IV. Объяснение, которого никто не ожидал

 

Дело это было одним из тех, которые способны надолго заинтересовать общественное мнение. И как удивительна была судьба этого ожерелья, которое, взволновав всю Францию в конце XVIII века, снова заставило говорить о себе целый век спустя. О том, о чем я собираюсь рассказать, не знает никто, кроме заинтересованных в этом лиц и еще нескольких человек, которых граф просил сохранить рассказ в тайне.

Это было пять дней назад. В числе приглашенных к завтраку у графа Субиза находились его двоюродная сестра и две его племянницы; из мужчин были: д’Эссавиль, итальянец Флориани, с которым граф познакомился в Сицилии, и генерал де Рузьер, старый приятель графа. После завтрака подали кофе. Завязался разговор, и в конце концов зашла речь об известных преступлениях. По этому поводу генерал де Рузьер, который никогда не упускал случая подразнить графа, вспомнил историю ожерелья, разговора о котором граф терпеть не мог. Сейчас же каждый стал высказывать свое мнение о том, как следовало тогда начать розыски вора. И, конечно, все эти гипотезы противоречили одна другой, и все были одинаково неприменимы.

– А каково ваше мнение? – спросила Флориани графиня.

– У меня нет на этот счет никакого мнения.

Послышались протестующие восклицания. Он как раз только что рассказывал о различных преступлениях, в которых ему пришлось в былое время разбираться со своим отцом, судьей в Палермо, и заявил при этом, что подобные вопросы его очень интересуют. Так как все продолжали настаивать, он подумал, а затем, задав несколько вопросов, сказал:

– По первому впечатлению мне кажется, что это дело совсем уж не так трудно разгадать.

Граф пожал плечами. Флориани продолжал немного поучительным тоном:

– Вообще, для того чтобы разобраться в каком‑нибудь преступлении, надо установить, каким образом и при каких условиях оно могло быть совершено. В данном случае все очень просто, так как нам приходится иметь дело с единственной и неоспоримой достоверностью: никто не мог проникнуть в комнату иначе, как через дверь хозяев или через окно маленькой комнаты. Но невозможно открыть снаружи запертую изнутри дверь. Следовательно, вор вошел через окно.

– Окно было закрыто и его нашли закрытым, – резко возразил граф.

– Для этого, – продолжал Флориани, не обратив внимания на возражение, – надо было только сделать мостик между балконом кухни и выступом окна, и как только футляр…

– Но я вам повторяю, что окно было закрыто! – воскликнул граф нетерпеливо.

На этот раз Флориани должен был ответить. Он сделал это спокойно, как человек, которого не могло смутить такое несущественное возражение.

– Я хочу верить, что оно было закрыто. Но ведь там была форточка!

– Откуда вы знаете?

– Это должно быть так: иначе кража совершенно необъяснима.

– Форточка была закрыта так же, как и окно. На это даже не обратили внимания.

– Напрасно, при внимательном осмотре заметили бы, что она была открыта.

– Как так?

– Я предполагаю, что она так же, как и другие форточки в вашем доме, открывается посредством шнурка из плетеной проволоки, на нижнем конце которого кольцо. Оно приходилось между окном и сундуком.

– Да, но я не понимаю…

– Это очень просто: через щель, проделанную в раме, можно было при помощи какого‑нибудь инструмента, допустим, железного прута с крючком на конце, зацепить за кольцо, потянуть и открыть форточку.

Граф усмехнулся:

– Превосходно! Великолепно! Вы очень легко все это объясняете. Но вы забываете только одно: в раме не было никакой щели.

– Щель была!

– Не может быть! Мы бы ее заметили.

– Чтобы ее увидеть, надо было посмотреть, а никто этого не сделал. Щель наверняка существует. Она должна находиться вдоль рамы, около замазки.

Граф встал. Он казался сильно возбужденным. Нервно пройдясь два или три раза по зале, он подошел к Флориани и произнес:

– С того дня там наверху ничто не изменилось. Никто не входил в эту комнату.

– В таком случае, граф, вы имеете возможность убедиться в том, что мое объяснение совершенно соответствует действительности.

– Да, но оно совершенно не соответствует фактам, установленным судебными властями.

Граф пробормотал еще несколько слов, затем вдруг направился к двери и вышел. Никто не произнес ни слова. Все напряженно ждали.

