Петровские реформы и предпринимательство в Российской империи XVIII в.

 

Огромные сдвиги в состоянии отечественного предпринимательства произошли в XVIII веке. Во многом они обязаны своим происхождениям реформам Петра I.

Из своих заграничных вояжей этот царь вывез твердое убеждение в необходимости кардинального переустройства жизни российских городов, которые, как и на Западе, должны были стать главными источниками пополнения казны. При этом его нимало не смущала принципиальная разница в положении европейских и русских городов. Европейский город на рубеже XVII—XVIII вв. являлся средоточием буржуазных экономических свобод и гражданских вольностей; российский же город по-прежнему представлял собой форпост самодержавного угнетения нации. Феодально-крепостническая Россия плохо поддавалась перекройке по западным буржуазным лекалам, но это не останавливало Петра, который в осуществлении своих замыслов опирался на метод жесткого принуждения.

Сразу же после возвращения домой Петр I в 1699 г. приступил к проведению городской реформы и в осуществлении этой затеи не знал удержу.

Первая промежуточная цель данного мероприятия — сформировать городские сословия с тем, чтобы «всего российского купечества рассыпанную храмину паки собрать»; конечная же цель заключалась в том, «чтобы везде из того простиралася настоящая государственная польза». В переводе на язык экономики последняя велеречивая формулировка петровского указа означала не что иное, как стремление Петра «создать надежное тяглое сословие и надежных поставщиков казны». Впрочем, сам Петр I и не скрывал своих истинных намерений. Приступая к собиранию «рассыпанной храмины» российского купечества, он объявил, что это делается для того, чтобы «купецкие люди» не разорились от поборов приказных и ратных служб и чтобы «казне Великого Государя было пополнение». Для этого по указу Петра создавалось городское самоуправление, избираемое из посадских людей; городам предоставлялось право, «буде они похотят», освободиться от власти воевод и свою жизнь регулировать решением выборных органов — земских изб и магистратов. Судебная власть также передавалась выборным органам и бурмистрам, которым вменялось в обязанность править купеческими делами. Переключая торговцев на самоуправление, как в Европе, Петр стремился отвести купеческие капиталы от бездонных карманов воевод, приказных и ратных людей и направить их поток в еще более необъятную казну.

Для этого Петр I разделил всех регулярных граждан (так отныне именовались жители городов) на две гильдии — с неодинаковыми квотами представительства в органах самоуправления и разными правами∗. К 1-й гильдии регулярных граждан (или просто граждан) былиотнесеныгорожане, которые, небудучидворянамиихлебопашцами, имелиследующиезанятия: купцы (оптовикиибывшиегости), банкиры, художники, ученые, мореплаватели, лекари. (Сучетомличного авторства Петра I в составлении соответствующих указов небезынтересно проследить его представления о профессиональном рейтинге.) Ко 2-й гильдии — торговцы мелочными товарами и съестными продуктами, а также ремесленники. В указе представители 2-й гильдии именовались «подлыми гражданами»∗∗. За пределы гильдейской решетки были вынесены т.н. «подлые люди» (заметим—неграждане): поденщики, приказчики, рабочий люд.

Надежды Петра I на очищающее воздействие самоуправления («свой своему поневоле брат») не оправдались. Точнее сказать, они полностью провалились. За 500 лет пребывания в угнетенном состоянии россияне полностью утратили «общественное чувство», т.е. чувство гражданственности. Не в меньшей мере сказалось «сильное влияние принципа кормления, который в Московском государстве захватывал каждого, кто только становился властью, все равно — назначенной или выборной». Говоря иначе, сам того не желая, Петр I загнал купечество в положение между Сциллой и Харибдой, когда воеводы и приказные по-прежнему грабили его, но с еще большим остервенением вершили это чиновники уже новой, петровской, генерации — бурмистры. Со всех концов страны к Петру I стекались донесения о том, что за «градскими бурмистрами премного воровства взыскано», что именно от них «премногие явились кражи казны». И ни жесткий «правеж», учиненный Пером I над мздоимцами и казнокрадами, ни публичные порки не избавили Россию и ее купечество от притеснений бюрократии.

И еще один момент нельзя не отметить. Проводя с большим напором городскую реформу, Петр I меньше всего думал о главном объекте реформаторских устремлений — о самом купечестве. Это было преобразование не ради народа, в том числе и купечества, а ради казны (т.е. в конечном счете ради преобразования армии и флота и осуществления геополитических задач). Иначе чем объяснишь следующий парадокс внутренней политики Петра: делая ставку на самую «капитальную» часть российского общества, всесильный самодержец палец о палец не ударил (не рискнул? не посмел? не захотел? побоялся?), чтобы ускорить процесс формирования торгового сословия в России — со всеми вытекающими правами купечества хотя бы в экономической сфере. Восприняв у Запада лишь техническую и фискальную сторону развития, Петр I не пожелал выпустить из-под своей жесткой опеки контроль за источниками, масштабами и происхождением купеческих капиталов, чтобы принудительно соединить их с лихорадочно форсируемым «военно-промышленным комплексом».

