Глава восьмая. «Пусть убивает, лишь бы властвовал»

 

Древние историки передают, что, как только Нерон появился на свет, Агриппина обратилась к астрологам с вопросом о его грядущей судьбе и, когда те ответили, что младенец станет царем, но убьет свою мать, воскликнула: «Пусть убивает, лишь бы властвовал!»

Первая часть предсказания сбылась: уже пять лет как Нерон правил Римом. Исполнится ли его вторая часть? Похоже, обстоятельства складывались не в пользу Агриппины.

Потерпев неудачу в реформаторской деятельности, Нерон окончательно запутался и в своих отношениях с Поппеей, которая упорно преследовала его упреками и злыми насмешками, требуя, чтобы он развелся с Октавией и женился на ней. Ежедневно она разыгрывала перед ним дикие сцены ревности, сопровождаемые слезами и неизменными проклятиями в адрес Агриппины, которая, как полагала притворщица, всячески препятствует расторжению его брака с дочерью Клавдия.

— Ты ведешь себя как маленький школьник, — бросала она в лицо Нерону слова, больно ранящие его самолюбие. — Ты неспособен располагать даже самим собой, не то что повелевать другими. Какой ты правитель, если цепляешься за юбку своей маменьки, которая вертит тобой, как ей вздумается?

Если Нерон пытался прервать разъяренную Поппею, та напускалась на него еще пуще:

— Почему откладывается наша свадьба? Может быть, тебе не нравится моя внешность? Или я недостаточно знатна для тебя? Или бесплодна, как твоя женушка? Что же останавливает тебя? Можешь не отвечать! Я и так знаю это. Во всем виновата твоя тщеславная и алчная мать! Я, видите ли, ей не по нутру. Конечно, она предпочитает, чтобы рядом с тобой находилась не любящая женщина, а ненавидящая тебя Октавия. Ведь так ей проще управлять своим безвольным сыночком. Вот и спи с ней, а меня оставь в покое!

Толстая шея Нерона покрывается красными пятнами. Силясь удержать следы обиды, он беспомощно щурит близорукие глаза и становится похож на провинившегося ребенка. Видя его таким беззащитным и несчастным, Поппея усиливает натиск.

— Если ты не в состоянии преодолеть страх перед матерью, позволь мне вернуться к Отону. Я не могу быть свидетельницей твоего позора и видеть, как ты ежедневно подвергаешься оскорблениям и унижениям.

От слов Поппеи у Нерона больно сжимается сердце, но разве есть сила, способная заставить замолчать пришедшую в ярость женщину? Упади он сейчас замертво, ее вопли и тогда не прекратятся. Искусная притворщица, она даже его смерть сочла бы за дешевую уловку и проявление слабости.

Сцены, подобные этой, повторяются ежедневно. Никто из ближайшего окружения Нерона не пытается одернуть обнаглевшую любовницу и прекратить безобразные спектакли, разыгрываемые ею перед императором. Друзья и советчики боятся, как бы вернувшаяся в Рим Агриппина не возымела прежнего влияния на сына, и молчаливо поддерживают Поппею. А ведь тот же Сенека должен был предвидеть, до чего могут довести слабовольного Нерона отчаяние и растущая в нем неприязнь к матери.

Основания опасаться Агриппину были, ведь она прекрасно понимала: стоит Нерону уступить Поппее, и для нее, некогда повелевавшей Римской империей, все будет кончено. Забыв, что является императору матерью, Агриппина решилась на последнее средство: бороться с ненавистной Поппеей ее же оружием — обольщением.

Рассчитывая вновь подчинить себе Нерона, Агриппина в те часы, когда он бывал разгорячен вином и обильной едой, появлялась перед ним нарядно одетой и недвусмысленно предлагала себя. Не обращая внимания на замешательство окружающих, она прижималась к нему, целовала и откровенными ласками склоняла к сожительству, а иногда доходила до того, что, обнажив перед ним трепещущую грудь, демонстрировала ее, желая таким образом доказать, что ни в чем не уступает Поппее. Иной раз, сообщает Светоний, ей удавалось завлечь сына с собой в носилки, из — которых он выходил с подозрительными пятнами на одежде. Скорее всего, это была не Агриппина, а необычайно похожая на нее наложница, о которой упоминает все тот же Светоний. Однако злые языки и прежде всего Поппея постарались опорочить и мать, и сына.

