Глава 2. Экономика и политика

 

Первая лекция, 6 февраля 1930 г. Содержание:

Этапы развития международного рабочего движения. Типы профдвижения: трэд‑юнионистский, анархо‑синдикалистский, социал‑демократический и коммунистический. Развитие и формы экономической борьбы. Значение экономического конфликта в зависимости от времени, места, характера промышленности. Связь политики и экономики. Анархо‑синдикалистская, реформистская и коммунистическая концепции взаимоотношений между политикой и экономикой. Партия и профсоюзы. Развязывание экономических боёв, умелое руководство ими, сочетание экономических требований с политическими – важнейшая задача мирового коммунистического движения.

 

Тема моих лекций – «Экономические бои и наша тактика». Эта тема должна уложиться в 4 лекции:

1) «Экономика и политика»,

2) «Стачка как бой, т. е. применение военной науки к руководству стачечным движением»‚

3) «Стачечная стратегия и стачечная тактика»,

4) «Стачка, восстание и борьба за власть».

Уже из этой предварительной схемы видно, что проблема экономических боёв не может быть изолирована от всей борьбы рабочего класса, и если мы изучаем экономические бои самостоятельно, то это не потому, что они совершенно отделены от других форм борьбы, а потому, что тщательное изучение экономических боёв, их характера и нашей тактики ставит перед нами всю совокупность проблемы стратегии и тактики мирового коммунизма.

Для того, чтобы изучить экономические бои во всём их разнообразии, для того, чтобы отдать себе отчёт в том, что требуется от коммуниста для правильного руководства экономическими боями, надо помнить, что экономические бои появляются только на определённой стадии рабочего движения. Под словами «рабочее движение» мы обычно разумеем совершенно определённую совокупность признаков превращения распылённых отдельных рабочих в какую‑то классовую единицу, в какое‑то классовое единство. Для того, чтобы мы могли говорить о рабочем движении, необходимо несколько предварительных условий. Прежде всего конечно необходимо, чтобы налицо были сами рабочие, т. е. хотя бы зачатки развития современной промышленности; далее, необходимо, чтобы рабочие начали двигаться, ибо только тогда получается рабочее движение; необходимо, чтобы они двигались не в одиночку, а коллективно; и наконец необходимо, чтобы они двигались против другого класса. Вот те условия, совокупность которых даёт право говорить о наличии рабочего движения.

Мы с вами имеем то преимущество перед нашими предшественниками в рабочем движении, что мы можем не только по книгам изучать разные этапы развития рабочего движения. Мы можем изучать их сейчас на основании живых примеров, от наиболее примитивных, первичных форм движения до наиболее концентрированных и наиболее мощных форм. Мы имеем сейчас одновременно сосуществование разных типов и видов рабочего движения. Если мы охватим мировое рабочее движение в целом, начиная от наиболее старого рабочего и профессионального движения Англии, переходя через более молодое рабочее движение Германии, Франции и Соединённых штатов, через молодое движение России, Китая и Индии и кончая совсем юным рабочим движением африканских колоний, где рабочие зашевелились только лишь за последние год‑два, как например в экваториальной Африке, в Мозамбике и т. д., – то мы увидим тот путь, который исторически проделало мировое рабочее движение на протяжении полутораста лет.

Таким образом мы можем изучать все исторически складывавшиеся формы движения, от наиболее примитивных, наиболее элементарных к наиболее мощным и наиболее сложным. С другой стороны, мы имеем возможность изучать и сравнивать движение по особенностям организационной структуры и политической физиономии.

Вот это преимущество, эта возможность наглядного изучения мирового рабочего движения и в вертикальном и в горизонтальном разрезе, т. е. в разрезе историческом и в разрезе географическом, даёт нам возможность сделать ряд выводов как на основании долголетнего опыта рабочего движения старых капиталистических стран, так и на основании опыта рабочего движения более молодых стран и опыта колониальных стран.

Если мировое рабочее движение имеет ряд особенностей и в смысле своей структуры, скажем, профсоюзной, и в смысле политическом, то это, с одной стороны, зависит от целого ряда объективных условий той страны, где это рабочее движение развивалось, а с другой стороны – от установки тех политических партий, которые стоят во главе рабочего движения той или другой страны.

