Еще один взгляд на кладбище и брошенный дом.

1.

Какой раз мы совместно с Сергеем были на кладбище? Ответить было непросто, но мы и не старались даже ставить такой вопрос. Он был не нужен, в любом случае куда-то продвинуться мы не могли. Лишь блуждали впотьмах, спотыкались об одни и те же кочки, останавливались возле хорошо привычных перекрестков, не зная куда далее, и как зацепиться за что-то важное, отчетливое. Конечно, понимали, что сделать это не просто, а напротив мрачная часть обитателей, сделает всё возможное, чтобы мы так и находились в положении неудачливых, где-то беспомощных изыскателей.

Иногда, мне и вовсе казалось, что они смеются над нами. Издеваются, чувствуя своё превосходство в любой мелочи, и совсем не казалось чем-то сверхъестественным, что однажды они потребуют от нас публично признать своё поражение, преклониться перед незыблемостью кладбищенского уклада и никогда не появляться здесь, не тревожить тот мир, что нам недоступен, что оказался нам не по зубам, и тем, кто были нашим предшественниками.

Кстати, о них. Здесь имелось больше вопросов, чем ответов. И очень хорошо, что хотя бы я не пытался влезть в эту тематику, оставив её на полное усмотрение Сергея и квартиры моих предков. Только результаты если и были, то выглядели слишком уж скромно, и лишь иногда Сергей высказывался по этому поводу, и неудивительно было, что ограничивался он сдержанным оптимизмом: всё еще впереди, сейчас первый этап, сейчас что-то вроде наведения первоначальной сортировки, элементарного вступления в тему.

Впрочем, я и не спорил. Не от того, что это казалось мне чем-то несущественным, а от того, что понимал: мне лезть в эту область ненужно, толку от этого не будет, а вот вред вполне возможен, мало ли что.

Только в тот памятный день всё изменилось, и мы впервые получили в свои руки хоть какие-то козыри. Может еще не самые главные, пока далеко не определяющие, но такие, какими мы уже могли играть, и не только это. Мы теперь могли надеяться на то, что дело сдвинулось, и информация начала материализовываться, а значит, следующий шаг обязательно притянет новое, продвинет нас глубже.

Был ли страх? Глупо было бы сказать, — нет. Только вот его привычные ощущения несколько видоизменялись. Чувствовалось, что бояться просто так уже не получится. Нужно что-то иное, что-то куда большее, чтобы в один миг соприкоснуться с полной беспомощностью, чтобы почувствовать всё в том ракурсе, который сумел опередить тебя, сделав неожиданный и непредсказуемый ход. Пока этого не было, но постоянно витало рядом, а от того ощущение страха тревожило, заставляло быть начеку. Еще оно подсказывало и странным образом двигало вперед, вместе с той частью сознания, которое отвечает за анализ, практику, мысль.

Вероятно, поэтому получив важнейшую информацию от деда Демьяна, к которой в тот же день, что казалось знаком, пришла долгожданная весточка от товарища Сергея, сумевшего предоставить полную схему кладбища с информацией обо всех прописанных там официально,мы испытывали настоящий прилив уверенности, и если еще не скорой победы, то точно промежуточного успеха.

С такими чувствами мы и оказались в пределах старого городского кладбища, сразу после того, как оставили Демьяна, который отказался принять нашу помощь, решив, что у него еще есть время подумать.

Кладбище ничем не удивило. Полная привычность на въезде. Почти домашние ощущения возле автомобиля, пока прикуривались дежурные сигареты. Знакомые, практически, родные могилы, фотографии их хозяев. На них лица и даты, которые помнишь уже наизусть, и лишь дебильные предрассудки в глубине сознания: нечего здесь делать в послеобеденное время, непринято так, от того и тихо, от того всё и замерло, если бы ни наша наглость.

За которой, без всякого сомнения, наблюдают не только добрые к нам воспоминания, что носит над самыми верхушками берез ветер, но и те, кто не рад нас здесь видеть. Они тоже близко, чуточку вглубь, кажется, возле заметной могилы с памятником в виде бюста, уже давно бывшего, но по-прежнему притягивающего внимание, ответственного партийного работника.

— Ну, начнем — произнес Сергей, развернув карту и вытащив в дополнении к ней объемную кипу листочков (за всем этим мы заехали перед самым визитом на кладбище), которые были аккуратно сшиты с помощью офисного переплетчика, и на которых имелось огромное количество фамилий, имен, дат, номера кварталов и непосредственные цифровые обозначения самих могил.

— Вышерядов Афанасий Захарович — произнес я, чтобы напомнить другу искомые инициалы.