Как бы то ни было, приближенные императора и в первую очередь Сенека всполошились. Причиной были не столько толки о кровосмесительной связи, сколько возрастающее влияние Агриппины на принцепса. Сказать об этом своему бывшему воспитаннику Сенека, естественно, не мог, опасаясь, что гнев Нерона обрушится в первую минуту на него самого. Вряд ли можно было предвидеть, как истолкует неуравновешенный император обращенное к нему предостережение держаться подальше от матери. Хитрый царедворец предпочел воспользоваться вольноотпущенницей Акте, которая была, пожалуй, единственным человеком, любившим Нерона бескорыстно. Акте продолжала жить во дворце, хотя в интимной близости с Нероном уже не состояла.

Сообщение Сенеки девушку потрясло. Искренне желая Нерону добра, она поспешила предупредить его о нависшей над ним опасности:

— В народе распространились слухи о кровосмешении как о свершившемся факте. Агриппина открыто похваляется этим. Ты рискуешь потерять трон, потому что войско не потерпит над собой власти принцепса, запятнанного таким ужасным преступлением.

Беспокойство Акте было столь бесхитростно, что Нерон ничуть не усомнился в правдивости ее слов. Она, конечно, не подозревала, что является всего лишь послушным орудием в руках Сенеки и своей заботой о судьбе принцепса приближает трагическую развязку.

Отныне Нерон избегал оставаться с матерью наедине и облегченно вздыхал, когда она отправлялась на отдых в свои загородные поместья. Однако Сенека на этом не успокоился. Он внушил императору, что где бы Агриппина ни находилась, она все равно незримо преследует сына. Одержимый этой идеей, Нерон пришел к заключению, что навсегда освободиться от матери можно, лишь убив ее. Утвердившись в этой мысли, он начал совещаться с приближенными, взвешивая все способы умерщвления Агриппины: яд, кинжал или что—то иное. Яд отвергли сразу. После смерти Клавдия и Британника никто не усомнился бы в преднамеренном отравлении. К тому же Агриппина, страшась отравы, постоянно принимала противоядия. Конечно, можно прибегнуть к помощи кинжала. Но как выдать убийство за несчастный случай, никто не знал. Да и где была гарантия, что исполнитель этого дела будет действовать строго по плану? Малейшая ошибка — и гнев народа обратится против вдохновителей злодеяния. Риск слишком велик.

И вот, когда эти и другие сомнения одолевали Нерона и его советчиков, им на помощь неожиданно пришел Аникет. Один из первых воспитателей Нерона, он подготовил девятилетнего мальчика к выступлению на Троянских играх, которое стало подлинным триумфом для сына честолюбивой Агриппины. Императрицу Аникет ненавидел, Нерона же обожал и был ему предан всей душой. В свое время молодой император поручил ему, бывшему рабу, командовать римским флотом, базировавшимся в Мизене. Значение мизенского флота было огромно, он контролировал африканское побережье и район западного Средиземноморья.

Узнав о том, что Нерон находится в затруднительном положении, Аникет взялся ему помочь. Предложенный им план был настолько сложен, что заподозрить какой—либо умысел представлялось просто невозможным.

— Лучше всего, — сказал Аникет, — имитировать кораблекрушение. Для этого на корабле нужно устроить особое приспособление. Как только оно будет приведено в действие, судно распадется на части и пойдет ко дну. Захваченная врасплох Агриппина утонет, и никто не усомнится, что виной всему ветер и волны, ведь ничто в такой мере не чревато случайностями, как море.

Все нашли этот план гениальным и решили привести его в исполнение не медля.

Сенека посоветовал Нерону разыграть после осуществления злодеяния сыновнюю скорбь — воздвигнуть усопшей храм, жертвенники и вообще не жалеть усилий, чтобы выказать себя любящим сыном. Прославленный философ говорил об Агриппине так, словно ее уже не было в живых.

