Может ли повседневное использование языка быть нашим гидом?

На первый взгляд, мы, кажется, имеем прямое отношение к свойствам. Свойства-это сущности, которые мы

кажется, с ним хорошо знакомы. Они являются частью нашего повседневного мира, и, следовательно,
они глубоко вовлечены в наши до-теоретические, а также наши научные рассуждения
почти обо всем. Поэтому мы должны ожидать от себя ясного понимания
их природы. По крайней мере, мы должны быть в состоянии решить, какие свойства существуют, и последнее
должно привести нас очень близко к решению парадокса Рассела. В конце этого раздела
окажется, что все не так просто и что наша надежда была обманчивой.

Наше тесное соприкосновение со свойствами отражается в употреблении нашего языка. Мы принимаем
много предложений, которые касаются свойств как истинных. Конечно, мы часто называем их
разными именами, говорим “признаки”, “характеры”, “черты характера” и т. д., Но,
тем не менее, то, что мы имеем в виду, - это свойства или особые виды их. Наиболее характерные
случаи такого свойства разговоров распределяются по двум категориям предложений. Первый
содержит предложения, посредством которых мы делаем универсальные или экзистенциальные утверждения. В более
технических терминах, это предложения, которые количественно определяют свойства, такие как

а) Питер имеет те же черты характера, что и его двоюродный брат.

b) существуют нераскрытые свойства, связывающие физические частицы друг с другом.

Наша концепция свойств

597

Вторая категория состоит из предложений, где абстрактные существительные, которые, по-видимому, означают
свойства, встречаются в позиции субъекта. Известными примерами являются

c) красный - это цвет.

d) красный цвет больше напоминает оранжевый, чем синий.

Такие предложения, как (a)–(d), часто рассматривались в контексте, в котором речь шла о существовании
свойств. В наше время эта проблема часто обсуждается в
обращении к критерию онтологической приверженности Куайна. Платоники в отношении
свойств использовали такие предложения, как (a)–(d), чтобы показать, что мы привержены
существованию свойств, в то время как номиналисты изобрели ряд интересных
стратегий для избежания этого следствия. Три из самых влиятельных из них
следующие:

(i) в случае количественной оценки номиналист дает кванторам неконферентное толкование,
которое в большинстве случаев является заменяющим толкованием. Примеры типа (b) подвергают эту стратегию
суровому испытанию, поскольку они выражают существование свойств, для которых у нас нет
под рукой никакого лингвистического выражения. Тем не менее, несмотря на то, что номиналисты предложили несколько
путей бегства, трудности остаются: во-первых, номиналисту нужен сильный аргумент
, чтобы показать, что обсуждаемые предложения имеют лингвистические выражения в качестве их суб-
джектс. Ибо интуиции, напротив, довольно сильны. Во-вторых, большинство заместительных
учетных записей, способных обрабатывать предложения типа (b), используют возможные расширения
фактического словаря. Есть некоторые доказательства того, что удовлетворительное понятие
возможного расширения языка зависит от анализа того, что такое осмысленное
выражение. Трудная задача для номиналиста состоит в том, чтобы дать такой анализ, не
предполагая существования свойств или подобных им сущностей.

(ii) номиналист предлагает подходящую парафразу, значение которой разумно
сходно со значением исходного предложения и чьи онтологические обязательства
приемлемы с его собственной точки зрения. Здесь проблемы еще более серьезны
, чем те, с которыми пришлось столкнуться первой стратегии: во-первых, поскольку предложение и
парафраза не имеют точно такого же значения, платонист всегда кажется
оправданным отказаться от парафраза и настаивать на номиналистическом анализе исходного
предложения. Во-вторых, не существует единой процедуры для номиналиста, которая бы позволила
дайте ему возможность найти подходящие парафразы во всех случаях, и, кроме того, нет никаких аргументов
в пользу того, что в каждом отдельном случае он может быть успешным. В-третьих, и что еще хуже,
существует ряд случаев, когда все номиналистические попытки до сих пор не увенчались успехом; многие
философы готовы принять (С) и (d) как соответствующие случаи.

(iii) наиболее многообещающая стратегия—которая, по моему собственному мнению, является наиболее
предпочтительной для Куайна—основана на следующей идее: когда мы анализируем и оцениваем
онтологические обязательства, мы должны только учитывать нашу лучшую теорию, то
есть теорию, которую мы используем для научных целей или другой серьезной работы. Следовательно
, задача номиналиста состоит в том, чтобы показать, что предложения, подобные (a)-(d), не встречаются в ее любимой
теории. Не имеет значения, поддерживает ли она позицию, согласно которой
предложения естественного языка вообще не имеют онтологических обязательств, и утверждает, что только

598

H. Sturm

предложения в канонической нотации делают это, или же она применяет онтологический критерий
к первому непосредственно. Важным моментом является то, что предложения, которые обязывали бы ее
к существованию обсуждаемых сущностей, не являются частью теории(ий), которую она
готова принять на самых сильных эпистемических или онтологических стандартах.

