О РАССЛАБЛЕНИИ ТИСКОВ ВРЕМЕНИ И УЛОВЛЕНИИ УСКОЛЬЗАЮЩЕЙ ЖИЗНИ Я положил себе раздвинуть тесное пространство жизни. Ты спросишь,приемами какого искусства это можно сделать. Время стремительно летит, и егонельзя обуздать никакими уловками: спишь ли, бодрствуешь - часы, дни,месяцы, годы, века скользят в небытие; все под луной, едва возникнув, спешитвперед и с дивной быстротой влечется к своему концу. Ни передышки, ни покоя;ночи мчатся не медленнее дней; одинаково подаются и хлопотливые, и ленивые,и кажущиеся стоящими на месте поспешают - не разное плавание при разномветре, как на море, но всегда одинаковый бег жизни, притом стремительный; невернуться, не остановиться; любая буря, всякий ветер несет вперед; у однихпуть легче, у других трудней, у одних длинней, у других короче, но скоростьу всех одна; шагаем не все одной тропой, но одинаково ходко; разнымидорогами достигаем одного конца, и если кто приходит к нему поздней, это ещене значит, что он движется медленней, а просто его путь чуть побольше и чутьотдаленней была цель - которая, даже если кажется очень далекой, всегдасовсем рядом; к ней мы летим в неудержимом порыве; каждый миг гонит иневолей влечет нас из жизненного моря в порт, - любящих путь, боящихсяконца, безрассудных путников; зря оглядываемся, надо идти, мало того, надоприйти; дорога за спиной, конец перед глазами. Что же я хочу сделать, и в чем это мое намерение расслабить тискижизни? Скажу тебе. Прежде всего - настроить душу на любовь к концу; ведь всамом деле, что благоразумней, чем научиться охотно делать то, что ипоневоле все равно придется сделать? Когда душа научится не бояться пустыхвещей, естественные любить, а неизбежных даже желать, она будет безмятежно ибодро ожидать того, чего с такой тоской и с таким трепетом ожидаетчеловеческий род. Думаю, такого способны достичь только исполнившие все то,ради чего главным образом и хотели жить, - редкий род людей, преданныйтолько стремлению к добродетели. Это и значит "жить завершенной жизнью", очем говорит Сенека; по-моему, нет прекрасней такого образа жизни, когданичто не пугает, ничто ни тревожит, ничто не гнетет, ничто не влечет, крометого, приход чего настолько несомненен, что его нельзя отвратить никакойпреградой; когда воспоминание о прошлом благе и надежда на будущееувеличивают благо нынешнее. К этой цели не приходят подвластные своим хотениям: вечно начиная, ониникогда не завершают - никогда не налить доверху дырявый и разбитый горшок, нет конца бесконечности, а жаднаяпохоть всегда свежа, всегда только что началась, всегда маняща и бесконечна;кто следует за ней, пускается поэтому в бесконечный путь, не знает и неможет знать покоя, поскольку влекущее его хотение не утолить. Жизнь таких некончается, а прерывается, отрезается недотканным холстом, обрубается, тогдакак у выполнивших жизненный долг остается в запасе блаженство покоя, - у техжизнь иссякает незавершенной, у этих, завершенная, длится, и жизнь толькотогда начинает быть радостной, только тогда настоящей, когда оназавершенная. Я - один из собрания стоящих посреди, у кого жизнь и незавершенная, но и не тянущаяся под властью желаний без надежды назавершенность; кому кое-чего и даже многого еще не хватает, но все-таки небесконечности; кому на завершение оставшегося не надо многих столетий, новсе-таки требуется время, и страшит только его теснота, для расслаблениякоторой и требуется упомянутое выше искусство. Ты опять спросишь, как это сделать. Все сводится к расходованию того жесамого времени. Пьяницы льют вино на пол, осажденные берегут и воду; избытоксклоняет к расточительству, скудость к бережливости; часто только под конецначинает проясняться, что надо было делать вначале, да и почти всегдамудрость и сила ходят врозь: та прозябает, когда эта цветет, а когда тапробуждается, эта увядает, - иначе человеческие начинания были бы удачливей,исход предпринимаемого благоприятней; а теперь человек обычно начинаетзнать; когда перестает мочь. Хотелось бы мне начать ценить время раньше, дамолодой ум к тому не расположен: изобильный владелец плохой оценщик, хоть втаком деле иметь в изобилии и воображать, будто имеешь, - одно и то же,подобно тому как и всякое вообще заблуждение кроется не в вещах, а впредставлении о них. Ни один смертный не имеет