— Помню, разве такое можно забыть — улыбнулся Сергей.

— Думаешь, настоящая фамилия? — спросил я.

— Чёрт его знает, но дела не меняет. Похоронен он с такими инициалами, а это главное — ответил мне Сергей, продолжая искать в списке Вышерядова.

Наверное, минут пять Сергей искал необходимое, хотя еще до этого товарищ, который передал документы, сообщил: в списке некий Вышерядов имеется.

— Совсем недалеко, да и к тому же, к этому месту отличный подъезд, второй ряд от дороги — не поднимая головы, сказал Сергей.

— Уже хорошо — отреагировал я, а еще спустя минуту мы были внутри автомобиля, чтобы проехать метров пятьсот по центральной дороге.

— Почти в самом центре, кто бы мог подумать — произнес Сергей, когда автомобиль замер на месте.

— Что такого, если бы истинная могилка была бы здесь, а вот она точно где-то значительно глубже — я нехотя того портил Сергею настроение.

— Знаешь, у меня странная уверенность, что пристанище обязательно находится у самого края, близ железной дороги, или в районе оврагов — произнес Сергей, а мы по-прежнему не торопились покинуть автомобиль, внимательно осматривая примерное место первоначального захоронения Афанасия.

— Самое худшее и назвал, и почему всё не выглядит удивительным — с иронией в голосе отреагировал я, на предчувствия Сергея.

— Нет, еще есть дальний край, в низине в сторону заводского поселка — не согласился со мной Сергей.

— Да, ты прав, еще те места — произнес я, отчетливо представив неприглядную картину, о которой сейчас мне напомнил товарищ.

— Пойдем, посмотрим — после некоторого молчания произнес Сергей, и мы, преодолев всего лишь одно препятствие, в виде заросшей бурьяном, окутанной ветками черемухи, могилы, оказались возле той, которая нам была нужна.

Выглядела она еще хуже своей соседки. Если ближняя к дороге могила хоть как-то сохранила своё назначение, и металлический памятник, практически полностью лишенный первоначальной краски, все же крепко стоял, — то последний приют того, кто именовался Вышерядовым Афанасием Захаровичем, памятника не имел. Был крест. Когда-то добротный, крепкий, может от того он и сохранился. Только вот стоял в стороне. Отдельно от могильного холма, прислонившись к оградке из сильно заржавевшего металла, который представлял из себя обычную, гладкую арматуру и уголок сверху, чтобы не торчали острые концы, что частенько встречается рядом, в оформлении других могилок.

Сам же могильный холмик был еле различим, лишь обозначался контурами. Столик и скамейка из дерева, что имелись изначально, практически превратились в труху. Остатки скамейки можно было разглядеть на земле, а то, что называлось столиком еще удерживалось в вертикальном положение, хотя сильно завалилось на одну сторону и служить тем, чем предполагалось уже не могло.

Но всё же на эту тему прозвучала из уст Сергея первая фраза, которая несла в себе иронию, хоть и несколько мрачную:

— Сам Рутберг посиживал здесь. Грустил на досуге, о своем верном товарище.

— Скорее обдумывал: каким образом и куда переправить последнего, чтобы не валялся в земле просто так — я поддержал своими словами настрой Сергея.

— А ведь и вправду, для кого всё это делалось. Значит, были те, кто приходил сюда, кто знал Вышерядова — предположил Сергей.

— Ну, естественно, кто-то же его хоронил­­.

— Точно сам Рутберг — пошутил Сергей, завершив этими словами бесполезные размышления, суть которых была неизвестна, и по ограниченности времени, не могла нас интересовать в первую очередь.

Сергей вернулся в автомобиль, ничего не сказав. Я вопросительно на него посмотрел. Но он очень быстро появился на прежнем месте, держа в руках самую обычную тряпку.

— Нужно нам здесь порядок навести — произнес он, а спустя крохотную паузу, добавил: — Подготовить место, чтобы ничего не мешало.

Я промолчал, проявив полное согласие. Сергей первым делом начал вытирать от пыли и грязи массивный крест, на котором теперь явственно проступало то, что до этого мы могли разглядеть лишь фрагментами. Инициалы были на чем-то другом, или как бы лучше объяснить, но сохранилась не сама надпись, а её отпечаток, подобный трафарету. Именно об этом говорил Алексей, и что-то похожее мы встречали уже не один раз. Можно было рассуждать, составить что-то вроде теории о происхождении странного явления, но время для этого мы явно приберегли на потом, да и к тому же у Сергея зазвонил телефон.

