июня 1998 года / Москва / Настя

 

Было 8:30 часов утра. Я прождал у стены Цоя целых тридцать минут. Я собирался уйти, потому что вчера я ждал ее на том же Месте вместе с Гребневым и его Ксюхой целые сорок минут. Я собрался уйти, злой, но решил на всякий случай пройтись вверх по Арбату. И тут я увидел ее. Маленькая, вся блондинистая, вымытые волосики упали на лоб, прижимая кучу тряпочек, она спешила. Она была совсем не похожа на фотографию девушки, которой я принес партийный билет.

— Вы Настя?— перехватил я ее.— Что же вы опаздываете?

— Не рассчитала,— пробормотала она,— я думала, это ближе.

Вообще-то я не вручаю партбилеты девушкам партии поштучно. Меня остановили ее фотографии и письмо. На фото была серьезная худенькая косенькая девочка. Письмо было шизоидное, страннейшее, она предлагала переименовать улицы городов таким образом, чтобы они назывались добрыми именами, чтоб людям было приятно жить на них — называть улицы именами животных или сладостей. Ей-богу, это была первая девушка, которой я решил вручить партбилет лично, с глазу на глаз. «Господи, ей же лет одиннадцать»,— подумал я. Я пожалел, что не вынес ей партбилет на Арбат.

— Пошли, здесь недалеко!— сказал я.— Это ваша старшая сестра на фотографии?

— Почему? Это я…

— И вам что, 16 лет?

— В апреле было…

Мы поднялись на лифте, вошли в мою квартиру.

— Садитесь в кресло — сказал я, проведя ее в комнату, где я принимаю гостей. Когда я принес ей партбилет, она сидела, прижав к себе свой вельветовый пиджачок и матерчатую сумочку.

— Да вы не бойтесь,— сказал я.— Я вам верю, что это вы на фотографии. Вот вам партбилет, поздравляю вас, Анастасия, со вступлением в Национал-большевистскую партию. Надеюсь, вы будете всем хорошим боевым товарищем.

Она встала, я пожал ей руку и дал ей партбилет с ее фотографией, с печатью на ней. На фотографии была другая девушка. Как ни посмотри.

Она приняла билет и стала рассматривать свою фотографию, как будто первый раз ее видела.

— Я бываю очень разная,— сказала она. И продолжала стоять.

И вдруг я понял, что сейчас эта девушка уйдет и, возможно, никогда больше не появится. А может, придет в понедельник на собрание в штаб, сядет в заднем ряду, чужая и далекая. Я посмотрел на ее белые ножки без чулок, белые-пребелые, на румянец, на глазки. Какая же она хорошенькая!

— Знаете что, я сейчас жду иранцев, иранское телевидение. Если вам нечего делать, хотите, поедем к иранцам. Давайте их надуем, скажем, что вы моя дочь, а сегодня воскресение, сегодня мой день вас развлекать, моя разведенная жена, с которой вы, моя дочь, живете, по уик-эндам сбрасывает вас на меня. Я скажу, что вам одиннадцать лет. Что сегодня мой родительский день.

Потом, когда мы восстанавливали историю нашего знакомства, она сказала, что я погладил ее по коленкам. И что так, как никто никогда этого не делал с ней доселе, она почувствовала себя очень странно. Мне помнится, что я вел себя более сдержанно, но раз Настя помнит так, так и было. Мы почувствовали себя очень легко после того, как у нас появился общий план. Во всяком случае, до приезда шофера, посланного за мной, время у нас пролетело незаметно. Она сказала, что она «punk» с первого класса школы, и стала расспрашивать о Егоре Летове.

Явился иранский шофер, машина оказалась фордом, и мы, папа с дочкой, летели на заднем сиденье по Москве. Иранцы вошли в положение отца, у которого родительский день,— усадили ребенка на широкую тахту, подарили инкрустированную узорами держалку для ручки, тучу проспектов и поставили перед ней огромное блюдо с фруктами. И набросились на меня. Установили телекамеру и стали выдавливать из меня антиизраильское заявление. Я же не хотел делать антиизраильского заявления. Хотел заявлять только то, что хочу заявить сам, потому они записывали меня раз пять, пытаясь добиться своего. А я пять раз отбивал их атаки. Мой ребенок съел две груши и с интересом следил за происходящим.

