Глава вторая, или конкурс и его последствия.

Гарри Поттер был необычайно талантливым ребенком. Профессор Айзек знал это, как никто другой. Он изучил все его работы, представленные на детском конкурсе живописи. Собственно работ было целых пять штук и все они претендовали на разные номинации, но все без исключения были одинаково гениально исполнены. Профессор даже засомневался, что эти картины были написаны ребенком. Вот, разве этот полный мягкого, загадочного света пейзаж создан десятилетним мальчиком? А эта бесподобная копия «Звездной ночи» Ван Гога? Разве эта репродукция, которую и не отличишь от оригинала, представленная в номинацию на лучшую копию знаменитой картины, появилась благодаря маленькой ручке третьеклассника? Профессор мог бы засомневаться в честности мальчика, если бы не увидел его как-то в галерее. Он впервые видел такие честные глаза и такую поразительную скромность, совершенно несвойственную детям. Видно было, что мальчик не избалован вниманием, а то и вовсе обделен им.

Тот конкурс Гарри выиграл. И, впервые за всю историю соревнования, во всех заявленных номинациях. А энергичный и необыкновенно обрадованный появлением нового таланта профессор решил, во что бы то ни стало, заполучить мальчика к себе в Школу Изящных Искусств, находящуюся на юге Италии в маленьком городке на берегу Средиземного моря. В том местечке каждый художник мог найти свое вдохновение, и профессор Айзек был уверен, что талант Гарри расцветет там пышнее, чем в дождливой, промозглой Англии.

Осталось только заручиться согласием самого мальчика, а так же уговорить его родителей отпустить Гарри в далекую страну на достаточно длительный срок учебы. Впрочем, профессор был уверен, что, получше узнав все преимущества, которые Гарри получит в результате такого обучения, они непременно согласятся.

- Приветствую Вас, миссис Дурсль, мистер Дурсль, я счастлив познакомиться с родственниками Гарри и очень надеюсь, что мы с Вами найдем общий язык, - начал тихонько готовить почтенное семейство к разговору профессор, прибыв на Тисовую улицу, дом четыре.

- Если он опять что-то натворил, то, боюсь, мы ничем не можем помочь Вам. Мальчик совершенно неуправляем и распущен, мы не можем с ним совладать, - заявила Петуния Дурсль, чем безмерно удивила профессора, который искренне полагал, что ничего кроме гордости родственники за Гарри испытывать не могут.

- Ну что же Вы так о племяннике, уважаемая госпожа Дурсль? Я, напротив, явился сюда, что бы сообщить Вам весьма радостную новость – картины Гарри победили в пяти номинациях! Это огромная редкость, совершенно беспрецедентное событие! – взволновано втолковывал явно удивленному семейству.

- Гарри! Гарри, живо сюда!

- Да, тетушка, Вы что-то хотели?

- О каком конкурсе, и о каких картинах говорит этот джентльмен? Я что-то совершенно ничего не понимаю, - тон Петунии ясно давал понять, что она очень, очень… недовольна ребенком.

- Тетя…

- Разве тебе было разрешено участвовать в конкурсе? Как у тебя вообще ума хватило?

- Тетя… Мисс Саншайн, в школе, сказала, что эти картины должны попасть на конкурс и подала заявку на участие вместе с картинами сама… - чем дальше Гарри говорил, тем тише звучал его голос, а сам мальчик как будто съеживался на глазах.

- Да мало ли, что она сказала! Кто тебе, я спрашиваю, позволял участвовать? – в беседу вступил почтенный Дурсль, сверкающий жирными глазенками не хуже упитанной свиньи, заметившей свое пойло.

- Ну что Вы такое говорите?! Ваш племянник очень талантлив, и я пришел уговорить Вас отдать его на обучение в Школу Изящных Искусств, в которой я преподаю! Как же Вы не понимает, такое чудо рождается один-два раза в столетие! – уже почти негодовал Айзек.

- Забрать? – вдруг послышался тихий вопрос со стороны дверного проема. Вся худенькая фигурка Гарри выражало такую отчаянную надежду, что профессор тут же принял решение, что он костьми ляжет, но заберет ребенка из этого дома.

- Да, если ты захочешь, то я заберу тебя в Школу, Гарри. В ней много прекрасных преподавателей, и, я уверен, тебе очень понравится Италия. Там чудесный климат, море, и очень, очень вкусная еда, - усмехнулся профессор. Сам он был большим любителем покушать, из-за чего он даже в свои не очень большие годы был в достаточной степени округл, - Поедешь со мной, юный талант?

