Семья и профессиональная жизнь в дни неопределенности

 

В сентябре 1970 года, после трех лет жизни, проведенных в гарнизонах городов Арика и Икике, Михаилу Краснову было присвоено звание лейтенанта. Сразу после этого он принял решение жениться на своей подруге юности Марии де лос Анджелес (Анджи — как её зовут в кругу семьи). Впрочем, прежде он должен был получить на то специальное разрешение командования, так как тогда для этого от офицера требовалось прежде всего звание лейтенанта и, кроме этого, достижение 25-летнего возраста (а 25 лет Михаилу в то время ещё не исполнилось). После получения разрешения, венчание состоялось в Сантьяго, в часовне Военного училища. Вместо Семёна Николаевича Краснова в качестве посаженного отца выступил капитан Густаво Вердуго, который был его первым командиром в качестве лейтенанта-инструктора в Училище.

Это был октябрь месяц 1970 года. Радостно погрузившиеся в проекты семейной жизни, молодожёны, должно быть, не особенно были озабочены политической эволюцией страны, с каждым днем все более волновавшей чилийцев.

Между тем, в эти дни свершались тревожные события, от которых никто не мог остаться в стороне. Одно из них, особенно взволновало Михаила — это было зверское убийство Главнокомандующего Вооруженными Силами генерала Рене Шнайдера.

Этот офицер был последним начальником Военного училища в тот период, когда Михаил Краснов заканчивал его и выпускался в звании младшего лейтенанта. Потому Михаил был очень близко знаком со Шнайдером (в то время ещё полковником) и между ними обоими существовали очень добрые отношения, среди всего прочего и потому, что Шнайдер знал о семейной истории своего выпускника.

После свадьбы лейтенант Краснов получил назначение в Сантьяго, в качестве офицера-инструктора Военного училища. Для него самого было радостно вернуться в родное училище, к тому же, имея в виду, что это назначение открывало большие перспективы.

Об этом этапе жизни Михаила расскажем только наиболее важные события, имеющие отношение к семье, и некоторые ситуации, определенным образом отражающие социальную жизнь Чили тех лет.

В 1972-м, на 94 году жизни ушла из жизни бабушка Мария. Перед кончиной она попросила похоронить её вместе со знаком Ледяного Похода. Она пожелала унести его с собой, как наивысшее свидетельство своей верности героизму родного казачества.

Потеря бабушки, заполнившей его детство и юность не только воспоминаниями, но и важнейшими нравственными ценностями, для внука было событием очень грустным. Несколько облегчало потерю то, что жизнь Михаила в это время была заполнена ежедневными обязанностями: начало его собственной семейной жизни, рождение его старшей дочери Андреи, которую бабушка не успела увидеть, возрастающие успехи в профессиональной карьере и т. д.

С другой стороны — всё более удаляющийся от своего домашнего очага по причине перемещений по военной службе, сын казака оставил позади семейные воспоминания, такие живые прежде. Тот исчезнувший мир понемногу ушел из его воображения и оживал только в светлом тумане памяти, где хранятся воспоминания детства.

В тот год в семье Краснова и Басса родился сын, названный, как и отец — Михаил. Ещё один Краснов, продолжатель фамилии и военного призвания. На сегодняшний день Михаил-младший является капитаном бронетанковых войск и офицером, допущенным для поступления в Военную академию ВС.

Дополняя семейную картину, в заключение скажем, что 9 сентября 1973 года (накануне вошедшего в историю 11-го) родилась Лорена, третий и последний ребенок в семье.

Но хотя жизнь и дала им много радостных моментов, молодые родители не могли оставаться в отрыве от обыденных проблем всех чилийских семей тех дней.

Наоборот, имея на руках двух малолетних детей и в ожидании появления на свет третьего, жизнь требовала от них приложения больших усилий в поисках продуктов и всего необходимого для домашнего очага, недостаток которых возрастал угрожающим образом.

Хорошо понимая сложность ситуации, в один из дней начальник Военного училища сообщил своим подчиненным, что в близлежащий магазин завезли продукты, и по этому поводу дал им разрешение на отлучку.

