лесу, находилось пока еще небольшое кладбище. Почти весь город пришел на похороны Диогена. Мужчины выкопали яму и поднесли его гроб к ней. Король Бомжей встал над гробом и начал свою речь:

– Здравствуйте, все пришедшие. Мы собрались здесь, чтобы проститься с величайшим индивидуумом на свете. Многие думали, что он был сумасшедшим, а я думал, что он был самым близким к буддхе из всех нас. Он всегда стремился к пробуждению и сражался с общественной сансарой. Он был моей путеводной звездой. Во времена, когда я сомневался в бездомных, я смотрел на него. Он был свободен, он был умен, он всегда помогал тем, кто нуждался в помощи. Я не знал человека лучше, чем он. И он был бездомным. Пример для всех бездомных. Почтим же Диогена Аранейского и да отправится он в лучший из всех возможных миров.

Многие сказали свое слово. И в самом конце настала очередь Сигурда. Сигурд несколько секунд молча стоял над гробом, собираясь с мыслями.

– Мне бы хотелось верить, что это не конец. Мне бы хотелось верить, что Диоген не умер. Но он лежит в этой могиле. Я был первым, кто нашел его труп. Последние несколько дней я провел рядом с этим человеком, а ранее еще больше. Вы слышали про фонарь Диогена Синопского? Тот фонарь помогал искать человека. Диоген Аранеский был вооружен таким фонарем, который не искал людей, а создавал их. Он видел пустых, брошенных, уставших и сдавшихся, но он не сдавался. Он показывал им путь. Он помогал им создать себя. Это было самое главное его свойство, которое я запомнил. Он помог и мне. Я думал, что нет никакой жизни после того, как ты попадаешь на улицу. Я думал, что мне останется только спиться и умереть от обморожения или чего-либо еще. Диоген доказал мне, что есть и другой путь.

Когда все знакомые с Диогеном наплакались, а незнакомые нааплодировались красивым речам, гроб медленно опустили в могилу, а после закопали. Люди начали постепенно расходиться. До самого конца стоять над могилой остались только Король бомжей, Сигурд и Моним. После эта тройка переместилась в тронный зал.

 

***

 

Король сидел на троне, а напротив него на стульях расположились Сигурд и Моним. Они баловались пивом. Король покачал головой.

– Диоген, конечно же, этого бы не одобрил, но я не знаю, как еще можно пережить потерю такого близкого человека.

Моним кивнул.

– К слову, откуда у тебя пиво? У вас же сухой закон.

– Никакого сухого закона нет. Просто нет алкоголя. Вот и все. Но у меня-то он есть. Я не могу заснуть без пива.

– Так вот какие привилегии у королей.

Евгений кивнул.

– Может быть, это не очень честно, но у меня зависимость. Я люблю пиво. Я должен был от него отказаться. Я видел, что алкоголь делает с людьми. Но мне не хватило силы воли.

– А почему с народом не поделиться?

– Я им не доверяю. Понимаешь, нет ничего хуже, чем пьяный бездомный. Когда бездомный начинает пить, то он возвращается в сансару своих воспоминаний. И становится бесполезен. Я заставляю этих людей работать по два часа в день. Если бы они пили, то половина из них вообще бы не работала. И королевство бы умерло, вместе со всеми.

Сигурд поставил бутылку с пивом на пол.

– Знаете, я больше не буду. Диоген учил не пить. Он не любил пьяниц. И правильно делал. Слушайте, король, а вы поможете мне? Не прогоните?

Король покачал головой.

– Конечно, прогонять не будем. Ты друг моего друга. Я буду сражаться до последнего. Никто не тронет одного из нас. Я тебе обещаю. Теперь ты мой подопечный. Если сансара придет за тобой, то мы закрутим эту мразь колесом. Можешь на нас рассчитывать.

