Вспоминает бывший рядовой 2-го батальона К. И. Гречнев.

Был сильный туман, когда мы оставили деревню Карань. Я сопровождал подводу со штабным имуществом. Держали путь к Георгиевскому монастырю. Прибыли благополучно. А рано утром собрали нас у стен монастыря, и комбат Иван Осипович Кекало спросил:

- Кто из вас пулеметчик?

Все молчали, потому что наша пулеметная рота вся погибла, а среди нас не было таких, кто бы хорошо знал пулемет. Тогда Кекало положил руку мне на плечо и сказал:

- Ты будешь пулеметчиком. - И, указав на стоящего рядом бойца, добавил: - А ты будешь его вторым номером.

Кекало тут же за несколько минут научил нас, как обращаться с пулеметом, приказал соорудить два маскировочных гнезда, чтобы в случае надобности менять позиции… Мы заняли оборону в нескольких метрах от Георгиевского монастыря…

Как взошло солнце, на наши позиции двинулись фашисты. Я нажал гашетку и дал длинную очередь. Было видно, как пули вгрызаются в землю, не долетая до противника.

Мой напарник - его звали Миша - посоветовал не нервничать, не торопиться, стрелять короткими очередями: надо было экономить патроны.

Не знаю, сколько времени мы отстреливались, но нас засекли и стали забрасывать минами. Прав был Кекало, когда приказал нам сделать запасные пулеметные гнезда… Мы отступили к Феоленту и снова заняли оборону.

Тут выступила вражеская артиллерия - били термитными снарядами. От них загорелся Георгиевский монастырь. Рядом с монастырем находился наш запас боепитания; один из снарядов угодил в тайник, и мы остались совсем без боеприпасов… И все же мы продержались до темноты…

С восходом солнца снова начался сильнейший артобстрел. Возле нашего пулеметного гнезда разорвался снаряд, меня подкинуло и присыпало землей. Однако я соображал - память не отбило. Нашел руку Михаила и сильно сжал ее, надеясь, что он поможет мне выбраться. Но он вырвал свою руку из моей…

Когда я сам откопался и немного пришел в себя, увидел: Миша лежит в метре от меня, и голова у него наполовину срезана. Так я потерял своего напарника, своего боевого друга, с которым познакомился лишь накануне…

А противник продолжал наступать, и я снова лег за пулемет. Но сделать мне пришлось лишь одну короткую очередь… Взрыв! И очнулся я у моря в пещере. Меня контузило и раздробило кисть левой руки. Рядом на корточках сидела военврач Зинаида Васильевна Аридова, а у выхода из пещеры стоял командир полка Рубцов. Правой рукой он держался за плечо, а из-под расстегнутой гимнастерки виднелась окровавленная рубаха.

Аридова спросила меня, как я себя чувствую. Я ответил и неожиданно для себя - совсем как идиот! - попросил у нее фото. Зинаида Васильевна улыбнулась, вытащила из планшетки какое-то удостоверение, оторвала от него фото с уголочком и положила его в карман моей гимнастерки.

Фотографию Аридовой я пронес сквозь плен и иные превратности судьбы. И сейчас это уникальное фото находится у меня. Я снял с него копию, увеличил и передал в комнату боевой славы на заставу имени Герасима Архиповича Рубцова…

Вспоминает бывший командир автотранспортной роты И. И. Федосов. Когда наш боезапас взлетел в воздух, Рубцов приказал мне любой ценой достать патроны и обеспечить ими автоматчиков.

Пешком добрался до тридцать пятой батареи, где, я знал, был сосредоточен обоз. Там обнаружил ЗИС-5, груженный ящиками с патронами. Шофер, по-видимому, был убит - рядом лежало множество трупов. Сел в кабину, включил передачу и на предельной скорости понесся по степи. Ехал прямо на фашистов. Поначалу они стали стрелять по мне, но потом прекратили огонь. Видимо, смекнули, что в их сторону едут только сдаваться в плен. Не доезжая метров ста до позиций противника, сделал резкий поворот вправо, за насыпь, и в мгновение был на месте. Все же гитлеровцы успели дать по мне залп. Не попали, но взрывной волной машину перевернуло, и ящики с патронами раскидало по берегу. Мы собрали ящики и благодаря этому боезапасу смогли продержаться еще несколько часов…

Вспоминает бывший начальник финчасти полка старший лейтенант В. А. Визгунов. Нас блокировали у Георгиевского монастыря, и подполковник Рубцов приказал мне во что бы то ни стало связаться со штабом 109-й дивизии, который находился в районе мыса Херсонес. Шел я, а вернее, полз по берегу моря и обнаружил в одной из пещер, что нависают над морем, человек сорок наших бойцов. Они были в ловушке - гитлеровцы охраняли выход наверх.

