Что нам мешает стать общиной?

Община и/или Личность?

Нужна ли современным городским христианам община? Если да, то какой она должна быть? Размышляет Анна Гальперина.

«Нам нужна община!»

Сегодня в Церкви одной из главных проблем называют построение общины. Об этом пишут и говорят все — начиная от Патриарха и заканчивая мирянами в блогах. Нам нужно строить общину! Это звучит почти что лозунгом. Только почему-то вербальные заклинания не помогают. По факту, церковной общины сегодня в России не существует.

Есть исключения, положительные примеры, да и то, чаще всего — это результат труда конкретного священника, его усилия, помноженные на силу его личности, собирают людей в приход. Но стоит этому священнику исчезнуть (перевели, запретили за активничанье, умер), как церковная община рассыпается.

Не будем сейчас касаться того вопроса, что многих в церковной «администрации», как и в государстве, кстати, пугает вообще появление общины — она сильна, активна, непредсказуема. Так что же такое община?

Что такое община?

Отвечает Википедия…

Религиозная община, как говорит Википедия, — «сообщество людей определённой местности какого-либо вероисповедания, религиозного толка, объединённых с целью совершения богослужений, молитв и обрядов».

Таким образом, собираясь вместе раз в неделю для совместной молитвы, мы уже представляем собой общину? В общем-то, тогда можно и не знать того, кто стоит рядом, молиться только за себя. В общем то, именно такую вики-общину мы уже имеем. Храмы наполняются, люди заходят, обряды исполняют — чего вам еще надо?

Однако мы понимаем, что суть христианской общины не в том, что некие люди в некое время собираются в одном месте для того, чтобы совершить какое-то действо.

Отвечает Устав РПЦ

По Уставу Русской Православной Церкви, «Приходом является община православных христиан, состоящая из клира и мирян, объединенных при храме». То есть, согласно этому документу, в котором, кстати, слово «община» больше не встречается, приход — это уже сложившаяся община. Наверное, когда то, на заре христианства, так и было: именно из общины вырастала Церковь, выбирался священник, строился храм.

Но сегодня все иначе — есть храм, куда назначается священник. А общины нет. Есть прихожане. Может быть, даже есть группа прихожан, которые активно участвуют в каких-то приходских делах. Но и это еще не община. Это — ее возможное ядро. А иногда и невозможное: «Бывает, что излечением паршивой овцы занимается Церковь, священнослужители, малая группа внутри большой группы, воображая, что есть различие между здоровыми овцами и больными, овцами беленькими и черненькими. На самом деле, не должно быть такого положения, когда небольшая группа специально посвящает себя тому, чтобы перевоспитать паршивых овец», — пишет митрополит Антоний Сурожский.

Там же он упоминает и о другом искажении, так часто принимаемом за «общину», этаком варианте эскапизма: «Мы представляем Церковь в образе (о чем говорили уже отцы, образ этот вполне законный и сейчас) Ноева ковчега. Мы внутри, дверь закрыта, и нам не угрожает то, что снаружи. На деле все не так спокойно и просто.

Да, Ноев ковчег — образ Церкви в том смысле, что снаружи — смерть, внутри — жизнь, внутри — спасающая воля Божия и т. д. Но Церковь отличается от ковчега в том отношении, что невозможно оказаться в нем раз и навсегда, попасть в соответствующую клетку — и я говорю о клетках, потому что совершенно очевидно, что за долгие месяцы дождя и Потопа некоторые звери были готовы съесть других ради пищи или от скуки. Все не так просто».

Община как Христос

Конечно, главное в общине даже не богослужение и не молитва, а Христос, именно Он стоит в центре общины, собирает верных, созидает единство чужих друг другу людей. Вот, как решительно об этом пишет Дитрих Бонхёффер: «Вочеловечившийся Сын Божий был и Он сам, и новое человечество… Вочеловечение делает необходимой воплощенность связи учеников в хождении вслед.

Пророку или учителю идущие вслед ни к чему, ему нужны слушатели и сторонники. А вочеловечившемуся Сыну Бога, вошедшему в человеческую плоть, нужна община идущих вслед, которая была бы причастна не только его учению, но и его телу. У идущих вслед есть общность с телом Иисуса… Тело Иисуса Христа есть само воспринятое им новое человечество. Тело Христа — это его община. Иисус Христос — это одновременно и Он сам, и его община (1 Кор. 12, 12).