— Странно, Демьян Дмитриевич звонит — произнес Сергей, посмотрев на меня таким образом, как будто я обязательно должен добавить к этому что-то своё.

Я не стал ничего говорить. Я ждал. Сергей же сначала подвесил за край неисправного столика тряпку, и только после этого ответил Демьяну Дмитриевичу.

А на улице, а вокруг нас как-то быстро и незаметно опустился вечер. Я подумал об этом, посмотрел на небо, но не увидел плотную серую стену туч, которые частенько притягивают темень. Значит, само время, плохо учтенное нами.

Разговаривали Сергей с дедом Демьяном совсем недолго. Лицо Сергея не могло скрыть крайней озабоченности. Губы были сильно сжаты, глаза не отрывались с одного предмета, которым был старый крест, что покинул изголовье могилы Вышерядова.

— Что там происходит. Что он задумал? Я же чувствую — произнес нервно Сергей после того как разговор с Демьяном был окончен, и между нами состоялся короткий диалог, приведенный выше.

— Что он говорил? — просто спросил я.

— Он сообщил о поезде, который проходит возле кладбища — ответил Сергей, по-прежнему пытаясь вникнуть во что-то помимо поезда.

— О поезде? Но я думаю, что здесь проходит не один поезд — я расширил область вопроса.

— Думаю, нужно узнать какие составы следуют этим маршрутом в одно и тоже время и на протяжении многих лет —предположил Сергей.

— Так ты не сказал: что этот поезд? — произнёс я.

— Пока поезд находится в пределах кладбища, вся компания Рутберга теряет всякую силу, превращается в пустое место — пояснил Сергей — Больше пока ничего неизвестно, но и это хорошая информация — добавил к сказанному Сергей.

— Согласен — это в принципе всё, что я мог произнести.

— Ладно, здесь всё ясно. Теперь нам нужен сказочный теремок — проговорил Сергей, покинув давно брошенную оградку, которая к тому же не имела дверцы.

— С чего начнем? — спросил я, когда мы подошли к автомобилю.

— Здесь есть детское кладбище, но нам оно ничем не поможет. Наш объект среди тех детских могил, которые не имеют четкой привязки и, как правило, находятся рядом со своими родными, или даже без учета этого фактора, а здесь таких совсем немало — вслух рассуждал Сергей, внимательно рассматривая карту, на которой были отдельным цветом выделены детские могилы.

— Как я понял, нам нужна сдвоенная могилка — произнес я.

— Точно так, и это значительно облегчает нашу задачу. Жаль, что дед Демьян не запомнил фамилию ребятишек, тогда бы нам и вовсе не пришлось тратить времени.

— Если конечно теремок сохранился — мрачно осмотрев окрестность, усомнился я.

— Будем надеяться на лучшее — проговорил Сергей, и мы двинулись с места, не прибегнув к помощи автомобиля, потому что близлежащее захоронение было совсем недалеко, да и следующее по счёту, всего в сотне метров от него, а то, что Сергей выделил третьим, располагалось значительно дальше, как раз ближе к железной дороге и в сторону злополучных оврагов, которые с правой стороны по ходу нашего движения прорезали на треть ширину кладбища, внося совершенно ненужное разнообразие.

2.

Первый объект представлял собой два одинаковых памятника синего цвета, которые стояли почти вплотную, между ними не было и десяти сантиметров. Черно-белые фотографии отсылали воображение в самое начало семидесятых годов, ибо именно тогда неизвестный нам фотограф, остановив мгновение, сохранил улыбающиеся, добрые и беззаботные лица двух девочек близняшек, которым было лет по десять. Этот вывод подтверждали страшные, последние цифры, что имелись ниже фотографий, ниже одинаковой фамилии и разных имен. Еще цифры вызывали лето, самую его серединуи,наверное, это, а может всё более ухудшающаяся видимость заставили меня непроизвольно сделать несколько предположений: пожар? автомобильная катастрофа? И можно было бы представить что-то еще, но в двух метрах от девчонок находились их родители. Совсем молодые, слегка за тридцать. А девочки были больше похожи на маму, лишь самую малость взяв от отца, который не скрывал хорошего настроения на фото, конечно, не зная и уж точно не предполагая, что этот его портрет окажется здесь. После того, как обычный июльский день станет для них всех последним, от того единым и теперь точно неизменным, тем, за которым уже ничего не будет. Кроме памятников, кроме этого ничем непримечательного места, под сводом высоких берез, которым еще предстоит стать такими, но у них еще будет сорок с лишним лет. Ровно столько же, сколько будет отведено и памяти, начиная с далекого июльского дня, до дня сегодняшнего, уже ставшего вечером. И нет в этом сомнения, и мы здесь совершенно лишние, как для тех кто, оставив нам свою улыбку, давно уснул, так и для памяти, которая по-прежнему здесь. Потому что всё убрано, всё ухоженно, ничего не забыто, а поэтому не стоит нам здесь долго находиться, здесь есть кому быть, и от того светло на душе, и даже на несколько минут глубже и чище стало дыхание.

