Как формируется образ спасителя

Сравнительное изучение «разнообразных мифов о геро­ях выявляет ряд единообразных черт на типичном фоне, который может служить основой для построения стандарт­ного сказания», — пишет Отто Ранк¹. Речь идет об архетипе спасителя народа, сверхчеловека, героя во внутренней дина­мике формирования его мифического образа. Общие, типи­ческие компоненты этого образа имеют ключевое значение для массового сознания: только при их наличии обыкновен-

ный человек может быть воспринят в качестве личности, имеющей «право свыше» на реализацию плана спасения на­рода.

Такой план построения представляет собой нечто вроде идеального человеческого скелета, который с незначительными отклонениями неизменно наблюдается при просвечивании человеческих фигур, внешне отличающихся друг от друга. Индивидуальные нюансы неко­торых мифов и, особенно, грубые отклонения от прототипа можно объяснить лишь при толковании данного мифа, —

продолжает Ранк¹.

Общественное сознание, привлеченное к какой-то одной животрепещущей проблеме, акцентирует внимание только на том, что связано с этой проблемой, и потому компоненты архетипической истории, выходящие за рамки данного инте­реса, уходят в тень, на задний план, как бы «проглатывают­ся»; при этом компоненты мифа, вошедшие в круг пробле­мы, детализируются, разворачиваются во всей широте и многоцветье.

Сопоставление типических мифов и вполне реальных, но мифологизированных впоследствии историй о герое позво­ляет сформулировать их общий архетип:

1) До зачатия или рождения героя имеет место некое предзнаменование, символическое совпадение имен, мест, событий или религиозное пророчество о спасительной миссии героя и нежелательности его рождения для его же земного отца или лица, незаконно занимающего или узурпи­рующего его место.

Примеры:

При рождении Осирис издал громкий крик, по которому все пророчески узнали его великое предназначение. Царю Астиагу приснился вещий сон о губительном для него рож­дении персидского спасителя Кира. Маги предсказали пер­сидскому царю губительное для него рождение пророка Зо-роастра. Оракул предсказал царю Акрисию смерть от руки его внука Персея, а Эдипу — убийство им царствующего род­ного отца.

Согласно иудейскому тайнознанию, на груди младенца Мелхиседека, рожденного сразу в трехлетнем возрасте обла­ченным в царскую одежду, Ной и Нир увидели печать пер­восвященства — цепь с ключами от Царства Небесного.

 

Ранк О. С. 216.

¹ Там же.

 

162

163

Согласно христианской мифологии, толкователи Свя­щенного Писания предсказали царю Ироду его замену под­линным царем Израиля — новорожденным спасителем.

Ульянов-Ленин получил имя Владимир — «владеющий миром», так же как и первый революционер-реформатор киевский князь Владимир Красное Солнышко.

2) Спаситель является сыном Неба, что выражается в та­инственности или неизвестности его подлинного происхож­дения. Его рождению предшествуют физические трудности: бесплодие или девство матери, различные опасности. Само рождение носит сверхъестественный характер. «Формула отречения царя от земных родителей в пользу божественных <...> стала почти стереотипом для Вавилонии и позднее для Ассирии»¹.

Примеры:

Саргон (точнее: Шарру-Кину — «полноправный царь») — основатель первой на земле могущественной империи Шуме­ра и Аккады (примерно 2350 лет до н. э.), ставшей затем великой Вавилонией.

Моя мать была высокой жрицей (очевидно, игравшей ритуальную роль Инанны — Царицы Небесной. —А. П.), своего отца я не знал. Моя мать зачала и носила меня втайне. Она положила меня в плетеную корзину, смолой запечатала крышку. Она бросила меня в реку, волны которой не залили меня².

Гильгамеш, на две трети бог и на треть человек, зачат втайне вопреки воле деда-царя и строжайшему надзору за матерью.

Я — Ашшурбанипал <...> владыка венца царского, нарекли [меня] на владычество в древние дни, создали меня в утробе матери моей для пастырства над Ассирией³.

Осирис зачат вопреки воле бога отца Ра богиней Нут от бога Небес Геба в «чудесные пять дней», а в следующей пле­яде богов Гор сверхъестественно зачат Исидой как бы от мертвого Осириса. Карна («Махабхарата») зачат девой. О Мелхиседеке:

<...> Мелхиседек <...> царь мира, без отца, без матери, без родосло­вия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь сыну божию, пребывает священником навсегда (Библия, Евр. 7: 1 — 3).