Что делать? Впереди - отвесные скалы, и там враг. Сзади - море. Если - морем, то из нас вышли бы плавучие мишени. Выход один: через отверстие в скале и… прямо на фашистов. Ставка на внезапность.

Собрали несколько гранат, уточнили наличие вооружения: оказалось шесть автоматов и двадцать винтовок. Не густо. Но помощи ждать неоткуда… Беру пару гранат и осторожно поднимаюсь наверх. Там, у выхода из пещеры, - двое вражеских часовых. Подбрасываю под ноги им гранату, но она скатывается и летит обратно. Хорошо, что в глубокую расщелину, и осколки ее нас не задевают. Мгновенно бросаю вторую - удачно! Часовых как не бывало. Рывок вперед, огонь из автоматов, и мы с криком «ура» прорываемся к своим…

Но свои-то тоже в окружении…

Вспоминает бывший командир взвода связи минометного батальона В. Г. Волостнов. Недавно в Севастополе мы встретились с бывшим командиром штабного взвода связи Паршиным и освежили в памяти подробности боев на мысе Феолент. Оба мы вспомнили, что знамя нашего полка Рубцов и комиссар Смирнов уложили в присутствии нас и других пограничников в цинковый патронный ящик и зарыли в лисьей норе. Место было выбрано на самом берегу моря, у мыса Феолент, неподалеку от выступа.

Нам с Паршиным знамя разыскать не удалось…

Севастопольские краеведы! Вам задание: найти знамя полка!

Вспоминает бывший командир 6-й роты 2-го батальона С. В. Козленков. Рассвет 2 июля 1942 года начался с бомбежки и артобстрела. Мы почти не отвечали. Меня ранило в спину и ногу. Зинаида Васильевна Аридова сделала перевязку и приказала:

- Пробирайся берегом к тридцать пятой батарее - там собирают раненых для эвакуации в тыл…

Два дня я пролежал в компрессорной 35-й батареи. Каждую ночь меня выводили на эвакуацию, но до кораблей нужно было добираться вплавь, а плыть у меня не было сил…

4 июля появились фашистские автоматчики, и нас взяли в плен. Какой удар судьбы: сражаться до последнего и попасть в плен!..

Товарищи утешали меня:

- Держись, Cepera! Ты молод, подлечишься и убежишь от гитлерюг.

Не очень скоро, но сбылось-таки пожелание.

Рассказ С. В. Козленкова продолжает Юзеф Маслянка, командир партизанского отряда Армии Людовой. Точнее сказать - не сам командир, а выданная им справка. Привожу выдержку из нее: «Дана настоящая Козленкову Сергею Владимировичу, 1920 года рождения, в том, что он …в октябре 1943 года связался с партизанами Польской рабочей партии и, находясь в лагере города Лабани (Силезия), руководил организацией саботажа по заданию партии.

В апреле 1944 года, когда стал вопрос о расконспирации, Козленков С. В. был из лагеря по заданию партии освобожден и направлен в партизанский отряд, которым руководил я, Маслянка Юзеф. Находясь в моем отряде, Козленков принимал активное участие в боях против фашистских оккупантов и добросовестно выполнял все мои приказы и распоряжения. Мной был назначен командиром группы».

А Зигмунд Бещанин, один из руководителей партизанского Движения на территории Келецкого воеводства Польши (ныне офицер Войска Польского), пишет: «…Сергею Козленкову, москвичу, дали в отряде партизанскую кличку Длуги (Длинный)…

Старший лейтенант Сергей Козленков со своей группой партизан получил задание организовать засаду в районе Курозвенки - Мочидло. Он разоружил, причем почти без единого выстрела, не один десяток фашистов и ликвидировал массу вражеских автомашин с артиллерийскими боеприпасами и снаряжением. Засада была устроена наподобие мешка, в который впускали ничего не подозревавших врагов, а затем обезоруживали их.

Сергей был рассудительный и хорошо подготовленный офицер, который оказал нам неоценимые услуги в борьбе с общим врагом. Он принимал участие в ряде сражений с гитлеровцами, в частности в Садкувке, Скробачеве, Житинах, Скалбмеже, а затем, после возвращения в ряды Советской Армии, долгое время служил в разведке на территории Келецкого воеводства. В конце войны он сражался и на территории Чехословакии…»

Вот какой путь прошел рубцовец. И не он один… Но все это было потом. А сейчас…

Вспоминает бывший пулеметчик Н. С. Соколов. О боях на мысе Феолент мне тяжело вспоминать: самолеты фашистские летали на бреющем полете, как грачи, и вся артиллерия вела по нам огонь. Было, как в аду. Мы получили приказ прикрывать правый фланг. Но нам не пришлось долго отстреливаться: три танка подошли вплотную к нашему доту и прямой наводкой открыли огонь. Дот треснул, а нас оглушило… Вскоре, правда, пришли в себя и решили до вечера пересидеть здесь, а потом, когда стемнеет, пробираться в лес, к партизанам. Но отсидеться не дали. В амбразуру дота просунулся автомат и последовала команда: «Вылезайте, а то взорвем!»