Через затянувшиеся пять минут мы двинулись дальше. Стало совсем плохо видно, и поэтому Сергей спустя десять метров обратился ко мне: — Может, отложим поиски на завтра?

— Давай всё же проверим первые три адреса, доделаем запланированное — не согласился я.

— Как хочешь, можно и так — не стал настаивать на своем Сергей.

Следующая встреча разительно отличалась от предыдущей. Здесь всё было обыденно и от того совсем не радовало. Полное, мрачное запустение, что прямо впитывало в себя всё более сгущающийся сумрак. Вновь семейный участок, но вот даты различны. Младших приобщали к старшим по мере времени. Сразу шесть могил с одинаковой фамилией и еще две имеющие другую фамилию, но при этом являющиеся продолжением, дополнением к этим шести. Детские могилки же находились в середине. Разница между ними была небольшой, всего два года. Справа мальчик семи лет, а слева его сестра, которой на момент смерти было двенадцать. Первой покинула этот мир девочка, за ней мальчик. Фотографии давно пришли в негодность. С большим трудом можно было представить, как выглядела девочка. Покосившийся крест на могиле мальчишки и вовсе имел лишь пустое место, где когда-то имелась фотография. Да и промеж детей вклинилась их бабушка, которая умерла как раз в тот промежуточный год.

Можно было вновь заняться предположениями. Но слишком очевидно вмешивалась зловещая темень, от того еще быстрее бежало время, а картина брошенного многолюдного захоронения подавляла любые эмоции. В какой момент, на ком прервался страшный порядок? В шестьдесят пятом, на женщине средних лет? Могила, которой имела значительное отличие, в виде памятника из металла вместо привычных крестов. Или в тот момент, кода в семьдесят третьем году закрылось кладбище, и после того тем, кто продолжал род, пришлось переменить место, а спустя поколение и вовсе забыть о тех, кто оставался здесь, не так уж и далеко от нового кладбища, в пределах одного населенного пункта.

— Сказочного теремка не видно — произнес Сергей, стоя за моей спиной.

Я ничего не ответил.

— Пойдем, не будем терять времени — добавил Сергей, и мы двинулись дальше.

Рельеф кладбища начал заметно спускаться вниз. Несмотря на сумрак, хорошо просматривался просвет, который напоминал о крае кладбища и о железной дороге, что окаймляла собой его дальнею от города границу. Идти было совсем тяжело. Хорошо наезженной дороги не было, а что-то похожее на тропу, становилось всё уже и уже. Пока ни превратилось в чуть заметное напоминание о проходе. Да и мы спустя минут пять неизбежно уперлись в один из крайних кварталов, сквозь который уже не было транзитного пути, а значит нужно было пробираться сквозь ветви, завалы, брошенные могилки и памятники, обходить густые кусты, миновать мощные березовые стволы.

— А вот это близко к теме — проговорил Сергей, включая фонарик на своем телефоне.

— Да, похоже, прям, тянет последней стадией безысходности — очень серьезно произнес я, и тут же последовав примеру Сергея, включив свой фонарик.

— Далековато от машины отошли — Сергей озвучил то, о чем подумал и я, еще на подходе к зловещему сектору.

— Ну, ничего время у нас есть — произнес Сергей, воспользовавшись всё тем же телефоном.

— Чёрт его знает, мы ведь по поводу времени можем лишьпредполагать — я проявил заметный скепсис, и сразу после этого мы вступили внутрь квартала, покинув узкую тропу, и мысленно собираясь вернуться другим путем с помощью железной дороги кругом.

— Слушай, кажется, правильно идем. Я чувствую, ей богу, чувствую — довольно нервно проговорил мой друг, когда мы с большим трудом миновали метров десять или около того.

Свет фонариков ползал во все стороны. Затем возвращался к нам, освещая ближайшие метры, чтобы сделать шаг, чтобы не налететь на одно из многочисленных препятствий, а оказавшись примерно на середине, мы остановились. Настала очередь карты, и белое свечение в какой-то момент слилось в одну точку.

Мы старались определиться на местности.

— Слишком темно — недовольно пробурчал Сергей.