После Пятидесятницы Иисус Христос живет на земле в образе своего тела — общины… Поэтому креститься — значит стать членом общины, членом тела Христова (Гал. 3, 28; 1 Кор. 12, 13). Поэтому быть во Христе — значит быть в общине. А если мы в общине — значит, мы истинно и телесно в Иисусе Христе».

То есть, христианская община, по Бонхёфферу, и есть Сам Христос. А верующий может стать христианином только в общине. Однако не очень понятно, как просто сборище людей может стать общиной?

Приходские чаепития

— Но часто прихожане просто собираются после службы на чаепитие, не вкладывая в это такой специальный богословский смысл…

— В приходских чаепитиях нет ничего плохого. Я много раз бывал за границей — в Америке, в Италии, в других странах — и видел православные общины, где жизнь складывается по-другому. Например, приход в Вашингтоне: прихожане рассеяны на 200 километров вокруг. Заранее объявляется день, и они собираются. Они записаны как члены прихода, общины.

В Италии в Зарубежной Церкви я видел, как люди собираются после литургии, чтобы решить вопросы, которые на наших приходах решаются сами собой, когда батюшка в конце службы говорит: «Дорогие братья и сестры, у нас будут такие богослужения и мероприятия», — или: «В воскресной школе начинается учебный год, ваши дети могут обучаться музыке, рисованию и т. д.». Всю проблематику нашей церковной жизни можно обозначить и разъяснить. Этой информации достаточно, нам не нужно еще и садиться за чай.

Я спрашивал настоятеля одного прихода: «Какая цель у таких чаепитий?» — «Батюшка, люди приходят на службу, поисповедались, причастились, а бытовые вопросы мы не успеваем обговорить. Когда мы непринужденно садимся за чай, я объясняю людям, какие у нас планы, что мы сделали, что пристроили, что отреставрировали в храме. Допустим, я могу сказать, что проводится сбор на что то, например, на помощь таким-то членам общины». То есть, это не просто чаепитие, это необходимое общение, и оно объединяет и, действительно, полезно: многие люди потом могут долгое время не приезжать. Чаепитие — это и приятно, потому что богослужение, молитва — это довольно напряженный духовный труд, после которого происходит свободное общение.

В Москве тоже есть приходы, в которых установлены чаепития. Ведь нужна особая обстановка внутри прихода, должны быть площади, обслуживающие люди, которые должны все организовать, подать. Тогда настоятель может вести беседы, давать какие-то наставления. Это восполняет недостаток общения с людьми одной веры, который постоянно ощущают наши прихожане. В храме они видят друг друга, но после службы, как правило, расходятся. Естественно, когда общение возглавляет священник, он понимает, о чем нужно говорить, чтобы это послужило на пользу всем присутствующим.

Главный интерес

— На многих приходах идет кипучая деятельность: бездомных кормят, устраивают воскресные школы, паломнические поездки. Это создает общину или превращает приход в клуб по интересам?

— Такая работа ведется не только от избытка энтузиазма. Приходы Западного викариатства по указанию епископа Игнатия готовят даже проспекты о своей внебогослужебной деятельности: в области социальной сфере, просветительской, катехизаторской.

Главное — интерес к проблемам духовной жизни, к окормлению, к духовному руководству. Если этого интереса не будет, не будет никакого движения. Будет, как в протестантской церкви: у них все переключилось на социальное служение и соц. обслуживание. Если заговоришь о каких-то духовных проблемах — тебя могут даже на смех поднять.

Сначала у протестантов был пафос социальной помощи человеку, а сейчас пафос ухода за животными. Целые альбомы выпускают — там и кошечки, и овцы, и птички. Я видел в Германии: люди просто благоговеют, говоря, как нужно заботиться о животных. Это стало для них религиозной деятельностью. Увидев все это в Германии, сначала обрадовался: «Как хорошо, что есть люди, которые с такой любовью заботятся об экологии». Но когда почувствовал, что в этом — суть религиозной активности, направленной на внешний природный мир, но не духовный, внутренний мир, — стало жалко прекрасных людей.

Русский мыслитель Владимир Соловьев говорил: «Самое потрясающее достижение дьявола в наш век — это то, что он сделал веру в Бога неинтересной». С интереса все начинается. Интерес захватывает мысль, сердце, глубину души. Тогда открывается возможность решения духовных проблем. Нет интереса к духовной жизни — ничего не получится. Как его возродить? Это проблема.