Многообразие рабочего движения – я беру здесь главным образом его экономические организации, т. е. профсоюзы – укладывается в несколько типов профдвижения. На основании исторического опыта и на основании того, что мы имеем сейчас, его можно сгруппировать следующим образом: тип трэд‑юнионистский, или англо‑саксонский; тип анархо‑синдикалистский, который имеется в чистом виде сейчас в некоторых странах Латинской Америки, который был в наиболее чистом виде в довоенной Франции; тип социал‑демократический, или германо‑австрийский, и наконец тип коммунистический – советские профсоюзы и те профсоюзы, которые объединяются Красным Интернационалом профессиональных союзов. Эти исторически сложившиеся типы профессионального движения в значительной степени изменились на протяжении военного и послевоенного времени. Но для понимания основных тенденций в мировом профессиональном движении и для понимания той темы, которой посвящены мои лекции, необходимо иметь в виду разнообразие вот этих основных типов профессионального движения, разных по своей структуре, по своей идеологии, по своей тактике и политике.

Профессиональное движение выросло и сложилось на основе коллективных действий рабочих против индивидуального или коллективного предпринимателя. Из этого родились профессиональные союзы. Эти коллективные действия против отдельного или коллективного предпринимателя и являются исходным пунктом оформления профессионального движения, и не только профессионального, но и политического движения. Поэтому для правильной оценки места, которое занимают экономические бои в общеклассовой борьбе пролетариата, особенно важно остановиться на том, что мы понимаем под экономической борьбой и каковы взаимоотношения экономической борьбы с борьбой политической.

Что мы называем экономической борьбой? Такие коллективные действия рабочих, которые имеют своей задачей добиться или защитить от предпринимателя ряд требований, затрагивающих непосредственные материальные интересы рабочих данного предприятия или данной отрасли промышленности (заработная плата, рабочий день, охрана труда и т. д). Так исторически сложилось понятие «экономическая борьба». Но при внимательном изучении истории экономической борьбы и истории мирового рабочего движения мы видим, что экономические выступления рабочих, в виде ли предъявления требований о повышении заработай платы или замедленного темпа работы на предприятии, итальянской забастовки или плохой работы за плохую заработную плату, или прекращения работы (стачки) – все эти разнообразные формы и методы воздействия на предпринимателя сталкивают в той или иной форме данную группу рабочих с отдельным или коллективным предпринимателем. Исторически дело развивалось таким образом: отдельный рабочий, если он был чем‑нибудь недоволен, предъявлял требования к своему предпринимателю; по мере развёртывания капиталистической промышленности, усиления капиталистического гнёта отдельные группы рабочих, объединяясь по профессиям, начали предъявлять требования к отдельному предпринимателю; затем союз, созданный рабочими, выступал от их имени, и наконец союз, созданный предпринимателями, выступал от имени предпринимателей. И по мере концентрации промышленности и роста организации рабочих мы видим выступления, с одной стороны, рабочих организаций и, с другой стороны, предпринимательских организаций, ведущих переговоры или вступающих в борьбу из‑за вопросов, касающихся жизненного уровня рабочего класса.

Можем ли мы говорить о том, что экономическая борьба рабочих, даже на самых первоначальных стадиях своих, носила исключительно экономический характер, не затрагивая предпринимателей как класс, не затрагивая основ капитализма. Такое утверждение было бы неверным. Почему? Потому что экономическая борьба, даже в самых её примитивных формах, противопоставляла рабочих предпринимателю или предпринимателям. Таким образом в самой экономической борьбе, каковы бы ни были её размеры и характер, ещё у самых истоков рабочего движения, были несомненно элементы политики, поскольку под политикой мы понимаем противопоставление рабочего класса классу капиталистов, поскольку мы под политикой понимаем выставление общеклассовых требований и защиту общеклассовых интересов пролетариата. Таким образом при самом своём зарождении, уже на первых стадиях, экономическая борьба имела черты также и политические, и если экономические и политические организации сложились, как организации отдельные, самостоятельные, и если мы говорим относительно экономической борьбы и борьбы политической, то не потому, то они действительно разделены резкой гранью и проходят вне зависимости одна от другой, а потому, что в том или другом столкновении на первое место выпячиваются те или другие черты: в одном столкновении больше выпячиваются черты непосредственных требований, в другом – требования более общего характера, касающиеся всего класса, и это определяет характер и наименование того или иного классового конфликта.