Тем временем Аникет занялся сооружением корабля. Это было не очень трудным делом, потому что римляне давно использовали корабли с раскрывающимися бортами. Они служили для перевозки из Африки животных для цирковых игр: слонов, львов, крокодилов.

Поскольку Нерон знал, что его мать хорошо плавает, он попросил придумать что—нибудь для того, чтобы она оказалась в воде уже мертвой. Аникет предложил положить на кровлю ее каюты тяжелую свинцовую плиту, которая должна была размозжить жертву до того, как судно затонет.

Самым подходящим временем для исполнения задуманного сочли Квинкватрии, ежегодные празднества в честь Минервы, богини мудрости и знаний, покровительницы ремесленников и школьников, в связи с чем с 19 по 23 марта в школах Италии прекращались занятия. Обычно Нерон проводил Квинкватрии на своей вилле в Байях, куда он теперь заранее пригласил Агриппину.

Он позаботился заблаговременно распустить слух о своей готовности примириться с матерью. Вскоре эта долгожданная новость достигла ушей императрицы, несказанно обрадовав ее. Нет такой женщины, сколь бы недоверчивой она ни была, которая не захотела бы поверить в раскаяние своего ребенка. Забыв об осторожности, Агриппина приняла приглашение сына, тем более, что в дни праздника она находилась поблизости от Байи на своей вилле в Анции. Путь до императорской виллы был невелик, но Агриппина решила воспользоваться либурнской галерой, быстрым, но малоудобным военным кораблем, который находился в ее распоряжении.

Едва она ступила на берег, как тут же попала в объятия сына. Свою радость он изображал столь естественно, что ему позавидовал бы любой актер. Он даже взял мать за руку, чтобы проводить на свою виллу. Тронутая вниманием сына, Агриппина с трудом сдерживала слезы. Хотя и предупрежденная о готовящейся ей западне, она была настолько растрогана, что сразу же забыла о всех своих подозрениях.

Окончательно сразил императрицу подарок Нерона — пышно разукрашенный корабль, который покачивался в прибрежных волнах, лаская взор своими изящными линиями. Небольших размеров, с довольно низкой посадкой, он был приспособлен как раз для прогулок по Байскому заливу. Нерон объяснил, что на корабле имеются каюты, специально оборудованные для Агриппины и ее слуг. Теперь по первому желанию она может прибыть к сыну или в свое удовольствие прогуливаться по морю.

Подарок был так хорош, что, когда какое—то военное судно, неудачно выполняя маневр, повредило ее галеру, Агриппина не огорчилась. Очарованная любезным обхождением сына, она не могла, конечно, предположить, что это столкновение подстроено им самим, опасавшимся, что мать захочет вернуться в Анций на своем корабле. Но эта предосторожность была излишней: Агриппина страстно мечтала испытать новый корабль.

Дожидаясь темноты, которая скрыла бы злодеяние, Нерон намеренно затянул ужин, который был сказочно великолепен. Стол ломился от изысканных яств, экзотических фруктов и редкостных вин. Повсюду были разбросаны благоухающие цветы, к запаху которых примешивался долетавший с улицы аромат цветущих деревьев. Из соседней комнаты доносились чарующие звуки музыки.

Весь вечер император был необычайно предупредителен и ласков с матерью. Поместив ее за столом выше себя, он то и дело бросал на нее нежные взгляды. Войдя в роль гостеприимного хозяина, он, развлекая свою гостью, все время что—то говорил, иногда громко, иногда переходя па доверительный шепот. И Агриппине стало казаться, что по — настоящему она еще не знала своего мальчика, такого милого и чуткого, и она уже была готова винить себя за то, что, постоянно занятая своими делами, мало уделяла ему времени, доверив заботам воспитателей, людей часто случайных.