Было бы трудно выяснить, может ли одна из этих стратегий быть успешно
применена или все они должны потерпеть неудачу. К счастью, в этом нет необходимости. Ибо
наша задача состоит не в том, чтобы решить, существуют ли свойства вообще, а в том, чтобы выяснить, какие
свойства существуют, по крайней мере, в той мере, в какой их существование касалось бы парадокса Рассела.
Таким образом, мы даже можем допустить, что принятие предложений типа (a)-(d) как истинных обязывает нас к
существованию свойств. Чего я не готов допустить, так это того, что из этого факта мы можем
сделать любые интересные выводы, которые могут помочь решить парадокс.

Этот пессимистический взгляд можно обосновать следующим образом. Во-первых, мы замечаем, что наша
непосредственная интуиция, опирающаяся на повседневное использование языка, только устанавливает существование очень
"безвредных" свойств.

4

Они не позволяют нам принимать какие-либо решения относительно
существования тех свойств, которые имеют отношение к парадоксу. Во-вторых, когда мы
попытаемся экстраполировать некоторые общие принципы существования из очевидных случаев, которые
охватываются нашей интуицией, мы окажемся там же, откуда начали, а именно в
парадоксальной ситуации. Эти два момента заслуживают некоторых комментариев.

Предположим, что мы пытаемся выяснить, должны ли мы (должны) принять существование
свойства, которое инстанцирует само себя. Другими словами, говорит ли нам наша интуиция, что
предложение

(e) существует некоторое свойство, которое инстанцирует само себя.

верно ли то, что они сказали нам, что (c) и (d) были истинны? Или существует ли какой-либо аргумент, опирающийся
на нашу интуицию, в отношении того, что (e) истинно? Возможно, читатель склонен дать
положительный ответ, рассуждая следующим образом: Возьмите свойство быть свойством. Это
свойство является экземпляром каждого свойства, а следовательно, и самого себя. Таким образом, существует по крайней
мере один пример свойства, которое инстанцирует себя. Разве это убедительный аргумент?
Конечно, нет, в лучшем случае это энтимема, что означает, что посылки были
подавлены. Наиболее важная посылка касается наличия у объекта недвижимости
быть собственностью.

Но почему мы должны принимать это допущение? Возможно, оно рассматривается как самоочевидное в
том смысле, что выражение “свойство быть свойством” хорошо сформировано и,
следовательно, имеет некоторое обозначение, которое, безусловно, должно быть свойством. Но тогда мы в
беде. Чтобы увидеть это, возьмем теперь свойство быть свойством, которое не инстанцирует
само себя. Применяя тот же принцип, это свойство, назовем его

R, должно также существовать. Но
именно последнее свойство было ответственно за этот парадокс. Другими словами, именно тот
факт, что мы доверяем своей интуиции без каких-либо ограничений, и был причиной того, что мы попали в
беду. Так что интуиция сама по себе не даст нам выхода.

4

Это прекрасно согласуется с тем фактом, что многие философы, которые поддерживают разреженную концепцию свойств
и, следовательно, отказываются от простого взгляда на отношение между свойствами и лингвистическими элементами, тем не менее принимают
аргументы квантификации и абстрактной ссылки в качестве (дальнейших) доказательств существования свойств,
см., например [2]: 58-63.

Наша концепция свойств

599

Читатель может ответить, что наши интуиции в порядке, и что они говорят нам, что

ни универсальной собственности, ни

R существует, или что универсальное свойство существует, но R
не существует. Второй случай кажется мне довольно необычным. Мы бы слишком многого ожидали
от наших интуиций, если бы они гарантировали существование универсального свойства,
но не существование самого себя.

Но еще важнее здесь то, что настоящая
стратегия, просто ссылаясь на наши индивидуальные интуиции, не дает нам никаких общих принципов
, которые помогли бы решить, какие свойства существуют.

Принимая все это вместе, я чувствую себя вправе сделать вывод, что повседневное
использование языка не является надлежащим руководством в нашем поиске адекватного решения парадокса,
и что понимание природы свойств следует ожидать из другого источника.

Пояснительные Роли

Но из какого источника? В поисках вдохновения, возможно, было бы разумно кратко
рассмотреть наборы. Прежде всего, что можно считать удовлетворительным решением этого парадокса?

По крайней мере, необходимое условие, которое должно выполнить правильное решение, оформляется довольно легко:

Это должно позволить нам использовать множества в качестве основы для богатой области математики.
Конечно, было бы трудно сформулировать это условие строго, но для
наших целей достаточно понять саму идею. Правда, существуют также некоторые прагматические
ограничения в отношении того, что принятая теория множеств должна быть элегантной и относительно
естественной—и, возможно, что по крайней мере некоторые из ее аксиом соответствуют нашим интуициям—
но эти факторы играют только подчиненную роль. И это также верно, что мы сталкиваемся
с глубокими философскими вопросами, касающимися применения математических теорий
в науках. Однако, насколько я могу видеть, они в основном касаются самих математических
теорий, а не их теоретико-множественной формы. Таким образом, то, что остается-это
чистое требование, чтобы было возможно развивать математику в рамках теории множеств.