Экономическая борьба, как я уже говорил, характеризуется коллективным выступлением рабочих, их коллективной борьбой против предпринимателей. Характер этой борьбы зависит от целого ряда условий, прежде всего от того, где происходит данный экономический конфликт. Например, если экономический конфликт происходит на железных дорогах или в электрической промышленности, или если он захватывает другие общественно полезные предприятия, скажем, водопровод, газовые заводы, морской транспорт, военные заводы и т. п., то этот экономический конфликт сразу приобретает характер более широкий, более общий, чем размеры данной стачки или данного конфликта.

Данный экономический конфликт имеет особое значение и в зависимости от того, каков характер промышленности, где он развёртывается. Допустим, стачка где‑нибудь в мелкой промышленности, например у швейников, или экономический конфликт, возникающий в предприятиях трестированной металлургии, допустим в «Steel Corporation»[1] в Соединённых штатах. Такие конфликты имеют разное значение не только потому, что они охватывают разное количество рабочих, – здесь количество конечно переходит в качество‚ – но потому, что они захватывают разные слои предпринимателей, которые имеют не одинаковое влияние на государственный аппарат буржуазии. Конечно конфликт в трестированной металлургической промышленности, в тяжёлой индустрии или, допустим, в угольной промышленности, поскольку эти основные отрасли промышленности являются ведущими в отношении буржуазного государства, такой конфликт сразу приобретает общеклассовый характер, так как противопоставляет рабочих не только предпринимателям данной отрасли промышленности, но и тому государству, которое они контролируют.

Экономические конфликты имеют разное значение также в зависимости от времени, когда они возникают. Скажем, экономический конфликт во время войны, экономический конфликт в довоенное время или экономический конфликт в настоящий момент, экономический конфликт во время развития капиталистической промышленности или её упадка – всё это придаёт разное значение данному экономическому конфликту. Поэтому, когда мы говорим относительно разных форм экономической борьбы, то здесь более, чем когда‑либо нужно применить правило, установленное ещё Гегелем, правило, которое вошло в обиход марксистской мысли, что истина конкретна. Мы не можем говорить об экономических боях вообще, а для оценки того или другого экономического боя, экономического конфликта, нужно взять всю обстановку, совокупность всех обстоятельств, соотношение сил и пр., и только тогда можно взвесить, какова степень политического значения данного конфликта, и установить наглядно связь между экономикой и политикой.

В программе ВКП имеется краткая формулировка взаимоотношений между политикой и экономикой: «Политика есть концентрированная экономика». Это наиболее краткое, наиболее сжатое и наиболее содержательное из всех определений. Политика есть концентрированная экономика. Что это означает? Это означает, что количество здесь переходит в качество. Если маленькая забастовка, небольшой экономический конфликт в отдельном предприятии, затрагивая отдельную клеточку капиталистического организма, может рассматриваться под углом зрения экономическим, то расширение данного конфликта, охват данным конфликтом значительной части промышленности, охват целого ряда клеточек капиталистического организма, расширение стачки на целый ряд отраслей промышленности, паралич важных буржуазии и для буржуазного государства жизненных отраслей промышленности – автоматически превращает экономический конфликт в политическое выступление рабочего класса.