времени в достатке, только невсе одинаково ясно видят свою нищету? для всякого возраста остаток жизниравно тонет во мраке, цветущему юноше он обеспечен ничуть не больше, чемгорбатому и дряхлому старику, разве что юноша большего ждет, а потому чаще игорше обманывается; и наоборот, кто меньше надеется, тот часто крепче стоитна ногах. Обстоятельств тысячи, видов людей тысячи, но всех способнаодурманить одна надежда. Чтобы не блуждать под ее чарами до конца, начинаюоткрывать глаза; лучше поздняя мудрость, чем никакая. В чем сначала былрасточительным, а потом щедрым, в том хочу стать бережливым, скупым,скаредным. Пора учит, нужда гонит, нет места забавам; поверь мне, нас сломити опрокинет в самом разгаре наших трудов, если мы не проснемся и невоспротивимся: если не восстанем, собрав все силы души, то будем раздавлены. Поэтому само состояние моих дел и осознанная наконец величина опасностиподнимают меня от сна не хуже, чем Фемистокла - победа Мильтиада. Частобессонная забота стряхивает меня с постели полусонного с пробудившимсядухом, но с еще закрытыми глазами и, не видя света, который обычно всю ночьу меня горит, я на ощупь, словно во тьме, иду разбудить ближайшего слугу;меж тем - что смеешься? - открыв глаза, замечаю свет и поскорей гашу его,чтобы вошедший слуга, увидев, что его потревожили напрасно, не посмеялсякрайней мере про себя над моей несуразностью и не подумал еще чего другого,не зная дела. Таков я, и, стыдясь своего поведения, настроения не стыжусь.Если бы та же решимость была у меня молодого! Остается радоваться хотя бытому, что она будет у старика. Первое было бы полезно и пригодно для большихначинаний, но и последнее не бесполезно и не ничтожно, и если в чем-то издвух надлежало погрешить, я все-таки предпочел бы утреннюю дремоту вечерней:все становится весомей, тяготея к концу, самая гибельная ошибка последняя, иодин смертный час выносит приговор всем годам жизни. Собраться к нему - делоособой и высшей предусмотрительности; вот на что давно надо было направитьвсе время и все старания. Если жалко, что губили его зря, соберем хотьостатки, и пусть трудолюбием будет исправлено то, что загублено праздностью. Вот к чему стремлюсь и не боюсь, что припишут пороку скупости моюбережливость к невосстановимой вещи: как в деньгах дотошная требовательностьпозорна, так в некоторых вещах она прекрасна; кто не похвалит строгоесоблюдение обрядов у монаха, целомудренную сдержанность у матроны,нерасточительность во времени у учащегося? Вот что хочу любить, вот чегодержаться, вот чем восстановлю, насколько удастся, ущерб потерянноговремени; об этом думаю, об этом вздыхаю, этого, может быть, достигну,ведомый Богом и твердым сердечным намерением. Позабочусь о том, чтобы несгубить ни частицы времени, а не выйдет - то чтобы как можно меньше сгубить.Заведу тяжбу о нем со сном и удовольствиями, не дам им отнять ни малую долютого, что подвластно мне. У меня будет кого кричать на помощь в случаеграбежа - добродетель, источник неразвращенного суждения и неприступную инепобедимую твердыню рассудка; зайдет спор о межах - перенесуразбирательство туда, оттуда буду просить приговора. Хотелось бы не иметьдела с соперниками, да нельзя; этих спутников дало мне собственное мое тело.Попробую удовлетворить всех; заставлю их, если удастся, довольствоватьсятретью всего времени. Семь часов, блаженствуя на золотом ложе, спал Август,да и то не полных, потому что заботы прерывали сон. Заключу договор сосвоими глазами, чтобы они удовлетворились шестью; два часа пойдут на прочиенеобходимости, остаток достанется мне. Говоришь, не смогу? Дав слово и ужеиспробовав - могу! "Нет для смертных ни в чем преград", - говорит Флакк. Таконо и есть. Косность делает для нас кое-что невозможным, но нет совершенноничего неприступного для добродетели; мы многое сумели бы, если бы неотчаивались еще прежде всяких попыток. Были, гласит молва, и такие, что накрыльях устремлялись в небо, и такие, что сохраняли жизнь в глубине волн, -вещи редкие, согласен, но они ведь только нас и влекут; вообще обычноеприскучивает, редкостное захватывает. Вот тебе б_о_льшая часть моегозамысла. Сюда надо добавить, что от нехватки времени я в подражание Августу пристрижке и бритье обычно или читаю, или пишу, или слушаю, или диктую, а еще -не помню, чтобы такое говорилось о нем или о ком бы то ни было, - я взялсебе обыкновение делать то же в пути и за столом. Не раз я, странно сказать,верхом на лошади достигал одновременно и конце пути, и конца песни; а когдая далеко от человеческих скопищ в одном из двух наших Геликонов, то, если немешает уважение к заезжему сотрапезнику, среди снеди всегда торчитдеревенское перо, и никакой стол не накрывают мне без записных табличек.