Шофер на форде отвез нас обратно. До дома мы не доехали, я сказал, что мы хотим погулять. Помню, что мы купили еды и обедали у меня дома. Потом я целомудренно отвел крошечную Настю в метро «Арбатское» и там долго прощался с нею, договариваясь о встрече на завтра. Обратно домой я шел, с ужасом думая: а вдруг завтра в восемь утра она не появится из двери метро «Арбатское»? Ее очарование тотально победило меня. Пришло загадочное существо, и я оказался совсем без иммунитета. Заболел сразу и надолго.

Усиливался ветер. Дома меня ожидала нелегкая вторая половина дня. Я кое-как управился с визитом Наташки и ее друга-наркомана, напоил их водкой и шампанским и вытолкал. И стал ждать утра. Ночью они звонили мне порознь. Наркоман попросил наркотиков. Наташка сказала, что она рядом, на Гоголевском бульваре, и больше я ничего не понял. Всю ночь была буря, и я думал, что у меня на девятом этаже полопаются стекла.

Утром обнаружилось, что это была не буря, но ураган. Выглянув в окно, я увидел сваленные деревья. В восемь я был у метро «Арбатское». Больше всего я боялся, что она не придет. Она появилась, маленькая и спокойная. Дала мне руку. И мы поехали с ней в зоопарк. Оказалось, что зоопарк еще закрыт, что он открывается только в десять. Мы пошли на Горбатый мост, где сидели тогда шахтеры. Шахтеры, оказывается, всю ночь боролись со стихией. Сейчас кто-то досыпал в палатках, другие восстанавливали повреждения. Огромный глава профсоюза шахтеров-инвалидов по кличке «Генерал» сказал, глядя на крошечную Настю в сереньких джинсах и кожаной курточке:

— Это твоя новая пассия?

— Это моя дочь, Володя!— сказал я.

— Ну да, дочь, согласен,— сказал хитрый «Генерал».

Проходя мимо нас, другие шахтеры не сомневались, что Настя — моя дочь. Мы отправились в зоопарк и пробродили там полдня. Когда мы вышли из зоопарка, рядом настраивался военный оркестр. Узнав меня, дирижер вдруг взмахнул палочкой и заиграл марш «Прощание славянки».

Так что мы с Настей — дети Урагана. Я люблю тебя, светлое солнце мое. Крошка моя.

[1] How can I find a seaport? (англ.) — Как пройти к морскому порту?

[2] Polish? (англ.) — Поляк?

[3] Yes, polish (англ.) — Да, поляк.

[4] You have nicest leg in the whole world, Edward! (англ.) — У тебя самая красивая нога в мире, Эдуард!

[5] Something wonderful (англ.) — нечто чудесное.

[6] То make love (англ.) — заниматься любовью.

[7] Sic transit gloria mundi! (лат.) — так проходит земная слава.

[8] Sophisticated look (англ.) — утонченный вид.

[9] Fighting spirit (англ.) — бойцовский характер.

[10] I don't know where is a river (англ.) — Понятия не имею, где река.

[11] Struggling writer (англ.) — сражающийся писатель.

[12] «Here, in industrial summer of 1976, Edward Limonov have lost his contact lenses, when swimming and diving at midnight time» (англ.) — На этом месте, в полночь, свинцовым городским летом 1976 года, Эдуард Лимонов, купаясь и ныряя, потерял свои контактные линзы.

[13] But you are not fascist, aren’t you? (англ.) — Но вы ведь не фашист, не так ли?

[14] In front of the horses (англ.) — напротив лошадей.

[15] На вопрос «Где сейчас находится этот архив?», John Bowlt ответил (сентябрь 2006 года):

> Misunderstanding. We have nothing from Limonov.

> John