Наконец граф появился в дверях. Он был бледен и сильно взволнован. Дрожащим голосом он сказал своим друзьям:

– Я прошу извинения. Объяснения нашего друга настолько неожиданны… я никогда не думал…

Его жена нетерпеливо перебила его:

– Говори скорей, в чем дело… умоляю тебя…

– Щель существует и даже на указанном месте вдоль рамы.

Он порывисто схватил Флориани за руку и повелительным тоном сказал:

– А теперь продолжайте… Я признаю, что до сих пор вы были правы, но теперь… Разговор еще не кончен… отвечайте… Что же, по‑вашему, случилось?

Флориани осторожно высвободил свою руку и через секунду произнес:

– Что случилось? Вор, зная, что графиня отправилась на бал в ожерелье, перекинул свой мостик во время вашего отсутствия. Он наблюдал за вами через окно и видел, как вы прятали ожерелье. Как только вы вышли, он проделал щель и потянул кольцо.

– Пусть будет так, но расстояние слишком велико, чтоб он мог через форточку достать задвижку окна.

– Если он не мог открыть окно, он сам влез в форточку.

– Невозможно. Она слишком мала для того, чтобы в нее можно было влезть.

– В таком случае это не был взрослый человек. Не говорили ли вы, что у вашей подруги был сын?

– Действительно, у нее был сын… его звали Раулем.

– Весьма возможно, что этот самый Рауль и совершил кражу.

– Какое же у вас доказательство?

– В доказательствах нет недостатка. Например… – Он немного подумал и снова продолжал: – Например, этот мостик… Нельзя допустить, чтоб ребенок принес и отнес его обратно так, чтоб этого не заметили. Он должен был взять то, что было у него под рукой. В комнате, которая служила вашей подруге кухней, были, наверно, полки?

– Да, несколько, я помню.

– Надо было бы убедиться в том, что эти полки просто лежали на своих подставках. В противном случае мы могли бы думать, что ребенок их выдернул и потом связал их одна с другой. Может быть, если там была печь, нашли бы и железный прут, которым он должен был воспользоваться для того, чтоб открыть форточку.

Граф вышел, не говоря ни слова; на этот раз присутствующие были убеждены в том, что предположения Флориани были правильны. Он говорил настолько убежденно, что все верили ему так, как будто он рассказывал о происшествии, в достоверности которого никто не сомневался.

Никто не удивился, когда, возвратившись, граф сказал:

– Конечно, это ребенок, это, наверное, он… Я видел доски… железный прут…

– Вы хотите сказать, что это скорее его мать, – воскликнула графиня. – Она одна виновна, она, конечно, заставила своего сына…

– Нет, – возразил Флориани, – его мать здесь ни при чем.

– Не может быть! Они жили в одной комнате, и ребенок не мог этого сделать без ее ведома.

– Все произошло ночью в соседней комнате в то время, как мать спала.

– Но ожерелье? – сказал граф. – Его бы нашли в вещах ребенка?

– Он выходил из дому. В то самое утро, когда вы застали его за перепиской, он только что вернулся из школы, и полиция, может быть, напала бы на более верные следы, произведя обыск в его рабочем столе, между учебными книгами, чем взводя напрасное обвинение на невинную мать.

– Хорошо, но эти две тысячи франков, которые Генриетта получала каждый год, разве это не доказательство ее участия в преступлении?

– Если бы она была сообщницей, разве она благодарила бы вас за эти деньги? И затем, разве за ней не следили? Между тем ребенок был вполне свободен, ему не стоило никакого труда добежать до соседнего города, сговориться со скупщиком и отдать ему за бесценок один или два бриллианта с условием, чтобы деньги были отправлены из Парижа.

Рассказ произвел на графа и на всех присутствующих неприятное впечатление. Граф притворно засмеялся:

– Все это так остроумно, что я в восхищении. Поздравляю вас!..

– Да нет же! – воскликнул Флориани. – Я слежу за событиями: мать заболевает, всевозможные ухищрения делаются сыном, чтобы продать драгоценные камни и спасти ее. Болезнь осложняется. Она умирает. Проходят годы. Мальчик растет и становится мужчиной. Тогда – на этот раз я признаю, что моя фантазия разыгрывается, – предположим, что он встречает тех, кто подозревал и обвинял его мать… Какой жгучий интерес представляет подобная встреча в старом доме, где произошла драма?

 

V. Кто же вы?

 

Эти слова были произнесены среди общего молчания: на лицах супругов Сибизов появилось растерянное выражение.