— Пришли — произнес я, последовав за светом своего фонарика, который я направил наугад, а тот, замерев, осветил очень необычный памятник.

Свет фонарика Сергея в одну секунду устремился вслед за моим. Освещение усилилось вдвое.

— Да, это он, тот самый сказочный теремок — от чего-то мрачно произнес Сергей и тут же внимательно осмотрелся вокруг.

— Что-то не так? — спросил я.

— Тянет сильно — загадочно ответил Сергей, и я сразу понял, что речь идет не о ветерке, который действительно был, ощущаясь со стороны железной дороги.

— Одним глазком и давай выходить — предложил я, начиная ощущать, что мы здесь не одни.

— Неужели сам Рутберг — предположил Сергей.

— Скорее хозяин могилы — я высказал своё мнение, а через минуту мы приблизились к теремку и остановились прямо напротив него.

Время, конечно, сделало своё дело. Можно было лишь представить, как выглядел теремок в те дни, когда, смешиваясь с неописуемой болью, он занял своё место, став частью могилы. Невозможно было проникнуть в те ощущения, что испытывали те люди, которые находились здесь в тот момент. Ведь не было сомнений, что не сразу сказочный памятник появился здесь. Точно между похоронами и его появлением был отрезок времени, который и произвел на свет столь странное, трепетное и не дающее, даже спустя столько лет, чувствовать в себе безразличие, — чудо. Сколько нужно было пролить слез, сколько понадобилось бессонных ночей, и сколько тепла нужно было поместить в это? Сколько боли должен был вместить в себя этот памятник?

Я на какие-то секунды забыл, что мы не одни. Кажется, что-то же самое испытывал Сергей, потому что мы синхронно замерли, нам не хотелось говорить, и нужна была минута, чтобы вернуться к тому, кто подошёл к нам совсем близко, и пока мы находились в очередной временной воронке, расстояние между нами сократилось до пяти-шести метров.

Ближе наш гость (или мы были его гостями, что, скорее всего) подойти не мог. Ему мешали непроходимые завалы, образованные целой группой разрушенных могил, через которые к тому же изрядно проросла мрачная растительность в виде кустарников, да и почти вплотную находящиеся деревья запустили свои ветви, смешиваясь как с остатками деревянных оградок, так и с более тонкими побегами кустарников. А явившийся свидетель был в облике человека. Только вот как следует разглядеть его, мы не могли. Использовать фонарики также было нельзя, чтобы ни спровоцировать того, кто представлял для нас серьезную опасность, несмотря на то, что мы еще имели необходимый запас времени, да и отлично знали, что являемся не простыми посетителями, а теми, с кем вынуждены считаться не только детки Рутберга, а вероятно и сам их хозяин.

— Свети вокруг — сказал мне Сергей, а сам перевел свой фонарик на узкую, чуть заметную тропу, по которой мы подошли к сказочному теремку, и которой мог воспользоваться наш гость, но не делал этого, и не потому, что ему необходимо было совершить значительный круг, а может просто не имея на это желания.

— Сложно, мать его, — выругался я, наблюдая то, что плохо поддавалось хоть малейшей идентификации, не говоря уже о том, что нам необходимо было найти место захоронение Афанасия, то реальное место, где сейчас находятся его желтые кости.

— Совсем ничего примечательного не видишь? — спросил меня Сергей, и сразу после того как я ответил: — Нет. Мы поменялись местами.

Я занял пост, перекрывая тропинку, а Сергей начал искать могилу Афанасия.

Нет ничего удивительного, что время пыталось ускоряться с каждой секундой. Ему не терпелось обмануть не только нас, но и самого себя. Ощущение было еще то, а если добавить к этому собственное, сбесившиеся сердцебиение, которое старалось угнаться за временем, то можно было уже сейчас перестать чувствовать самого себя в нормальном понимании того слова, а последовать куда-то в сторону, стать похожим на того, кто с прежним упрямством наблюдал за нами, но при этом сохранял завидную выдержку, ничего не предпринимая.

— Есть вариант, но сейчас не проверить — тихо шептал Сергей, скорее самому себе, чем мне.

— Ясно, уходить нужно — громко произнес я, видя, что с правой стороны, к самому краю уже совсем незаметной тропы, подошел еще один гость.

Его облик, заставил меня на какое-то время перестать дышать, лишь слушать, как стучит сердце и думать, что энергия моей крови вот-вот должна прорвать оболочку тела. После броситься прочь от меня, чтобы скорее оставить это страшное место, чтобы не видеть мальчишку, которому когда-то давно было лет десять. Осталось столько же и сейчас, только от чего не было никакого сомнения, что к застывшему навечно возрасту добавилось еще много, очень много времени. Но не того к которому мы привыкли. Как бы это объяснить. Как бы попробовать описать это жуткое зрительное ощущение, когда больше половины века находились снаружи, окутывая собой мальчика, а его десять лет были внутри этого времени.