Не снимая формы, Михаил буквально полетел за своей женой Анджи и уже вместе они направились в магазин, который к тому времени был уже заполнен покупателями. Для ускорения процесса поиска наиболее дефицитных продуктов они разделили задачу на двоих и расстались. Когда они снова встретились, каждый имел на руках немногие продуктовые «драгоценности», что удалось приобрести. Но Михаил заметил, что выражение лица беременной Анджи стало огорченным и хмурым. Как и всякий муж, он был озабочен и предположил, что жена, наверное, плохо себя чувствует. Но это было не так. Вскоре она воспрянула, но не хотела говорить, что с ней случилось. В конце концов, она вынуждена была признаться, что один из покупателей, обращаясь к ней в очень развязной форме, бросил ей в лицо, что она является женой военнослужащего — трусливого и продавшегося коммунистам.

Возможно, нынешние читатели не поймут в полной степени и не придадут значение этому эпизоду, но все те, кто был свидетелем событий тех лет, понимают очень хорошо, о чем идет речь. Большинство чилийцев того времени принимало активное участие в политической жизни. На улицах любого человека в военной форме — матроса, летчика или карабинера, напрямую забрасывали вопросами, большей частью сводившимся к одному, наиболее актуальному для тех дней — чего ждут Вооруженные Силы и почему не свергают правительство? Об этом спрашивали даже простого рядового. Люди считали, что таким образом их глас дойдет до ушей вышестоящих персон. Это было обычно, и так поступали многие, но в вежливой форме. Тот человек, что набросился на бедную Анджи, со всей очевидностью был крайне вульгарным типом.

Михаил вспыхнул и потребовал у своей жены, чтобы она указала на этого субъекта. Готовый заставить того дорого заплатить за неуважение и невежливость по отношению к Анджи, он тут же направился к нему, где они сначала схлестнулись на повышенных тонах, потом столкнулись на кулаках. Обидчик жены получил по заслугам. Единственное, чего не предвидел Михаил — это количество сторонников своего противника. Все любопытствующие, окружившие импровизированный ринг, выступали в поддержку гражданского. Естественно — если военные не брали власть в свои руки, это только потому, что они трусы…

С трудом сохраняя спокойствие, лейтенанту ничего не оставалось, как вызволить свою жену из этого агрессивного окружения и поскорее увести её из магазина и ни в коем случае не забыть схватить в охапку и унести те немногие продукты, что удалось купить.

К счастью, оставалось немного времени до того момента, когда военнослужащие смогли продемонстрировать всем в Чили, что они не трусы.

Но теперь вернемся в Военное училище предшествующих месяцев. В один из тех дней, когда Советский Союз был «нашим старшим братом», начальника — полковника Альберто Лаббе, поставили в известность о прибытии в училище военного атташе посольства СССР на встречу с начальником Управления военными институтами генералом Гильермо Пиккерингом, кабинет которого в те годы находился на территории училища. По поводу визита сам генерал установил соответствующий протокол и приказал лейтенанту Краснову позаботиться об организации торжественной встречи. По окончании которой, молодой лейтенант должен был сопроводить советского офицера в кабинет ожидающего его генерала Пиккеринга. Естественно, это задание было связано с тем, что Михаил говорил по-русски.

Все было выполнено согласно полученному приказу, а по пути в кабинет оба офицера перебросились несколькими фразами. Советский офицер сразу обратил внимание на то, что сопровождающий его лейтенант говорит на хорошем русском.

Михаил — с одной стороны, чтобы не привлекать особого внимания к своей персоне, а с другой, просто с казачьим юмором — ответил советскому офицеру, незнакомому с нашими настроениями: «Дело в том, что здесь существует огромный интерес к изучению русского языка и к Советскому Союзу. Многие мои сослуживцы в училище изучают русский язык».

Наверное, советский офицер подумал, что Чили можно кушать с маслом…

Но уже в кабинете, прежде чем Михаил попросил разрешение удалиться, генерал Пиккеринг представил его своему гостю: «Лейтенант Михаил Краснов».

Услышав это имя, представитель СССР повернулся к Михаилу и буквально вонзил в него свой инквизиторский взгляд. Лейтенант удалился, не произнеся ни слова.

Не было сомнений, что его фамилия была известна советскому офицеру. Можно только предполагать, что скорее всего тот сразу дал знать об этой неожиданной встрече в Москву.

Один из Красновых в чилийских Вооружённых Силах! Вот это явление!

Другой любопытный случай тех лет, которые мы называем «годами неопределённости», переносит нас к концу 1971 года, когда в Чили ожидали прибытия «во всем своём величии» Фиделя Кастро.