 

***

 

Лев Богданович лежал с женой в кровати. К нему на мобильный поступил звонок. Он внимательно выслушал всю информацию и положил трубку. Эмелин поинтересовалась:

– Что случилось?

Депутат покраснел.

– Они убили Андрамелеха.

– Плохо. Можно обратиться к другому убийце.

– Он был лучшим. Теперь, когда Сигурд Кёниг убил лучшего киллера и все об этом догадываются, стоимость его головы взлетела до астрономических высот.

Лев позвонил Кристоферу.

– О, да, привет, братанище! Давно не созванивались. Знаешь, ты говорил, что убьешь Сигурда Кёнига за три миллиона. Я принима…

Лев долго молчал, а потом закричал:

– Десять миллионов?! Ты серьезно?! Совсем с ума сошел?! Мать твою, даже у меня нет таких денег!

Лев помолчал еще немного.

– Хорошо. Десять миллионов за его голову. Договорились.

Депутат повесил трубку. Жена спросила:

– Почему ты даешь им так много?

– Меньше никто не возьмет. Порезанный и расстрелянный труп Андрамелеха нашли на берегу моря Триады. Все повреждения были нанесены ему, когда он был еще жив. И только выстрел в голову убил его. Угадай, из какого пистолета был произведен выстрел в голову?

– Не знаю.

– Из пистолета Саши Блоского. Как минимум, все параметры схожи и пули те. Кристофер, сукин сын, все знал и изложил мне это, как на блюдечке. Он еще сказал, что разослал информацию всем наемникам в нашем городе. Краля, десять миллионов – это минимальная цена. Меньше никто не попросит. Все знают, что либо сам Сигурд Кёниг, либо его защитники – смертельно опасны.

Глава II: Аспирант

Аспирантура началась весело. Октавия потребовала встретиться. Сигурд рассчитывал на то, что она передумала. Это было довольно наивное ожидание, которому не дано сбыться. В глубине души Кёниг понимал, что это конец, а он все это время просто откладывал неизбежное.

Октавия стояла на набережной. Сигурд подошел к ней. Вечерело. На улице было очень мало людей. Моросил холодный дождь. Температура приближалась к нулю. Октавия начала:

– Это конец.

Сигурд кивнул.

– Я понимаю.

– Прости меня.

– Все хорошо. Я все понимаю.

– Ничего ты не понимаешь, но это и не так важно. Мы больше не увидимся. Я закончила университет и больше туда не вернусь. Это наша последняя встреча.

– Мне очень жаль. Мне хотелось бы, чтобы мы прожили вместе всю жизнь.

– Мне не хотелось бы. Все эти отношения утомили меня. Я хочу остаться одна. Всю жизнь я мечтала о том, чтобы меня оставили в покое. Вот для чего я тебе нужна?

– Я тебя люблю, больше всего на свете.

– Все вы так говорите. Любите. Молодцы. Только вот чего реально стоит ваша любовь? И чего вы хотите добиться? Мужчины. Вы хотите, чтобы женщина была вашей вещью. И если уж быть вещью, то у самого достойного мужчины.

– Я не достоин?

– Видела и достойнее.

– И поэтому ты меня бросаешь?

– Отпусти меня.

– Я хочу вцепиться в тебя и держать до самого конца своих дней.

– Отпусти меня.

– Но я тебя отпущу. У меня нет выбора.

– Отлично.

 

***

 

Внешний вид Эмелин изменился. Из фиолетового она перекрасилась в рыжий и начала носить более женственную одежду. Её любимым стал черный джемпер, поверх которого она носила амулет. Девушка предпочитала длинные штаны и удобные кроссовки. Она по-прежнему носила очки. Её волосы впервые за всю жизнь доросли до лопаток. Она выглядела довольно приятно и ухоженно. Двадцатидвухлетняя девушка решила устроиться на работу и начать независимую жизнь. Да и давно было пора. Видеть лицо отца она не могла, да и не хотела, потому нужно было делать все, чтобы освободиться.