 Впрочем, было некогда. Да и мальчик, заняв свою позицию, застыл подобно изваянию. Я перевел взгляд на Афанасия (была полная уверенность, что это он) и увидел вместо темного неразличимого силуэта фигуру невысокого мужчины, в сером длинном плаще, с накинутым на голову капюшоном и с маленькой козлиной бородкой. Его глаза злобно сверкали, и было несколько странным, что им совершенно не нужен был падающий на них лунный свет, не нужен был и мой фонарик.

— Виталий.

Услышал я голос Сергея, и сейчас мог лицезреть того, кого до этого не видел, но много раз слышал подробное описание, и нужно признать, что очевидцы сумели воссоздать его черты очень точно.

А справа, совсем близко от нас раздался звук. Вот именно в этот момент наступило время вмешаться в ход событий тому, о чём я уже упоминал, тому, что ухудшало наше положение и имело четкое, но неприятное название, страх. Не заметить этого было нельзя. Наши защитные границы трещали буквально по швам. Чужеродная волна вторгалась внутрь, и от неё воняло не только гарью, но и сильным сладким разложением.

— Нашёл, точно здесь — громко произнес Сергей, а незримо очерченный круг сужался.

Я повернул голову в сторону Сергея, но мои глаза столкнулись со стоящим в двух шагах от меня мужчиной, имеющим бледно-трупный цвет лица, тонкий аристократичный нос, сжатые в узкую полоску губы, которые и определяли его зловещую ухмылку. Фонарик скользнул по седым короткостриженым волосам, коснулся темного костюма и успел выхватить золотые печатки на длинных, тонких пальцах. Мужчина выглядел как вампир, это всё, что постучалось в мою воспаленную голову, в течение нескольких отведенных мне секундочек.

— Не торопитесь господин Рутберг.

Я услышал громкий и достаточно жесткий голос Сергея.

— Еще рано, смотрите не сделайте ошибку — еще более акцентированно добавил Сергей.

— Вы думаете, господин Бондаренко? Вы хорошо учли излом времени? Посчитали сколько раз, вы были у нас в гостях в неурочное время. Только деваться вам некуда, в обычное время ничего не найти, и вы отлично знаете, о чём я говорю.

Голос того, кто был самим Рутбергом, звучал обыденно. Да именно так, также как разговаривают обычные люди в самых привычных местах, хоть в магазине, хоть в автобусе, да где угодно. Только зачем всё это лезло в моё сознание, когда нужно было думать о чем-то более важном, или напротив — это был механизм неизвестной, автоматической защиты.

— Не переживайте, мы хорошо знаем, что делаем — ответил Рутбергу Сергей, только в этот момент я понял, что интонация с которой говорил Сергей несколько изменилась, и это свидетельствовало о том, что Сергей не совсем откровенен, а если глубже и реальней, то мы видимо просчитались, не учли того о чём ничего не знали.

— Ну, тогда посмотрите на часы — злорадно усмехнулся Рутберг.

Сергей не стал этого делать. Он глянул на меня, а я с огромным удивлением убедился, что время сдвинулось на целых два часа, и сейчас мой телефон, в нарушении всех принятых норм и правил, показывал начало двенадцатого часа ночи.

— “Вот почему так быстро стемнело” — пронеслось в моей голове.

— Сколько? — громко и с вызовом произнес Сергей, продолжая смотреть на Рутберга, который находился на прежнем расстоянии, не имея возможности преодолеть последний барьер между нами и ним.

Двенадцатый час пошёл — ответил я, и следующим движением увидел, что Виталий исчез.

Вместо него сбоку от нас, и уже значительно ближе, находился невысокий мужик с черной бородой в кожаных сапогах, с неописуемо злыми глазами, от которого так и сквозило ушедшим временем, и не хватало лишь запаха нафталина, чтобы всё в один миг стало на свои места.

Вот мы, мы вдвоем, а перед нами целая пропасть того, чего не должно быть, того, что обнаглев, нарушило пространство и время, и при этом, без всякого сомнения,собиралось покончить с нами.

— Вот и хорошо — проговорил Сергей.

Я, оторвав свой взгляд от истинного обличия Афанасия, посмотрел на Сергея.

— Пойдем — спокойно проговорил он, и тут же двинулся прямо по тропинке, по той самой, которая и привела нас сюда.