Наглядным доказательством этого является всеобщая стачка в Англии в 1926 г. Эта стачка была объявлена, как экономическая, руководители твердили, что эта стачка не преследует никаких политических целей и задач, что стачка чисто экономическая, а между тем, стачка независимо от генсоветчиков имела глубоко политический характер. То же самое часто происходит со стачками, вызванными в демагогических целях нашими противниками. Массовая стачка, какова бы ни была непосредственная причина её возникновения, принимает, независимо от лидеров и субъективных устремлений отсталых рабочих политический характер. В этом смысле можно говорить о стихийном или автоматическом перерастании одной стачки в другую. Без вмешательства субъективного фактора, т. е. политической партии пролетариата и революционных профсоюзов массовая стачка при всём её глубоко‑политическом значении не может быть превращена в орудие планомерной политической борьбы.

Если это определение было верно раньше, то оно сугубо верно сейчас, ибо сейчас, в условиях послевоенного капитализма, в условиях 3‑го периода, т. е. нарастания ожесточённых боёв между рабочим классом и буржуазным государством и всеми буржуазными партиями, включая социал‑демократию, – мы более, чем когда‑либо, видим, насколько каждая экономическая забастовка, каждое экономическое столкновение имеет общеклассовый характер.

Для нас, коммунистов, связь между экономикой и политикой есть нечто элементарное, само собой разумеющееся, то, из чего мы исходим при определении нашей тактики, при определении нашей линии. Для нас это азбука. Но это совершенно не значит, что эта азбучная истина классовой борьбы также элементарна для всех. Проблема «экономика и политика» – это одна из тех проблем, которые на протяжении долгих десятилетий дебатируются в рабочем движении, это одна из тех проблем, вокруг которой было пожалуй больше всего идейной борьбы, это одна из тех проблем, которая до настоящего времени требует с нашей стороны ясной постановки для того, чтобы выбить из голов наиболее отсталой части пролетариата те ошибочные взгляды, которые существуют до настоящего времени по этому вопросу у анархистов и анархо‑синдикалистов, с одной стороны, и реформистов – с другой. Весь анархизм, довоенный и послевоенный, весь анархо‑синдикализм, довоенный и послевоенный, построены на абсолютном отделении экономики от политики. Анархисты и анархо‑синдикалисты всегда говорят о политике с презрением, они признают только лишь экономику и экономические организации пролетариата. Для анархо‑синдикалиста экономическая борьба и экономические организации пролетариата имеют примат над всем остальным. Под политикой в анархистской и анархо‑синдикалистской литературе обычно понимают парламентские махинации, парламентскую кухню. Они всегда противопоставляли политику экономике, выдвигали на первое место только экономические организации пролетариата – профсоюзы – утверждая, что профсоюз есть та единственная организация, которая ведёт борьбу против капитала и доведёт её до конца, что это та организация, которая низвергнет буржуазию и установит безвластное коммунистическое общество.

Эта концепция лежит в основе всей тактики и политики того течения, которое имело известное влияние на определённом этапе мирового рабочего движения, главным образом в латинских странах. И во Франции, и в Испании, и в Португалии, и сейчас в Латинской Америке, которая с опозданием входит в мировое рабочее движение, имеются ещё остатки этой идеологии, остатки этих воззрений, находящие своё выражение в теории независимости профдвижения.

Другая концепция взаимоотношений между политикой и экономикой – концепция трэд‑юнионистско‑реформистская‚ которая в наиболее развёрнутом виде была представлена в Германии и в других странах с аналогичным типом профессионального движения, – это параллельное сосуществование экономических и политических организаций пролетариата, равноправие этих организаций. Политика и экономика, с точки зрения этой концепции, если и переплетаются, то в порядке персональной унии руководителей, а не потому, что они переплетаются в борьбе самого рабочего класса. Здесь экономика, а там – политика. Эта концепция существовала уже до войны, было широко развёрнута во время войны и особенно полно изложена в послевоенной литературе. Таким образом мы имеем здесь своеобразную систему сотрудничества экономических и политических организаций, конечно реформистских, для того, чтобы исправлять отрицательные стороны капитализма. Ведь суть реформизма и заключается в том, что он ставит перед собой задачу не борьбы с капитализмом, а борьбы с отрицательными сторонами капитализма. Это второе воззрение, с которым нам, коммунистам, приходится иметь дело и с которым нам приходится и придётся ещё долго бороться.