 

***

 

Сигурд сидел в коридоре филологического факультета, читая Ницше. Там он вычитал «где нельзя больше любить, там нужно пройти мимо». Эта формула показалась ему решением всех его проблем, но пройти мимо было не так легко. Он ходил по кругу, потому что все еще любил. К нему подсел Винсент.

– Приветствую тебя, Сигурд. Давно не виделись. Почему такой грустный?

– Меня бросила любовь всей моей жизни.

– О, не утрируй, мой друг. Любовь всей нашей жизни – филология. А женщины – они приходящее. Сегодня любишь одну, а завтра уже другую. Это обычное дело. Житейское.

– Я полюбил её навсегда.

– Ничто не вечно. Даже любовь. Особенно любовь. И особенно любовь к людям.

– Я не думаю, что смогу её забыть.

– Забудешь, как и всех до этого. До этого же ты как-то забывал? Ах, мой ученик, если бы не талант людей забывать все, то как бы мы жили? Как бы мы продолжали встречаться и любить? Все это было бы невозможно. Пару месяцев потоскуешь, а потом освободишься. У тебя диссертация, статьи, конференции. Ты занятой человек. Очень занятой.

– Но…

– Да и что ты сейчас можешь предложить девушке? Только свою любовь? Это могут сделать все. Тебе нужно добиться определенного статуса. Ты должен стать кандидатом наук. Потом устроишься на работу, сможешь зарабатывать деньги, у тебя появится своя квартира. Тогда тебе реально будет, что предложить девушке. И никто больше тебе не откажет.

– Дело не в отказе…

– Ох, это ты сейчас так рассуждаешь. Наивно и романтично. Я, конечно, уважаю романтиков, но романтизм после Гёте кажется наивной игрой слов. Он играет с банальными эмоциями. Формирует облик недорыцарства, увеличивая его наивность и глупость. Еще Сервантес высмеивал подобные тенденции.

– Но дело не в Сервантесе.

– Ты не понимаешь, в чем дело. А я тебе, как старший товарищ, говорю. Ты должен понимать, что да, ты все еще красив и умен, но что дальше? Вот ты влюбил в себя девушку. Как ты сможешь её удержать? Тебе хотелось бы верить, что любви достаточно. Но нет. Любви слишком мало. Сейчас тебе нужно сосредоточиться на учебе. Через несколько лет ты станешь преподавателем, как и хотел. И больше ты никого не спугнешь своей материальной несостоятельностью.

 

***

 

На следующий день Винсент встретился с Октавией. Он пригласил её в ресторан. Девушка надела самое красивое платье, которое у нее было, и сделала очень красивую прическу. Старик был щедр. Он брал все, что заказывала его спутница, а спутница заказывала довольно дорогие блюда, чтобы проверить на прочность нервы и кошелек спутника. После длительных романтических и не очень бесед о сущности любви, литературы и жизни, они покинули ресторан.

Винсент отвез Октавию к её дому, где пылко поцеловал. Девушка ответила на поцелуй. К несчастью, это увидел Сигурд. Он дежурил напротив дома бывшей возлюбленной, пытаясь хотя бы краем глаза увидеть её. Увидел. После долгого прощания, Винсент почти вприпрыжку на своем протезе и с тростью поскакал к машине и уехал.

Кёниг был вне себя от ярости. Он не понимал, что происходит. Весь его мир обрушился в одночасье. Он думал, что все было намного сложнее. Но все оказалось слишком просто и отвратительно. Он понял, что его предали два самых близких человека, два человека, которым он доверял больше всего. К Винсенту он относился, как к отцу, которого у него не было, а Октавию он любил больше жизни.

 

***

 

Вернувшись в общежитие, Сигурд заплакал. Он не мог больше терпеть. Внутри не оставалось совсем ничего. Казалось, что все самое ценное вывернули наружу и вырвали с корнем. Сигурд потерял надежду вместе с ящиком Пандоры, который он называл любовью.