Нас привели к трем пещерам. И увидели мы, что кровь лилась настоящим ручьем из-под большой груды расстрелянных наших пограничников. Нас заставили убирать трупы. Дали на четверых плащ-палатку, вместо носилок. Я носил с Джармагомбетовым, Азисом Напилевым и сержантом из комендантского взвода Акбергеновым. Первым мы несли нашего дорогого командира товарища Ружникова. У него все лицо было в синяках. Мы положили его в воронку из-под бомбы и вернулись за следующим. Положили на плащ-палатку доктора Малорадова. А в это время Акбергенов перевернул одного офицера и как вскрикнет: «Командир полка! Рубцов!»

Лицо нашего командира было все изуродовано, обезображено, глаза выбиты - видно, издевались над ним.

Рубцова мы положили с левой стороны воронки, а доктора Малорадова рядом с ним. Малорадов вдруг открыл глаза, узнал Джармагомбетова и тихо попросил: «Пить…»

Я сказал нашему конвоиру, что надо бы дать раненому воды, но фашист схватил винтовку и со всего размаху ударил меня по спине. Погнал обратно к пещерам.

Ребята спустились в пещеру вытаскивать остальных наших солдат и офицеров, а я стоял, согнувшись, и держался за спину. Вдруг из одной пещеры выбегает их доктор, увидел меня и закричал:

- Шнель! Вассер! Генераль капут… Много вассер!..

Сунул мне в руки баклагу и показал, куда надо бежать за водой. Я стал ему объяснять, что меня не пустят и сразу же пристрелят. Доктор понимающе закивал головой, вытащил блокнот, что-то в нем написал, оторвал листок и протянул мне:

- Шнель! Шнель! Пропуск!

С этой бумажкой я благополучно добрался до Балаклавской косы и здесь увидел четырех матросов, которые тоже сбежали от фашистов. Не знаю, куда бы мы двинулись дальше, но тут один из матросов заметил перископ подводной лодки. Матрос стал давать сигналы бескозыркой, его заметили. Лодка тотчас же всплыла, и вскоре мы были на ее борту…

Мой боевой путь начался в городе Севастополе, а окончился в Берлине, у стен рейхстага…

Такова краткая история пятнадцатилетних поисков. Много имен еще не открыто, о некоторых событиях, разыгравшихся у старых генуэзских башен и вдали от них, можно пока лишь догадываться, но поиск не окончен, он будет продолжаться. Отныне - автор надеется - поиск коллективный.

ПО ГОРНЫМ ТРОПАМ КРЫМСКИМ

До сих пор я путешествовал в одиночку. Или, в крайнем случае, с одним-двумя попутчиками. Но друзья мне сказали: групповой поход - это не менее увлекательно. И решил я пройти по тогдашнему двадцать четвертому всесоюзному маршруту.

Возникает вопрос: почему по тогдашнему? Разве двадцать четвертый маршрут отменен?

К счастью, нет. Но он несколько видоизменился: некоторые переходы закрыты для туристов. Из-за самих же туристов. Из-за нерадивых и недисциплинированных. Но расплачиваться приходится всем. И если я пишу об этих переходах в настоящем времени, то только для того, чтобы все знали, чего лишились. Пусть временно, но лишились.

Я уложил в рюкзак необходимые краеведческие книги, пригласил с собою в поход своего друга Геннадия Ярославцева, и мы двинулись в многокилометровый путь.

Мы смотрели, мы прислушивались, мы вчитывались в краеведческие книжки. И результат перед вами.

Здравствуй, Cимферополь!

Именно из Симферополя, из «больших ворот Крыма», куда приводят туриста железнодорожные и воздушные пути, начинаются путешествия по многочисленным крымским маршрутам. Со всех концов Союза собираются туристы под гостеприимное крыло турбазы «Таврия» и отсюда делают первый шаг к первому знакомству со столицей Крыма…

Ходят-бродят туристы по зеленой Киевской улице, по улицам Пушкинской, Горького, Гагарина, отдыхают под тенью дубов и каштанов, акаций и тополей и, глядя на растущий вверх город, на гладь асфальта, с трудом воспринимают слова экскурсовода:

- Судья и литератор Павел Иванович Сумароков, живший в начале XIX века в Симферополе, жаловался, что здесь осенью и зимой «улицы от великой грязи делаются непроходимыми… По грязи ездят верхом или ходят на ходулях…» Представляете, товарищи, что здесь было?