И наконец третья – концепция революционного марксизма, концепция коммунистов заключается в примате политики над экономикой, в руководящей роли политической организации над экономической и в переплетении экономической и политической борьбы. В этом переплетении обоих видов борьбы, в ориентировке экономических боёв по линии общеклассовой, в использовании каждого экономического конфликта для того, чтобы поднять движение на более высокую ступень, расширить его, развернуть, поставить перед рабочими, втянутыми в конфликт, общие проблемы, касающиеся всего рабочего класса, в руководстве со стороны компартии профдвижением – в этом суть нашего коммунистического взгляда на взаимоотношения между экономикой и политикой.

Для того, чтобы проверить, какая из этих точек зрения наиболее правильная, какая из этих концепций наиболее соответствует интересам рабочего класса, мы должны обратиться к многолетнему опыту рабочего движения. На опыте лучше всего проверяется та или другая теория. О чём говорит многолетний опыт довоенный, военный и послевоенный? О чём говорят новые многочисленные бои рабочего класса в разных странах, бои, происходившие в разной обстановке? Они свидетельствуют о том, что грань между экономикой и политикой всегда была искусственной, что грань между экономической борьбой рабочих и общеклассовыми задачами пролетариата обычно устанавливалась наиболее отсталыми элементами из руководителей рабочего движения. Здесь надо различать объективную обстановку и субъективные переживания участников той или другой борьбы.

Опыт всех стран показывает, что на первых стадиях борьбы подавляющее большинство участников выступает за чисто экономические требования. Они не ставят перед собой общих задач, они ставят перед собой только лишь вопрос относительно повышения заработной платы, улучшения условий труда и т. д.‚ не связывая эти отдельные требования с общими требованиями. Это исходный пункт. Так было на протяжении долгих лет. И вот эти отдельные бои, с отдельными требованиями по отдельным вопросам, имевшие место во всех капиталистических странах, отразились в головах многих руководителей таким образом, что они создали теорию, соответствующую этой стадии классовой борьбы рабочих. Ибо что означает теория отрыва экономики от политики, теория чисто экономических боёв без всякой политики? Что означает теория английского и американского трэд‑юнионизма? Это есть идеологическое отражение первых ступеней рабочего движения, это отражение в мозгах руководителей первичных, элементарных форм борьбы, выставляющей отдельные, распылённые, хотя и конкретные требования, классово не связанные между собой.

Эта идеология экономизма, трэд‑юнионизма в чистом виде, и выросла на основе этой распылённой практики. Вместо обобщения боёв, вместо извлечения из опыта отдельных боёв общих законов развития рабочего движения трэд‑юнионистские идеологи развивают целую систему взглядов, смысл которой заключается в том, что экономическая борьба ничем не связана с борьбой политической и что рабочие в своей экономической борьбе могут рассчитывать вообще на всех благомыслящих людей из всех решительно партий и классов. Вы знаете, что в этом как раз суть политики и тактики англо‑американского трэд‑юнионизма.

Но опыт каждого экономического боя говорит нечто другое, чем эта убогая философия трэд‑юнионистов. Как на практике происходило дело? Если взять последние 150 лет развития мирового рабочего движения, если начать с самых истоков современного рабочего движения, мы увидим, что рабочие платили крайне дорогой ценой за каждую попытку коллективно выступать со своими требованиями. Кто мало‑мальски интересовался рабочим законодательством, тот знает, что коллективные выступления всегда рассматривались как уголовщина, предъявление требований скопом рассматривалось как нарушение самых элементарных законов, что на протяжении больше, чем 100 лет, идёт борьба и что рабочие только лишь благодаря упорным боям добились, и то лишь в меньшинстве стран, признания права стачек, права организаций и т. д. Иначе говоря, рабочий класс потратил долгие годы борьбы на то, чтобы буржуазное законодательство хотя бы признано право коллективных его выступлений, коллективного предъявления требований, коллективной выработки этих требований, их обсуждения и т. п. И вот в этих боях за свои элементарные, жизненные требования, сталкиваясь с аппаратом государства в каждой стачке, получая долгие годы тюрьмы за предъявление требований, рабочие шли от элементарных методов борьбы к методам более общего характера. Самым фактом столкновения с предпринимателями, с буржуазным государством рабочие получали уроки политграмоты, так как они познавали на этом сущность буржуазного государства.