¹ Религии Древнего Востока. С. 59.

² Цит. по: Шумер: Города Эдема. С. 121.

³ Цит. по: Религии Древнего Востока. С. 59.

164

В тайных иудейских дохристианских книгах эта история дополнена тем, что «Мелхиседек <...> родился видимым об­разом от матери, рождение его сверхъестественно; оно есть результат бессеменного зачатия. Бог непосредственно обра­зовал его в ложеснах Софанимы, и Мелхиседек родился на свет в виде трехлетнего младенца» (С. Н. Трубецкой)'. Иисус Христос, согласно апостолу Павлу, при здравствую­щем официальном первосвященнике также «сделался перво­священником навек по чину Мелхиседека» (Библия, Евр. 6: 20), т. е. приобрел откровенно мифические черты.

О Моисее:

Некто из племени Левиина пошел и взял себе жену из того же племени. Жена зачала и родила ему сына и <...> скрывала его три месяца. Но не могши долее скрывать его, взяла корзинку из тростни­ка <...> и, положив в нее младенца, поставила в тростнике у берега реки (Библия, Исх. 2: 1—3).

Спаситель мира в зороастрийской редакции («Саошй-ант») зачинается девой при купании в воде озера, чудесно хранящей «семя великого пророка».

Телеф (сын Геракла и Авги) зачат вопреки воле царя, благодаря чудесной победе Геракла. Персей зачинается Да-наей вопреки воле ее отца от верховного бога — Зевса, сошед­шего в виде золотого дождя. Эдип зачат вопреки воле и пре­досторожностям отца. Ромул и Рем зачаты от бога Марса.

Популярнейший в Риме бог Аттис зачат нимфой, поло­жившей себе за пазуху ветку миндального дерева, выросше­го из капель крови андрогина, рожденного самим Зевсом.

Ульянов отказывается от своей отцовской фамилии и становится Лениным, духовный отец которого — Карл Маркс, а мать — коммунистическая революция. Иосиф Джу­гашвили становится Сталиным и «Лениным сегодня».

3) Младенца хотят убить оружием, с помощью диких зверей или утопить, но его чудесным образом спасает либо мать (если она мать не только по телу, но и по духу), либо ее духовная символическая замена (мачеха либо звериная самка), при этом он как бы заново рождается из лона реки, моря, пещеры, сада, леса и т. п. Примеры:

Саргона в корзине бросают в реку, его спасает водонос; Саргон проводит детство в саду. Гильгамеша сбрасывают с

¹ Цит. по: Гностики. С. 63 — 64.

165

акрополя, но его подхватывает на лету и спасает орел; Гиль-гамеш проводит детство в саду. Осириса сбрасывают в сун­дуке в реку, впоследствии еще и разрубают на части, но он воскресает с помощью всемогущего ока Ра. Гор в детстве укушен змеей и скорпионом; чудесно спасен Богоматерью.

Мелхиседек спасается от вод великого потопа архангелом Михаилом, который возносит его на Небо. Моисея бросают в корзине в реку, его спасает служанка дочери фараона. Карну бросают в реку в корзине. Париса относят на верши­ну горы, но его не съедает, а вскармливает медведица. Ромул и Рем брошены в реку в бочонке, спасены волчицей и дят­лом; братьев-близнецов вскармливает волчица. Кира повеле­ли бросить диким зверям, но его спасает жена пастуха по имени Спако («собака», «сука»).

Персея вместе с матерью бросают в сундуке в море. Эди­па повелевают бросить в реку (по другой версии — в корзи­не в море). Зороастра пытались убить несколько раз, но он был чудесно спасен и выкормлен коровой. Бог Митра рож­ден в пещере рядом с животными. Зигфрид брошен в стек­лянном сосуде в реку, но спасен и вскормлен ланью.

Семья евангельского Иисуса спасается от гнева Ирода и бежит в Египет; по пути в пещере, рядом с овцами, рожда­ется спаситель Израиля.

Ленин преодолевает линию германо-российского фронта в запломбированном вагоне (символ девственно-материнско­го лона) и чудесно спасается от врагов в шалаше на берегу Финского залива.

4) Предназначение спасителя остается некоторое вре­
мя тайной и обнаруживается лишь пророчески и иносказа­
тельно. По достижении некоего символического возраста
происходит тайное посвящение через пророка, церковь, ора­
кула и т. п. на его высокую миссию.