И, следовательно, знать, что такое наборы, - это более или менее то же самое, что знать, что такое набор.

конкретная теория множеств выглядит так, что лучше всего подходит для этой работы.

Ситуация с недвижимостью отличается по меньшей мере в трех отношениях. Во-первых,
несмотря на отрицательный результат из раздела 4, Свойства более глубоко вовлечены в
наши предтеоретические рассуждения о мире, чем наборы. Говоря словами Уилфрида
Селларса, они являются частью нашего явного образа мира. Собственно говоря, именно по этой
причине многие философы готовы принять их—помимо индивидов—в качестве
базовых сущностей онтологии. Во-вторых, нет ничего, что могло бы определять нашу
концепцию свойств таким же образом, как математика определяет нашу концепцию множеств.
Некоторые будут возражать, что семантика может сделать эту работу, но в разделе 6 я покажу
, почему это неправильно.

Вместо этого, и это третий и самый важный момент, свойства могут быть использованы
для различных теоретических целей; по крайней мере, это позиция
, которую в настоящее время отстаивают многие философы. Предполагается, что свойства выполняют различные объяснительные роли; они
помогают объяснить явления из самых разных философских областей. В этом смысле,

600

H. Sturm

аргументы в пользу существования свойств были построены как умозаключения к
наилучшему объяснению Свойером, см. [21, 22]и др.

5

Рассмотрение свойств как сущностей, которые были постулированы в теоретических целях,
предполагает положение, согласно которому их природа является по крайней мере до некоторой степени—но только
до некоторой степени

6

- определяется теми ролями, которые они должны исполнять. Следовательно, правильный путь к

узнайте, что такое свойства, исследуя эти роли.

Некоторые философы отмечали, что большинство применений
свойств можно отнести к одной из следующих двух областей-естественной онтологии и
(теоретической) семантике. С точки зрения онтологии, свойства служат
основой объективного сходства в мире и фиксируют причинную структуру мира.
Объекты похожи или не похожи друг на друга, потому что они инстанцируют определенные свойства,
и они имеют различные полномочия и диспозиции из-за того, что они инстанцируют эти
свойства. Опираясь на эти интуиции, философы присвоили свойствам центральное значение
положение в их философских трактовках научного реализма, причинности, диспозиций,
естественных законов и измерений. В рамках семантики свойства рассматриваются как
составные части теории значения. Они используются в первую очередь как смыслообразующие объекты
, соотносимые с общими терминами.

Многие философы считают само собой разумеющимся, что должны быть выполнены оба типа ролей,
семантическая и онтологическая, но в то же время они сомневаются, что
один вид сущности способен выполнить их все. Как следствие, эти философы
постулировали два вида сущностей, подобных свойствам. Яркими примерами являются
различие Билера между понятиями и качествами, различие Льюиса между свойствами и
универсалиями и различие Патнэма между предикатами и свойствами.

Однако следует ли нам постулировать два вида свойств или нет,
нас здесь не должно волновать. Было бы достаточно иметь хотя бы одно ясное представление о том, на что
похожи свойства. Что будет касаться нас в оставшейся части статьи, так это следующие
два вопроса:

1. Разве семантика дает нам такое ясное понятие?

2. Какие идеи мы получаем из двух доменов, которые могут помочь нам найти

разумное решение парадокса Рассела?

Читатель может пропустить третий вопрос из списка, который сводится к тому, может ли естественная
онтология быть надлежащим руководством к природе свойств. Я сожалею, что вынужден
разочаровать вас здесь, но ответ на этот вопрос не является одной из моих целей в этой статье. Так
что давайте обратимся к семантике!

5

Конечно, понятие объяснения здесь весьма амбициозно. Представляется очевидным, что она отличается от
понятия объяснения, которое действует в науке, поскольку последнее означает прежде всего причинное объяснение.
Объяснения в рамках онтологии имеют больше общего с объединением или даже концептуальным анализом. Однако
обсуждение этого вопроса выходит за рамки целей настоящего документа. Для следующего я делаю безобидное
предположение, что существует по крайней мере один смысл объяснения, в соответствии с которым свойства способны выполнять
объяснительную работу.

6

Эта квалификация здесь существенна, так как я считаю ее недостаточной для того, чтобы отождествлять природу свойств
с их теоретическими ролями. Мы не должны полностью игнорировать тот факт, что свойства являются частью нашего повседневного
представления о мире. Именно этот факт отличает их от других абстрактных объектов.

Наша концепция свойств

601