Я не хочу ссылаться на законодательства всех буржуазных стран. Можно взять любую страну, и даже в наиболее «свободных» можно найти в законодательстве специальные параграфы, которые и в настоящее время ограничивают право стачек, а всего лишь несколько десятков лет тому назад стачки совсем запрещались. Это вы найдёте в английском законодательстве‚ в немецком, французском, в старом законодательстве царской России, вы найдёте это сейчас в чистом виде в колониальных странах. То, что было 100 лет тому назад в Англии, вы можете сейчас найти в Индии, Китае, где стачка квалифицируется как уголовное преступление. Таким образом рабочие, сталкиваясь с государством в своей повседневной борьбе, при предъявлении элементарных требований, переходили от отдельных требований к более общим, от отдельных столкновений к столкновениям более общего характера, от требований к отдельному предпринимателю к требованиям по отношению к группе предпринимателей и наконец к целому ряду требований по отношению к государству в целом.

Правда, этот путь, проделанный международным пролетариатом, потребовал очень много лет, и путь этот ещё не закончен, ещё имеются десятки миллионов пролетариев, которые не видят связи между государством и господствующими классами, которые представляют себе современное буржуазное государство как некое надклассовое здание. Эти отсталые воззрения, имеющиеся ещё в рабочих массах, воззрения, свидетельствующие о том, что эти рабочие находятся ещё на первых стадиях своего развития, сведены в целую систему взглядов современным реформизмом. Эта система взглядов заключается в том, что отдельный рабочий или группа рабочих должны иметь дело с отдельным предпринимателем или с группой предпринимателей и что государство – это арбитр, что государство есть некое надклассовое здание, надклассовая организация, которая может и должна вмешиваться в конфликт между трудом и капиталом в интересах нации в целом, в интересах народа.

Эта философия представляет всю суть, сердцевину, стержень современной социал‑демократии. И когда мы хотим осмыслить современные экономические бои, их характер, их значение, их размеры, их развитие и понять препятствия, которые мы встречаем на нашем пути, мы должны считаться с тем, что в рабочих массах ещё имеются сторонники таких взглядов и что международный реформизм в теории и на практике стремится:

1) оторвать экономику от политики,

2) выгородить буржуазное государство, несмотря на то, что оно является стороной в классовых боях,

З) поставить современное буржуазное государство над классами в качестве арбитра,

4) убедить массы в том, что задача рабочего класса заключается не в низвержении капиталистической системы, а в устранении отрицательных сторон капитализма.

Но при наличии у значительных слоёв рабочих этих взглядов и стремления со стороны современного реформизма, увековечить эти взгляды, рабочие массы имеют перед собой сейчас тысячи и десятки тысяч фактов, которые свидетельствуют о том, насколько тесно, насколько органически связана экономическая борьба с борьбой политической. Если до войны возможно ещё было по этому поводу строить разного рода хотя и шаткие, но философские системы, то сейчас это бросается в глаза каждому рядовому пролетарию, сейчас связь между отдельной забастовкой и политикой, связь между предпринимателями и государством настолько бросается в глаза, настолько ясна, настолько режуща, что только заведомое желание обмануть рабочих – а этим делом занимается международная социал‑демократия – заставляет так называемые рабочие партии и их руководителей выгораживать современное буржуазное государство и деполитизировать (как немцы говорят – «entpolitisieren»), современные экономические бои, придавая им исключительно экономический характер.

Возьмём несколько примеров экономических боёв последнего времени. Возьмём локаут в Руре в 1928 г. Локаут был формально конечно экономическим конфликтом, но был ли он действительно по существу чисто экономическим конфликтом? Вряд ли найдётся кто‑либо, кто сможет это утверждать. Стачка текстильщиков в Лодзи из‑за заработной платы была экономической стачкой или политической? И то и другое. Стачки, имевшие место и происходящие сейчас во Франции – чисто экономические стачки? А стачка 50 тыс. сельскохозяйственных рабочих в Чехо‑Словакии была чисто экономической? Формально, да. Рабочие предъявляли требования о повышении заработной платы или выступали против понижения. Формально это были экономические забастовки, а по существу все эти забастовки имели глубоко политический характер.