- Очень смутно, - подает голос мой друг Гена Ярославцев. - Расскажите.

Рассказ экскурсовода передаю в сильном сокращении.

…Не день и не два строился Симферополь. Историки утверждают, что в античные времена находилась здесь столица так называемого позднескифского царства - Неаполь.

Не пустовали эти места и в средние века. И все же Симферополь по праву называют детищем Октября. Судите сами: в конце прошлого века в Симферополе было 122 трактира, 10 ресторанов, 43 церкви доброго десятка вероисповеданий и около 40 небольших производственных предприятий. И на всех этих предприятиях работало 580 рабочих…

- Значит, - подытоживает Ярославцев разговор, - ни телезавода, ни машиностроительного, ни…

- Не было, - улыбается экскурсовод…

…Еще в годы первых пятилеток были реконструированы старые промышленные предприятия и вступили в строй новые: консервный завод имени 1-го Мая, завод искусственной ферментации табака, эфирномасличный комбинат…

Симферополь - город индустриальный. Замечу: продовольственное оборудование, которое производит завод имени В. В. Куйбышева, экспортируется во многие страны. А в 1970 году на международной выставке-ярмарке в Будапеште закаточная машина этого предприятия получила золотую медаль…

И тут подал голос один из туристов - профессор Гришаев (запомните эту фамилию). Он посмотрел внимательно на экскурсовода, откашлялся и корректно сказал:

- Заметьте, коллега, это не первая медаль, которой удостоились симферопольцы. Были медали, были. Правда, не за машины, а за продукцию. Еще в тридцатых годах «Крымконсервтрест», а он объединял симферопольские консервные фабрики «Возрождение», «Трудовой Октябрь», а также керченскую «Волю труда» и балаклавского «Пролетария», получает медали. Первую - на Всероссийской сельскохозяйственной выставке в 1923 году, затем - на международной выставке в Копенгагене в 1925-м и Гран-при в Париже в 1927 году.

- Будьте любезны, - просит Ярославцев, - если вы все знаете не скажете ли, за что получены эти медали?

- Скажу, коллега. За чудесно приготовленные компоты, глазированные фрукты и рахат-лукум.

- Спасибо, профессор, вопросов больше нет. Гришаев поклонился экскурсоводу:

- Так на чем вы остановились, коллега?

- Мы не остановились. Мы идем дальше - к Неаполю скифскому…

Лазают туристы по Петровским скалам, по Неаполю скифскому и, как дети малые, радуются каждому найденному черепку, каждому отшлифованному камешку. И кажется им, будто любая попавшая им в руки ракушка, - единственная в своем роде, и что вот-вот произойдет открытие.

Говорят, что открытие - дело случая… Ведь случайно первые строители Симферополя, разбирая в этих местах древние развалины, нашли рельеф с изображением скифа-всадника и три мраморные плиты с надписями. Случайно! Но уже совсем не случайно заинтересовались находкой археологи, и не случайно раскопки Неаполя скифского ведутся по сей день…

- Устали? - спрашивает экскурсовод.

- Устали, - честно признается семидесятидвухлетний профессор Гришаев.

- Завтра до самого Бахчисарая будете ехать в автобусе.

- Как? - неожиданно возмутился профессор. - А я хочу пешком, и в путевке, между прочим, написано: маршрут пешеходный. Я, если хотите знать, путевку приобрел ради пешего хода. Понимаете, сбежал от благ научно-технического прогресса. Этот самый прогресс совершенно освободил меня от физической нагрузки, и мой организм, как признали врачи, начинает страдать от недостатка физической работы, солнечного и кислородного недополучения.

- А как у вас с нервно-эмоциональным перенапряжением? - ехидно поинтересовался Ярославцев.

Мог не ехидничать! Потому что не каждому дано совмещать работу таким образом, как это делает он, Ярославцев. Работает на севастопольской фабрике «Швейпром» наладчиком швейных машин. Работа хоть и не шибко тяжелая, но все же в достаточной степени физическая. А по вечерам он сидит за чертежами и изобретает. Это умственная нагрузка. Он человек новой формации. Его можно назвать рабочим интеллигентом, или наоборот, - интеллигентным рабочим.

- С нервно-эмоциональными перегрузками? - улыбнулся профессор. - А это сейчас лечится самым модным лекарством.

- Таблетками? - полюбопытствовал Ярославцев.

- Ошибаетесь, молодой человек! - Ярославцева даже с натяжкой нельзя назвать молодым, но профессору с высоты его возраста виднее. - Сейчас, молодой человек, лечат физическим способом - бегом! В ГДР, Чехословакии и Болгарии это движение носит название «Бегай на здоровье!», в Новой Зеландии - «Бег ради жизни» и «Бег от инфаркта», в Швеции и Финляндии…

- Бег, выходит, импортный? Профессор рассмеялся:

- Импортный? За бег как лечебный метод нужно благодарить внучку Владимира Мономаха. Бег - чисто российское средство. Вот так!