Военному училищу, как и другим подразделениям и гарнизонам Вооружённых Сил, было приказано оказать почести высокопоставленному гостю в ходе соответствующей торжественной встречи по прибытию в аэропорт Сантьяго и, в последующем, во время его визита во Дворец Ла Монеда.

За день до этого события, утром, перед тем как курсанты отправились на завтрак, полковник Лаббе собрал всех офицеров, которые находились в наряде по командованию кадетскими подразделениями и, в первую очередь, обратился к лейтенанту Краснову:

— Я так понимаю, что в Вашем подразделении много больных — не так ли, лейтенант?

Михаил, недоуменно запинаясь, ответил:

— Не так уж… господин полковник (и действительно — в медпункте находилось не более трёх кадетов).

— А я понимаю, что их более тридцати, — возразил начальник училища с абсолютной уверенностью. И уже обращаясь к другому инструктору:

— И в Вашем подразделении тоже. Не так ли, лейтенант? Тому ничего не оставалось, как ответить утвердительно:

— Так точно, господин полковник!

— Совершенно очевидно наличие эпидемии. В Военном училище объявляется карантин. Всем ясно? — с твердостью заключил полковник и обращаясь к стоящему рядом своему заместителю, приказал:

— Сообщите в командование военного гарнизона Сантьяго, что училище находится на карантине и не сможет прибыть завтра на торжественную встречу, запланированную по поводу визита.

Лица офицеров выражали немую радость. Но когда полковник приступил к утренней поверке, один из кадетов не выдержал и произнес вполголоса:

— Браво, господин полковник!

— Молчать, — сухо ответил тот.

Естественно, что после этого, столь своевременного «карантина» и по причине других эпизодов в его поведении, негативно воспринятых правительством, полковник Лаббе был отправлен в отставку и должен был продолжить свою борьбу за Чили уже из других окопов.

В другой, уже более серьезной ситуации того периода, оказался сам лейтенант Краснов. Главнокомандующий Вооруженными Силами и Министр внутренних дел генерал Карлос Пратс посетил с официальным визитом Советский Союз. По возвращении он вызвал Михаила в свой кабинет и кратко объявил тому:

— Лейтенант Краснов, я так понимаю, что Вы говорите по-русски и к тому же являетесь военным специалистом — переводчиком этого языка.

— Так точно, господин генерал!

— Отлично. Я вручаю Вам эту папку для перевода. Содержащаяся в ней информация не подлежит разглашению. Результат Вашей работы мне необходимо иметь на руках в максимально короткий срок.

Врученная лейтенанту Краснову папка была очень объёмной и содержала вырезки из газет различных городов СССР, в которых были публикации о визите генерала Пратса и о его публичных выступлениях в ходе этой поездки. Кроме того, она содержала брошюру с информацией о тактических и технических характеристиках автомата АК-47 — оружия советского производства, широко распространенного среди террористов в Чили и во всем мире. Каким образом оно попадало в Чили? По-разному — например, широко известен случай как в городе Пуэрто Монтт, во время разгрузки мешков с кубинским сахаром, один из них порвался из-за неосторожного маневра крана и оттуда выпали три автомата АК и патроны к ним. Это стало поводом для появления выражения «горький сахар»…

Но теперь вернемся к запрошенному генералом Пратсом переводу. Так как упомянутая папка была очень объемной, а работа была срочной, лейтенант Краснов попросил свою мать помочь ему. Несколько дней спустя, Дина Марченко позвонила своему сыну — она была очень взволнована, ибо не могла поверить в термины и выражения, употребленные Главнокомандующим чилийских Вооружённых Сил во время его визита в СССР. Посещая не только военные подразделения, но и различные политические, профсоюзные и др. коммунистические организации, он назывался «товарищем» и подчеркивал как своё личное, так и Армии под его командованием, абсолютное одобрение «демократического» процесса, существовавшего на тот момент в Чили. Например, в одном из интервью, отвечая на вопрос журналиста о возможности «реакционного» переворота, генерал Пратс объявил это совершенно невозможным, заявляя, что «товарищи солдаты на стороне рабочих и крестьян… Пример ваших действий в 1917-м — в памяти у всех нас… Наш революционный процесс необратим».

Вспоминая о том, что нам известно о жизни госпожи Марченко, легко понять её тревогу и взволнованность. Если так считал сам Командующий Вооруженными Силами — Чили была потеряна. Она не без оснований думала, что в кратчайший срок мы станем новой советской колонией, со всеми известными ей ужасами, через которые она прошла лично.