Лед недоверия был полностью растоплен, когда Нерон отправился провожать мать на корабль. Вот как описывает эту сцену Тацит. «Провожая ее, отбывающую к себе, он долго, не отрываясь, смотрит ей в глаза и горячо прижимает ее к груди, то ли чтобы сохранить до конца притворство или, быть может, потому, что прощание с обреченной им на смерть матерью тронуло его душу, сколь бы зверской она ни была».

— Мамочка, — шептал Нерон, целуя в последний раз Агриппину, — мамочка моя, ты будешь жить долго — долго, здоровая и счастливая. Ведь только благодаря тебе я живу и повелеваю империей.

Эти слова, звучавшие для нее как небесная музыка, Агриппина могла слушать вечно.

Последнее объятие… и в сопровождении Аникета она взошла на корабль. При ней находились двое приближенных, Ацеррония Полла и Креперий Галл.

Пройдя в свою каюту, Агриппина прилегла на диван. Ацеррония устроилась у нее в ногах, привалившись плечом к высокой спинке ложа. Креперий Галл стоял неподалеку от них.

Корабль вышел в открытое море. Погода была безветренная, и гребцы налегли на весла. Плыли на север, туда, где в свете луны виднелась вилла Агриппины.

Тихая звездная ночь. Ровная гладь моря. Мерные взмахи гребцов, и журчание воды за кормой. Ничто не предвещало трагедии. Возбужденные, переполненные впечатлениями женщины, все еще находясь во власти охвативших их чувств, воскрешали в памяти события дня.

— Это счастливейший день в моей жизни, — радостно говорила Агриппина. — Сегодня я не только вернула себе сына, но вновь обрела былое величие.

— Да, — вторила ей Ацеррония, — Нерон полностью раскаялся и готов искупить свои прошлые ошибки и суровое обращение с матерью.

— Но в этом была вина не его, а его дурных советчиков и прежде всего Сенеки. Ты ведь заметила: Нерон — сущий ребенок, — горячо защищает сына императрица.

Корабль уже начал поворачивать к берегу, когда по данному знаку тяжелая крыша каюты обрушивается на головы Агриппины и ее спутников. Креперий Галл был убит на месте. Женщин спасли высокие спинки дивана, оказавшиеся достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть рухнувшей кровли. Осознать случившееся у них не было времени, потому что тотчас приводится в действие механизм затопления судна.

Однако устройство сработало лишь наполовину. Корабль не распался, как было задумано. Открылся только один борт, но поскольку на море в ту ночь был штиль, вода внутрь не поступала, и судно оставалось на плаву.

Гребцам, посвященным в тайный замысел, отдается приказ накренить корабль на бок и таким образом затопить его. Однако сделать это оказалось нелегко. На борту началась паника, и те, кто не был посвящен в заговор, мешали тем, кто пытался исполнить приказ: одни наклоняли в одну сторону, другие — в другую. Наконец удалось все же зачерпнуть воды, и судно стало погружаться в море.

И моряки, и гребцы начали спешно покидать корабль. О пассажирах, естественно, забыли, и обе женщины вместе с экипажем очутились в воде.

Падая, Агриппина повредила плечо и не сразу смогла подать голос. Ацеррония же немедленно принялась звать на помощь.

— Спасите императрицу! Спасите императрицу! — кричала она. На ее голос тотчас устремились несколько человек и, приняв за Агриппину, насмерть забили баграми и веслами. С проломленным черепом несчастная погрузилась на дно.

Все это произошло на глазах потрясенной Агриппины. По невероятной игре случая она стала свидетельницей уготованной ей смерти. Поняв, что единственная, надежда спастись — это остаться незамеченной, она, пересиливая боль в раненом плече, молча поплыла к берегу.

Все так же светили звезды, и море было спокойно.

Агриппина уже подплывала к пляжу, когда ее заметил вышедший на ночной лов рыбак. Он поднял ее в лодку и доставил почти к самому ее дому.

И вот она уже на своей вилле, окруженная перепуганными служанками и рабами. Обсыхает, согревается, занимается своим плечом, обдумывая при этом ночное происшествие. Сомнений нет: это — тщательно подготовленное покушение.