– Кто же вы? – спросили они оба разом.

– Я? Флориани, которого вы встретили в Палермо и которого вы приглашали к себе уже несколько раз.

– Что же означает эта история?

– О, ничего особенного! Я старался представить себе ту радость, с которой сын Генриетты, – если он еще существует, – сказал бы вам, что он единственный виновник и что он совершил преступление только потому, что его мать была несчастна в вашем доме.

Он говорил, сдерживая волнение. Не могло быть никакого сомнения: Флориани был не кто иной, как сын Генриетты. К тому же он сам, видимо, хотел, чтоб его узнали.

Граф колебался.

Как должен был он поступить с дерзким преступником? Возбудить дело? Предать суду того, кто когда‑то его обворовал? Нет, лучше было оставить этот рассказ без последствий, делая вид, что его настоящий смысл непонятен.

И граф, подойдя к Флориани, весело воскликнул:

– Ваш рассказ очень интересен! Но чем же стал, по‑вашему, этот примерный сын? Я надеюсь, что он не остановился на этом хорошем пути?

– О, конечно, нет!

– Не правда ли, прекрасное начало – в шесть лет украсть «ожерелье королевы»?

– И взять его так, – заметил Флориани, – чтобы не иметь за это ни малейшей неприятности! Ведь это так легко! Надо было только захотеть и протянуть руку. Он захотел…

– Протянуть руку…

– Обе руки, – смеясь сказал Флориани.

Всем стало страшно. Как необыкновенна должна была быть жизнь этого авантюриста, гениального вора уже в шесть лет, который с утонченностью дилетанта в погоне за сильными ощущениями издевался над своей жертвой в ее же собственном доме, говоря дерзко, но, однако, со всей корректностью галантного человека, находящегося в гостях.

Он встал и подошел к графине, чтобы проститься.

Она сумела все‑таки побороть свое желание отшатнуться. Он улыбнулся:

– Вы боитесь? Разве я так далеко зашел в своей маленькой комедии салонного забавника?

Она овладела собой и с прежнею непринужденностью, немного насмешливо, ответила:

– Нисколько. Легенда об этом примерном сыне меня очень заинтересовала, и я счастлива, что мое ожерелье послужило для такой блестящей цели! Но не думаете ли вы, что сын этой женщины… Генриетты, повиновался исключительно своему призванию?

Он вздрогнул, почувствовав намек, и ответил:

– Очевидно, это призвание было очень сильно, потому что ребенок не отказался от него.

– Что это значит?

– Ну да, вы же знаете, что большинство камней были фальшивые… Настоящими были только купленные у английского ювелира. Остальные же постепенно, один за другим, продавались для удовлетворения тяжелых жизненных потребностей.

– Тем не менее это было ожерелье королевы, – надменно сказала графиня, – и если человек, на которого вы намекаете, имеет хоть немного стыда…

Она замолчала, смущенная спокойным взглядом Флориани, и, против воли, несмотря на оскорбленную гордость, сказала почти вежливо:

– Согласно преданию, когда это ожерелье попало в руки Вилетта и когда он вместе с графиней де Ламотт вынул все бриллианты, он все‑таки не посмел тронуть оправу. Он понимал, что бриллианты были только ее украшением, аксессуаром, но что творением художника была сама оправа, и он ее пощадил. Думаете ли вы, что и этот человек также это понял?

– Я не сомневаюсь в том, что оправа существует. Ребенок, по всей вероятности, тоже ее пощадил.

– Так вот: если вы когда‑нибудь его встретите, скажите ему, что он не по праву оставляет у себя одну из тех реликвий, которые являются фамильной собственностью, и что он мог вынуть все бриллианты, но все‑таки ожерелье остается собственностью семьи Субизов.

Флориани коротко ответил:

– Я ему это скажу, графиня.

Он поклонился ей, графу и всем остальным и вышел.

Через четыре дня графиня нашла на столе в своей комнате красный кожаный футляр с гербом кардинала. Открыв его, она увидела в нем похищенное «ожерелье королевы».

Но так как лишняя реклама никогда не бесполезна, то на другой день «Echo de France» напечатало следующую сенсационную заметку:

 

«Ожерелье королевы, знаменитая историческая драгоценность, похищенная некогда у четы графов Субиз, было найдено Арсеном Люпеном. Он поспешил возвратить его законным владельцам. Можно только приветствовать такое рыцарски‑предупредительное внимание».

 

Денежный шкаф мадам Эмбер