Кто и как управляет историей

Шум становился всё бешеней и бешеней, уже начались толкотня и драка, но тут человек в парчовом шлафроке взобрался на пирог и трижды громко крикнул: «Кондитер! Кондитер! Кондитер!» Сутолока мигом улеглась...

— В чём тут дело с кондитером, любезный господин Дроссельмейер? — спросила Мари.

— Ах, бесценная мадемуазель Штальбаум, кондитером здесь называют неведомую, но очень страшную силу, которая, по здешнему поверью, может сделать с человеком всё, что ей вздумается, — отвечал Щелкунчик...

Эрнст Теодор Амадей Гофман

«Щелкунчик и мышиный король»

История — наука практическая. Особенно ясно это понимаешь, когда исторический процесс катит по тебе асфальтовым катком, и от твоей былой внеисторической жизни остаётся лишь мелкое крошево. Разумеется, привычка жить вне истории, особенно окрепшая в годы застоя, даёт о себе знать и сейчас, никак не хочется с ней расставаться. Часов, как известно, не наблюдают в основном счастливые. К тому же и Агитпроп старается, внушает: народ мол хочет стабильности, народ устал от политики и т.п. Подтекст очевиден: выпустили вас, скоты, ненадолго из загона, вы всё, что надо, сделали, перегородки, которые НАМ мешали, смели, а теперь пожалуйте опять в стойло, ждите спокойно, когда вас поведут резать или стричь. И стригут и режут, да так, что только клочки летят по закоулочкам.

Однако не всем это нравится, не все согласны покорно ждать ножа или стрижки. Да вот беда, те, кто не согласен со стойлом (а таких пока немного), сразу натыкаются на проклятые вопросы. Не разрешив эти вопросы, просто непонятно, как и куда из стойла вырываться. И хотя вопрос «Что делать?» кажется самым насущным, но ответить на него можно только тогда, когда ответишь на вопросы «Что происходит?» и «Кто виноват?». И вот здесь прикладная наука история очень должна бы помочь. Но помогает пока мало.

Чтобы понять причину этого, попробуем сформулировать более чётко те вопросы, на которые мы хотели бы получить ответы. Итак, для начала хотелось бы узнать следующее: какие силы и какие законы определяют ход истории? Каково направление исторического движения? Кто и как может влиять на это движение?

Ну как, не слабо? Да, когда было у нас одно единственно верное марксистско-ленинское учение, мы такие вопросы как орешки щёлкали, а теперь вот попробуй ответить. Учений и доктрин пруд пруди, на любой вкус, да что толку. Хочешь, бери Поппера с Фукуямой, хочешь — Данилевского или Тойнби, можешь и Эволу с Карлом Шмиттом штудировать, но всё равно, уверенности в правильности всех этих концепций, теорий, доктрин нет никакой. Ведь на собственной шкуре ощутили, что очень уж сложный это объект для изучения — человеческое общество — колоссально сложный. И как все сложные системы ведёт себя часто антиинтуитивно, то есть вопреки здравому смыслу, вопреки прогнозам «нормальной» логики. А когда заинтересованные круги ещё и нарочно тумана напускают, тень на плетень наводят, то и вовсе голова кругом пойдёт, поневоле плюнешь и махнёшь рукой: «А катись оно всё, как и катится».

Но опускать руки нельзя, уныние по учению Православной церкви — один из тягчайших грехов. «Уныние есть расслабление души, изнеможение ума, ненависть к обету, оболгатель Бога, будто он немилосерден и нечеловеколюбив,..» — писал в своей «Лествице» преподобный авва Иоанн. Поэтому нужно не в норку опять забиваться в надежде переждать непогоду, а пытаться делать, что в твоих силах. В том числе и на полях информационных войн. А то ведь почти вся бывшая советская интеллигенция, после того, как её использовали перестройщики и реформаторы и выкинули за ненадобностью, покорно поджала хвост и либо спивается, либо торгует на оптовых рынках штанами да «ножками Буша».

Конечно, каждый, находящийся в здравом уме и твёрдой памяти, понимает, что исчерпывающие ответы на поставленные выше вопросы никакие теории исторического движения дать не в состоянии. Однако можно всё же попытаться (особенно в свете вновь открывшихся обстоятельств) продвинуться вперёд в таком важном вопросе, как вопрос о возможности сознательного, целенаправленного влияния на социальные процессы и о «субъектах» такого влияния.

