Первосвященники вместо пророков

В религии Единобожия, которую Всевышний Творец дал народу Израиля через Своего пророка и посланника Моисея (мир ему), первоначально не было никаких штатных священ­ников: пока в народе жила вера, Господь руководил им через Своих избранников. Хотя Моисей и ввел штатные должности священников и левитов, однако те священники не были по­средниками в общении с Богом — они принимали от народа жертвы, отвечали за правильность ритуала, хранили Писание.

Впоследствии же израильтяне отвергли Бога и выбрали для себя, по подобию языческих народов, монархию, о чем прямо говорится в Библии:

И собрались все старейшины Израиля, и пришли к Самуилу <...> и сказали ему: <...> поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов. <...> И сказал Господь Самуилу: <:..> не тебя они от­вергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними (Библия, 1 Цар. 8: 4 - 7).

Наряду со штатной должностью царя у израильтян появи­лась затем и штатная должность первосвященника, которые в совокупности своей и явились заменой теократии — строя, при котором народ исполнял заповеди и прямые повеления Всевышнего, а контроль за исполнением принадлежал избран­ным Богом судьям-богословам.

Со временем, и особенно в период нахождения евреев в Вавилонском плену, где процветал пышный языческий культ, должность раввина учителя стала обрастать в их со­знании функциями языческого жреца. После возвращения евреев из Вавилона в Землю обетованную они фактически создали аналог вавилонского культа на свой лад, и потому их раввины стали претендовать на тот статус, о котором мы читаем в Евангелиях. За такое нарушение воли Всевышнего

¹ Вебер М. С. 99. 110

последний посланник Аллаха для Израиля Иисус Христос (мир ему) резко обличал своих соплеменников, говоря:

<...> на Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи. <...> Связы­вают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи лю­дям; а сами не хотят и перстом двинуть их. <...> любят <„> председа-ния в синагогах и приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: «Раввин! Раввин!» А вы не называйтесь раввинами, ибо один у вас Раввин — Христос. <...> И отцом себе не называйте никого на земле: ибо один у вас Отец, Который на Небесах. <...> Больший из вас да будет вам слуга. Ибо кто возвышает себя, тот унижен будет (Библия, Мф. 23: 1 - 12).

Тем самым, Иисус отрицал претензии всякого штатного служителя в храме на функции посредничества между Бо­гом и человеком, т. е. на священнослужение, жречество. Иначе говоря, «служитель» не вправе называться «священнослу­жителем».

Оригинал Евангелия от Матфея на арамейском языке — языке Иисуса Христа (мир ему) и его ученика Матфея — не сохранился, а в известном ныне древнейшем греческом пере­воде этого текста использовано арамейское слово «рабби»¹ без перевода на греческий язык (что свидетельствует о том, что греки не нашли точного аналога этому термину в своем язы­ке, хотя в нем имелись понятия и «учитель», и «священник»). Однако в славянском и русском церковных изданиях Библии это слово все-таки переведено как «учитель», что существен­но искажает его смысл, так как, согласно словам Иисуса, рав­вин — это занимающий «Моисеево седалище» штатный храмо­вый священник, председательствующий в собраниях верующих и приветствуемый как духовный лидер в народных собраниях (органах власти)! Разве это идентично учительству?

Кроме того, славянский и русский переводы делают текст речи Иисуса вообще абсурдным: «А вы не называйтесь учи­телями» — что ж, теперь не надо вообще иметь учителей и учиться? Как раз все наоборот! Учителя-то у народа должны быть обязательно, но фарисеи и книжники, занимая долж­ности в храме, вместо того чтобы учить людей заповедям Аллаха и нравственности, стали покушаться на полномочия пророка Моисея (мир ему) - духовного вождя народа, повели­теля («Рабб») от имени Всевышнего — и пытаться пользовать­ся соответствующими почестями от людей.

' В переводе с арабского «рабб» означает «господь», «владыка».

111

Как пророк Всевышнего, Моисей получил от Него право не только возвещать Его волю, но и призывать следовать за собой хоть в пустыню, т. е. он был избран Богом для осуще­ствления полномочий посредника между Богом и человеком¹. Однако никакие люди — ни порознь, ни съехавшись на общее собрание священства — не могут своим волеизъявлением наделить подобными Божественными полномочиями кого бы то ни было, в том числе и самих себя!