Примеры:

Саргона полюбила богиня Иштар (она же — Инанна, букв.: «Царица Небесная») и сделала его царем-триумфато­ром, первым императором на земле. Гора вдохновляет на битву его божественная мать Исида; знаком посвящения ста­ло вручение ею сыну всевидящего ока Ра. Давида тайно по­мазал на царство пророк Самуил, сообщив ему тем самым благодать свыше.

5) Выросший герой находит своих знатных родителей
или тех, кто занял их место, и мстит им: либо родному

отцу-предателю, либо псевдоотцу-узурпатору и, в конце кон­цов, занимает (телесно или духовно) их место в новом каче­стве и получает признание как спаситель.

Об этом говорится во всех вышеперечисленных мифах без исключения. Ленин мстит за казнь любимого старшего брата (духовного отца) расстрелом всех членов царской се­мьи, включая женщин и детей.

6) Спаситель терпит страдания и погибает за правду
либо физически, либо символически. В случае физической
гибели герой сходит в ад.

Примеры:

В шумерской мифологии Думузи (в Вавилоне — Таммуз) гибнет и сходит в ад. Бог солнца Ра, путешествуя по ночно­му Нилу, на закате солнца сходит в ад; его преемник, бого­человек Осирис, также погибает; сын божий Гор в сражении с узурпатором власти Сетом терпит поражение и теряет «все­видящее око». Давида пытается убить царь Саул, и только Сам Бог его спасает. Орфей гибнет и спускается в ад. О схождении в ад распятого за людей Иисуса Христа Библия ничего не говорит, но народное сознание восполнило этот пробел в церковном предании и иконописи.

Ленина поражают пули эсерки Каплан.

7) Герой чудесно или символически воскресает в этой
жизни (сам или через своего преемника) и довершает свою
спасительную миссию.

Примеры:

Думузи-Таммуз торжественно воскресает, воскрешая природу и оживотворяя жизнь. Его богочеловеческое посред­ничество между Небом и землей выражается в том, что по­ловину времени он правит на земле, другую половину — в царстве мертвых и воплощается в каждом новом сверхчело­веке-царе.

Бог Ра побеждает змея Апопа под Древом жизни и вос­кресает в образе солнца; Осирис торжественно воскресает, но уже целиком уходит в царство мертвых, оставляя вмес­то себя для царствования в актуальном бытии свою здравст­вующую «половину» — сына Гора, посредника между богом и народом, соединяющегося с каждым новым фараоном. Бог Митра, сидя на коне, копьем поражает драконообразного быка. Торжественно воскресают Аттис и Адонис.

Царю Давиду не дозволяется строить храм самому — он должен уйти в царство мертвых, оставив вместо себя сына

 

166

167

Соломона. Орфей чудесно воскресает из мертвых. Иисус Христос силою Отца воскресает из мертвых, но уходит из актуального бытия в небесный мир.

Ленин ненадолго воскресает в сознании людей, чтобы передать свои полномочия своему «сыну» Иосифу — «Лени­ну сегодня».

Для мифологического сознания важно, чтобы образ спа­сителя был дополняем всеми основными компонентами его триадической структуры, условно названной «отец — мать — сын», ибо без отца или без матери нет и сына, а значит, нет и не будет спасителя. Более того, отсутствие у героя мифического обоготворенного «отца» выводит его за рамки преемственности истории и превращает в самозванца! Предельно просто это выражено в Евангелии в его поздней­шей христианской интерпретации: «<...> Отец во мне, и я в Нем» (Библия, Ин. 10: 38), «<...> сын ничего не может тво­рить сам от себя, если не увидит Отца творящего» (Библия, Ин. 5: 19).

Роль матери спасителя в мифе — это ритуальное свиде­тельство о подлинности ее «сына» и о его преемственности «отцу», находящемуся на Небе. Во всех новозаветных источ­никах, например, Евангелии от Матфея, об Иисусе, как о первородном сыне, свидетельствует «дух». На арамейском языке это «руах», слово женского рода, так что при описании священного омовения Иисуса в реке Иордан «дух», летавший над ним в виде голубя, выполнял роль великой «небесной матери», свидетельствовавшей, что это — ее сын. Однако при переводе Евангелия от Матфея, как и остальных новозавет­ных арамейских текстов, на греческий язык, где слово «дух» («pneumaа» — «пневма») имеет средний род, возникли смыс­ловые трудности.