Она достаточно умна, чтобы сообразить, что, если у нее и есть шанс выжить, то лишь сделав вид, что она ничего не подозревает. Поэтому Агриппина отправляет к Нерону одного из своих вольноотпущенников Луция Агерма с сообщением, что по милости богов и хранимая судьбой, она избежала величайшей опасности. Он, конечно, в тревоге за здоровье матери, но она просит пока повременить с посещением, поскольку нуждается в отдыхе.

Внимательно выслушав императрицу, Агерм поспешил в Байи известить Нерона о случившемся.

 

Глава девятая. «Поражай чрево, зачавшее Нерона!»

 

В Байях Нерон с нетерпением ждал известия о смерти матери. При малейшем шуме он бросался к дверям в надежде увидеть вестника. Но никто не появлялся. С каждой минутой его тревога росла. Тщательно подготовленное кораблекрушение казалось уже делом нереальным и чреватым опасными последствиями для задумавших его.

И вот, наконец, первое сообщение: план осуществлен, при крушении судна Агриппина погибла. Но только Нерон облегченно вздохнул, новая весть: императрица жива — она ранена, но жизнь ее в безопасности. От страха у него перехватывает дыхание. Что предпримет его мать? Она, конечно, уже догадалась о покушении и не сомневаться, кто его подстроил.

Трусливое воображение услужливо рисует ему разъяренную Агриппину, охваченную жаждой мести. Он уже видит ее то во главе отряда вооруженных рабов, то среди преторианцев, готовых отомстить за дочь Германика, то — обращающуюся с разоблачительной речью к сенату и римскому народу, показывающую свою рану и призывающую покарать преступников.

Впав в отчаяние, Нерон замечает на своей руке подаренный ему в детстве матерью золотой браслет с заключенной в него змеиной кожей. Он в ярости срывает его и отшвыривает в сторону. Затем приказывает позвать к нему Бурра и Сенеку. Как только они переступают порог его спальни, он тут же выпаливает:

— Мышеловка захлопнулась, но добыча ускользнула. Корабль — на дне, Агриппина — у себя на вилле. Она наверняка все поняла.

Сенека и Бурр уже все знали. Даже то немногое, что произнес Нерон, говорить не требовалось. Они долго молчат. Такой поворот событий ничего хорошего для них не сулит. В сложившихся обстоятельствах решение может быть лишь одно — отбросить все предосторожности и не мешкая убить Агриппину. В противном случае и им и Нерону — конец.

Молчание сановников затягивается, ведь им надо решиться на ничем не прикрытое убийство, которое несчастным случаем, как кораблекрушение, уже не объяснить.

Наконец, Сенека обращает взор на начальника преторианцев.

— Можно ли отдать солдатам приказ немедленно отправиться к Агриппине и покончить с ней?

Бурр мгновение размышляет и отрицательно качает головой.

— Нет. Преторианцы слишком преданы памяти Германика и никогда не поднимут руку на его дочь. Даже если приказ будет исходить лично от императора, они и тогда не осмелятся пролить ее кровь. Лучше доверить это дело Аникету. Ему принадлежала идея о распадающемся корабле, пусть он и завершит обещанное. Его подчиненные не связаны с Агриппиной узами верности, и их ничто не удержит от расправы с ней.

Посылают за Аникетом. Он тотчас является и, чувствуя за собой вину, не колеблясь, берется довести дело до конца.

Обрадованный Нерон с присущей ему горячностью обнимает Аникета и с чувством произносит:

— Наконец я стану повелителем империи! И этот бесценный подарок делаешь мне ты, простой вольноотпущенник!

Слова императора звучат как укор Бурру. Нерон неодобрительно смотрит на подавленного префекта и снова поворачивается к Аникету.

— Возьми с собой надежных и решительных людей. И поторопись! Императрица ждать не любит.

И громко хохочет, довольный своей шуткой.

Отправив Аникета, Нерон, Сенека и Бурр начинают прикидывать, каким образом оправдать злодеяние и какое обвинение предъявить Агриппине. И вот, когда они мучительно ломают над этим голову, входит слуга и докладывает:

— Прибыл некий Агерм с посланием императрицы.

