Анна Ахматова – «Божий ангел, зимним утром»

Терентий Травник – «Бытие»

Я алхимически касаюсь
Твоей Божественной природы.
И неважны здесь расстоянья,
А время – вечная весна.

Я каждый день тебя целую,
И знаешь, поцелуй тот слаще
Нам некогда знакомого…

Я ближе, я проникновенней.
Отныне я способен наслаждаться
Твоею девственной природой…

О, как же ты прекрасна
В новом постиженье,
Открытом мне в сиянье лотоса…

Случилось это вмиг,
И всё переменилось.
Отныне нет границ,
И ум спокоен мой
И растворён в блаженной пустоте,
И знание вдруг стало повседневным…
Всё найдено, я больше не ищу,
Но лишь довольствуюсь нектарами Вселенной,
Безмерно щедрой к каждому из нас.
Итак, я медный, я обыкновенный,
Вернувшийся к себе, собою на этот раз.

Всё стало радостным,
Прозрачным и любимым.
Желаний нет, и нежеланий нет.
И тьма освещена, и в свете свет!

Как много света! Он повсюду!
Волокна света! Света волокно!
Любовь, Ты – более не чудо
И не желаний волшебство!

Ты – всё и вся! Любовь – ты несловесна!
Тебя произнести – какое на земле –
Способно знание?
МОЛЧАНИЕ!
МОЛЧАНИЕ,
МОЛЧАНИЕ…

 

 

Анна Ахматова – «Божий ангел, зимним утром»

Божий Ангел, зимним утром
Тайно обручивший нас,
С нашей жизни беспечальной
Глаз не сводит потемневших.

Оттого мы любим небо,
Тонкий воздух, свежий ветер
И чернеющие ветки
За оградою чугунной.

Оттого мы любим строгий,
Многоводный, тёмный город,
И разлуки наши любим,
И часы недолгих встреч.

 

 

Иосиф Бродский – «Лучше всего спалось на Савёловском»

Лучше всего
спалось на Савёловском.

В этом
полузабытом сержантами
тупике Вселенной
со спартански жесткого
эмпээсовского ложа
я видел только одну планету:
оранжевую планету циферблата.

Голубые вологодские Саваофы,
вздыхая,
шарили по моим карманам.
Потом, уходя,
презрительно матерились:
"В таком пальте..."
Но четыре червонца,
четыре червонца
с надписями и завитками,
— я знаю сам,
где они были,
четыре червонца —
билет до Бологого.

Это были славные ночи
на Савёловском вокзале,
ночи,
достойные голоса Гомера.
Ночи,
когда после длительных скитаний
разнообразные мысли
назначали встречу
у длинной колонны Прямой Кишки
на широкой площади Желудка.
... Но этой ночью
другой займет моё место.
Сегодня ночью
я не буду спать на Савёловском
вокзале.
Сегодня ночью
я не буду угадывать
собственную судьбу
по угловатой планете.
Сегодня ночью
Я Возьму Билет
До Бологого.
Этой
ночью
я не буду придумывать
белые стихи о вокзале, —
белые, словно бумага для песен...
До свиданья, Борис Абрамыч.
До свиданья. За слова спасибо.

 

Валентин Берестов – «То ручейком, то мелкою речушкой»

То ручейком, то мелкою речушкой,
Что не спеша по камешкам течёт,
То чашей родника (с пробитым краем),
Чью гладь новорождённые ключи
Ребячьими вздымают кулачками, –
Водораздел лежит передо мной.
Извилисто, игриво, прихотливо
Бегут речушки и ручьи. Отсюда
Они сейчас расходятся навеки,
На много тысяч вёрст. Их разлучают
Не горные хребты и не ущелья,
А бугорки да мелкие лощины
Среди полей и зелени лугов.
Такая бесконечная равнина,
Так всё вокруг открыто и просторно,
Что веришь, будто речки и ручьи
Расходятся навек по доброй воле,
По прихоти дорогу избирают,
Текут себе куда кому охота,
В какие хочешь реки и моря.

 

 

Юрий Левитанский – «Кто-то упрямо и властно»

Кто-то
упрямо и властно
мне смотрит в затылок,
требуя —
обернись,
оглянись!
А я не оглядываюсь —
догадываюсь,
что увижу,
когда обернусь.
Там,
у меня за спиною, —
мосты,
сожженные мною,
взрывов огненные кусты,
крест
у двести второй версты,
свет одинокой звезды.
А дальше,
если дальше еще оглянуться назад:
сад,
где яблоки до сих пор на ветках висят,
и листья не увядают.
Яблоки моего детства не опадают.
Яблоки моего детства,
там,
у меня за спиною,
упадут только со мною,
однажды,
когда я обернусь туда.
Вот и иду,
стараясь не оборачиваться,
хотя слышу, как яблони мои
шелестят в тишине,
и дорога моя,
удлиняясь,
все укорачивается,
и чем дальше они —
тем ближе они ко мне.