— Для создания общины нужен интерес к людям, которые рядом с тобой?

— Авва Дорофей изображает духовный путь так: центр — Бог, и все радиусы идут к этому центру. Чем мы к Богу ближе, тем мы и к людям ближе, тем они нам родней и понятнее. У нас могут быть какие-то несогласия, мы даже можем друг другу досаждать чем то, но по сути дела, все-таки остается это движение — чем ближе к Богу, тем люди более сближаются друг с другом. Это — закон.

— Некоторые смущаются, когда встречают требование общинности, коллективизма в духовной жизни.

— Коллективизм и общинность — это совершенно разные вещи. Коллективизм основан на кнуте: так в СССР в колхозы загоняли. Коллективизм — это внешняя форма, подвластная требованиям времени. Коллективизм был душой, идеей советского времени — везде всё было коллективно, в ранние годы до смешного даже, чуть ли не общих жен проповедовали.

Богословие общины

— А община? Человек ведь рождается один, умирает один, молится один. Разве община — это естественно?

— Появление новорожденного в семье неотделимо от членства семьи. Множество случаев рождения детей вне семьи, характерное для нашего времени, не отделяют ребенка как от Церкви, так и от общества. Замечательно, что чаще всего у этих детей будет острый дефицит — обрести и папу, и маму, и братьев, и сестренок.

«Не добро быть человеку единому на земле» (Быт.). В самой богоподобной природе человека заложены начало и конец — Альфа и Омега — его пути к Вечности.

Промыслительно, что и в Ветхом Завете, и в Новом обозначено начало всех начал: «В начале Бог сотворил небо и землю», — и раскрывается вся метаистория тварного мира (Быт. 1, 1). «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Бог был Слово» (Ин. 1,1) — свидетельствуется возлюбленным учеником Христа-Спасителя — о единстве Природы Божией и Божественных Личностях (Ипостасях).

Посмотрим, как Божия Премудрость полагает свою всесовершенную реализацию — Единство — принцип общности в человеческом роде, прежде всего — в Сошествии Святаго Духа на Апостолов. День Святой Троицы. «Егда снизшед языки слия, разделяше языки Вышний: егда же огненныя языки раздаяше, и в соединение вся призва: и согласно славим Всесвятаго Духа» — кондак Св. Троицы.

Разделение народов последовало после Вавилонского столпотворения. И объединение совершилось благодаря Искупителю мира, свободной жертвой Своей жизни открывшему возможность нового единства излиянием Своего Духа на всякую плоть (пророк Иоиль). Вот — начало подлинного единства в общности.

В книге «Деяния Святых Апостолов» изображена потрясающая икона общности первохристианской общины. Многие продавали свои имения и цену их приносили к ногам святых апостолов, которые распределяли каждому члену общины все необходимое. Дееписатель не мог скрыть и первого испытания в среде апостольской общины. Подвигнутые ревностным примером своих собратьев, Анания и его жена Сапфира продают принадлежавшее им имущество, но утаивают настоящую цену…

«Такова ли цена проданного?» — спрашивает первоверховный апостол Петр. Его вопрошание созвучно вопросу Бога в Раю к Адаму: «Где ты еси, что с тобою?»… «Остановитесь! Не вносите полуправду — ложь в среду Богом устроенной общины!». Как пламенный херувим у врат Рая, Петр отсекает их от единства: «Вы солгали не человеку, но Духу Святому!».

Странно представить, что смерть обоих супругов в мгновение ока унесла их в «иной мир» на глазах всех членов первохристианской общины… Каждый подумает или скажет: «Это же апостольская святая община! Можем ли мы быть апостолами?». Здесь важен ответ на вопрос, что такое «община»? Это — общность в Духе Святом!

Достойно внимания и то, что книга Деяний Святых Апостолов — летопись о зарождении и становлении Святой Церкви. Церковь и община — неотделимые понятия. Они — синонимы по отношению друг к другу. В Святом Евангелии Господь оставит Своей Церкви Божественное свидетельство, касающееся всех веков существования Церкви на земле, укажет иные принципы, усваивая которые, продолжатели Его дела на земле будут способны осуществлять свою миссию.