По правде сказать, Михаил Краснов тоже был удивлен, но попытался успокоить свою мать, говоря, что это, скорее всего, является перебором советской пропаганды, и что генерал Пратс, не знающий ни одного русского слова, скорее всего, тоже будет удивлен.

Взволнованный, но все же сам ухватившийся за этот аргумент, лейтенант Краснов выполнил поставленную задачу. Он был вызван к Главнокомандующему в тот момент, когда оставалось только лишь перевести брошюру об автоматах АК — работа более сложная, так как содержала многочисленные технические термины. Он вручил перевод текстов лично генералу Пратсу и объяснил в деталях сложность остальной работы. По всей видимости, эта техническая брошюра не была столь важной для генерала. Тот полистал перевод и с теплотой поздравил молодого переводчика.

Лейтенант Краснов ничего не понимал. Ожидаемой реакции неприятия со стороны Главнокомандующего не было. Получается, что он и вправду использовал эти марксистские выражения и термины перед «советским» народом?

Другого объяснения не было. Генерал Пратс повторил своему молодому офицеру о необходимости хранить в секрете содержание выполненной работы и распрощался с ним. Больше они никогда не виделись.

Теперь обратимся к эпизоду тех лет, связанному с воспоминаниями лейтенанта Краснова о пережитом им 29 июня 1973 года в Военном училище, где он, как нам уже известно, был инструктором.

В связи с положением в стране, которая погружалась в бездну насилия, правительство было вынуждено привлечь Вооруженные Силы к поддержанию порядка, пытаясь сохранить хотя бы его видимость. То и дело объявлялись периоды осадного положения, комендантский час, проводились обыски в поисках незаконно хранящегося оружия и т. д. Республика Чили жила в преддверии неотвратимой гражданской войны.

Ввиду этого сложного, фактически чрезвычайного, положения, каждое военное подразделение должно было сохранять постоянную готовность для выхода на улицы, если в этом будет необходимость. Военное училище не было исключением — на случай такого приказа командование создало подразделения, собранные из младшего офицерского состава: лейтенантов, прапорщиков, курсантов наиболее старших курсов, т. е. кадетов — «стариков». В тот день начальник училища полковник Нило Флуди, возглавляя почти всех офицеров и значительную часть кадетов училища, с утра отправился из Сантьяго в направлении городка Кийота с учебным визитом в Школу бронетанковых войск.

Указанные выше подразделения младших офицеров, на случай необходимости, оставались на территории училища под командованием трех лейтенантов, старшим из которых был Михаил Краснов. (Мои читатели, скорее всего знают, что слово «старик» является неформальным военным термином. На деле все они были совсем молоды).

Этим утром, 2-й бронетанковый полк под командованием майора Роберто Соупера, объявил о неповиновении правительству Альенде и своими танками окружил дворец «Ла Монеда». Все армейские подразделения были немедленно подняты по тревоге и находились в полной боевой готовности.

В Военном училище, в обстановке всеобщего волнения все слушали информационные радиосводки.

В какой-то момент два офицера, остававшиеся в Училище, доложили лейтенанту Краснову, что кадеты из «стариков» просят о срочном разговоре с ним. Михаил, естественно, ответил положительно, и все собрались в его кабинете, где два представителя «стариков», с трудом сдерживая эмоции, изложили свои предложения: «Господин лейтенант, мы попросили разговора с Вами в связи с тем, что как мы, так и остальные наши сослуживцы, все хотим выступить в поддержку наших товарищей из бронетанкового полка. Мы уже переговорили об этом с обоими присутствующими здесь лейтенантами, и они дали на это согласие. Просим, чтобы Вы возглавили немедленное выступление в центр Сантьяго, чтобы объединиться с акцией восставших. Мы готовы! Это не может больше продолжаться!» — в заключение произнес один из них, имея в виду ситуацию в стране.

Слушая это, лейтенант Краснов чувствовал, что в его голове и в его сердце началась борьба совершенно противоположных идей и эмоций. В конце концов, его голова взяла верх и, обратившись к наиболее «старому», он ответил: «В первую очередь, прапорщик: можете ли Вы сказать, на чем мы будем двигаться к центру Сантьяго, если я всё одобрю и приму Ваше предложение? Все транспортные средства Училища находятся в Кийоте. Что вы предлагаете? Чтобы мы вышли на улицу Апокиндо и ожидали на остановке автобусы? Или лучше пешком, перебежками… или захватим по пути всякий транспорт, который нам попадется? Какие Ваши предложения? Отвечайте, прапорщик!».