Кёниг осмотрелся вокруг и увидел принтер. Он распечатал изображение Ницше и начал повторять:

– Поистине, человек – это грязный поток. Поистине, человек – это грязный поток. Поистине, человек – это грязный поток…

Так он повторил более тридцати раз, пока не перешел на другую фразу.

– Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя…

Этот афоризм Сигурд повторил десять раз. После он прочитал по памяти еще несколько афоризмов, пока не дошел до самого главного:

– «Возлюби ближнего своего» — это значит прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» — И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями.

 

***

 

Эмелин устроилась на работу в офис. Начала она с довольно мерзкой канцелярской работенки, за которую платили относительно мало, да и работать было тяжело. Долго на рабочем месте она не продержалась и отправилась в салон сотовой связи. Там она тоже не задержалась, да и как могла? Ей было очень сложно усидеть на месте и делать бессмысленную монотонную работу. Она хотела свободы, но нужно было зарабатывать деньги. Съемная квартира сама себя не оплатит.

 

***

 

После работы Эмелин возвращалась на берега пруда Шиллера. Она смотрела на воду, а потом на свой амулет, который неизменно висел у нее на шее уже много лет. Она еле помнила о том, как он был ей подарен. Это было так давно, что теплые детские воспоминания превратились в размытые серые образы, но в этом амулете действительно что-то было. Именно тогда она познакомилась с бомжом, которого звали Диоген.

Он тоже периодически приходил на берег в полном одиночестве. Мужчина садился на пирс, укутавшись в плед, и смотрел вдаль. Эмелин периодически посматривала на него и однажды набралась храбрости подойти.

– Что вы здесь делаете? – поинтересовалась она.

Диоген молча посмотрел на нее. Девушка еще раз спросила:

– Что вы здесь делаете?

– Я? Ненавижу себя. Я потерял все.

– Потеряли все?

– Я бездомный. Я больше не могу заниматься любимым делом. Все кончено.

– Может быть, не все кончено.

– Я писал всю жизнь. И теперь не могу. Меня лишили всего. Общество отобрало у меня все. Я остался совсем один. Все меня бросили. У меня не осталось ни друзей, ни знакомых. Я потерял свое имя и потерял свою суть. От меня ничего не осталось. Вот что значит быть бездомным. Это когда ты теряешь все.

Эмелин задумалась. Она посмотрела на Диогена и соотнесла его слова со своей жизнью. Она не хотела становиться бездомной, не хотела терять все, что у нее было. Она ответила:

– Может быть, как-то можно с этим работать?

Диоген посмотрел на Эмелин.

– Может быть, а может и не быть. Спасибо тебе, что подошла ко мне. Я уже больше двух месяцев ни с кем не разговаривал. Люди сторонятся меня.

– Я не такая. Но вы мне помогли.

– Вы мне тоже.

 

***

 

Сигурд лежал на кровати и не двигался. Изнутри болело все, что могло болеть. Казалось даже, что это была физическая боль. Периодически сводило желудок, а иногда мышцы. Все тело непроизвольно тряслось то от злости, то от печали. Он не понимал, что происходит. Он пытался не думать о своей любви и о предательстве, но вся проблема была не в мыслях.

 

***

Диоген остался сидеть в полном одиночестве, когда Эмелин ушла. Он смотрел на поверхность воды, желая утопиться, но в итоге после разговора с Эмелин ему в голову пришлое кое-что другое.

– Смерть? Поможет ли мне она? Скорее всего, нет. Девушка сказала правду. Надо искать. Надо пытаться. Надо пробовать. Что я могу сейчас сделать? Что я могу придумать? Что мне нужно? Освобождение. Я больше не могу стать писателем. Не могу вернуться к тому, с чего начинал. Это далеко позади. И старые друзья больше не будут со мной дружить. Нужно искать новых. И нужно пытаться достичь чего-то нового.