Более того, авторами и тех новозаветных текстов, кото­рые написаны сразу на греческом языке, являлись этничес­кие иудеи, изъяснявшиеся согласно правилам, свойственным их родному языку. И поэтому, когда в новозаветных текстах говорится о «рождении от духа», следует помнить о женском роде арамейского слова. Так, христианский святой Иероним, переводчик Библии на латынь, приводит фрагмент сохранив­шегося в греческом переводе неканонического Евангелия евреев об омовении Иисуса в Иордане, где говорится о сынов-стве пророка Иисуса (мир ему) не небесному отцу, а именно

168

духу: «Дух святой сошел и наполнил его, и покоился в нем, и сказал ему: "Мой сын, из всех пророков я ждал тебя. <...> Ты — мой сын первородный и ты будешь править вечно"». Учитель церкви епископ Ориген в комментариях к описа­нию перенесения Иисуса духом святым на гору Фавор уже не мог обойтись без иудейского оригинала, где все расставлено по своим местам: «Так сделала мо я мать, дух святой <...> пе­ренесла меня на гору Фавор»¹.

В нетеистических религиях вера в воскресение выражает­ся в вере пребывания «вечно живого» вождя в его преемни­ке и его последователях: «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой, Ленин в наших сердцах!». «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!» — эта сакральная по своей сути форму­ла многократно скандировалась толпами во время главных коммунистических ритуалов.

Аналогом божественной египетской пары: бога отца Оси­риса, судьи всех людей в царстве мертвых, и его жены сест­ры Исиды — в Советском Союзе становится пара: Ленин и партия.

Партия и Ленин —

близнецы-братья <...>. Мы говорим — Ленин,

подразумеваем —

партия, мы говорим —

партия,

подразумеваем —

Ленин. (В. Маяковский)

Ушедший в иной мир Ленин становится для советского народа «отцом» и судьей своих преемников, который вмес-те с партией (Исидой) «рождает по духу» каждого нового «верного ленинца» и «сына партии» (примечательно, что этот религиозный термин органично вошел и в коммунистическое словоупотребление) — аналога древнеегипетского богочело­века-спасителя Гора.

В Древнем Египте новый фараон при своем посвящении подходил к мумии своего отца, а жрецы читали следующую молитву (например, о царе Птолемее):

¹ Цит. по: Свещицкая И. С. Апокрифические Евангелия. С. 86.

169

Приходит к тебе царь, о Осирис,

Это — Гор, защитник своего отца. <...>

Приходит к тебе Птолемей. <...>

Да дашь ты ему процветать

В качестве царя Египта на троне Гора вечно¹.

Иосиф Сталин, бывший православный семинарист, санк­ционировал строительство на Красной площади, казалось бы, фантастического для научного материализма культово­го сооружения — мавзолея типа древнеегипетской пирамиды фараона Джосера — и ввел ритуалы оплакивания и бальза­мирования, а также обязательного посещения мумии «отца». Так, вполне в соответствии с оккультными учениями древ­них и новых религий о святой троице, народу был дан «веч­но живой», но потусторонний «бог отец» Ленин, от имени которого «великая мать» — партия — ритуально засвидетель­ствовала о духовном рождении от него своего «сына» Иоси­фа, продолжателя дела и «защитника его отца», публично провозгласив «наследника» «Лениным сегодня», т. е. актуаль­ным воплощением Ленина в ипостаси нового вождя.

«Лениным сегодня» должен был стать и каждый последу­ющий вождь, однако разоблачение Хрущевым «культа лич­ности» Сталина создало 30-летний пробел в духовной и иде­ологической истории СССР и разрушило мифологическую основу советского политического ритуала, предопределив недолговечность его существования. Зато в Китае, где мифо­логия власти была сохранена, власть матери-партии сохраня­ется и поныне, и о каждом новом вожде партия свидетель­ствует, что он — истинный сын и спаситель «Поднебесной». Итак, между монотеизмом и языческой верой в земных богочеловеков-спасителей и безбожных вождей имеется принципиальное отличие, которое четко выражено в словах Всевышнего Аллаха:

Лишь у Аллаха, истинного Бога, Ищи защиты и спасения себе! (Коран 18: 44)

¹ Цит. по: Матъе М. С. 203.