После такого «приземления», озвученного столь прозаичными вопросами, установилось всеобщее смущение, которое лейтенант Краснов использовал, повысив тон голоса и стараясь демонстрировать уверенность, которой не чувствовал. Сказал, что это является «мятежным актом» и, что пока он здесь находится, «ни один человек из личного состава Училища не сдвинется с места без приказа вышестоящего командования». А в заключение отдал приказ посадить под арест обоих прапорщиков.

На сегодняшний день, уже как бригадир, Краснов вспоминает этот эпизод и признается, что принял это решение с болью в сердце. К счастью, его реакция в тот момент соответствовала общему настроению во всей Армии. Против его собственных сомнений, все военные подразделения страны подчинились генералу Пратсу, который продолжал оставаться их Главнокомандующим и по его приказу потушили мятеж, заставив восставших сдаться.

Еще не пришел час единства.

Итак, после этих воспоминаний о такой забытой большинством чилийцев эпохе, мы приближаемся к решающему дню, который оставил глубокий отпечаток в судьбе лейтенанта Краснова.

 

СЕНТЯБРЯ 1973

 

Наступил рассвет того дня, который столько чилийцев ожидало с тревогой и верой.

Решатся ли выступить Вооруженные Силы? Будут ли они едины? Начнется или нет гражданская война? Сколько людей погибнет?

Эти и другие подобные вопросы сковывали сердца большинства чилийцев, уже истощенных уличными манифестациями и взываниями к законности. Чилийская демократия была уже окончательно разрушена.

Неизвестность и неведение начали рассеиваться в 8 часов утра после оглашения первого воззвания военных. По меньшей мере, Вооруженные Силы выступили в единстве.

Последуем за лейтенантом Красновым в его воспоминаниях. Накануне он получил разрешение на короткую отлучку, чтобы навестить свою жену и только что родившуюся дочь. Вскоре за ним пришли — необходимо было его срочное присутствие в Военном училище, так как шла подготовка к контрольным обыскам в поисках незаконно хранящегося оружия в одном из пригородных районов Сантьяго. Взвод его кадет должен был быть готов к 5-ти часам утра следующего дня, 11 сентября.

Офицер пунктуально выполнил приказ, но прошло более двух часов и ничего не происходило. В 7.30 утра был получен приказ к построению всего личного состава училища на плацу Алпакаталь. Начальник училища, полковник Нило Флуди приказал включить громкоговорители для трансляции радио «Agricultra» и все услышали первое воззвание, в котором Вооруженные Силы и правоохранительные органы объявляли о совместном решении принять на себя ответственность за управление страной. Ответом кадет было единое и громогласное «Ура!».

В тот же момент начальник училища взял слово и вкратце описал положение в стране и последствия принятого военного решения. В заключение добавил: «После моих объяснений — кто-либо имеет какие-либо сомнения?»

Воцарилась тишина. Полковник Флуди повторил: «Если кто-либо не согласен — сделать шаг вперед».

В ответ прозвучал один голос: «Я, господин полковник! Я не согласен с тем, что происходит».

Это был сержант из музыкантского взвода. Начальник училища ограничился тем, что вежливо спросил у него — не мог бы он объяснить свою точку зрения? Сержант ответил, что принимал участие в политических собраниях, на которых он определился с другой позицией.

Полковник Флуди, поблагодарив сержанта за честность и откровенность, приказал ему сдать военное обмундирование и оружие: «С этого момента Вы перестали принадлежать к Вооружённым Силам республики Чили. Можете удалиться к себе домой в гражданской одежде, а когда ситуация нормализуется, в установленном порядке Вы должны оформить своё увольнение из рядов Вооружённых Сил. Надеюсь, — добавил полковник в заключение, — что мы никогда не встретимся в боевом столкновении на противоположных сторонах».

Думаю, что следует поблагодарить бригадира Краснова за эти воспоминания, так как, много лет спустя, мы можем ознакомиться с данным значительным диалогом. В нем чувствуется благородство и честь, уважение к личным убеждениям, проявленные со стороны военной власти в отношении скромного военнослужащего. Мы не всегда поступаем подобным образом, но пример такого обоюдного уважения всегда является поучительным уроком, достойным быть известным для всех.