Они изложены в притче о Сеятеле. Село — это мир. Сеятель — Единородный Сын Божий. Жатва — кончина века. При обильном прозябании пшеницы появляются плевелы. «Разреши, и мы исторгнем плевелы!». «Нет, — отвечает Христос-Спаситель, — пусть всё произрастает до жатвы, чтобы вместе с сорняками не была уничтожена и пшеница»…

Какая великая реальность жизни Церкви, впоследствии определенная святыми отцами! Церковь и Дом Божий — лечебница для духовно страждущего человека. Она открыта для всех. Как корабль спасения праведного Ноя вместил в себя и чистых и нечистых животных, так и Церковь Божия устроена для спасения и праведных, и грешников.

Община рождается от внутренней потребности. Я иду к Богу, я чувствую, как это свято. Испытав, пережив это, я хочу поделиться с ближним. Если он идет к Богу рядом со мной, я хочу почувствовать его локоть, удостовериться, что иду не только я, рядом идут другие, они так же мыслят, то же переживают. Тогда они — мои брат и сестра во Христе. Дружба и общинность должны быть завязаны на этом. Бог — конечная цель, а общность вокруг — как семья, где отец и мать — одни, а детей может быть много, и все они равно родные и близкие. Община построена на принципах духовной семьи. А коллективизм — на командном требовании: «Делайте так, и — всё!».

Права без обязанностей

— Если говорить именно о России, а не о диаспоре, как вы относитесь к идее фиксированного членства в приходах? Должны ли прихожане нести формализованную ответственность за свой приход?

— Вводить фиксированное членство в приходе — дело не одного настоятеля какого-то храма, даже имеющего духовный опыт. Это может решить только наше высшее руководство, начиная от Патриарха, и то это нужно выносить на широкое обсуждение. Членство в приходах — это прекрасно само по себе, но фиксирование сведёт его к социуму.

Неслучайно при выходе из Церкви в притворах часто изображается Ангел, записывающий молящихся, — духовное ли участие в богослужении было или чисто внешнее… Община держится на готовности в чем-то себя ущемить для общего дела, для храма Божия, чем-то поступиться для ее братьев и сестер по духу. Не уверен, что сейчас нужно даже начинать обсуждение этой проблемы на высоких собраниях.

— Миряне воспринимают идею фиксированного членства не только как появление обязанностей жертвовать и работать, но и как право голоса при принятии решений о жизни прихода.

— Представьте, что я — настоятель — скажу: «Вот амбарная книжка — зафиксируйте, что вы прихожанин». Все запишутся, конечно. Но если я скажу: «Если вы прихожане, вы должны выполнять то-то и то-то», - то 90% скажут: «Батюшка, я — бабушка, сижу с внучками». «Я иду на вторую работу». Третий — «я занят тем-то». Получается, человек готов номинально записаться в приход, но позволяет ли ему само положение вещей, его обязанности перед семьей что-то сделать для прихода?

— Какова роль священника в формировании общины? Должен ли он знать всех в лицо, если размер прихода это позволяет?

— Допустим, приход только начал свою жизнь — вот как сейчас в Москве строятся 200 храмов. Или изначально священнику дали строить приход, и он один, молодой, активный. Он начинает создавать общину по какой-то интуиции, или, помолившись, — по благодати, или по любви к прихожанам. Если община растет, нужен второй священник.

Сначала я служил один, но через год увидел, что нужен второй священник, иначе я должен костьми лечь, потому что я не могу и строить, и реставрировать, и вести документацию, и увеличивать каждый год количество служб, и продолжительность исповеди, и число треб. Это в деревне ты можешь определить, какие требы у меня на сей день, а в Москве я каждый день захожу в храм и вижу новых прихожан.

Ничего не ломайте

Как только в храме появляется второй священник со стороны — бывшей общины, скорее всего, больше не будет. Либо второй священник должен вырасти в этой общине, пройти мою школу, быть под моим руководством. Раньше настоятель сам избирал, кто будет ему помощником. Сейчас присылают священника со стороны, и хоть ты ему сто раз что-то скажи, он ответит: «Я иначе воспитан, мой духовный отец не так говорил, а я такой же, как вы, священник, и буду делать, как считаю нужным». Община едва ли возможна без единомыслия всех священнослужителей.

— Иначе получится две партии внутри прихода?

— Они могут и не быть партиями. Но у каждого священника свой воспитательный «почерк». Если смотреть издалека — вот настоятель такой то, приход такой-то. А в частностях, когда ты глубоко рассмотришь отношения на приходе, окажется, что у каждой группы есть что-то свое.