Поскольку дать полномочия быть пророком-посредником может только и исключительно Сам Бог по Своему изволе­нию, то Иисус (мир ему) и обвинял штатных священников из числа фарисеев и книжников в том, что они лишь в силу занимаемой ими должности по воле человеческой присваи­вали себе то, на что не имели никакого права. Более того, Иисус говорил, что только он сам мог быть подлинным рав­вином, т. е. имел право говорить от имени Всевышнего, по­скольку Самому Богу было угодно избрать его для этой миссии и дать об этом несомненные свидетельства. А отсю­да следует, что слово раввин применимо только к посланни­кам Бога, и лучше его вообще не использовать, чтобы в со­знании людей не происходило слияния индивидуальной мис­сии пророков с функциями штатных совершителей храмо­вых ритуалов. Все священнослужители, претендующие на посреднические функции в общении с Богом без свидетель­ства об этом Самого Бога — это лжесвидетели о воле Твор­ца, т. е. лжепророки.

Итак, Иисус (мир ему) вообще отрицал необходимость штатного священства как института посредничества с Богом, призывал всех обращаться к Богу напрямую: «Авва, Отче!» и не называть никого себе ни «отцами», ни «владыками» (Библия, Мф. 23: 1 — 12). Но вскоре его ученики и последо­ватели стали отступать от заповедей, данных Богом через их учителя.

Всемогущий Бог устами Своего пророка и посланника Иисуса Христа (мир ему) запретил Своим рабам подражать язычникам и устанавливать у себя аналогичное вавилонянам священство. Однако апостол Павел, никогда не видевший и не слышавший Иисуса и известный тем, что первоначально сурово преследовал его очевидцев, нашел самый хитроум-

¹ При этом сам Моисей (мир ему) никакой штатной должности не за­нимал!

ный способ придать воле Всевышнего прямо противополож­ный смысл — объявить высшим, «небесным первосвященни­ком»... самого Иисуса!

Главное же в том, о чем мы говорим, есть то: мы имеем такого первосвященника, который воссел одесную престола величия на Небе­сах и есть священнодействователь святилища в скинии истинной, кото­ рую воздвиг Господь, а не человек. Всякий первосвященник поставляет­ся для приношения даров и жертв; а потому нужно было, чтобы и сей также имел, что принести (Библия, Евр. 8: 1—3).

Тем самым, Павел трактует индивидуальную, только от Бога данную посланническую миссию Иисуса Христа как штатную должность первосвященника, т. е. приписывает Ии­сусу как раз то, против чего этот пророк и выступал'. Налицо слово Иисуса, перевернутое до своей прямой противополож­ности! Тем самым, Послание к евреям — это попытка дока­зать своим единоплеменникам, что жертва, принесенная Иисусом, является, во-первых, именно храмовой жертвой, а во-вторых — жертвой в храме небесном, что дало назорейским (христианским) священнослужителям — «новым равви­нам по чину Мелхиседека» — несравнимо более высокие полномочия в земном храме, чем имели традиционные рав­вины, отвергавшие учение Павла и всей секты назореев¹, — полномочия совершать от имени Бога то, что может толь­ко Сам Творец, в том числе и прощать людям в этой зем­ной жизни их грехи!

Но Христос, первосвященник будущих благ, придя <...> не с кровью козлов и тельцов, но со своею кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. Ибо если кровь тельцов и козлов <...> освящает оскверненных, дабы чисто было тело, то насколько больше кровь Христа, который духом святым принес себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел <..>! (Библия, Евр. 9: 11 — 14).

Оказывается, не Всеведущий Бог прощает наши грехи и очищает тем нашу совесть, а кровь человека, принесенного Иеговой в жертву Самому же Себе!

Индивидуальные чудеса — знамения, которыми Бог сви­детельствовал о посланнической миссии Своего избранника Иисуса, были истолкованы Павлом как небесные священнодей­ствия и основа штатных земных храмовых священнодейст­вий, не отличающихся по своей сути от традиционных язы­ческих мистерий древности. Ведь языческий культ обычно

¹ Переименованной в эллинской среде в «христианскую церковь».

 

112

113

складывается следующим образом: какое-то одно первона­чальное хорошее событие кладется в основу мифа, затем жрецы начинают его ритуально повторять, воспроизводить в тайнодействиях в надежде получить и реальное повторение первоначально хорошего результата. Место непосредствен­ного молитвенного обращения к живому Богу занимает ме­ханический или даже магический ритуал.