Глава 7 СОВРЕМЕННЫЕ МИФЫ

МИФ И КОМПЬЮТЕР

Почти всю историю человечества ритуалы носили харак­тер театрального действа, приобретая в религиозном обрам­лении черты тайнодействия — мистерии. В силу естественной ограниченности органов человеческого восприятия участни­ками ритуала могли быть только те, кто находился в зоне досягаемости зрения и слуха. Даже самые торжественные церемонии, совершавшиеся в столицах на огромных площа­дях или в гигантских соборных храмах, оказывались доступ­ными лишь нескольким десяткам тысяч человек, а непосред­ственное эмоциональное воздействие от созерцания ритуала обычно испытывали несколько десятков или сотен человек. По этой причине большинство граждан не могли даже раз в жизни увидеть правителя своей страны или верховного жреца, «богоугодный» имидж которых формировался лишь путем устного внушения и слепой веры.

Однако XX век ознаменовался качественным, по сути — революционным, изменением в технологии формирования общественного мнения, в средствах воздействия на общест­венное сознание. Новое качество появилось благодаря от­крытию «движущегося изображения» — кинематографа. Называемый поначалу «иллюзионом», он постепенно, с от­крытием звукового кино, а затем цвета, стал синтезировать все остальные виды искусства: театр, живопись, анимацию, музыку, почти воссоздавая реальность — за вычетом объема (стереоскопическое изображение — лишь его имитация) и за­паха. Реальность персонажей в плоскостном изображении — сродни религиозной живописи: иероглифам, иконам. Абст­рагирование на экране от силы земного притяжения, от вла­сти времени, от иных законов материального мира превра­щает экранных героев в мифических персонажей: они пора­жают врагов сотнями, летают по воздуху и парят в космосе, спасают народы и вселенную, демонстрируют рыцарство и

171

благородство. Кроме того, кино не элитарно, а демократич­но — оно формирует общественное сознание по всему земно­му шару.

Свободно перенося зрителя из одного времени в другое, как это присуще мифу, кино создало новый тип героя древ­неегипетского или вавилонского измерения: величественные образы Ленина, Сталина, Гитлера, Муссолини зажили уже совершенно отдельно от своих земных носителей. Эти обра­зы можно было приукрашивать, наделять их сверхчеловече­скими качествами. В художественных фильмах вождей иг­рали актеры, преподносившие народу то, чего он ждал от них, а не то, что было на самом деле.

Однако кино — это созерцание вовне, в нем есть эмоцио­нальное соучастие, доводящее до глубоких мистериальных переживаний, пафоса (экстаз при выступлениях сверхчело­века и всеобщий трагизм при его смерти), но все же нет еще личной вовлеченности в эту историю; есть созерцание мира вовне, как бы без моего «я»: где-то на заэкранном Олимпе активно действует героическая элита, а ей сопереживает в «нижнем мире» отделенный от нее массовый зритель. Отсю­да сопереживание имело неустойчивый характер: стоило человеку покинуть кинотеатр, как его чувства постепенно ослабевали. Личное участие в мистерии давало, конечно, значительно более стабильный и долговременный эффект.

Вторым революционным шагом было появление во вто­рой половине XX века телевидения, а с ним и еще одного качественно нового явления — мировой видеокультуры. Те­левидение, вошедшее в каждый дом, стало демонстрировать объект в контексте всего мироздания, заглядывало во все уголки земного шара, воспроизводило всю человеческую историю и мифологию. Оно помогло простому человеку выйти за рамки телесной ограниченности, экран электрон­ной трубки превратился в магическую дверь — зеркало, с помощью которого человек выходил из этого мира в Зазер­калье, своего рода антимир.

Видеокультура стала в определенном смысле новой фор­мой познания бытия, созерцанием «во мгновение ока» всего мироздания, хотя еще по-прежнему вовне, без творческой во­влеченности «я» отдельного индивидуума. Видеомагнитофон открыл возможность уже по собственной воле путешество­вать по различным временам и пространствам, что сущест­венно приблизило зрителя к ощущению мифологичности.

Третьим революционным шагом стало широкое распро­странение с 1976 года домашних персональных компьюте­ров. Компьютер — технически усиленное средство познания мира в единстве со своим «я». Рационализм компьютера, доведенный до апогея, требует сжатия колоссальной инфор­мации и кодирования ее в виде символов; такого рода обра­ботка информации подразумевает ее систематизацию и при­сваивание определенным ее блокам индивидуальных назва­ний-имен, выходящих за терминологические рамки операци­онных систем самого компьютера. Эти имена-символы явля­ются по своей сути иероглифами, но перемещаемыми по воле человека и представляющими, символизирующими ог­ромный объем информации, хранящейся не в сознании од­ного отдельно взятого ученого, а в электронной, легко копи­руемой памяти. «Повелители» этих новых иероглифов ста­новятся «самураями компьютерных сетей».