В то утро, в 11 часов 30 минут, инструкторы и кадеты Военного училища должны были занять резиденцию президента Альенде, расположенную на улице Томаса Моро. Начальник училища поручил выполнение этого задания лейтенанту Краснову, в распоряжение которого поступил взвод кадет. Предварительно эта резиденция подверглась бомбардировке Военно-Воздушными Силами, так как было известно о нахождении там большого количества оружия и многочисленной охраны из числа GAP («Grupo de Amigos Personales» — так называемой «Группы персональных друзей» президента), своего рода нерегулярной полиции, составленной из террористов, которые сопровождали президента Альенде (или следили за ним?).

Лейтенант Краснов хранит в памяти впечатления о своем первом боевом крещении. Так же как и кадеты под его командованием, он едва сдерживал эмоции. К тому же, чувствовал сердцем духовное присутствие его предков. Теперь настал его черед. Его родители и деды когда-то отдали свою жизнь за те же самые ценности, которые он должен был защищать сейчас, уже на других широтах. Другое знамя, но идентичные идеалы: религиозная вера, патриотизм, достоинство и свобода его сограждан…

Когда лейтенант и его люди прибыли к президентскому дому, честно говоря, в нем не оставалось ни одного члена GAP. Но зато жители соседних домов уже во всю занимались разграблением здания. Ковры, украшения, люстры — все буквально вытекало на улицу. Сначала необходимо было заставить немедленно разойтись всех этих коллекционеров «сувениров». Лейтенант Краснов вместе с другими офицерами, пятью прапорщиками и десятью солдатами первыми направились к дому, Но подход не был спокойным. Из близлежащих укрытий из здания INACAP (пересечение улиц Томаса Моро и Лос миникос) одновременно несколько снайперов открыли плотный огонь. Только осуществив скоординированные передвижения под огнем противника, весь взвод смог адекватно ответить снайперам и нейтрализовать их обстрел.

В конце концов, вся группа бойцов смогла войти и занять позиции в здании. Лейтенант Краснов с кадетами расположился внутри резиденции, а второй офицер с остальными солдатами — по периметру вокруг здания.

В помещениях дома были обнаружены многочисленные сюрпризы — некоторые ожидаемые, а другие не очень.

В первую очередь это было вооружение, которым президент Альенде готовился противостоять атаке своих врагов. В огромном подвальном помещении обнаружилось большое количество боеприпасов для автоматов АК и пулеметов, зенитные орудия и снаряды к ним, противотанковые ракеты и РПГ-7 — всё советского производства. Весь этот арсенал был наполнен вооружением, значительно превосходящим по своему качеству и характеристикам то оружие, которым располагала Армия того времени. На крыше здания были развернуты позиции для противовоздушной обороны, укрепленные мешками с песком. Каждое укрытие могло вместить от трех до пяти человек. Вооружение состояло из зенитных орудий, ракетных установок с зарядами, а также пулеметов и ручных гранат.

Президентский дом скрывал в себе ещё одно хранилище, абсолютно контрастирующее с хронической нехваткой продуктов, которая охватывала всё население, с выматывающими ночными очередями и безысходностью для тех, кто имел необходимость хоть чем-то кормить детей.

Полки и холодильники этого склада были заполнены сыром, ветчиной, курятиной, мясом, мылом, зубной пастой и тысячами других вещей из цивилизованной жизни, которые чилийцы повседневно и безрезультатно искали.

В конце, к особенному удивлению кадет (и к большому стыду для всех чилийцев), было обнаружено огромное количество порнографических журналов и другого материала аналогичного типа. Один из этажей под ванными комнатами, который, видимо, был не занят, служил кладовкой и был буквально завален этим мусором.

Лейтенант Краснов и его кадеты должны были оставаться в резиденции до прибытия смены. Но уже к середине дня 11 сентября ситуация была полностью под контролем и молодой офицер получил разрешение на один час отлучки. Вспомним, что его жена Анджи все это время находилась в роддоме вместе с маленькой новорожденной дочкой. На крошечной легковушке своего друга Михаил полетел за ними в клинику, доставил их домой и возвратился на свой пост на улице Томаса Моро. Семья увидела его только пять дней спустя.