— Стоит ли торопиться, неужели вам не хочется спросить меня об очень многом, что вас сильно интересует. Я ведь с огромным удовольствием пролью свет на все волнующие вас вопросы — произнес Рутберг.

— Нет, господин хороший, как-нибудь в другой раз — ответил Сергей, отлично понимая, что это уловка, с помощью которой Рутберг собирается выиграть время, которого у насосталось совсем немного, а значит нужно торопиться.

Афанасий уже в третий раз изменил свою наружность. Теперь боковым зрением я видел существо мало похожее на человека. Только долго рассматривать метаморфозу не хотелось, а беззвучный мальчишка отошёл в сторону, освободив нам дорогу. После этого я понял, что еще не всё потеряно, и нужно лишь поторопиться, чтобы невредимыми покинуть пределы кладбища, но вот до выхода было всё же далековато, даже до автомобиля не близко.

— Интересно, как же поезд. Он же двигается по расписанию — тихо шептал Сергей.

— Естественно, просто нужно учитывать этот странный коэффициент — проговорил я, помня, что мы были очень близки, чтобы попасть во временную ловушку, да и сейчас еще окончательно из неё не выбрались.

Мы преодолели всего пару метров, но вынуждены были остановиться. Слева от нас всего в метре от уже плохо различимых контуров нашей дорожки, были хорошо различимы сразу два свежих захоронения.

— Виталик и Галина — произнес Сергей, а Афанасий в этот момент появился прямо за нашими спинами, и это было неприятным, но прогнозируемым явлением, вряд ли ему могли стать помехой кладбищенские непроходимые дебри.

Я лишь мельком бросил свой взгляд вслед за фонариком, который высветил заметное вмешательство в давно устоявшийся антураж.

— Судьба, и невеселая судьба — тихо произнес я, и мы двинулись дальше.

Сергей постоянно перемещал свет с места на место. Я повторял его движения. Рутберг в наше обозрение не попадался. Исчез и странный мальчишка. Зато ближе к выходу, на широкую, межквартальную дорогу, мы увидели еще несколько интересных персонажей. Они имели что-то общее с Афанасием, они были его современники. Об этом сообщала их наполовину истлевшая одежда. Почти родственные бороды и сапоги. Мрачные и слишком сосредоточенные лица, на которых просматривалась ненормальная синева, фрагменты нескрываемого разложения. Было их трое, но самое интересное, что одной из них была женщина. Конечно, у неё не имелось бороды. Кажется, что не было и сапог. Но вот в остальном. Я сейчас о времени, и их координатах в нём. То явились они из хорошо нам известного периода.

— Настоящие кулацкие рожи — мрачно попытался пошутить Сергей.

— А что походят — я поддержал друга, а под нашими ногами оказалась долгожданная дорога.

— Это они есть — уверенно проговорил Сергей, а спустя секунду добавил: — Не останавливаемся.

— Знаю — лаконично отреагировал я, и мы быстро совершили левый поворот и начали небольшой, но всё же подъем вверх.

Афанасий следовал за нами, сохраняя прежнюю дистанцию, которая ровнялась примерно десяти метрам. Сергей посмотрел на часы, после чего произнес: — Быстрее нужно.

Мне тоже хотелось сверить время. Только вот с чем? С полночью? Это первое что приходило в голову, но уверенности не было, потому что странное искажение стало для нас не просто сюрпризом, а чем-то гораздо большим, что еще предстоит изучить или проверить практическим способом, что казалось куда более вероятным. Поскольку времени у нас не было сейчас, не будет его много и в последующие дни, которые сами подгоняли нас, с каждым разом намекая: финал близко, развязка в одном шаге.

Наконец-то мы увидели серые очертания автомобиля. Расстояние между нами и Афанасием сократилось, а совсем неподалеку от нашего авто маячила тень, которую предоставляло нам,сейчас обозримое ночное светило, а то что тень и мистер Рутберг одно лицо сомневаться было ненужно.

— Сколько время? — спросил меня Сергей, когда мы уже находились в автомобиле и могли отлично наблюдать двоих неприятелей.

Один из них привычным образом принял облик пропавшего Виталия, и сейчас находился по правую от водителя руку. Второй расположился чуть в стороне и слева. Различим, он был хуже, но то, что это сам Рутберг у нас сомнения не было.

— Половина двенадцатого — ответил я.

 А Сергей уже дважды пытался запустить двигатель, только в этом безотказном, до этого процессе, происходило неприятное. Стартер не слушался.

— Вот сволочь-то — проговорил Сергей, провалив третью по счёту попытку.