В более общей форме это вопрос о соотношении стихийного и сознательного в развитии общества. Практически все теории исторического процесса, при всех своих отличиях, признают присутствие в истории как стихийного, так и сознательного факторов, расходясь лишь в оценке их значимости. Есть, разумеется, вырожденные случаи крайнего исторического фатализма, когда весь ход событий считается раз и навсегда заданным, а любые попытки что-нибудь изменить — заранее обречёнными на неудачу. Последний пример из этой области — доктрина «Конца истории» Фукуямы, постулирующая неотвратимость близкой победы либерал-капитализма во всемирном масштабе. Но это, конечно, всё тот же Агитпроп, а не наука. Наука-то современная как раз от излишнего фатализма и детерминизма избавилась, особенно после того, как занялась вплотную сложными нелинейными системами. А в таких системах, хотя бы и в «неживых», даже в чисто механических, несмотря на сохраняющиеся причинно-следственные связи частенько возникают бифуркации, или точки ветвления процесса, когда последующие состояния системы не определяются однозначно её предыдущими состояниями. Траектория движения системы в такой точке раздваивается, и на какую именно ветвь траектории перейдёт система — сказать заранее нельзя, всё происходит как бы чисто случайно. Самый простой пример системы в точке бифуркации — шарик, лежащий на вершине абсолютно гладкой полусферы. Состояние покоя, в котором находится шарик — неустойчиво, рано или поздно он скатится вниз. А вот куда именно скатится — влево, вправо, вперёд, назад — непонятно. Ведь чтобы шарик скатился, достаточно бесконечно малого толчка в любом направлении.

То же и в социуме. Там таких точек ветвления — сколько угодно. Но в отличие от чисто случайных скачков состояний в «неживых» системах, в социуме составляющие его элементы — это люди со своими интересами, и изменять «траекторию движения» общества они стремятся вполне сознательно и целенаправленно. Но людей много, желания и цели у них отличаются друг от друга, поэтому историкам, социологам, политологам и прочим обществоведам приходится, чтобы не переусложнять задачу описания социума, выделять обобщённые, агрегированные элементы и подсистемы, составляющие общественный организм.

Способов разбиения общества на подсистемы достаточно много. Делят и по вертикали — классы марксизма либо страты и слои современной западной социологии — и по горизонтали — профессиональные, религиозные, этнические и другие группы общества, вплоть до сексуальных (на Западе, похоже, сексуальное: меньшинство, проще говоря, голубые, стало уже такой влиятельной силой, что не принимать его во внимание просто нельзя, да и мы тут Запад быстро догоняем). Но далеко не все из подсистем общества обладают «субъектностью», то есть способностью сознательно и эффективно влиять на социальные процессы, отстаивать свои интересы, навязывать обществу свою волю. Уже с древнейших времён было принято делить социум на правящее меньшинство (элиту, аристократию, господствующий класс и т.п.) и управляемое большинство. Это деление, в принципе, никем не оспаривается и сейчас, даже западные либералы-плюралисты признают, что властвуют всегда элиты, а народ лишь «делегирует» им полномочия. Другое дело, что при более детальном рассмотрении и «элита» оказывается весьма неоднородной, состоящей из различных групп с далеко не совпадающими интересами, и «масса» не столь уж пассивной и инертной. Так что вопрос о субъектах исторического действия представляется весьма непростым.

Чаще всего к таковым субъектам причисляют государства и их управляющие органы (правительства, законодательные власти и т.п.), а также организованных выразителей интересов тех или иных социальных групп (партии, профсоюзы, высшее духовенство, различные общественные организации и т.п.). Однако имеется по крайней мере ещё один тип «субъектов влияния», о которых всё чаще стали говорить в последнее время — это различные тайные или закрытые общества и организации (ТО). Правда сам разговор о тайных обществах протекает даже и в научной среде как-то странно, всё с какими-то ужимками и оглядками (весьма напоминающими оглядки наших обществоведов на идеологический отдел ЦК КПСС во времена проклятого тоталитаризма). Никогда, например, не было особым секретом, что в США все президенты, начиная с Джефферсона и Франклина, были масонами, что в ложах состоит вся верхушка общества. Казалось бы, изучать американскую демократию, игнорируя масонский фактор, это всё равно, что изучать историю СССР, игнорируя роль Коммунистической партии. Однако изучают, пропагандируют американский опыт построения «самой эффективной политической системы», а вот о таком существеннейшем механизме этой системы, как масонство, умудряются и словом не обмолвиться. Часто оправдывают господа обществоведы такое положение вещей тем, что мол сведений мало, тайные, мол, общества они потому и тайные, что всё у них скрыто и спрятано. Но тогда так прямо и сказать нужно, а не втирать очки потребителям вашей «научной» продукции. Однако, сведения-то ведь есть, а если постараться, то ещё много чего интересного можно узнать. Вот об этом мы дальше и поговорим.