 

 

Эдуард Багрицкий – «Труд»

Этой зимой в заливе
Море окоченело.
Этой зимой не виден
Парус в студеной дали.
Встанет апрельское солнце,
Двинется лед заповедный,
В море, открытое море
Вылетит шлюпка моя.
И за кормою высокой
Сети по волнам польются,
И под свинцовым грузилом
Станут на зыбкое дно.
Сельди, макрели, мерланы,
Путь загорожен подводный,
Жабры сожмите — и мимо,
Мимо плывите сетей!
Знает рыбацкая удаль
Рыбьи становища. Полон
Легкий баркас золотистой
И голубой чешуей.
Руль поверни, и на берег
Вылетит лодка. И руки,
Жадные и сухие,
Рыбу мою разберут.
Выйди, апрельское солнце,
Солнце труда и веселья,
Встань над соленой водою
В пламени жарких лучей!
Но за окном разгулялась
Злая февральская вьюга,
Снег пролетает, и ветер
Пальцем в окошко стучит.
В комнате жарко и тихо,
В миске картофель дымится,
Маятник ходит, и мерно
Песню бормочет сверчок.
Выйди, апрельское солнце,
Солнце труда и простора!
Лодка просмолена. Парус
Крепкой заштопан иглой.

 

Эдуард Багрицкий – «Юнга»

Юнгой я ушел из дому,
В узелок свернул рубаху,
Нож карманный взял с собою,
Трубку положил в карман.
Что меня из дому гнало,
Что меня томило ночью,
Почему стучало сердце,
Если с моря ветер дул.
Я не знаю. Непонятна
Мне была тревога эта.
Всюду море и буруны,
Судна в белых парусах.
Юнгой я пришел на судно,
Мыл полы, картофель чистил,
Научился по канатам
Подыматься вверх и вниз.
Боцмана меня ругали,
Били старшие матросы,
Корабельный кок объедки,
Как собаке, мне бросал.
Ах, трудна дорога юнги,
Руки язвами покрыты,
Ноги ломит соль морская,
Соль морская ест глаза.
Но бывает, на рассвете
Выхожу я, одинокий,
Вверх на палубу и вижу
Море, чаек и туман.
Ходят волны за кормою,
Разбегаются от носа,
Льнут к бортам, играют пеной,
И рокочут, и звенят.
А над морем, словно хлопья
Снега белого, кружатся
Чайки, острыми крылами
Взмахивая и звеня.
И над далью голубою,
Где еще дрожит и млеет
Звездный блеск, уже восходит
Солнце в пламени дневном.
От него бегут по волнам
Рыбы огненные, плещут
Золотыми плавниками,
Расплываются, текут.
Что прекраснее и слаще
Солнца, вставшего из моря
В час, когда прохладный ветер
Дует солью нам в лицо.
И в тумане предрассветном
Проплывают, как виденья,
Острова в цветах и пальмах,
В пенье птиц и в плеске волн.
Пусть потом суровый боцман
Мне грозит канатом жгучим,
Издеваются матросы
И бранится капитан, —
Я пришел к родному морю,
К влаге,
Горькой и соленой,
И она течет по жилам,
Словно огненная кровь…

 

 

Терентий Травник – «Бытие»

Я алхимически касаюсь
Твоей Божественной природы.
И неважны здесь расстоянья,
А время – вечная весна.

Я каждый день тебя целую,
И знаешь, поцелуй тот слаще
Нам некогда знакомого…

Я ближе, я проникновенней.
Отныне я способен наслаждаться
Твоею девственной природой…

О, как же ты прекрасна
В новом постиженье,
Открытом мне в сиянье лотоса…

Случилось это вмиг,
И всё переменилось.
Отныне нет границ,
И ум спокоен мой
И растворён в блаженной пустоте,
И знание вдруг стало повседневным…
Всё найдено, я больше не ищу,
Но лишь довольствуюсь нектарами Вселенной,
Безмерно щедрой к каждому из нас.
Итак, я медный, я обыкновенный,
Вернувшийся к себе, собою на этот раз.

Всё стало радостным,
Прозрачным и любимым.
Желаний нет, и нежеланий нет.
И тьма освещена, и в свете свет!

Как много света! Он повсюду!
Волокна света! Света волокно!
Любовь, Ты – более не чудо
И не желаний волшебство!

Ты – всё и вся! Любовь – ты несловесна!
Тебя произнести – какое на земле –
Способно знание?
МОЛЧАНИЕ!
МОЛЧАНИЕ,
МОЛЧАНИЕ…

 

 

Анна Ахматова – «Божий ангел, зимним утром»

Божий Ангел, зимним утром
Тайно обручивший нас,
С нашей жизни беспечальной
Глаз не сводит потемневших.

Оттого мы любим небо,
Тонкий воздух, свежий ветер
И чернеющие ветки
За оградою чугунной.

Оттого мы любим строгий,
Многоводный, тёмный город,
И разлуки наши любим,
И часы недолгих встреч.