Диоген улыбнулся.

– Точно. Нужно сделать что-то невероятно важное. Нужно сделать из себя настоящего человека, который сможет гордиться собой. Нужно преодолеть свою глупость и сдержанность. Нужно снять с себя нелепые ограничения общества. Раньше я был писателем, чтобы прославиться. Но сейчас меня не интересует слава. Я работал ради внешнего, но теперь нужно работать ради внутреннего. Нужно улучшить себя изнутри, чтобы стать абсолютным совершенством. Истинное освобождение впереди. Я сделаю все, чтобы стать свободным. И я придумал для этого метод.

Диоген встал, эффектно скинул плащ, спустил штаны и начал мастурбировать.

Глава III: Подготовка к грядущему бою

Кристофер засмеялся.

– Этот глупец согласился. Деньги к нам скоро поступят.

Остальные поэты, сидящие в зале, обрадовались. Арчер спросил:

– Так мы нападем на свалку? Говорят, там живет очень много людей. Придется их всех убить.

Кристофер пожал плечами.

– Убить, конечно, было б очень просто, но Сигурда я знаю с прошлых лет. Есть план один…

Стефан поинтересовался:

– Какой же план?

– Устроить конкурс.

Моносолова опустила взгляд.

– Вы серьезно? Мы будем соревноваться с бомжом?

Стефан Данилов засмеялся.

– Если он согласится, то мы устроим поэтическую дуэль не на жизнь, а на смерть. И Сигурд, конечно же, проиграет. Потом мы его убьем. Убьем его одного, и никто не сможет нам помешать.

 

***

 

Король бомжей сидел на троне, уже в третий раз перечитывая пришедшее ему письмо. Сигурд вошел в зал и поклонился. Король посмотрел на него.

– Это Кристофер Герра. Он предлагает разрешить ваши сансарические разногласия в поэтической битве. Правила такие: если ты проиграешь, то умрешь. Если же выиграешь, то останешься жив и поэты больше никогда не будут претендовать на твою жизнь.

Сигурд задумался.

– Честно говоря, предложение хорошее. Было бы неплохо, если бы самые отчаянные бандиты в городе отвязались от меня.

Король кивнул.

– Но это не значит, что они будут играть честно. Ты же знаешь правила сансары. Победит не тот, кто пишет лучше, а тот, за кого проголосуют судьи. Судьи могут тянуть своих. Или, если они не очень умные, помогать тем, чье творчество им нравится по эмоциональному настрою.

– Поэзия консервативна. Она не приемлет радикально новых форм.

– Весь мир сансары консервативен. Любая область может изменяться только маленькими шажками. Все прочие изменения люди признают фантазиями и глупостью. Нельзя стать популярным, высказав мысль, для которой не была подготовлена почва. А почва подготавливается веками.

– Согласен. Но если я смогу их победить, то у меня станет на одного противника меньше.

– Это верно. В письме написано, что они нападут на свалку и убьют всех, если ты не согласишься.

– Получается, что у меня нет выбора.

– Я обещал защитить тебя.

– Но теперь я попробую защитить вас. Не вмешивайтесь.

– Если поэты будут делать что-то не по правилам…

– Да, тогда можете вмешаться, но не ранее. Я смогу их победить на этот раз…

– Ты уже с ними соревновался?

– Да. И проиграл.

– Почему проиграл?

– Судьи были такие. Невозможно победить, когда твоим противникам подсуживают. Они же все великие поэты. Что бы они не написали, все будет почитаться. Даже типичная банальщина про любовь будет огромным вкладом в литературу. Люди слишком субъективны.

– И почему ты думаешь, что победишь?

– Потому что я смогу написать нечто на много голов выше, чем пишут они. Какие бы судьи не были, я смогу написать достаточно сильные работы, чтобы победить. У поэтов есть некое самоуважение. Да, если ситуация более-менее спорная, то они отдадут голос наиболее знаменитому, но если кто-то очевидно лучше, то тогда есть шанс победить.