Айзек с нетерпением ждал ответа, но лишь через пару минут от дверей послышалось тихое, еле слышное «Да», произнесенное, однако, так счастливо, что учитель не сомневался в огромном желании мальчика поехать с ним. А точнее, скорей, просто уехать из этого дома, где он явно не слишком радуется жизни.

- Господа Дурсли? Если Вы не будете против, то я заберу Гарри из Вашего дома на долгих шесть лет, за это время, я уверен, он станет настоящим профессионалом. Проживание и учеба там, а так же все другие расходы оплатит наш стипендиальный фонд для одаренных студентов. Вы согласны на такие условия?

- Если все оплачено, то забирайте мальчишку, и, желательно, в скорейшее время. На каникулах он тоже будет жить в Италии?

- Разумеется.

- Тогда мы согласны, правда, Туни?

- Конечно, почему нет, - пожала плечами миссис Дурсль, радуясь возможности, наконец, избавиться от обузы-племянника.

- Тогда я забираю его немедленно! Гарри, я думаю, тебе можно собрать вещи прямо сейчас, - радостно провозгласил Айзек.

- Конечно, сэр, - проговорил Гарри, и, неожиданно для всех присутствующих, бросился на шею низенькому толстячку-профессору и, крепко его обняв, прошептал со слезами в голосе, - Спасибо Вам, сэр, спасибо.

- Ну, ну, чего ты? Не плачь, малыш, лучше иди, собирайся. Все будет хорошо. Все будет хорошо, - еще раз пробормотал Айзек в растрепанную макушку и погладил нового воспитанника по худенькой спине, - Все будет хорошо.

И Гарри поверил ему. Поверил.

Глава третья, или странные способности юного...художника.

Пятнадцатилетний Гарри Поттер проводил время почти на самом верху Испанской лестницы в Риме и быстрыми, уверенными штрихами выводил на листе в альбоме контуры знаменитого фонтана на Испанской площади. Сегодня юный художник проводил эксперимент – никто и никогда, пожалуй, не пытался рисовать, стоя при этом вверх ногами. Заинтересованные туристы пытались выпросить у него автограф, а коллеги-художники, сидящие здесь же, лишь завистливо вздыхали – даже без дешевых трюков парень был безмерно одарен.

И дело было даже не в гениальности его работ. Нет, никто, конечно, не сомневался в таланте парня, многие галереи мира были готовы бороться за хотя бы одну его картину, или, хотя бы за право выставления ее у себя в залах. Однако, ходили слухи, что, помимо таланта, Боги подарили мальчику еще один, сказочный дар – дар приносить людям счастье. Как рассказывали очевидцы, каждый, кто посмотрит на картину Гарри Поттера, тая в душе самое-самое заветное желания, получает то, что он хотел всем сердцем. Уже пару лет картины художника пользовались славой, и не было ни одного жителя Италии, который бы ни мечтал хотя бы одним глазком увидеть эти волшебные произведения искусства. Сам Гарри относился к этому весьма скептически, однако профессор Айзек убедил его, что тут играет фактор самоисполняющегося пророчества, то есть люди как бы сами заставляют свои желания сбыться, и мальчик успокоился.

И только несколько сотен людей по всему миру знали или догадывались, что тут дело вовсе не в людях, а в самом маленьком… волшебнике. Точнее говоря, просвещенные маги были уверены, что подросток – скрытый чудотворец, и, если посмотреть на способ, каким он пользуется для создания волшебства, в жилах его течет кровь магических существ Востока – Великих и Ужасных джинов, исполнителей желаний и заложников воли людской. Джины издавна не умели колдовать для себя, зато желания других исполняли в мгновении ока. Ну, в том случае, если желания приходились им по вкусу, конечно…
Сам парень полностью оправдывал подозрения сильных мира сего: год от года его внешность приобретала все более ярко-выраженные черты жителей Ближнего Востока. Его кожа становилась смуглее и смуглее, хотя все-таки сохраняла некоторую английскую бледность, так и не ушедшую с годами. Мальчик был грациозен и гибок, как пантера, и красив, как ветка цветущего жасмина. Удивительные зеленые глаза в минуту радости полыхали таким огнем, что, казалось, освещали все за многие мили вокруг. Черные непослушные волосы мальчик, а точнее сказать, юноша забирал в смешной хвостик на затылке и завязывал его неизменной красной ленточкой, однажды подаренной ему профессором Айзеком.