Что же делает современные забастовки сугубо политическими, что политизирует современные забастовки и что заставляет рабочие массы, втянутые в забастовку, самим ставить проблему связи экономики и политики? На нынешнем этапе борьбы, особенно в условиях развёртывающегося кризиса, каждый экономический конфликт с особой остротой ставит перед предпринимателями вопрос относительно возможности сохранить свои позиции на мировом рынке. Чем больше растут производственные возможности капиталистических стран, чем больше суживаются рынки, тем меньше предприниматели могут или хотят итти на уступки, даже если рабочими предъявляются самые минимальные, самые элементарные требования. Наоборот, они переходят в наступление на жизненный уровень рабочего класса. Период, когда некоторые капиталистические страны имели монопольное положение на мировом рынке, как, скажем, Англия до начала ХХ столетия, этот период безвозвратно прошёл. Даже страны, имеющие огромные колонии, как Англия, которая эксплоатирует сотни миллионов населения, не могут развернуть все свои производственные возможности, ибо конкуренты проникают на их собственную территорию – и в колонию, и в метрополию. В этом суть. И потому время некоторых экономических уступок или некоторых преимуществ и привилегий для отдельных слоёв пролетариата безвозвратно прошло. И если на протяжении многих лет, в период восходящей капиталистической кривой, английский капитализм мог из огромных барышей известную часть отдавать определённым слоям рабочих, и известная часть английских рабочих подняла свой жизненный уровень, – то эти возможности исчерпаны, и английский капитализм идёт сейчас не по тому пути, по которому он шёл до войны, по пути уступок в смысле поднятия уровня жизни хотя бы рабочей аристократии, чтобы её привязать к государству, а по пути срезывания того жизненного уровня, который был завоёван рабочими, снижения жизненного уровня тех слоёв, которые кое‑что получили ещё до войны, для того, чтобы легче и лучше было бороться на мировом рынке со своими конкурентами.

Вот эта объективная обстановка придаёт в настоящее время сугубо политический, общеклассовый характер каждому отдельному экономическому конфликту, как бы мал он ни был. Именно поэтому, как бы в начале конфликта незначительны ни были требования, мы имеем сразу мобилизацию всех сил буржуазии, мобилизацию всех сил государства, мобилизацию всех сил социал‑демократии и реформистских профсоюзов, которые выступают единым фронтом против самых элементарных и на первый взгляд как будто бы совершенно небольших требований рабочих. Политический характер отдельных забастовок, отдельных столкновений особенно сильно выпячивается теперь, в период начавшегося кризиса и в период бешеной конкуренции внутри капиталистических стран и между капиталистическими странами в целях захвата новых и отстаивания старых завоёванных позиций.

Таким образом нынешний этап развития классовой борьбы ярко иллюстрирует ту коммунистическую, марксистскую истину, что каждая забастовки имеет в себе всегда политические черты и то забастовки в настоящее время, независимо от их размеров, имеют глубоко политический, глубоко общеклассовый характер. То, что мы раньше устанавливали теоретически, мы сейчас более, чем когда либо, можем установить на основе опыта, на основе изучения огромного количества экономических конфликтов в любой капиталистической или колониальной стране.

Если каждая забастовка в старых капиталистических странах, в странах так называемой демократии, приобретает сугубо политический характер, то забастовки в странах фашизма и белого террора ещё более, уже без всяких переходных ступеней, приобретают характер выступления против фашизма и против всего строя. Возьмём Италию. Там нет такой забастовки, как бы мала она ни была, которая бы не стала политическим выступлением. Самый факт забастовки в Италии есть политическое событие. Само прекращение работы есть выступление против фашисткой системы. То же самое в Югославии, Румынии, то же самое в Болгарии, то же самое в Польше, то же самое в Китае и т. д.