Именно так и поступали раввины, севшие на «Моисеево седалище». Они совершали ритуал, внешне подражая Мои­сею, надеясь, словно языческие жрецы, что, благодаря са­мому совершению ритуала, опять упадет манна небесная или последуют иные благотворения свыше. Павел же предложил глобальную реформу иудаизма, а именно — истрактовать мифологизированную историю жизни и смерти Иисуса как вселенский космический ритуал, повторение которо­го в назорейском (христианском) храме будто бы ведет к отпущению всех грехов без прямого волеизъявления об этом Творца!

Это очевидное противоречие между благовестием Бога через Его пророка Иисуса Христа (мир ему) и учением Пав­ла было замечено давно. Однако всякие сомнения на этот счет жестко пресекались христианской церковью, заинтере­сованной в сохранении учения Павла, якобы обосновавшего не только исключительные жреческие полномочия христи­анских священнослужителей в силу, так сказать, занимаемо­го ими положения, но и их пророческие полномочия возве­щать о прощении грехов. И лишь тогда, когда у христианско­го духовенства, вытравлявшего всякое инакомыслие, общество отняло административную власть, стало физичес­ки возможным говорить об этом. Так, великий русский пи­сатель и мыслитель Лев Толстой писал:

Под учение Христа было подставлено чуждое ему учение Павла. <...> Все больше меня занимает мысль выделения христианства из церков­ного, главное, Павловского христианства. <...> Как хорошо было бы вырвать Евангелие из Ветхого Завета и Павла. Это было бы великое дело <...> извлечь мудрость Христа из обоготворения. <...> Человечест­во не должно больше терпеть этого невыгодного положения Еванге­лия, и дело нашего века состоит в том, чтобы свести все эти писания на один общий уровень происхождения¹.

Если бы Лев Толстой мог знать не искаженный перевод Корана, а подлинный текст Откровения Всевышнего, данно-

¹ Толстой Л. Н. С. 30. 114

го через Пророка Мухаммада (мир ему), то, возможно, его поиски «одного общего уровня происхождения писаний» на этом бы завершились¹, тем более, что в 1909 году он писал: «Прошу считать меня добрым магометанином», признавал Мухаммада Пророком, а Коран — пророческой книгой². Не­удивительно, что служители византийско-православного культа поспешили пропеть ему «анафему», грозившую то­гда вполне земными неприятностями³.

О возможности отпущения грехов кем-то иным, кроме Бога, в Коране говорится вполне определенно:

И нет заступников других, помимо Бога. <...>

И нет пути тому,

Кого Господь блуждать [в грехах] оставит.

(Коран 42: 46)

Свободное и непредвзятое исследование текста христиан­ского Нового Завета показывает, что ничего нового от Бога для всего человечества в нем нет, что слово Иисуса (мир ему) обращено только к «овцам погибшим⁴ дома Израилева» (Биб­лия, Мф. 15: 24 — 28) и имеет цель «не нарушить» закон Мо­исеев, «но исполнить» (Библия, Мф. 5: 17). Новыми для про­роческой традиции Единобожия можно считать только бого­словские рассуждения назорея Павла, попытавшегося совме­стить языческую жреческую мифологию и мистериальные культы со своеобразно истолкованной им историей реально­го пророка и посланника Иисуса (мир ему), коего сам Павел никогда не видел. Цель Павла прямо противоположна цели

¹ В то время были известны переводы Корана с арабского православ­
ного священника, антиисламского миссионера Г. С. Саблукова и генерала
Д. Н. Богуславского, не изменивших свое вероисповедание после знаком­
ства с Откровением, что в полной мере свидетельствует о характере их пе­
реводов.

² Приведем еще одно высказывание писателя, сделанное им 13 марта
1909 года, за полтора года до смерти: «Что лучше: православие или маго­
метанство? Для меня ясно, что магометанство лучше. Магометанство мне
очень помогло» [Маковицкий Д. П. С. 356).

³В определении синода от 20 — 22 февраля 1901 года, в частности, го­ворилось: «Известный всему миру писатель <...> посвятил свою литератур­ную деятельность и данный ему от Бога талант <...> на истребление в умах и сердцах людей <...> веры православной <...>. Б своих сочинениях и пись­мах <...> он проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех (кур­сив наш. — А. П.) догматов православной церкви и самой сущности веры христианской <...>».