Когда я пришел из храма в Царицыно сюда, в Крылатское, уже будучи духовником города Москвы, меня здесь никто из священников не принял как авторитет. В Царицыно я мог создать общину, потому что все священнослужители проходили через меня: я выбирал образованных, подготовленных людей, они алтарничали, потом шли в семинарию, я давал им рекомендации к Патриарху. Они чувствовали во мне духовного отца.

Когда я пришел в храм Рождества Богородицы в Крылатском, община здесь уже сложилась. Она существовала лет десять, и священники сами руководили своими прихожанами и их воспитывали. Я сразу, как только посмотрел, понял: «Это будет мой крест. Я не буду никого переламывать, что-то доказывать. Я буду просто делать свое дело. Буду являть пример, как я считаю, что надо делать».

Это довольно сложный путь. Сказано в Евангелии: «Нет пророка в отечестве своем». Даже если ты будешь иметь значительный духовный опыт, это не значит, что тебя признают. Конечно, на юбилеях все говорят: «Батюшка, мы у тебя учимся, мы тебя уважаем». Я-то в жизни сталкиваюсь с другими вещами.

Я уже не хочу быть каким-то значимым человеком для священнослужителей, но в то же время эта проблема не простая. Даже если опытный настоятель приходит в другой храм, уже действующий, нужны годы, чтобы войти в строй жизни этого прихода, понять внутреннее, уже сложившееся отношение к богослужению, ко всем и ко всему.

— Известно немало историй, как новый настоятель фактически разгонял сложившуюся до него общину.

— Раньше всем, кого назначали настоятелями действующих храмов, в Патриархии говорили: «Ничего не ломайте на новом приходе, ничего не меняйте». Пусть у меня опыт 40–50 лет, но случилось так, что я перехожу в другой храм, где уже община сложилась, и мне и архиерей, и Патриарх скажут: «Ничего там не ломайте». Это духовные отношения, общинные отношения, они непросты, у них глубокие корни. На все нужно терпение, время, любовь, благодать. Только Бог объединяет и перерождает нас, и то только тех, у кого есть интерес и стремление к этому.

Дружба — святое дело

— Насколько священник может быть близок к прихожанам вне богослужения? Кто-то считает, что вне богослужения священник ничем не отличается от мирян, что возможна дружба. А кто-то говорит, что батюшка должен быть равноудаленным и равноприближенным ко всем, иначе все сломается.

— Принцип дружбы тоже очень высок. Христос в Евангелии говорит апостолам: «Вы друзи мои», — потому что Он открыл перед ними все тайны, излил всю полноту Своего учения. Дружба сама по себе святое дело: мы живем одним духом, одними мыслями, одними чувствами.

Найдем в Священном Писании образцы дружбы — в ней есть святость. Мы часто профанируем слово «друг»: «Ты друг мне, потому что мне с тобой приятно время провести и хорошо пообщаться». Дружба испытывается очень серьезными испытаниями. Многие не выдерживают. Пока ты на хорошем месте, в почете — у тебя друзья. Как только ты попал в сложную ситуацию — смотришь, друзей у тебя нет. Спрашивается, были это друзья? Нет, их и не было.

Друг — это слово святое. Священник может быть другом, но его никто не поставил быть другом. Мой духовный отец, игумен Савва, говорил людям, которые ехали к нему со всего Союза и искали близости: «Я вам дан не для дружбы, а для спасения».

Примечание «Правмира»:

Схиигумен Савва (Остапенко, 1898–1980) — один из известных подвижников-монахов и старцев XX века. С детства хотел стать монахом и священником, во время Первой мировой был призван в армию, затем до 48 лет жил и работал в миру (инженер-строитель). Духовный отец не благословил ему принятия тайного пострига, и в 1946 году он принял монашество в открытой незадолго перед тем Троице-Сергиевой Лавре. Выполнял послушания эконома и духовника богомольцев. Затем был переведен в Псково-Печерский монастырь, где занимал должность благочинного и где похоронен в Пещерах. Автор множества духовных сочинений.

 

Круг друзей обязательно должен быть: семья, у которой нет друзей, ущербна. Друг может быть один, или их будет два, три. Из тысячи людей ты можешь найти двух друзей. Они и в беде тебя не оставят. Когда тебя кто-то опозорит, они тебя не бросят и скажут: «Ты не такой, я уверен в тебе». У священника должна быть дружба, но нежелательно, чтобы священник стал другом всех своих прихожан.