Виталий, он же Афанасий тем временем подошёл почти вплотную, и нам не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: времени у нас нет совсем, ну может несколько минут, а дальше. Представлять не хотелось.

На наше счастье четвертая попытка оказалась удачной. Я не стесняясь глубоко выдохнул. Рутберг так и не подошёл ближе, он как будто знал, что не сегодня. Зато существо похожее на Виталия в этот момент рассматривало меня, прислонившись прямо к стеклу. Нет, поверьте, ничего человеческого в этом не было. Лишь внешне, только чертами лица, его пропорциями, но не более. Остальное, многим необъяснимое, не имело к человеку никакого отношения. Что угодно, но не Виталий. Может вернувшийся из-под земельной толщи Афанасий, может его же видоизменённая сущность, прикрывшаяся обликом несчастного Виталия, и еще хорошо, что стекло не пропускало зловонное дыхание, которое несомненно было, несмотря на то, что стекло оставалось прозрачно холодным, не оставляя на себе никакого запотевания.

Всё уместилось в секунды, а следом им, автомобиль рванул с места. Яркий свет фар взрывной волной вторгался в непроглядный мрак, и необъяснимым образом вдвое сузилась хорошо знакомая дорога. Черные ветви деревьев, превратившись в чудовищные руки, буквально тянулись к нам. Хлестали по корпусу автомобиля, пытались зацепиться за днище. На глазах, просто невероятно, что я перестал чувствовать собственное дыхание,продолжала пропадать дорога. Еще немного и она, наплевав на все законы физики, должна была превратиться в тропинку. Так как будто её здесь некогда и не было, или еще проще — время опережало наше движение, принимая тот облик, которому еще предстояло состояться. И совсем не было для него чего-то страшного, если в следующие десять секунд оно поглотить собою нас, ничего от нас не оставив, так как будто и не существовало нас вовсе.

Но у нас еще была минутка.

— Только не останавливай — нервно произнес я, после того, как мы вылетели на финишный отрезок, а до того чуть не влетели в неучтенный завал кладбищенского мусора.

— Знаю — громко ответил Сергей, вцепившись в обод руля, став с ним одним целым.

Метров пятьдесят, уже не больше, отделяло нас от спасения. Притягательно, неестественно горели невысокие фонари там, где дорога не просто принимала нормальный размер, но и сохраняла своё асфальтированное покрытие.

Я обернулся вправо и с большим трудом мог согласиться с тем, что видели мои глаза. Афанасий преследовал нас. Он передвигался со скоростью, не уступающей автомобилю. Кошмарное несоответствие было реальностью, и парадное место на въезде кладбища сильно изменилось.

Желтые тусклый свет достигал границ, смешивал собою два несовместимых мира, один из которых опередил другой как минимум на пять десятков лет, и от того жутким мраком полного запустения встречал мой взгляд центральный вход, исчезла беседка и схема. Лишь груда строительного мусора и покосившийся столб, где должна была быть схема.

— Ворота! — громко крикнул Сергей, и я мгновенно очнулся от созерцания Афанасия на фоне невеселого будущего.

Их кто-то всё же попытался закрыть. Или мне это показалось, и они естественным образом завалились на одну сторону, перегородив выезд с кладбища.

— Правее! — выкрикнул я, прекрасно понимая, что таран неизбежен.

Сергей окончательно утопил в пол педаль газа, а через секунду от страшной силы удара, у меня всё поплыло в глазах. В одно мгновение подушка безопасности придавила тело, но еще через долю секунды испарилась, — автомобиль выбросило за пределы кладбища, развернуло на сто восемьдесят градусов. Только после этого он замер на месте. Вместе с ним в таком же положение находились и мы.

3.

Наверное, минуты две мы приходили в себя, при этом сохраняя полное молчание. Лишь по истечению этого времени Сергей покинул автомобиль. Я последовал его примеру спустя еще тридцать секунд.

Автомобиль изменил свой белый цвет на грязно-серый. Брызгами были заляпаны стекла, то же самое касалось фар, поворотников, но в остальном авто не имело никаких повреждений. Прямо над нами находился фонарь уличного освещения, рассеивая тусклый желтый свет. С правой стороны были огромные трубы магистрального отопления. Подступы к ним обильно поросли разнородным кустарником. Слева, в одном шаге, забор из тонкого зеленоватого металла, за ним огород, за огородом дом, а в нём светились сразу три окна.

Сергей осматривал автомобиль. Я повернулся в обратном направлении. Предо мной была хорошо знакомая картина. На своём привычном месте находились ворота. Никуда не делась беседка, и даже с расстояния тридцати метров, я мо<