⁴ В точном переводе с греческого: «заблудшим».

115

Иисуса — дать жреческой касте новый, более глобальный ста­тус — статус служителей Иеговы, Который якобы сделал Сво­его избранника Иисуса вечным первосвященником и царем в одном лице, или, говоря иначе, дать служителям культа Хри­ста статус наместников верховного бога на земле.

Однако забота Павла о жреческом сословии достигла своей цели в полном объеме лишь тогда, когда его учение было «дополнено» в IV веке н. э. римским императором, провозгласившим Иисуса воплотившимся верховным богом. Так, на основе учения иудейской назорейской секты о ма-шияхе (спасителе), который спасает силою Всемогущего Иеговы только израильтян, родился новый греко-римский миф о Иегове, пославшем на землю Самого Себя в челове­ческой плоти для физических страданий, чтобы в результате этих страданий дать Самому Себе право отпускать Своим же рабам их грехи!

Этот миф поглотил и заменил собой многочисленные разрозненные мифы и культы древности с их многочислен­ными спасителями — богочеловеками и человекобогами, страдавшими за народ, умиравшими и телесно воскресавши­ми, причащавшими верующих своей искупительной кровью под видом ритуально заменявшего кровь красного напитка. Центральной фигурой в этих культах всегда был не Бог, Которого никто и никогда не видел, а зримо изображавший его священник. Теперь священник стал олицетворять в сво­ей персоне спасителя (машияха) не одного из народов, а спа­сителя (христа) всех народов Римской империи, т. е. глобаль­ного спасителя всего человечества.

Главным священником, «первосвященником», стал, разу­меется, тот, ради которого всё это и делалось — сам импера­тор¹, земной «наместник Христа»: здесь-то и пригодилось учение Павла о единстве в личности Иисуса функций царя иудейского и функций главного раввина! Вознесшегося к Отцу Небесному Христа Иисуса стал замещать на земле Христос Константин, затем Христос Юлиан, Христос Иоанн Грозный и т. д., так что подчинение царствующему христи­анскому императору — «Христу сегодня» — стало первейшей

¹ Его титул стал гласить «Pontific maximus», т. е. «первосвященник», «первоверховный жрец». После занятия Древнего Рима варварами Евро­па раскололась, и на Западе этот титул стал носить папа Римский, боров­шийся за верховную духовную власть с восточноримскими (византийски­ми) царями — наследниками правителей единой Римской империи.

религиозной заповедью для всех жителей империи, ибо от этого якобы зависело их спасение, их вечная жизнь. Правда, в русском языке эта игра слов утратилась, так как слово «Христос» стало употребляться русскими без перевода как второе имя (или как фамилия) Иисуса, а в применении к его земным заместителям это слово было переведено на русский язык как «помазанник Божий».

Жреческая каста стала не просто государственной, а то­тальной и воцарилась в Европе на долгие века. Причем на Западе главным «наместником Христа» был объявлен перво­священник — папа (на латыни — то же, что «патриарх» на греческом языке) Римский, так что спор христианского За­пада с христианским же Востоком пошел в русле выяснения, кто должен быть главным наместником: царь как светский правитель или папа как духовный правитель в земной импе­рии Христа. Любопытно, что в XVI веке часть христиан вос­стала против идеи наместничества Христу, и основополож­ник Реформации священник Мартин Лютер написал папе Римскому, что наместник, т. е. исполняющий обязанности заместитель, может быть только у того, кто отсутствует, поэтому вся Римская церковь сама расписалась в том, что Христа в ее среде нет.

И когда в XX веке мыслители, представляющие визан-тийско-православную традицию, продолжают спорить, какой быть нашей стране — «Россией Ксеркса иль Христа», они демонстрируют очевидное непонимание самой сути римского христианства, в котором учение Иисуса (мир ему) рассматри­вается не само по себе, не в рамках сохранившихся высказы­ваний Иисуса Христа, а исключительно через призму посла­ний апостола Павла, т. е. лишь как составная часть более общего учения, принадлежащего Павлу. Не случайно в цер­ковной среде послания Павла принято называть «пятым Евангелием», и это не метафора: они действительно являют­ся фундаментом церковного вероучения, так как в любом христианском богословском сочинении любой христианской кон­фессии в ссылках на текст Нового Завета не проводится разли­чия: слова ли это Иисуса либо это слова его последователей, произнесенные через десятилетия после вознесения Иисуса. Бо­лее того, все ссылки на слова Иисуса и на слова его после­дователей, включенные в Новый Завет, абсолютно равно­значны — и это одна из главнейших особенностей христи­анства как религиозной системы!