— Священник может считать друзьями тех из прихожан, с кем, так сказать, на шашлыки ездит…

— Разные акции, совместные паломничества, спортивные мероприятия для молодежи, в каком бы качестве священник там не выступил, не значат, что он вступил в область дружеских отношений.

— Узкий круг едущих на пикник, о котором не скажут другим прихожанам — это не акция для всех.

— И все-таки такие отношения — не дружба, а чисто человеческие отношения. Лично у священника может быть двое, трое друзей, как жизнь сама определяет — скорее всего, один-двое настоящих друзей, больше не подберешь. А по роду своего служения священник может быть в любом обществе, вести за собой людей — хоть молодежь, хоть профессионалов. Но он не друг своим подопечным — он священник.

Подпольные общины

— В советское время, когда была запрещена вся деятельность за оградой церкви, когда священнику приходилось цензурировать проповедь заранее у уполномоченного, община могла существовать? Или это было явление только подпольной жизни?

— Может быть, до Великой Отечественной войны они и были подпольными. Тогда была тотальная угроза для верующих, особенно если человек занимал какие-то посты, был ученым. Нельзя было явно участвовать в жизни общины — в лучшем случае тебя бы в ссылку отправили, а то могли приписать любую статью и судить как антисоветчика. Тогда верующие уходили в подполье, но это было незначительное количество людей. Потому что иначе их раскрывали бы: шила в мешке не утаишь.

В советское время общины были не такие «показательные» и не были «обязательными», если можно так сказать. Мы шли в церковь, молились, знали и уважали священников, которые искренне относились к людям и честно несли свое пастырское служение. Мы это чувствовали сердцем и душою. Они проходили очень трудный путь, но народ улавливал, что тот или другой священник с любовью служит Богу, и духовно прилеплялся к ним. Никто не заявлял, что сложилась община.

Например, служил сын отца Алексия Мечева — отец Сергий Мечев. Как только властям стало понятно, что вокруг него появилась община — он сразу пошел на каторгу, в заключение. Потому что община была нежелательным явлением для советской власти с ее принципом коллективизации. Общины были негласными, иначе отцов можно было сажать за контрреволюционную работу.

— Пусть негласно и не при каждом храме, но общины все же складывались?

— Общины складывались сами собой: допустим, архимандрит Сергий (Савельев) был настоятелем многих церквей, люди к нему тянулись. Он 10 лет сидел в тюрьме, потом принял монашество, потом его рукоположили. Он притягивал, душа к нему тянулась. Он ревностно служил, ревностно проповедовал. Меня он взял в алтарь, но потом я почувствовал, что его закваска и пафос борьбы с советской властью стали отделять меня от него. Я такой борьбы не хотел, не чувствовал, что это духовная вещь. Он неприязненно писал об иерархии, из его уст вышло понятие «елоховщина». Мне это не было близко. Я всегда молюсь за него, это прекрасная личность, талантливый, даровитый священник, и голос у него прекрасный, и хоры, и тайные монахини к нему собирались.

 

Примечание «Правмира»:

Архимандрит Сергий (Савельев, 1899–1977) в юности испытал серьезное влияние Николая Бердяева и Валерьяна Муравьева. В 1927 году поддержал Декларацию митрополита Сергия (Страгородского), надеясь, что вслед за Декларацией последует коренное переустройство церковной жизни в соответствии с евангельским духом. Как потом признавался отец Сергий, «мы в этом ошиблись».

29 октября 1929 года арестован и сослан в Северный край (ныне Архангельская область и Республика Коми). Там принял монашество; в 1935 году, после выхода из лагеря, на квартире епископ Леонид (Антощенко) поставляет монаха Сергия (Савельева) во пресвитеры, хотя выходить на «поверхность» не благословляет.

Открытое служение отец Сергий начал лишь в 1947 году в Патриаршем Богоявленском (Елоховском) соборе. Затем его переводили из храма в храм, и жизнь он окончил настоятелем храма Покрова в Медведково. В проповедях архимандрита Сергия — множество обличений (митрополит Питирим в воспоминаниях называет его Московским Савонаролой). В частности, он был противником «торгашеского духа» и запрещал торговлю в храме.