Таким образом опыт борьбы и в странах фашизма и белого террора и в странах буржуазной демократии свидетельствует о том, что на нынешнем этапе нет чисто экономических забастовок.

Но если это так, то как же связывают концы с концами оставшиеся ещё до сих пор, как редкость, идеологи анархо‑синдикалистских группок? Никак не связывают. Тот из вас, кто хотя бы немножко знаком с тем, что пишут нынешние анархисты и нынешние анархо‑синдикалисты, тот может констатировать, что количество путаницы у них катастрофически увеличивается, ибо жизненный опыт противоречит всей их концепции. Это всё же не мешает анархистам до сих пор излагать свою «теорию» взаимоотношений партии и профсоюзов, и это не мешает также некоторым коммунистам путаться в этом вопросе. Классической страной путаницы по вопросу «партия и профсоюзы» всегда была Франция. Характерно, что как раз во Франции все отходы от компартии, все уклоны и все идейно‑политические шатания начинаются с вопроса «партия и профсоюзы». Поскольку проблема «партия и профсоюзы» тесно связана с вопросом экономики и политики, придётся и на этом остановиться.

Как раз несколько дней тому назад я читал в «La Revolution Prolètarienne» от 1/I 1930 г. огромную статью бывшего коммуниста Фернанда Лорио. Лорио – бывший социалист, во время войны он был на левом фланге, при образовании коммунистической партии он был во главе её и даже в левом крыле коммунистической партии. Казалось бы все данные за то, чтобы по вопросу о партии и профсоюзах не путать. Если бывший синдикалист Монатт, после нескольких лет пребывания в компартии, вернулся обратно к своим исходным позициям и всё начал сначала, как будто бы не было ни воины, ни Октябрьской революции, ни Коммунистического Интернационала, то для такого человека, как Лорио, выходца из социалистической партии, по данному вопросу казалось бы не должно было быть путаницы. Но характерно, что как раз по этому вопросу у него происходит большая путаница. Статья его называется «Банкротство Коммунистического Интернационала и независимость профессионального движения». Как вы знаете, сейчас установился такой обычай: каждый бывший, обанкротившийся коммунист говорит о банкротстве Коммунистического Интернационала. Так вот в этой самой статье он утверждает, что основная беда Коммунистического Интернационала заключается в том, что он неправильно ставит вопрос о профсоюзах. А в чём же неправильность? Ошибка Коминтерна заключается де в том, что он до сих пор не понял что партия должна быть сама по себе, а профсоюзы должны быть сами по себе. Тогда, по мнению этого впавшего в детство бывшего коммуниста, будут установлены правильные взаимоотношения между коммунистическим и профсоюзным движением. Надо сказать, что в Унитарной конфедерации труда сейчас также имеется рецидив анархо‑синдикализма, причём своеобразие положения заключается в том, что там анархизм и реформизм прикрывают свою оппортунистическую линию, направленную против революционной борьбы с буржуазией и буржуазным государством, главным образом вопросом о независимости профсоюзов, протестом против вмешательства партии в дела профсоюзов и пр. Таким образом эта проблема как будто заново родилась, как будто бы снова поставлен вопрос – партия и профсоюзы. Но надо отметить, что эти остатки старой, когда‑то цельной анархо‑синдикалистской идеологии, имевшей довольно значительные опорные пункты в массах, сейчас представляют собой нечто вроде воскрешения мёртвых и тоскливое пережёвывание исторических воспоминаний. В массах она не имеет никакой серьёзной опоры.

Почему это произошло? Понять причину – это значит дать ответ на основной вопрос – партия и профсоюзы. Французский анархо‑синдикализм родился в период, когда французская социалистическая партия вела чисто парламентскую реформистскую линию, и в довоенном анархо‑синдикализме был несомненно здоровый пролетарский протест против парламентского оппортунизма. Таким образом положительная сторона анархо‑синдикализма заключалась в том, что в нём нашёл отражение здоровый протест рабочих против парламентского кретинизма и низведения политической борьбы рабочего класса к парламентским махинациям. А нездоровое заключалось в том, что анархо‑синдикализм политику приравнивал к парламентским махи