 

116

117

Согласно посланиям Павла, каждый новый правитель, признающий незыблемую власть жреческой касты над ду­шами людей и соглашающийся возглавить ее, становится одновременно в одной должности и Ксерксом, и Хрис­том — «царем иудейским и главным раввином», и в этом весь смысл и подлинная цель римской христианской соци­альной доктрины.

«Добрые послания» от Матфея, Луки, Марка, Иоанна, отредактированные и перетолкованные до противоположно­го смысла апостолом Павлом¹, а затем по-своему изъяснен­ные иудейскими и греческими философами, не могли и не смогли стать Евангелием от Иисуса.

¹ «Главным выдумщиком», как о нем отозвался 13 января 1889 года в своих «Дневниках» Лев Толстой.

Глава 5 РИТУАЛ

ПОНЯТИЕ РИТУАЛА И ЕГО ВИДЫ

Ритуал есть публичное воспроизведение общественного опыта (реальной истории, мифа, утопии) в символических действиях с целями:

• сверки своего личного опыта с общественным, коллек­тивным опытом;

• сверки общественных взаимоотношений;

• публичного признания (легитимизации) своего нынешне­го или нового социального статуса;

• морально-психологического воодушевления участников.

В ритуале происходит процесс символического отождеств­ ления участников ритуала с героями прошлого, настоящего или будущего. Благодаря ритуалу достигается эмоциальный эффект символического вхождения его участников в минув­шую или в будущую реальность, условное единение с преды­дущими поколениями.

Великие церемонии посвящения в должность лишали человека личных особенностей и облачали в мантию избранного поприща. Та­ким был идеал, независимо от того, являлся человек ремесленником или царем <...>'.

Тем самым, ритуал представляет собой форму обмена информацией между личностью и обществом и форму ком­муникации личностей друг с другом. Ритуал — это инстру­мент перевода части совокупной долговременной памяти об­щества в оперативную память личности. Обряды суть «праздники воспоминания»². «"Вечно настоящее прошлое''' ос­вещало жизнь, снабжало людей прообразами и воодушевля­ло их устойчивостью и мужеством»³. Если ритуал соверша­ется по строго установленным обществом правилам, то мы именуем его церемониалом.

¹ Кэмпбелл Дж. Герой с тысячью лицами. С. 19.

² Элиае М. Аспекты мифа. С. 112.

³ Хюбнер К. С. 213.

119

 

Ритуал действенен только для той общности людей, кото­рая едина в понимании его символов. Поэтому объективно ритуал является способом сохранения общественного един­ства. Или, говоря иначе, ритуал есть психологическое укреп­ление единства социальной группы, участвующей в его совер­шении. В ритуале

<...> все сообщество предстает перед самим собой как непреходящее живое единство. Поколения личностей возникают и исчезают подобно безымянным клеткам живого организма; остается лишь поддержива­ющая, не поддающаяся времени форма. <...> Общественные обязанно­сти становятся продолжением урока этого праздника и в обычном, по­вседневном существовании, так что личность подвергается его воздей­ствию постоянно. <...> Обряды преподают важнейший урок единства лич­ ности и группы¹.

При этом ритуал много ближе ко всякому человеку, не­жели книжный миф, поскольку не требует ни образования, ни вообще грамотности — благодаря наличию в нем симво­лических жестов и действий он является носителем той же информации, что и книги. Его информация менее рацио­нальна, но зато более образна и цельна, что для простых людей намного понятнее.

Ритуал обращен ко всем находящимся в распоряжении человека средствам восприятия, познания, прочувствования мира, его пережи­ваниям — к зрению, слуху, обонянию, осязанию, вкусу, сердцу и разу­му. <...> В известной степени он мобилизует их в связи с единой целью («сверхцелью»)².

Тем самым, ритуал — это актуализация всей коллектив­ной памяти общества через призму его сегодняшних потреб­ностей. И в древности, и сегодня отказ от прохождения обря­да, пренебрежение к ритуалу, а тем более нарушение его, от­секали личность от общества.