Я вытащил блокнот, дабы записать слова Гришаева, но он остановил меня:

- Не торопитесь конспектировать, коллега, вы не на лекции. Дарю вам информацию, так сказать, в печатном виде. - И вынул такую газетную заметку:

«Поклонникам лечебного бега, охватившего, пожалуй, миллионы людей, следовало бы поблагодарить за новизну чудесного моциона внучку Владимира Мономаха, великого князя киевского. Евпраксия Мстиславовна, известная также под именами Зоя и Добродея, еще в двенадцатом столетии убеждала людей в большой пользе движения, чистого воздуха и рационального питания.

Талантливая княжна изложила свои взгляды в уникальном трактате «Мази». Это был по тому времени энциклопедический советчик врача, аккумулировавший последние достижения науки и народной медицины…»

- Вот так-то, дорогой Геннадий Захарович, а вы говорите «импортный бег», - передразнил Ярославцева Гришаев и вновь обратился к экскурсоводу, - а нельзя ли до Бахчисарая махнуть пешком?

- Нельзя, - рассмеялась экскурсовод, - вам и так придется немало потопать! Не торопитесь…

Вас приветствует…

Симферополь - начало пути, обещание удивительных крымских красот и чудес. Да, и чудес! А начинаются они в Бахчисарае… Автобус привозит туристов на турбазу «Привал» ровно в одиннадцать часов. И ровно в 11.00 по московскому времени Сказочный Принц приветствует туристскую группу. Роль Принца исполняется тоже туристом, прибывшим на день раньше. Нам посчастливилось увидеть Принца в талантливом исполнении токаря одного из московских заводов Бориса Федоровича Белянцева.

Внешность у Белянцева, скажем прямо, не принцевская, скорее всего он похож на короля из карточной колоды. Но это был удивительный Принц! Ни в одной нормальной сказке не сыскать подобного.

Сказочного Принца грациозно вынесли на носилках слуги в чалмах, голобрюхие-голоспинные, расписанные красками всех цветов радуги, и кресло-носилки установили на помосте. В принцевском рту дымилась сигарета «Варна». На нем был узкий цветастый мини-халат, из-под которого высовывались разукрашенные коленки. Был он молчалив и невозмутим, как секретарь при крупном начальнике.

Если Принц царственно молчалив, то его заместитель-глашатай, согласно занимаемой должности, не имеет на это права. И своим правом пользуется вовсю. В руках глашатая - огромный свиток, он разворачивает его и по молчаливому приказанию Принца читает. Привожу текст полностью, потому что в нем, хоть и в шутливой форме, изложены правила поведения туриста.

Глашатай торжественно произнес:

«Вас приветствует Сказочный Принц в полный свой рост и величину. Прошу любить и жаловать!

Кибернетика, чур меня, чур, и прочие волшебства вытеснили Принца из современных сказок, и Сказочный Принц соизволил перестать путешествовать, и выстроил свой дворец в этом чудесном месте, именуемом турбазой «Привал». Все вступающие в его владения подчиняются общему закону и правилам:

а. Быть вежливым, ибо вежливость - привилегия не только принцев, принцесс и королей с королевами.

б. Быть хорошим товарищем в походе, дабы тебя не потеряли в лесу и не отобрали путевку.

в. Зелье в походе и на базе не употреблять - можешь пропасть.

г. Укреплять свой организм на утренней зарядке.

д. При своем продвижении к Черному морю не маркировать маршрут банками, бутылками и надписями на памятниках.

Сказочный Принц предупреждает: за нарушение установленных правил путевка будет отбираться и, чур меня, чур, туристы, заклейменные позором, будут изгнаны из его владений, а поведение их рассмотрено на совсем не сказочном месткоме».

Это, так сказать, официальная часть приветствия. Тут же начинается и неофициальная - импровизированный концерт. И тон ему задают все тот же Принц и его верное окружение.

Сказочный Принц приподнимает голову, что-то цедит сквозь зубы, а глашатай вещает:

- Принимая под свое покровительство вновь испеченных туристов, Принц повелевает отобрать достойнейших для исполнения сказочных плясок… Достойнейшими считать тех индивидуумов, кои не имеют задолженности в графе «профсоюзные взносы»…

- Ха-ха-ха! - подтверждает Принц. - Слуги! Выловить достойных! Прижечь им пятки каленым железом! Живо!