Такой удачи никто из них не ожидал.

Сразу оценив, как можно воспользоваться появлением в его доме вольноотпущенника Агриппины, Нерон приказывает проводить Агерма в свои покои. Когда тот вошел и, ничего не подозревая, начал радостно сообщать о том, что его госпожа избежала смертельной опасности, Нерон незаметно роняет у его ног кинжал и, прежде чем Агерм успевает сообразить, что происходит, поднимает тревогу. На крик императора прибегает охрана и видит перепуганного вольноотпущенника и лежащий у его ног кинжал. Присутствующие свидетельствуют, что кинжал выпал из одежды Агерма и приготовлен для убийства Цезаря. Несчастного волокут на улицу и обезглавливают.

Нерон и Сенека довольны. Теперь им не составит труда объяснить смерть императрицы. Успокоить общественное мнение и пресечь нежелательные толки, говорит Сенека, лучше всего, объявив, что в эту ночь Агриппина подослала своего человека умертвить принцепса, но, узнав о провале задуманного и уличенная в преступлении, чтобы избежать наказания, добровольно наложила на себя руки.

Тем временем по побережью разносится молва, что корабль, на котором императрица возвращалась домой, потерпел крушение и что сама она чудом избежала смерти в морской пучине. У виллы Агриппины тотчас собирается толпа из окрестных деревень. У многих в руках смоляные факелы. Их свет падает на бледные, взволнованные лица. Тени снующих людей, растерянные вопросы, сбивчивые ответы и сам поздний час вселяют в сердца собравшихся тревогу. Толком никто ничего не знает. Люди теснятся у входа, не ведая, с чем войти: с поздравлениями или соболезнованиями.

Внезапно все разом смолкают, и на какое—то мгновение устанавливается тишина. Из темноты появляется вооруженный отряд моряков под командованием Аникета и разгоняет толпу.

В это время Агриппина находилась в спальне, скупо освещенной светильником, в котором, потрескивая, догорало масло. Ей прислуживала одна — единственная рабыня. Вся во власти мрачных предчувствий, императрица задавала себе один и тот же вопрос: «Почему до сих пор не вернулся Агерм?» С каждой минутой шум за окнами возрастал, а вместе с ним и ее тревога. Вдруг движение на улице прекратилось. В наступившей тишине послышались властные окрики и кем—то отдаваемые команды. Это были голоса моряков, разгонявших толпу, и Аникета, распорядившегося окружить виллу вооруженной стражей. Затем его люди взломали двери и, опрокидывая с ног бросившихся им навстречу слуг, устремились внутрь дома.

Напуганная поднявшимся шумом, находившаяся рядом с императрицей служанка сочла за лучшее бежать и поспешно направилась к выходу.

— И ты меня покидаешь, — с грустью промолвила ей вслед Агриппина.

В опустевшем доме становится совсем тихо. Но вскоре раздаются чьи—то быстрые шаги. Беззащитная, всеми покинутая женщина слышит, как кто—то стремительно приближается к ее спальне. Дверь резко распахивается, и входят три человека. Это Аникет с сопровождающими его командиром корабля триерархом Геркулеем и флотским центурионом Обаритом. Их вид не сулит ничего хорошего.

В отчаянной попытке спасти себе жизнь Агриппина бросается им навстречу.

— Если вы явились по поручению моего сына — проведать меня, можете его успокоить: я чувствую себя хорошо.

В ответ на ее слова — ледяное молчание.

— Если же вы пришли убить меня, остерегитесь делать это! Мой сын не может быть вашим соучастником и матереубийцей.

Но Агриппину никто не слушает. Убийцы обступают ее с трех сторон, и триерарх наносит ей удар палкой по голове. Агриппина падает, но сознания не теряет. Из ее рта вытекает тоненькая струйка крови. Увидев, что центурион замахивается мечом, императрица обнажает живот,

— Сюда! Бей сюда! Поражай чрево, зачавшее Нерона!

.....................................................................

Умерла она сразу.

Случилось это в 59 году, 20 марта, и было ей тогда сорок четыре года.