– Очень наивная надежда.

– Знаю, но у меня больше ничего нет.

 

***

 

Кристофер приехал домой к Винсенту Вуду и постучался. Преподаватель открыл дверь квартиры и пригласил знакомого поэта к себе. Они расположились на кухне. Винсент спросил:

– Что тебя привело?

Кристофер ответил:

– Есть дело для тебя, мой друг старейший.

– Давай. Только, пожалуйста, не в стихах. Я не хочу разбирать то, что ты хочешь мне сказать со всеми своими метафорами. Давай проще.

Кристофер кивнул и сосредоточился, чтобы перейти из поэтического режима говорения в режим простого обывателя. Сделать это было сложно, поскольку поэзия стала для него неизлечимой привычкой.

– Ты должен быть судьей.

– Где?

– На конкурсе поэтов.

– И кого судить?

– Всех самых лучших и ученика, который предал…

– Ты о ком?

– Сигурд Кёниг.

– Хм, вы собираетесь соревноваться с Сигурдом Кёнигом? Я читал его стихи. Он бездарность. Часто с ритма сбивается и рифмы нет.

Кристофер посмотрел в глаза Винсенту.

– Но он то думает, что гений.

– Да, теперь еще и бомж. Наверное, его эго еще больше раздулось, когда он, непризнанный гений, стал еще и бездомным. Не люблю высокомерных юнцов. Они думают, что могут перевернуть мир. Думают, что чего-то заслужили, а на самом деле они ничто.

– Так что же, друг мой?

– Кристофер, я тебя очень глубоко уважаю. Я думаю, что ты понимаешь, что делаешь. Но есть у меня одно условие. Есть одна девушка, которая закончила филологический. Я рекомендую её в судьи вместе со мной.

– И как зовут её?

– Октавия Елизарова.

 

***

 

Стефан Данилов сидел на месте Кристофера. Арчер спросил:

– И что? Мы победим?

– Я уже побеждал. Сигурд пишет очень и очень слабо. И сомнительно. Ему нас не победить. Он не понимает того, что такое поэзия. Он не понимает, как можно угнаться за чувствовами и эмоциями, как можно украсить их метафорами. Для него поэзия – это игра. И игра довольно поверхностная и неинтересная.

– Ну, получается, у него нет шансов?

– Нет. И будем честны. Судьи на нашей стороне. Кристофер решил сделать великую подлянку. Он пригласил судить известных поэтов и филологов со всего нашего города. Среди них Винсент Вуд, бывший преподаватель Сигурда. И их отношения закончились очень неприятно. Сейчас он мне позвонил и сказал, что еще судить будет Октавия Елизарова, единственная и неповторимая возлюбленная Сигурда, которая его однажды бросила.

– Откуда вы все это знаете?

– Этот дурак однажды приперся на поэтический конкурс. И он нередко приходил на наши тусовки. Короче, мы смогли узнать о нем многое, когда опросили всех, с кем он разговаривал. Кристофер решил привлечь к судейству тех, кто был ему дорог.

– Это подло.

– Это поэтично. И да, подло. Я думаю, он даже не сможет прочитать ни одного стиха, когда выйдет на сцену. Одного вида Винсента и Октавии хватит, чтобы он онемел навсегда. Критик поэзии, мать его. У нас с ним личные счеты. Он много плохого сказал про мои стихи. И я должен ему отомстить.

 

***

 

Лауреат вошел в покои Короля и поклонился перед ним.

– Король, вы думаете, что это правильное решение? Поэты – serpentes. Глупо соревноваться с ними в поэзии на их правилах. Они яркие, как aglais urticae, а на самом деле они agkistrodon contortrix.