И звучат над турбазой «Привал» веселые песни, и чуть не лопается асфальт от молодецких плясок. Улыбается Принц, вытирает невидимые миру слезы. Машет синеньким платочком:

- Хорошо-то как… С душой танцуют… Мы, Принц, довольны… Из «своих» погребов Сказочный Принц велит угостить вновь прибывших эликсиром молодости и любви, именуемым в простонародье квасом. И подносится каждому стакан холодного кваса…

Мне могут заметить: «Зачем открыл секрет встречи: ведь это своего рода сюрприз!»

Совершенно верно - сюрприз. Но на турбазе работают опытные массовики (какое казенное слово!) - они мастера на выдумки. В следующий раз вас может встретить не товарищ Сказочный Принц, а… Вот тут я и умолкаю: пусть это будет сюрпризом… На следующее утро - первый тренировочный поход… Туристы идут бодро, и узенькие улочки старого Бахчисарая, выложенные брусчаткой, преодолеваются шутя.

Кто-то сказал о старом Бахчисарае: «Он втиснут в ущелье, как противень в духовку». И это верно. Город расположился в скалистом, пронизанном солнцем ущелье. Но в ущелье, приспособленном для жизни: склоны все в зелени дерев и кустарников, а недра богаты родниковой водой.

Раскопки говорят о стародавнем пребывании здесь людей - еще до основания города. На территории нынешнего Бахчисарая и его округи жили в разное время тавры, скифы, сарматы, аланы, готы, гунны, хазары, печенеги, половцы…

Переходим речку Чурук-Су и начинаем знакомство с историко-археологическим музеем, расположенным в бывшем ханском дворцем - Хан-Сарае. Его описанию посвятили свои работы историки, археологи, искусствоведы, прозаики и поэты. И если все эти книги и книжечки, статьи и исследования сложить столбиком, то их высота превысит высоту бахчисарайских минаретов. Не будем увеличивать высоту столба. Заметим только: красота дворца постигается не сразу. Даже великий Пушкин, посетив Хан-Сарай, писал: «Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавой железной трубки по каплям падала вода. Я обошел дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат…» Но тот же Александр Сергеевич скажет совсем другое: «Растолкуй мне теперь: почему полуденный берег и Бахчисарай имеют для меня прелесть неизъяснимую? Отчего так сильно во мне желание вновь посетить места, оставленные мною с таким равнодушием?..»

Так что уникальная красота этого «уголка Азии, затерявшегося в Европе», все равно рано или поздно полонит ваше сердце.

Выходим из музея… Слова даже точного не найду… Ну, скажем, обогащенные. И «виновны» в этом не только строители дворца, но в немалой мере Пушкин и Грибоедов, Мицкевич и Леся Украинка. Все те поэты, писатели и художники, которые своими стихами, рассказами, картинами и книгами научили нас видеть и чувствовать красоту. И, не дожидаясь официального юбилея именитых наших предков, помянем их добрым словом в самый обыкновенный будничный день…

Сходим с асфальтированной дороги и держим путь к Успенскому монастырю - одной из главных достопримечательностей, расположенных в ближайших окрестностях Бахчисарая. Впереди нас - старая каменистая дорога, уходящая в горы.

Успенский монастырь. Один из немногих уцелевших до нашего времени. А если быть точным, скажем: от монастыря сохранились дом игумена, остатки часовни и кельи в скалах. Возникновение монастыря относят к VIII-X векам. Просуществовал же он с небольшим перерывом около тысячи лет. В 1299 году, когда монголы-татары совершили опустошительный набег на юго-западный Крым и многие пещерные города и монастыри были разрушены, Успенский монастырь выжил. В 1778 году, в связи с выселением из Крыма христиан, монастырь обезлюдел. А окончательно он прекратил существование в 1921 году и с тех пор стал объектом туристского осмотра.

История… Пыль веков… Слушают туристы слова экскурсовода и вспоминают, что когда-то (для одних недавно, а для других давным-давно) все это проходили в школе и… забыли. И вдруг все вспомнилось и предстало, выражаясь словами Маяковского, «весомо, грубо, зримо». Из-за этого одного стоило брать путевку!..

Неподалеку от Успенского монастыря - Чуфут-Кале. Предполагают, что город построен в X-XII веках. Арабский географ Абу-ль-Фида (Абульфеда) свидетельствует, что в XIII веке в крепости жили аланы - предки современных осетин. Аланы приняли христианство и занимались в этих местах торговлей, скотоводством, земледелием, о чем можно судить по результатам раскопок, проводившихся в 40-50-е годы нынешнего столетия.