Попытки создать «искусственный интеллект», расширяю­щий возможности обычного мозга человека до невероятных размеров, предпринимались и в прошлом. Идея «искусствен­ного интеллекта» сформировалась в арабской суфийской традиции X — XII веков и была подхвачена в XIII веке като­лическим монахом Раймундом Люллием (предположитель­но — тайным членом суфийского тариката), создавшим «ло­гическую машину». Проф. Юрий Петрунин заметил:

Особенность арабского языка состоит в том, что при письме упо­требляются только согласные буквы. Это свойство часто использова­лось для зашифровки смысла литературных произведений, особенно в мистической традиции суфизма. <...> Проникновение в скрытый смысл текста достигается простым комбинированием гласных букв в различных сочетаниях с начертанными на бумаге согласными. Отда­ленно это напоминает основную идею логической машины: истина получается и в том, и в другом случае механическим перебором всех возможных вариантов (своего рода карточной игре — комбинаторике). <...> Благодаря почти что алгебраическому методу образования слов из трехбуквенных корней, арабский язык отличается очень большой простотой. <...> Для определенных целей их вполне можно удовлетво­рительно передать средствами латинского алфавита¹.

Изучив арабский язык и труды исламских философов, Раймунд Люллий сконструировал машину, запоминавшую около 18 биллионов байтов!² Тем самым, рационализм, до-

¹ Петрунин Ю. Ю. С. 59 - 60.

² См.: Там же. С. 59.

 

172

173

веденный до своего предела в среде ученых исламской тра­диции (ибн-Рошд, аль-Араби и др.), был подхвачен в еще не пробудившейся от средневекового варварства христианской Европе. Но господствовавшая там жреческая каста выжгла вместе с «еретиками» и ученых: «ангельский доктор» католи­ческой церкви Томас (Фома) Аквинат назвал логическую машину «дьявольским изобретением», и Европе пришлось еще несколько столетий топтаться на пороге научно-техниче­ского прогресса.

В XX веке, на новом витке исторической спирали, созна­ние европейца вновь соприкоснулось с образными средства­ми массовой коммуникации — «электронными иероглифа­ми». Создав зеркальный антимир, сознание человека обрело способность к собственному волевому действию — к повеле­ниям, адресованным блокам гигантской информации, заклю­чающим в себе рационализированный опыт человечества за всю историю.

Компьютер освобождает человека от необходимости ог­ромных и многолетних затрат на техническое освоение зна­ний и мастерства, упрощая процесс обучения. Он как бы про­должает рассудок, превращая его в сверхрассудок, и воспол­няет память, превращая ее в суперпамять, что многократно превышает природные возможности одного, даже самого ге­ниального человека. И потому человек за компьютером — не Дон Кихот, сражающийся с воображаемыми врагами, а ре­альный субъект действия, способный изменять ход реальных дел в бизнесе и политике.

Компьютерные игры стали орудием воспитания с детст­ва духа свободного человека, воина-победителя, героя, сверхчеловека — того, что соответствует монотеистическим представлениям о воспитании мужчины. И это — одна из причин процесса активного возрождения ислама в со­временном мире: научно-технический прогресс и рели­гия находят друг друга и ищут объединения, поскольку без религиозной нравственности героика сверхчеловека может привести мир лишь к глобальному самоуничтоже­нию.

Соответствующие изменения произошли и в видеокульту­ре. Фильмы-действия («асаоп») вытеснили психологические фильмы; «униженного и оскорбленного», «маленького чело­века» (архетип многих героев Гоголя и Достоевского, типа­жи кино итальянского неореализма), а равно и шута из наро-

да, для которого средством выживания было сохранение ча­стички социального оптимизма (архетип Чарли Чаплина), сменил «бессмертный» Горец, Рембо, Конан-Варвар, Киборг, Терминатор, Бэтмен, Найтмен, победители «звездных войн». Символами современной видео- и компьютерной культуры стали супермены — сверхчеловеки, воплощающие в себе «пятый элемент» бытия и, соответственно, символизируемые пентаграммой — пятиконечной звездой — символом владыче­ства героя над стихиями. Рекорды популярности среди дет­ских компьютерных игр бьют игры о вполне правдоподоб­ном создании всемирной империи, предполагающие правиль­ный выбор советов в сферах экономики, права, политики, идеологии. Дети, которые сегодня еще только играют в эти игры, скоро станут взрослыми.