– Я знаю, что поэзия – это сансара. И знаю, что в этой сансаре может победить только тот, кто связан с ней. Никакие произведения не помогут Сигурду победить. Я не понимаю, что он хочет доказать? Нужно просто уничтожить их банду. Все. Да, многие наши люди умрут, но мы защитим Сигурда, как я и обещал Диогену.

– Вами руководят эмоции. Нельзя бросаться на врага вот так. Быть может, конкурс – это самый лучший вариант, мой господин panthera leo. Пусть читают стихи. Если Сигурд чудом сможет победить, то останется жив. Если проиграет, то умрет он один. Не нужно рисковать своими людьми. Это самое последнее дело.

– Или же самое последнее дело – не помочь нуждающемуся. Диоген оставил на нас очень важную миссию. И что, мы отступим?

– Не вижу другого пути. Даже panthera leo должен отступить, когда его прайд окружили agkistrodon contortrix.

 

***

 

Эмелин сидела в своей комнате и смотрела на амулет, подаренный Сигурдом. Этот амулет, как ей показалось, начал сочиться темной аурой. До этого он будто бы отдавал ярким светом.

– Что-то не так. Что-то произойдет. Что-то очень плохое. Сигурд, в последнее время я слишком много думаю о тебе. Кажется, ты снова стал самым близким человеком для меня, хотя виделись мы всего несколько мгновений. Как бы мне хотелось вернуть наше детство, когда мы могли быть вместе. Когда мы играли и гуляли, когда мы фантазировали или когда любили друг друга. Даже тогда, когда ты прыгнул в воду, чтобы достать этот чертов амулет. Тогда еще я могла не потерять тебя. И не потерять себя.

 

***

 

Лев Богданович сидел у себя в кабинете и пил водку.

– Мать твою, десять миллионов. Охереть. Но ничего. Папа сказал, что я сам должен решать свои проблемы. Ах, как смешно. Мне уже шестьдесят три, а я все еще оглядываюсь на папку. Херов старик настолько просочился в мой мозг. Может, позвонить ему? Старый пердун умеет решать проблемы.

Корольков кивнул.

– Если поэты не справятся, то позвоню ему. Но это жесть. Просто жесть. Ради какого-то бомжа привлекать армию. Охереть. Киллер не смог его убить, а если не сможет банда, то что мне еще делать, мать его?

 

***

 

Винсент Вуд вошел в спальню, где Октавия без одежды читала книгу. Старик сел на край кровати и сказал:

– Мы с тобой будем судить один поэтический конкурс. Я договорился.

– Какой конкурс?

– Не так важно, но я сказал, что ты очень хорошо оцениваешь. Тебя тоже решили взять в судьи. Ты же отлично разбираешься в литературе.

– Да.

– Вот для тебя шанс проявить себя. Я думаю, что тебе понравится.

– Ты уже давно не судил конкурсы.

– На этот раз конкурс особенный. И не официальный, но судить его будут многие поэты и филологи нашего города. Будет турнир, в котором примут участие лучшие авторы. Говорят, участвует более сотни авторов. Но все и так знают, кто пройдет, а кто нет. В финале окажется величайший русский поэт Кристофер Герра. Он самый лучший автор из современных. Если он принимает участие в конкурсе, то никто не сможет его победить. Все судьи относятся к нему с невероятным почтением, потому что он замечательный автор, классик при жизни, только вот алкоголик. И думает, что все лучшие поэты были алкоголиками. Ну, чем бы гениальный автор не тешил себя, лишь бы писал прекрасные работы.

– Ты пытаешься меня заставить тянуть его?

– Ох, нет. Я просто говорю, что на него стоит обратить внимание. Лучше из современных поэтов никто не пишет. В его стихах – мощь и истина. Остальные даже рядом с ним не стоят. Они просто подростки, которые играют в стихи. Хотя есть и достаточно даровитые подростки, которые тебе наверняка понравятся. Подростковая поэзия сейчас очень популярна. В основном подростки и очень молодые люди интересуются стихами. И для них нужны особые подростковые стихи.