В средневековой Европе роль ритуала была существенно заужена и сведена к потребностям жреческой касты — церк­ви, т. е. допускался только церковный ритуал. Сегодня обще­ство вернулось к более широкому пониманию ритуала. Ведь не только сугубо религиозные христианские формулы типа: «я венчаю», но и как бы светские формулы: «я назначаю», «я приглашаю тебя», «я уполномочиваю тебя», «я не согласен с тобой», «я приказываю», «я прошу» и т. п. — являются, по

¹ Кэмпбелл Дж. Герой с тысячью лицами. С. 286.

² В. Топоров. — Цит. по: Почепцов Г. С. ПО.

сути, ритуальными формулами, поскольку устанавливают строго определенные рамки отношений и социальный статус индивида.

Общество решает, какую одежду считать модной или приемлемой в данном контексте, и потому ношение опреде­ленной одежды само по себе уже есть ритуал. То же касается «стандартных» приветствий, поздравлений, выражений со­чувствия, официальных обращений и т. п. Собственно лич­ностные моменты в социальных отношениях интересуют лишь близких людей и занимают в социуме весьма скромное место. Тем самым, вся социальная жизнь в самом широком смысле проходит по определенному ритуалу.

Виды ритуала соответствуют целям его совершения.

Бытовой и профессиональный ритуалы совершаются с це­лью установления отношений личности с окружающими людьми и окружающей средой, определения статуса субъек­та в профессиональном коллективе.

Национальный ритуал совершается с целью усиления эт­нического единства.

Религиозный ритуал совершается с целью взаимодействия с потусторонним миром.

Политический ритуал совершается с целью укрепления единства и суверенитета нации.

Государственный ритуал совершается с целью укрепления политической самоорганизации общества — институтов регу­лирования, принуждения и суда.

Мы не относим к ритуалам молитву — личное обращение человека к Богу, поскольку живое общение личности со сво­им Создателем зависит не от каких-либо человеческих уста­новлений, а от искренности человека и воли Всевышнего. В исламе религиозный ритуал основывается не на мифиче­ской истории, а на Откровении Аллаха, ниспосланном в Достохвальном Коране и развитом в Сунне. Цель религиозно­го ритуала в исламе — это личное и коллективное воспоминание о Всемогущем и Милостивом Аллахе и Его прославление, а также свидетельство верующими своей веры. Мусульманский ритуал никогда не может преследо­вать цели воздействовать на Аллаха так, чтобы вызвать Его из того мира в этот и принудить нарушить (изменить) уста­новленные Им же Самим законы природы. Цель ритуала в исламе — воспоминание о Творце и оживление своей веры! Наиболее близки к исламу с этой точки зрения иудей-

 

120

121

ские и протестантские евангелические молитвенные собра­ния, где имеют место только молитва и напоминание о бла­годеяниях Всевышнего.

Посланник Мухаммад (да благословит его Аллах и привет­ ствует) говорил:

Ислам состоит в том, что ты должен засвидетельствовать, что нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад — Пророк Его; совершать намаз; выплачивать закят; поститься в месяц рамадан; совершить хадж, если сможешь.

В целом мусульманский ритуал представляет собой прак­тическую реализацию этих пяти столпов ислама, а также включает в себя благочестивые ритуалы, конкретизирую­щие, развивающие и выражающие на языке местных тради­ций общие истины ислама. Он подробно описан в литерату­ре, и мы не будем на нем останавливаться.

5.2. ТАИНСТВА И  БОГОСЛУЖЕНИЯ

Здесь мы рассмотрим лишь те ритуалы, которые основа­ны на религиозных мифах, обращены в потусторонний мир и призывают себе оттуда сверхъестественных существ в ка­честве заступников — т. е. далее речь пойдет о языческих ри­туалах. Эти ритуалы присущи пантеистическому мировоз­зрению, для которого нет никакой принципиальной разницы между языческим божеством и человеком: бог поселяется или воплощается в человеке, либо человек мистически соединяет­ся с каким-либо богом, становясь его носителем или частью, или же сам становится богом. Идея богочеловечества или чело- векобожия лежит в основе любой пантеистической системы¹.