Создание Интернета — всемирной компьютерной сети («паутины») — и включение в нее жизненно важных инсти­тутов общества и государства позволили осуществить «сты­ковку» повседневного мира с его зазеркальным, виртуаль­ным антимиром, перенеся в последний общественное созна­ние со всеми его законами и оставив повседневному миру лишь его материальность. На новом витке развития чело­век преодолел все национальные, политические и географи­ческие границы, инициировал процессы мировой глобали­зации.

Религия Единобожия ислам в силу отсутствия в нем рели­гиозной мифологии идеально восприимчива к новой элек­тронной культуре. Мусульманин не обожествляет человека и предметы, он не видит в символах компьютера чего-то «дьявольского», более того — компьютер дает возможность лучше реализовать заповеди Всевышнего Аллаха о необхо­димости получения новых знаний. Учение, рациональное познание, освоение техники — это прямое повеление Творца для каждого мусульманина, и потому эта истинная религия дает возможность религиозно стимулировать научно-техни­ческий прогресс и обращать его на пользу человеку в его вечном предназначении, установленном Всемогущим Алла­хом. Новые возможности владычества над природой, кото­рыми стало обладать человечество, в отсутствие нравствен­ных ограничителей грозят земной цивилизации полным са­моистреблением. Милостью Аллаха человечеству дан нрав­ственный закон — Достохвальный Коран, в котором — пря­мой путь к подлинному и счастливому вечному бытию.

 

174

175

7.2. СОВРЕМЕННАЯ РЕКЛАМА - НОВЫЕ МИФЫ И РИТУАЛЫ

Электронные технологии родили новое направление ми­фотворчества — торговую и социально-политическую рекла­му, однако в основе рекламы лежат все те же законы мифо­логического сознания, о которых выше шла речь. Более того, именно через законы создания классической мифологии возможно понимание и овладение средствами современной рекламы.

В рекламе мы имеем ту же структуру, что и в мифе;

1) какая-либо значимая для общества история, многократ­но возникавшая в общественной жизни, ставшая архетипом жизненных ситуаций;

2) символические герои - действующие лица мифа, за внеш­ними образами которых скрыто подлинное значение их ка­честв и свойств, характерных для всего данного типа людей¹;

3) опыт, который выводится из соотнесения архети­
па мифа с символикой действующих лиц по схеме: «если...,
то...». Однако налицо и качественное отличие мифа от рек­
ламы, вытекающее из произвольности, субъективности ее со­
здания.

В мифе психологическое сопереживание созерцаемой истории заложено изначально, оно является «повивальной бабкой» при его рождении, оно есть необходимое условие веры в соответствие мифической истории с уже известным из нее результатом и реально возникшей жизненной ситуа­ции, оказавшись в которой человек сталкивается с пробле­мой выбора правильного решения. Сами образы мифа рож­даются лишь при условии наличия такого сопереживания у большинства членов общества. Реклама же изначально стро­ится не на проверенном обществом опыте, а на чьем-то част­ном, субъективном интересе, т. е. у других членов общества изначально отсутствует сопереживание этому опыту. Поэто­му главной целью рекламы является не воспроизведение достоверного, признанного обществом опыта, а вызыва­ние чувства сопереживания показанной в ней истории с целью побуждения принять участие в ритуале «причаще­ния» того опыта, который предложен автором рекламы!

'Символ в переводе с греческого буквально означает «присоедине­ние», в данном случае -- присоединение к первому, внешнему, смыслу об­раза второго, и главного, его смысла.

176

Если такое сопереживание возникнет, то человек поверит показанной ему истории и примет участие в предложенном ему соответствующем ритуале (голосовании за нужного кан­дидата или покупке товара). Поэтому в большинстве своем реклама является лжемифом и предлагает ритуал, основан­ный на не признанном обществом опыте.