После включения Крыма в состав России жители Чуфут-Кале - караимы - стали переселяться в другие места полуострова, более приспособленные для жизни, и город опустел…

Усталые, но все-таки одолевшие «неприступный» подъем, входим в город через южные ворота. Картину, которая открывается нашему взору, Алексей Константинович Толстой в свое время выразил в стихах:

…И город вымер. Здесь и там

Остатки башен по стенам,

Кривые улицы, кладбища,

Пещеры, рытые в скалах,

Давно безлюдные жилища,

Обломки, камни, пыль и прах…

И все-таки, несмотря на «пыль и прах», есть памятники, прекрасно сохранившиеся: караимские кенасы, мавзолей Джаныке-ханым, искусственные пещеры, дубовые ворота, обитые железными полосами ручной ковки, мраморные плиты с неразгаданными пока знаками… Еще много неясностей в истории Чуфут-Кале, но каждый год ведутся археологические раскопки, и ученые прочитывают все новые и новые страницы в книге, зашифрованной веками…

Пройден пока первый десяток километров. И снова - турбаза «Привал». После знакомства с Бахчисараем и его окрестностями первым нас встречает врач. Только он может дать необходимое разрешение на дальнейший пешеходный переход.

Врач ткнул стетоскопом первого, выслушал и добродушно похлопал по голой раскаленной спине:

- Можешь быть космонавтом!

Проверил второго - тоже годен. И третий - здоров. И четвертый… Внимательный врачебный взгляд остановился на профессоре Гришаеве:

- Что вы на меня подозрительно смотрите, коллега? - крутнул головой профессор.

- Вы тоже медик? - спросил врач.

- Я на пенсии, - уклончиво ответил Гришаев, - а на пенсии все становятся медиками.

- На пенсии… Так-так-так… А не хотите ли малость отдохнуть?

Гришаев вспыхнул:

- Друг мой! - это он врачу. - Профессор Аршавский, а я его уважаю за исключительную трезвость мышления, считает: мы ослабляем свое сердце недостаточной физической нагрузкой… Да, да! И не спорьте со мной!

- А я и не спорю.

- Все равно не спорьте! Аршавский правильно говорит, что все мы деятельные бездельники. Мы сокращаем свою жизнь отдыхом, сами подписываем себе смертный приговор лежанием на боку. Мы, видите ли, устали! Мы, видите ли, отдыхаем!.. А сейчас, дорогой коллега, попробуйте признать меня больным. Посмотрим, как вам это удастся!

Профессор Гришаев добыл разрешение для дальнейшего перехода… Да, а кто не обладает пробивной гришаевской силой? Или кому действительно противопоказаны длительные горные переходы? Значит, не видать им той красоты, что доступна всем физически здоровым людям? Не отчаивайтесь, все учтено и продумано: просто от турбазы до турбазы вас будут доставлять в автобусе. И к достопримечательным местам доставит автобус - смотрите, впитывайте в себя красоту и набирайтесь сил…

Один из дней пребывания на турбазе «Привал» будет «севастопольским». Рад сообщить всем путешествующим и собирающимся в путь-дорожку крымскую: какую бы вы путевку ни приобрели, какой бы номер маршрута на ней ни стоял, Севастополя вы не минуете…

Севастополь! Нельзя не любить легендарную землю Ушакова и Лазарева, Корнилова и Нахимова, Шмидта и Матюшенко, Фильченкова и Голубца… А начинался Севастополь с маленькой деревушки Ахтиар (Ак-Яр), приютившейся у бухты того же названия. Великий русский полководец А. В. Суворов первым оценил значение бухты, где будет построен город-крепость, и высказал твердое убеждение, что городу этому предстоит сыграть немаловажную роль в защите Отечества. Еще летом 1778 года, когда Суворов командовал русскими войсками в Крыму, по его приказу у Ахтиарской бухты были построены временные укрепления, а через пять лет в бухту вошла эскадра Азовской флотилии…

Итак, мы держим путь в город-герой Севастополь.

Автобус въезжает в Бельбекскую долину. У села Верхнесадового нас «встречает» матрос с автоматом в руке и гранатой. Это память о днях Великой Отечественной войны.

Если бы мы вышли сейчас из автобуса и поднялись на один из правых отрогов Бельбекской высоты, то увидели бы памятник и надпись на черной мраморной плите: «7 ноября 1941 года, защищая Севастополь, пять героев-черноморцев совершили бессмертный подвиг…» Вот их имена - они сейчас в названиях севастопольских улиц: Николай Фильченков, Даниил Одинцов, Юрий Паршин, Иван Красносельский, Василий Цибулько. То, что сделано ими, под силу разве что батальону: они уничтожили десять фашистских танков. Всем пятерым присвоено посмертно звание Героя Советского Союза.

29 октября 1972 года в селе Верхнесадовом, в Доме культуры винсовхоза «Садовод», открылся музей боевой и трудовой славы, И первые посетители остановились у диорамы, воссоздающей события 7 ноября 1941 года. Полотно диорамы написано в Москве, в студии имени М. Б. Грекова. Автор - художник Владимир Васильевич Кузнецов. Диорама включает три сюжета, но основной - подвиг пяти героев-черноморцев…

Еще двадцать-двадцать пять минут пути, и перед нами Севастополь - город русской славы.