Многие приходы советского времени имели свой особенный «лик». Например, приход отца Всеволода Шпиллера. Его окрестили «духовником московской интеллигенции». Из его храма святителя Николая потом вышло много священнослужителей. Люди чувствовали, что там ревностно служат.

На разных приходах формировались духовные и чуть ли не профессиональные связи. Были священники-иконописцы — к ним тянулись художники. Были священники, которые окормляли артистов.

Когда я или готовился, или только поступил в семинарию, супруга моего друга, теперь тоже 80-летнего протоиерея, духовная дочь отца Николая Голубцова сказала: «Приходи к отцу Николаю, послушай, как он служит». Я подумал: «Ладно, схожу, хотя я знаю многих священников…» Я пришел, он совершал молебен, я почувствовал его таким родным по духу, что идет волна радости молитвенной, что мне хочется прямо к нему прижаться, обнять его. А он читал простые молитвы, какие все мы, священники, читаем.

Он был неказистым на вид, казалось бы, но духом Богу служил, это чувствовалось, и многие к нему тянулись. Люди ценили его служение. Развернутых советов священники тогда не давали: «Спасайся, Бог тебе в помощь. Я молюсь за тебя, иди», — вот и всё.

Патриарший собор в Елохово был образцом высокой классики богослужения. Это был мой первый приход. Когда я туда зашел, я подумал: «Какое же богослужение! Что может быть выше? Боже, мне в мире ничего другого не нужно». Это была волна красоты и гармонии. В 18 лет я крестился. Сколько молодежи ходило в Елоховский собор — в основном все стали священнослужителями.

— То есть церковная жизнь жительствовала, хотя совместные трапезы после богослужения или евангельские чтения были невозможны?

— Происходило «отсеивание» пришедших случайно. В семинарии, я помню, были два или три человека — с образованием, что было редкостью для того времени, ведь атеистические руководители страны считали, церковь — для отживающих бабушек, так что с восемью классами было легче поступить в семинарию, чем с высшим образованием. Чтобы Церковь со временем отмерла сама, туда не допускали людей, способных отвечать на вопросы, поставленные атеистической пропагандой. Но у этих двоих или троих образованных семинаристов сразу возникли такие вопросы к преподавателям, что чувствовалось, что у них нет веры. Через полгода они уже ушли.

А те, кто оставался, были готовы идти до конца. Молодежи было немного, но все стали священнослужителями. Бог призывал.

Беседовала Александра Сопова

Фото Владимира Ходакова

 http://www.pravmir.ru/protoierej-georgij-breev-ob-anatomii-cerkovnoj-obshhiny-nastoyashhej-druzhbe-i-glavnom-interese-v-zhizni/#ixzz3clJI7kRb

 

«На сколько процентов ты прихожанин?»

 

Протоиерей Александр Балыбердин

 

Какой должна быть приходская община, на чем основываться, как строится? Насколько велика ответственность прихожан? Можно ли назвать прихожанами тех, кто ходит в храм, участвует в таинствах, но находится вне приходской жизни? Размышляет протоиерей Александр Балыбердин, благочинный церквей города Кирова.

 

– Что такое приходская община сегодня?

– Думаю, что правильный ответ на этот вопрос в значительной степени зависит от нашего понимания Церкви. Потому что, какая бы община ни создавалась, какой бы приход ни организовывался, он является частью Церкви, которая, по слову апостола, есть Тело Христово.

Поэтому, на вопросы: «что есть приход?», «куда и к кому приход?», – думаю, можно ответить так: приход или прихожане – это люди, пришедшие ко Христу, собранные вокруг Христа, ставшие частью Его Тела – Церкви Христовой.

– Но, вроде, это подразумевается само собой…

– «Само собой» – спорное утверждение. К сожалению, опыт свидетельствует об обратном. Бывает, и нередко, что люди приходят в церковь вовсе не для того, чтобы соединиться со Христом через участие в церковных таинствах исповеди и причащения Святых Христовых Таин, а для того, чтобы что-то «получить» от Бога: «пятерку» на экзамене, здоровье, движение в делах, удачно продать дом, приобрести квартиру и прочее.

Другие ходят в храм, чтобы послушать церковное пение, и, если им нравятся древнерусские распевы, они готовы до хрипоты спорить с теми, кому они не нравятся.

Бывает, что после того, как хор исполнит какой-то особенно любимый ими «номер программы», они тут же выходят из храма, даже посреди Божественной литургии, полагая, что «больше здесь делать нечего».