Среди ночи я тоже часто, просыпаясь, при затухшей свече первым делом хватаюиз-под подушки перо и, пока не улетучилась мысль, в темноте пишу такое, чтос возвращением дня едва могу разобрать. Вот мои заботы. Другим, может, покажется, что я гонюсь за славой, но тыв этом чистосердечном рассказе угадаешь мою жизнь и настроение и поймешь,что мне отсюда больше стыда, чем славы, - что в преклонном возрасте у менязаботя о чем-то другом, кроме как о душе. Но таков я, и даже убеждаю себя,что и для души окажутся полезны мои труды. Не даром я отдаюсь им всебеззаботней и радостней, - как сказано, "старею и ежедневно учусь чему-то"."И чему же, - спросишь, - ты еще считаешь нужным учиться?" А многому: учусь!как по доброй воле перестать быть юношей и чему всегда с жадностью учился,но тут любых уроков мало, - учусь стареть, учусь умирать. Насколько япродвинулся во второй из этих наук, покажет мой последний день: недостовереннавык в деле, которое за всю жизнь доводится исполнить только раз; а впервой достиг того, что день ото дня все больше благодарю наступающуюстарость за избавление от злых пут и облегчение от тягостного груза. Вывожуотсюда, что незаслуженно считают ее бесславным возрастом: что приписываетстарости толпа, винящая природу и извиняющая себя, имеет причиной невозраст, а распущенность. В любом возрасте, как только человек становитсяспособен мыслить и судить, есть место для добродетели и порока, для славы ипозора. Вот уж действительно: как осени самой по себе еще мало для урожая,но, если позаботиться обо всем летом, она будет далеко не неприятнымвременем года, так старость, венчающая долгие годы косности, будет и нищей,и тоскливой, и бесплодной, и бесполезной частью жизни, но если та жестарость была заботливо подкреплена в молодости упорными занятиями, она ибогата, и плодовита добрыми искусствами, и полезна, и радостна. Будь онадаже только тем хороша, что смягчает жар предшествующих эпох жизни, всеравно, по-моему, было бы с избытком причин и желать, и любить ее. Кто, кроменеблагодарных, не порадуется возрасту благоразумия и завершения всего, чемдо сих пор пренебрегал ленивый рассудок, искоренения всего худшего вчеловеке и укоренения всего лучшего в нем? Но вернусь к начатому, к заботе о совершенствовании, которая с такойнеобычайной силой захватила меня, дорогой друг, словно я сейчас тольковзялся за ученье. И пусть даже она ничего не даст, мне достаточно уже того,что я между делом и отвлекаюсь от множества других гнетущих забот, и забываюо нашем времени, и увлекаюсь, и радуюсь жизни, и едва ощущаю то, из-за чеговсего больше терзают себя люди. Пусть другие жадно ищут богатств, почестейили наслаждений - я здесь положил себе и богатства, и почести, инаслаждения. Не то что я не понимал этого еще с ранней молодости, но тогда яшел медленно, вразвалку, словно в утренние часы, а теперь удваиваю шаг,словно гонимый, потому что день клонится к вечеру, и помня, скольким вещам язаложил фундамент, спешу, ясно видя дело и не зная только, как успеть, -поздно спохватился, не спорю, но чем поздней взялся за ум, тем больше спеши!Со всех сторон меня окружают оставленные великими людьми примеры; от нихслюнки текут, сонная одурь спадает и горячка дела не оставляет усталого всюночь. Не думай, что Фемистокл и Мильтиад одни, их много. Об остальном расскажу позднее; оставшаяся часть больше, но, надеюсь, вней меньше неопределенного. Теперь сегодняшнее состояние моего духа тебеизвестно, чего, я знаю, ты и хотел. Вот с помощью какого искусства я пытаюсьобуздать, как могу, бег стремительного времени, вырвать этот невеликийостаток дней у смерти, читая, пиша, думая, бодрствуя; ведь если сон естьсмерть, как говорили великие люди, то бодрствование - жизнь, и хоть так япроживу на несколько часов дольше. - Желаю тебе успехов. Милан, 13 ноября [1359], полночь
2020-11-19
82