Все языческие ритуалы основаны на мифах, воспроиз­водят их содержание и имеют целью возбуждение веры уча­стников в то, что потусторонние герои мифа — боги, духи и им подобные существа — будто бы:

• реально, но невидимо присутствуют здесь и сейчас;

• будучи невидимыми, они видимым образом замещают­ся служителями культа, ритуальными животными и растени­ями, ритуальными пищей и питием, «освященными» предме­тами культа: образами богов и «святых» людей, амулетами, реликвиями, магическими знаками и т. п.;

¹ Глобальное учение о богочеловечестве сформировалось, например, в римско-византийском христианстве.

 

• могут по воле или по ходатайству священников вступать в реальное общение с участниками ритуала и оказывать сверхъестественное воздействие в их пользу — как в части успокоения совести, так и в части удовлетворения бытовых нужд;

• могут воплощаться, становясь богочеловеками, или допу­скать до своего уровня человека, который в этом случае превращается в человекобога.

Поскольку сами боги и духи невидимы, у язычников ес­тественным образом возникает необходимость в понятиях «таинство», «тайнодействие» — это точный перевод на рус­ский язык греческого слова «мистерия». Мисте­рия, таинство — это такой ритуал, в котором, по убежде­нию его участников, материально видимые действия свя­щеннослужителей являются символическим отражением телесно невидимых, но реально и одновременно соверша­емых действий духовных существ в параллельном мире (на «том свете»).

Так, на православной литургии преждеосвященных даров хор поет:

Ныне силы небесные с нами невидимо служат: ибо вот, входит Царь славы, вот жертва, освященная тайно, на носилках приносится. Верою и любовью приступим, да причастники жизни вечной будем¹.

Молитвы священников и верующих обращены, как пра­вило, ко многим субъектам — «силам небесным», участникам потустороннего богослужения, которые по аналогии с про­шлыми мифическими событиями могут якобы вмешаться в ход нынешних событий и даже нарушить установленный Богом естественный порядок.

Священники призывают участников ритуала верить не во Всемогущего Бога, свободного от необходимости пользовать­ся материальными средствами, а в божество, реально присут­ствующее в жрецах и даже в ритуальных «священных пред­метах»: живописных и скульптурных образах богов, ангелов и людей, реликвиях, амулетах, особых знаках, культовой воде, вещах, бывших в пользовании «святых угодников» божества, и т. п.

Они призывают верить в то, что совершаемый ими риту­ал является реальным «отображением» ритуала, параллель-

¹ Служебник. Ч. 2. С. 449 (текст цитируется в адаптированном виде).

 

122

123

но происходящего в потустороннем мире, и ключом к двери в сам потусторонний мир. Опишем как эта схема выглядела в школе неоплатоников.

От божества исходит свет, падающий в первую очередь на обитателей Небес: ангелов, «святых угодников» из числа умерших людей и т. д. Наиболее «святые» люди на земле, т. е. жрецы, монахи, аскеты и т. п., духовно видят происхо­дящее на Небесах и могут изобразить здесь в символических ритуальных действиях происходящее там.

Отсюда появились такие богословские понятия как небес­ный «первообраз» (по-гречески: «типос»), прототип, и его земное «отображение» (по-гречески: «антитипос»). Поэтому богослужение воспринимается уже не как обряд воспомина­ния, а как тень-отображение поступков богов и прочих су­ществ, якобы реально и параллельно действующих в небесном мире. Например, в самый важный момент православной литургии священники и хор поют: «Тайно изображая собой херувимов <...> всякое ныне житейское отложим попече­ние». «Святые» города и целые страны — это тоже отображе­ние своих «небесных» первообразов: «небесного Египта», «небесного Вавилона», «небесного Иерусалима», «небесного Кремля», «святой Руси» и т. п.

Тайнодейственность, величавость, эпичность, архаич­ность — все эти средства нужны для того, чтобы эмоциональ­но убедить участников ритуала в эпифании или в теофании — в реальном присутствии или в воплощении невидимых богов и духов в ритуальных заменах, а равно и в возможности ве­рующего причаститься их божественной природы или хотя бы сверхъестественной энергии.

Ритуал и его совершители

Первой особенностью языческих ритуалов является то, что их совершители — профессиональные служители куль­та — являются посредниками между человеком и иным миром и без них недопустимо совершать культ ни при каких обстоя­ тельствах!. Ни одного из языческих богов человечество ни­когда не видело — несмотря на их такую, казалось бы, фено­менальную доступность. Эти боги всегда «действуют» исклю­чительно через своих представителей — посредников, которым для вящей убедительности приходится как-то имитировать невидимое «божественное присутствие». Так рождается идея

замещения божества в пантеистическом богослужении его служителем-посредником и «освященными» предметами культа. Священник сам изображает собой бога в символиче­ских ритуальных действиях, надевая соответствующие обла­чения и зачитывая присущие моменту тексты.