К концу дня президентский дом приготовил им ещё одну неожиданность. С трех часов дня был уже объявлен комендантский час. Вечером к лейтенанту Краснову обратился кадет и доложил о задержании двух женщин, пытавшихся проникнуть на территорию резиденции. Это было странным событием, так как обе они были обнаружены при попытке перелезть решетчатую изгородь, окружающую здание.

Кто были эти женщины и что они пытались предпринять?

Лейтенант приказал привести их к нему и допросил. Женщины боязливо рассказали свою историю. Обе пришли в поиске своих дамских сумочек, оставшихся внутри помещения. К слову сказать, причиной потери была не забывчивость, а спешка, с которой все они покинули резиденцию после полученного предупреждения о предстоящей бомбардировке резиденции.

Уже успокоившись, они добавили некоторые детали, более ясно объясняющие их ситуацию. Обе были служащими президентского дома — одна работала телефонисткой, а другая — медсестрой. Кроме того, одна из них была дочерью личной служанки жены Альенде. Когда Ортенсия Бусси де Альенде спешно покидала здание, направляясь к ожидавшей её машине, старая служанка бежала за ней к автомобилю, умоляя увезти её с собой, но хозяйка с силой хлопнула дверью, придавив ей ногу, и умчалась прочь. Резиденция располагала машинами скорой помощи, а так как у бедной женщины было сильное кровотечение от неожиданно полученного ранения, решено было доставить её в Центральную больницу. Вполне понятно, что её дочь вместе со своей подругой отправились сопроводить старую служанку в больницу, оставив в здании свои вещи. Уже успокоившись, когда стемнело, они решили вернуться в резиденцию на Томаса Моро и забрать свои вещи, уверенные, что после бомбардировки дом был полностью заброшен.

К счастью для них, находящиеся там солдаты были настоящие кавалеры и отнеслись к ним с пониманием. Лейтенант Краснов связался по телефону с вышестоящим начальством, доложил о случившемся и запросил инструкции. Полученные указания гласили, что обе женщины должны быть освобождены на следующий день после отмены комендантского часа, что ожидалось около полудня.

Этой ночью молодые постояльцы резиденции на Томаса Моро слушали продолжительные рассказы о той жизни, которая имела место в этом здании, — прискорбные истории, подтверждённые различными свидетельствами, оставленными в помещениях и, естественно, ставшие потом объектом всенародного любопытства.

Но из уважения к тому, кто был президентом Чили, члены Правительственной Хунты отказались удовлетворить это любопытство. Только армейские запасы и вооружение, которые мы уже описали, а также военный арсенал, существовавший в другой резиденции президента в Эль Каньяверал, были выставлены для демонстрации широкой публике. Остальное — включая обширные фотографические документы, было соответствующим образом зарегистрировано в присутствии государственного нотариуса и хранится до сегодняшнего дня в полном секрете.

В последующие дни, по окончании миссии в резиденции президента на улице Томаса Моро, лейтенант Краснов получил приказ о назначении на пост адъютанта командующего военными курсами майора Хуана Хара, в задачу которого входила подготовка помещений училища для размещения там бывших министров и основных сообщников марксистского правительства, задержанных военными властями.

Лейтенанту Краснову предписывалось выполнять функции посредника между задержанными представителями партий из Народного Единства и своим начальником. По этой причине он поддерживал с ними ежедневный контакт, удовлетворяя их потребности различного характера: встречи с семьей, проблемы со здоровьем, необходимые личные вещи, просьбы, консультации и т. д.

Сегодня, уже в звании бригадира, из тех событий Краснов вспоминает некоторые моменты, которые по разным причинам его особо впечатлили.

Одним из них является разговор с бывшим министром внутренних дел, Хосе Toa. В один из дней, осуществляя свой ежедневный утренний обход задержанных, лейтенант Краснов застал бывшего министра задумчиво смотрящим в окно на горные хребты Кордильеры Анд. На его лице лежал такой отпечаток грусти, что офицер поинтересовался, как он себя чувствует.

— Ничего особенного, — ответил тот. И, не отрывая взора от гор, как бы продолжил свой внутренний монолог: — Как прекрасна наша страна… Подумать только, что мы сами были ответственны за эту катастрофу…

Лейтенант Краснов ничего не ответил, но тихо присел рядом с ним.