В одежде молодой человек предпочитал, что неудивительно, свободные брюки, сужающиеся к низу, чем-то напоминавшие шаровары, ярких цветов рубашки, и длинные жилетки из мягкой ткани. На носу его обычно плотно сидели очки в широкой оправе самой радужной окраски. Парень был весьма популярен у девушек, хотя сам оставался к ним равнодушным, как, впрочем, и к представителям своего пола. Его никогда не интересовало ничего, кроме искусства.

Гарри больше не был одинок. У него были и друзья, и любимые учителя, среди которых особенно выделялся толстячок-профессор живописи, который когда-то подарил ему жизнь здесь, и, разумеется, его крестный. Теперь Сириус (имя его Гарри выяснил лишь тогда, когда смог отправить ответ на его письмо), писал ему регулярно, и в каждом письме так искренне радовался успехам крестника, что Гарри не мог сомневаться в правдивости тех слов из первого письма. Крестный и правда любит и заботится о нем, однако, Гарри до сих пор не понимал, что мешает Сириусу приехать к нему. Крестный старательно избегал этой темы и пытался больше говорить о самом юноше или о его «бесподобных», как он говорил, картинах, однако, однажды обмолвился, что он не может увидеться с Гарри - какой-то там «обет». Что за обет, парень так и не понял, но, так как Крестный больше об этом не писал, пришлось просто смириться.

А однажды случилось настоящее чудо. Гарри, как всегда, сидел и рисовал. Эта картина почему-то казалась ему особенной, хотя, казалось бы, она не сильно превосходит другие его творения. Он писал портрет. «Портрет неизвестного мужчины», как он сам его про себя называл. Человек на портрете носил длинные волосы и у него были замечательно-блестящие голубые глаза. Мужчина держал в руках какой-то предмет, напоминающий ни то сучок, ни то узловатую веточку. Этот предмет чем-то неуловимо напоминал Гарри волшебную палочку из детских сказок, только не такую сверкающую и блестящую.
Мужчина с портрета нравился Гарри. Откуда этот человек взялся в его голове, Гарри не знал, но он так и просился, что бы его нарисовали. И мальчик, привыкший потакать своему вдохновению, принялся за работу. Часами сидел он у мольберта, изредка глотая что-то из еды и слушая увещевания Айзека, которому такое обращение с пищей, да и с организмом тоже, совершенно не нравилось.

Портрет становился как живой и вот настал великий день, когда Гарри закончил его. Все преподаватели школы ахали от восторга и сетовали, что Гарри совершенно нечего больше делать в школе. Ну, разве что самому преподавать.
- Гарри, мальчик мой, это чудесно! Я как будто смотрю на совершенно живого человека! – восторгался профессор истории искусства, высокий, худой и очень кудрявый итальянец неопределяемым возрастом.

- Спасибо, профессор. Однако, сомневаюсь, что это полностью моя заслуга. Большинство своих знаний я получил от Вас и от других преподавателей, так что, можно сказать, это и Ваш успех тоже! – очаровательно улыбнулся, чуть прикрыв глаза, Гарри, тут же приобретая сходство с довольным котом, а еще лучше сказать, с сытым леопардиком.

- Да ты льстец, молодой человек! Эх, совсем уже большой вырос, как мило со всеми беседуешь. Умница! – легонько ущипнул Гарри за щечку профессор Айзек, появившийся, словно из неоткуда.

- Ну, что Вы. Профессор, я совсем и не думал льстить. Это же чистая правда, - возмутился Гарри.

- Верю, Гарри, верю. В любом случае, я хочу тебя поздравить со столь удачной работой.

- Благодарю.

Остальной вечер прошел в поздравлениях и напутствиях на будущее. Лишь за полночь Гарри остался один. Точнее говоря, наедине с портретом.

«Как бы я хотел, что бы Сириус сейчас тоже был здесь и радовался вместе со мной»

И тут… произошло непредвиденное. Портрет, как бы абсурдно это не звучало… зашевелился. Гарри протер глаза и устало подумал что-то про то, что надо меньше пить вина. Однако, портрет пошевелился еще и еще, а потом произошла что-то совсем невероятное. Из портрета вывалился… сам мужчина с портрета? Самая настоящая, живая копия портрета сейчас стояла на коленях перед Гарри и пыталась отдышаться. Парень не верил своим глазам, как, впрочем, не поверил бы ни один человек на Земле.

- Черт, куда это меня занесло? И, главное, как, черт побери? – ругался мужчина, отряхиваясь и вставая на ноги, - И кто ты такой, парень… Гарри?! – вдруг возопил человек и бросился ощупывать парня.

Тот же, на пару секунд просто зависнув от шока, по какому-то странному наитию осторожно спросил

- Сириус?