В Древнем Египте, где ежегодно велись записи о времени и границах разлива Нила и все было заранее известно, фара­он тем не менее каждый год совершал обряд приношения жертв этой великой реке как раз перед тем, как она должна была разлиться. К жертвоприношениям присовокуплялся весьма характерный документ — приказ фараона Нилу раз­литься. Тем самым, фараон приобретал в глазах темного на­селения, во-первых, имидж священника, посредника с Небе­сами, способного на великие чудеса, а во-вторых — имидж спасителя народа от засухи. Естественно, что в глазах обыва­телей и сама вода приобретала чудодейственные свойства.

Новообращенный прежде всего получает крещение, которое смы­вает с его души и тела всякие скверны. Святая вода Нила делает его тем, чем она делает всякого умершего египтянина, который подверг­ся этому обряду, — равным Осирису: подобно богу, он умер для зем­ных дел, но возрождается для загробной жизни¹.

Христианские апологеты II века противопоставляли омове­нию водой Нила в таинствах Исиды омовение (по-русски почему-то: «крещение») водой израильской реки Иордан, ко­торая, по их мнению, обладала более чудодейственной силой: «Тщетно думаешь ты, что вода, которую ты чтишь, может спасти тебя. Иная вода дает людям возрождение и обновле­ние»².

Приведем теперь текст молитвы, которая читается сего­дня православными священниками с целью подчинения им водной стихии:

Ибо ты (т. е. Иисус Христос. — А. П.), бог наш, на землю явился и с человеками жил. Ты воды Иордана освятил, с Небес ниспослав свя­того твоего духа, и главы гнездящихся там змеев сокрушил. Так при-иди и ныне, о человеколюбивый царь, и наитием святого твоего духа освяти эту воду. И дай ей благодать избавления, благословения Иор­дана: претвори ее в источник нетления, дар освящения, грехов отпуще­ние, недугов исцеление, демонов полную погибель; исполни ее ангель­ской силы и сделай ее неприступной для врагов. Пусть убегут от нее

¹ Морэ А. С. 148 - 149.

² Цит. по: Там же. С. 149.

 

124

125

препятствующие созданию твоему: ибо имя твое, господи, призвал дивное и славное и страшное для врагов¹.

Анализ приведенного ритуального текста со всей очевид­ностью показывает следующее. Сначала утверждается глав­ный догмат христианства, согласно которому Иисус [да бла­гословит его Аллах) является богом, а затем поясняется, для чего этот догмат был придуман. Как и во всех пантеистиче­ских ритуалах, за основу берется некое первоначальное ми­фическое событие, — в данном случае — история священно­го омовения пророка Иисуса пророком Иоанном² [мир им) в реке Иордан, описанная во всех Евангелиях³. Поскольку человек Иисус провозглашается богом, то омовение его че­ловеческого тела приводит к чуду: от соприкосновения с телом богочеловека воды реки «освятились» настолько, что погибли даже обитавшие в них змеи (возможно, имеются в виду черти).

Далее утверждается, что через совершаемый культ свя­щенник будто бы может чудесным образом перенести дей­ственность того события на сегодняшнюю обычную воду, так что она получит силу нарушать (изменять) установленные Всемогущим и Всеведущим Творцом законы бытия: давать нетление тленным вещам, исцелять болезни без устранения их причин и телесного вмешательства, уничтожать демонов и других врагов и даже отпускать грехи!

Причем священник обращается с просьбой совершить эти сверхъестественные деяния не непосредственно к Законода­телю бытия, а к Его «сотоварищу» — «воплощенному сыну», и более того — просит этого «воплощенного сына» не само­му совершить чудо, а наделить не просто чудодейственными, а, по сути, всемогущими свойствами слепую материальную стихию — воду. Божество должно как бы войти в материаль­ный состав самой воды и передать ей свои собственные свой­ства. Интерес священника тут понятен: этой стихией далее

¹ Пер. на русский язык наш.

² По-арамейски: «Иохананом» («благодать Иеговы»), по-арабски:
«Яхьей».

³ Грече