— Поверьте мне, лейтенант, — произнес Toa, уже обращаясь к нему, — мы знали, что единственным выходом для Чили было военное вмешательство, аналогичное вашему. Не было никакой альтернативы для выхода из того бедственного положения, к которому мы пришли, и это была наша вина. Я надеюсь, что во имя благополучия нашей страны, вы, как можно скорее, сможете достичь разрешения существующих на сегодняшний день серьезнейших проблем. Но вам будет нелегко. Нас поглотила анархия, и мы допустили, чтобы развернулась безудержная ненависть между братьями. Знаете ли Вы, лейтенант, что это означает? Вы ещё очень молоды, чтобы иметь представление о том, чего будет стоить достижение примирения в этой стране… В любом случае, Вам лично я желаю наилучших успехов и большой удачи… Мне неизвестно, как сложится моя судьба, но я готов нести всю полноту ответственности. Не думайте, что мне легко произносить все это, но это правда. Я чувствую глубокую грусть и огромное разочарование от всего произошедшего.

Михаил Краснов внимательно слушал эти слова, впечатленный болью и откровенностью, с которой говорил бывший министр. Вежливо повторил ему предложение своей помощи, если есть в чем-либо нужда, на что экс-министр ответил:

— Мне ничего не надо, лейтенант. Спасибо, что Вы меня выслушали.

Совершенно другое впечатление осталось у Михаила Краснова от диалогов с генеральным секретарем Коммунистической Партии Луисом Корваланом и с лидером Социалистической партии Клодомиро Альмейдой. С обоими он разговаривал о политических теориях. В его памяти эти беседы остались скучными, а собеседники неубедительными. В действительности, оба этих персонажа искали не разговора, а как бы хотели убедить самих себя в правоте своего же собственного философствования. Ни один из них не считал себя ответственным за эту трагедию, которую переживала Чили. Для них существовал только один виновный — президент Альенде. И это они неоднократно подчеркивали в присутствии Михаила.

Самодовольство и многословная болтовня обоих политических лидеров так шокирующие контрастировала с откровенностью и честностью экс-министра Toa, что молодой офицер навсегда запечатлел в своей памяти столь разительные отличия между этими двумя формами поведения политиков.

Уже имея за плечами опыт прожитых лет, Михаил Семёнович считает, что Хосе Toa был идеалистом, который ошибся дорогой. Между тем, Корвалан и Альмейда являли собой образцы двух типичных политиканствующих дельцов, искавших собственную выгоду на путях достижения власти.

В то же время, роль офицера — посредника в контактах с неудачливыми рулевыми Народного Единства, оставила лейтенанту Краснову воспоминания другого, почти анекдотического характера. Часто неожиданные обстоятельства выводят на свет то, что ранее оставалось скрытым, в том числе и человеческие слабости. Так случилось с бедным Ансельмо Суле (сенатором из Радикальной партии), который был обнаружен военным патрулем с волосами, крашенными в голубой цвет и спрятавшимся в доме свой любовницы, о существовании которой его семье, скорее всего, ничего не было известно.

Боль и возмущение его жены были совершенно объяснимы, но выражала она их в ужасно скандальном виде. Каждый раз, когда она приходила в Военное училище, она отнюдь не жаждала встречи со своим мужем, а использовала возможность чтобы выплеснуть на его голову всю свою ярость.

Уже приближаясь к помещению, которое занимал Суле, она начинала издалека выкрикивать все известные ругательства и различные оскорбления в его адрес. Близкий друг Ансельмо Суле — Камило Сальво (депутат из рядов той же Радикальной партии), тоже задержанный, впустую пытался заставить её замолчать. Оскорбленная жена заканчивала свои ругательства воплями, что она сама будет умолять военных, дабы те расстреляли обоих.

Лейтенант Краснов, совершенно серьёзно относившийся к своей миссии, хранил при себе личное мнение об этих сценах.

Другой персонаж, о котором вспоминает наш герой, но имени которого он не помнит, это бывший министр общественного строительства. Этот симпатичный господин не мог понять, за что он был задержан. Он неоднократно объяснял Михаилу своё положение, примерно следующим образом: «Заметьте, лейтенант, что когда я занял пост министра общественного строительства, меня вызвал Альенде. Он был в компании «Коротконожки»(прозвище Луиса Корвалана) и других подобный личностей. Альенде отдал мне приказ нанять дополнительно 5000 человек для строительства метро. Я ему сказал, что мы уже располагаем 10 тысячами рабочих, при том обстоятельстве, что необходимо для выполнения работ только лишь 1500 человек. Что я буду делать с таким количеством людей? И Вы знаете, что мне ответили? Что я <