Даже в многодневный крестный ход длиной в сто и более километров некоторые люди идут вовсе не для того, чтобы соединиться со Христом, а чтобы «испытать себя», «встретиться с единомышленниками» и т.п. Возвратившись домой, они с восторгом рассказывают о том, как «было здорово» в крестном ходе, и с презрением смотрят на тех, кто в него не ходил.

Есть прихожане, которые ходят в храм «на священника» – повидать и послушать «любимого батюшку». Причем, не обязательно мудрого и многоопытного старца, а того, кого они, что называется, «сами себе назначили в духовники», и даже не смотрят в сторону других клириков и прихожан.

По этому поводу даже существует шутка о том, что у православного христианина помимо храма, в который он ходит, будто бы обязательно должен быть храм, в который он не ходит. Очень горькая шутка, но она порой вполне адекватно отражает состояние если не всей приходской общины, то части прихожан.

Причем, как показывает опыт приходской жизни, все эти почитатели батюшек, любители древнерусского пения и крестных ходов, как правило, именно себя и считают «настоящей общиной» и «ядром прихода».

Но спросите их о Христе, спросите, какое отношение всё это и они сами имеют ко Христу, и своим вопросом вы, скорее всего, поставите их в тупик и услышите в ответ: «Разве не для этого существует Церковь, чтобы люди ходили крестными ходами, ставили свечи, пели в храме и слушали священников?»

Община, общение

Думать о том, что люди, которые встречаются в церкви на несколько часов в неделю, могут составлять некое подобие той самой евангельской общины, конечно, ошибочно.

Как это бывает, современные горожане могут двадцать лет ходить в один храм, знать в лицо тех людей, которые стоят рядом с ними на службах, но не понимать, не быть в курсе их жизненных проблем, даже не ведать их имён.

Игумен Агафангел (Белых)

Поэтому, прежде всего, община в современном смысле должна начинаться, мне кажется, с попытки взаимопомощи друг другу, взаимопонимания. Когда мы говорим об общине, мы должны понимать, что это однокоренное слово со словом «общаться» и «общение». Чтобы появилась община, нужно начать общение.

Потому что если мы будем ходить с флагом: «мы – община», но не будем готовы взять на себя какую-то недостаточность другого человека в надежде, что и он нам ответит тем же (а, может быть, и без всякой такой надежды), то все останется на уровне театра и декламации.

Почему нам Евангелие говорит о важности отношений именно с ближними людьми? Потому что от ближних больше проблем. Очень часто удобно любить весь мир, а любить соседа, который сверлит стену в выходные или поздно ночью, или любить родственников, которые ведут себя не лучшим образом по отношению к нам, намного тяжелее.

Бывает, что община формируется спонтанно, когда, допустим, открывается новый приход, и вот люди, ранее друг с другом не знакомые, но объединенные своей верой, объединяются в устроении нового прихода, нового храма. Совместный труд и совместные трапезы, совместная работа над приходскими проблемами сплачивает. Особенно, когда все скрепляется совместной молитвой.

В итоге складывается сообщество людей, которые друг друга знают, готовы носить тяготы друг друга. Чаще они уже прошли и через конфликты, потому что все люди приходят в Церковь со своими огромными минусами, и вот когда люди научились преодолевать эти столкновения своих и чужих минусов, которые мы называем конфликтами, то это только начало установления общинной жизни.

И нередко бывает, что пришел человек на богослужение, потом еще, а потом начинает вливаться в приходскую жизнь. Люди остаются и убираться, и слушать беседы или лекции, на которых говорим о Евангелии, о богослужении. Постепенно начинают общаться друг с другом.

Ну, а кто-то так и не становится членом общины – здесь никто никого не неволит.

Общинная жизнь – это, как я уже сказал, соучастие в делах и прихода, и других людей. Вот, например, возникли у человека проблемы, и всем объявляется, что нужна помощь, возможно, начинается сбор средств. А кто-то может собраться и поехать помочь просто бабушке обои поклеить!

Конечно, богослужение – важнейшая составляющая, но на этом не кончается участие в жизни Церкви. Важно деятельное исполнение заповедей.

С другой стороны, нужно понимать, что любая социальная работа – это не цель, а только инструмент нашего спасения. Если мы просто начинаем заниматься социальной деятельностью потому, что это хорошо, потому, что это действительно помогает тем, кто нуждает<