Я умышленно опускаю экскурсии по Севастополю. О славном городе написано достаточно много, и мне бы не хотелось скороговоркой портить впечатление. Поэтому давайте займем свои места в автобусе и вновь перенесемся в Бахчисарай…

Несколько дней на турбазе «Привал» пролетают быстро. И вот уже прощальный концерт уходящих завтра в поход. И танцы, танцы, танцы до упаду. Словно не карабкаться завтра по горным тропам, не тащить на себе тяжеленный рюкзак, нашпигованный консервами, макаронами, гречкой и картошкой… Продуктами, столь необходимыми на привале и столь ненавистными в пути…

В 23.00 раздается голос, усиленный репродуктором: «Спокойной ночи, товарищи!» И над турбазой разливается тишина.

От Бахчисарая до Соколиного

От турбазы «Привал» до приюта «Научный» всего пятнадцать километров. Что значит в наш век это расстояние! Если его преодолеть на самоновейшем «ТУ», то и глазом моргнуть не успеешь. А пешком?.. Тут мы ближе к тому веку, когда пещерные жители, обливаясь потом, пытались одолеть мамонта врукопашную, а потом по извилистым тропам затащить его в свою хату-пещеру. Но им было все же легче. Во-первых, хоть они и доживали в среднем всего до двадцати лет, но в кости были шире. А во-вторых, они ни разу не пользовались услугами автотранспорта. Мы же давно отравлены цивилизацией и даже расстояние в пятьсот метров - от дома до работы - стараемся одолеть в троллейбусе…

Всеобщее построение. Выход.

- Ну, пошли! - командует наш инструктор Сергей Вересов. - Путь наш далек и долог, и нельзя повернуть нам назад…

Инструкторский рюкзак больше нашего раз в восемь, плюс - ответственность, а он шутит.

- Счастливо оставаться! - машем руками провожающим.

И провожающие, словно сговорившись (так оно и на самом деле), скандируют:

- Катитесь вы к чер… к Черному морю!

И мы «покатились». Вначале - в переносном смысле, потом - в буквальном. Первый пяток километров - почти без подъемов, но зато под палящим солнцем. Идем, не разговаривая, экономя силы для великих дел и свершений. И только слышен голос неугомонного инструктора, пытающегося из нас, вчерашних учителей и работников «усушки и утруски», токарей и счетоводов, электриков и прочих нужных человечеству специалистов, сделать «людей», то бишь туристов.

- Идите легким пружинистым шагом… Учитесь перекатывать ногу с пятки на носок… Дышите ритмично. На подъеме делайте короче шаг…

Стараемся действовать согласно инструкторским наставлениям. Действительно, становится легче и кажется, что полированные горы в долине Чурук-Су, бахчисарайские природные сфинксы, обточенные и обсосанные, словно леденцы, матушкой-природой, вовсе не хмурые, а улыбчивые и, похоже, желают нам счастливого пути. Вересов сказал:

- Обратите внимание на эти памятники природы. Вот что делают солнце, дождь и ветер с нуммулитовыми известняками неодинаковой прочности… Видите этот горный разрез? Речка Чурук-Су, что значит в переводе «гнилая вода», в этих местах пропилила каньонообразное ущелье и рассекла на две части Внутреннюю крымскую гряду в поперечном направлении… Не останавливаться! Учитесь видеть, не останавливаясь…

Каменистая дорога с чахлыми деревцами кончается, и начинается спуск. Многокилометровый спуск в живописную долину по не менее живописной тропе. Оказывается, спуск так же труден, как и подъем, даже труднее.

Вот кто-то поскользнулся и пытается съехать вниз на «пятой» точке. Инструктор вовремя приходит с советом:

- Вниманию всех! Прибавить шаг… Вприпрыжку! Полубегом, пружиня ноги в коленях…

Профессор Гришаев смотрит на нас этаким бывалым туристом. Теоретически он намного лучше нас подготовлен к походу, и это сейчас сказывается. Идет он свободно, словно его не давит груз прожитых лет. А мы? Может, к концу пути из нас тоже выйдет толк?..

А сейчас… Сейчас хорошо бы отбросить рюкзак, растянуться на теплой земле и, лежа в тени, следить за движением солнца, перебирающего по одному листья деревьев. Хорошо бы!..

Вьется серпантинистая тропка, пробирается группа через низкорослый дубняк и грабинник, через кусты кизила и держидерева, и когда показалось, что сил больше нет, начался подъем…

Геннадий Ярославцев только крякнул, пон