Французский философ Ролан Барт отмечал:

Когда в рекламе <...> говорится, что стиральный порошок «Омо» чистит белье на всю глубину, то тем самым предполагается, что белье обладает глубиной. Нам такое никогда не приходило в голову, а вещам это придает особое достоинство, делает их неясными, отзывающими­ся на заключенную в теле каждого человека смутную тягу к ласкам. Что же касается пены, то она <...> является знаком роскоши. <...> В выделяющемся ее веществе нам чудится некий мощный зачаток, мо­гучая и здоровая основа <...> богатство скрытых и кипучих сил. <...> Пена вызывает в душе потребителя приятный образ «воздушной материи» <...> даже может быть знаком некой духовности, ведь дух способен извлечь все из ничего¹.

Мифом о рукотворном рае можно, например, считать и рекламу мебели и сантехники.

Весьма остроумным является описание Бартом природ­ных свойств пластмассы, символика которой позволяет ей выйти за рамки повседневного восприятия и достичь уровня мифа:

Хотя пластмассы <...> и носят имена древнегреческих пастухов (Полистирен, Пенопласт, Поливинил, Полиэтилен), по сути, это суб­станция алхимическая. Для изготовления пластмассы необходимо преображение материи.

<...> на одном конце машины — сырая, землистая материя, на дру­гом — безукоризненно очеловеченный предмет; в промежутке же между этими предельными состояниями нет ничего, одно лишь пере­мещение вещества, за которым вполглаза следит <...> полубог-полу­робот.

Таким образом, пластмасса есть не столько вещество, сколько сама идея его бесконечных трансформаций; <...> она насквозь пропи­тана нашей удивленностью чудом. <...> Отсюда наше постоянное меч­тательное изумление перед бесконечной многоликостью материи, когда внезапно обнаруживаются связи между единичностью причи­ны и множественностью следствий, ибо числом трансформаций чело­век меряет собственное могущество и, следя за превращениями пласт­массы, он тем самым как бы ликующе скользит по поверхности Природы².

¹ Барт Р. С. 84.

² Там же. С. 212 - 213.

177

7 А. В. Полосин

Религиозно-мифологический тип поведения выражается также и в чрезвычайном пристрастии к «культу священной колесницы» — современного автомобиля.

Гностик не ждал с большим нетерпением откровения оракула, чем поклонник автомобиля ожидает первых сообщений о новых моделях. <...> Достаточно посетить ежегодный автосалон, чтобы понять — это настоящий религиозный ритуал. Цвета, освещение, музыка, почтение восхищенных посетителей, присутствие храмовых жриц (манекен­щиц), блеск и роскошь, расточительство, множество народа — всё это в иной культуре можно было бы назвать настоящей литургической службой¹.

То же самое можно сказать о показах высоких мод и о конкурсах красоты с той лишь разницей, что они проходят под знаком женского божества.

Аналогично дело обстоит и в политической рекламе, толь­ко там для приобретения предлагается другой товар. Совре­менные теоретики политического имиджмейкерства учат:

Думайте о своем имидже как о рекламе: картинка снаружи, кото­рая рекламирует то, что внутри. Это также и обещание. Обещание того, что внешний имидж предоставит рекламируемые учения, компе­тенцию и достоинства. Установите для себя точно, что именно вы хо­тите рассказать людям. Самоимидж предопределяется прошлым опы­том и является отражением уровня нашей сегодняшней символики².

В целом же рекламные мифы заняли свою нишу б массо­вом сознании благодаря ощущению свободы выбора, давая каждому покупателю возможность почувствовать себя пол­ностью свободным, то есть почти героем.

Тем не менее,

если человек, желающий оказать влияние на общественное мнение, злоупотребляет с этой целью символами <...> невозможно знать напе­ред, будет или нет подсознание масс эмоционально захвачено. Здесь поведение его совершенно иррационально. Ни один продюсер, напри­мер, не может сказать заранее, станет ли песня хитом, даже если она навевает популярные образы и мелодии. Никакие преднамеренные попытки оказать влияние на подсознание пока не принесли существен­ных результатов. Похоже, что коллективное подсознание сохраняет свою автономность в той же мере, что и индивидуальное, —

пишет Карл-Густав Юнг³.

¹ Элиаде М. Аспекты мифа. С. 185.

² Sampson Е. The image factor, 1994. — Цит. по: Почепцов Г. Г.
С. 315.

³ Юнг К.-Г. Человек и его символы. С. 219.

178

Современная реклама может быть мифом только в том случае, если это социальная или просто добросовестная рек­лама, автор которой — как поэт или художник — делится с обществом своим выстраданным опытом, стараясь в меру собственного таланта типизировать его. Если же автор охва­чен простой, утилитарной цель