А самое главное: Петр не вывел купечество из тяглового состояния, понудив его платить унизительный подушный налог наравне с крепостными крестьянами. Вместо буржуазных свобод, увиденных на Западе, Петр I отвел российскому предпринимателю жалкую роль экономической прислуги своих реформаторских инициатив.

И тем не менее нельзя сказать, что Петр I ничего не предпринял для возвышения российского купечества. Уже сам факт особого отношения царя к данному субъекту экономической жизни не мог остаться не учтенным современниками и преемниками Петра I. Кроме того, Петр освободил отечественное купечество от многих пошлин, значительно ослабил иностранную конкуренцию, прорубил, наконец, для торговых предпринимателей широкое «окно в Европу», оседлав Балтику. «Допетровская Русь уже знала капитализм, но в его примитивной, грубой форме лишь торгового капитализма; в ней уже была и уже сильно росла… торговая буржуазия», — утверждал (вслед за М. И. Туган-Барановским, С. С. Заком и другими историками и экономистами) один из крупнейших историков российской буржуазии. Утверждение, прямо скажем, небесспорное. Но бесспорно другое: именно Петр I подтолкнул купечество, завоевавшее торговлю и сбыт, к завоеванию производства.

Форсированная европеизация России, осуществляемая насильственными, жестокими, нередко варварскими методами, милитаризация экономики, чудовищное «размножение» бюрократического аппарата и многое другое — все это непосильным грузом легло на плечи податных и тягловых сословий, в том числе купечества. Податные тягости при Петре I утроились (с 25 млн. до 75 млн. в год), а население страны уменьшилось на 3 млн. и составляло в год смерти первого российского императора (1725 г.) 13 млн. человек.

Не произошло изменений к лучшему в положении российского купечества, о чем слезно просил царя в своей замечательной «Книге о скудости и богатстве» Иван Посошков — великий (как выяснилось впоследствии) экономический мыслитель петровского времени. «Торг — дело великое, — убеждал Иван Тихонович царя, — понеже купечеством всякое царство богатится, а без купечества и даже малое государство быть не может, и того ради под вольным охранением блюсти их надлежит, и от обид их оберегати, дабы они ни от кого обидимы не были и во убожество не входили б, Его Императорскому Величеству приплод бы несли с усердием». Призывы умнейшего экономиста и великого патриота России оказались гласом вопиющего в пустыне. Никто не знает, читал ли Петр I адресованное ему сочинение, однако точно известно: его автор тут же был заточен в Петропавловскую крепость, где и скончался под пытками в феврале 1726 г. (Рукопись И. Т. Посошкова, случайно обнаруженная в архивах тайной канцелярии, была издана Н. П. Погодиным лишь в 1842 г.). В России никогда не любили и не ценили новаторов, особенно в такой деликатной сфере, как экономика.

Не случайно подавляющее большинство экономических новаций Петра I умерли вместе с ним. Именным указом от 24 февраля 1727 г. императрица Екатерина I фактически отменила петровскую городскую реформу, признав ее несостоятельной и даже вредной, ибо «не токмо крепостные… в великой скудости обретаются и… в крайнее разорение приходят, но и другие дела, яко коммерция, юстиция и монетные дворы…». 17 марта 1727 г. была учреждена особая «Комиссия о коммерции», которая призвана была исследовать причины упадка торговли и выработать действенные меры по оживлению этой важнейшей сферы хозяйственной жизни государства. Екатерине I не удалось дождаться результатов работы этой комиссии; она скоропостижно скончалась в том же 1727 г., однако последовавшие за ней воспреемники престола, верные петровской традиции, цепко держали «капитальных людей» в поле своего неослабного внимания.

Дочь Петра I, Елизавета Петровна, едва взойдя на престол, предприняла нечто конкретное, что действительно ускорило формирование купеческого сословия в России. Речь идет об учреждении в 1742 г. трех купеческих гильдий. В самом мероприятии видится определенная преемственность молодой императрицей идей своего державного родителя, но и была принципиальная разница. Так, если Петр разделил на гильдии регулярное городское население, то елизаветинское деление касалось только купцов. Для чего это делалось? Ответ прежний: все с той же фискальной целью, ибо налог с торговых капиталов явно не соответствовал их размерам.

Итак, учреждались три купеческие гильдии. На каких принципах и основаниях производилось деление по гильдиям? Формально по комбинированному принципу — функционально-имущественному, но фактически по одному — функциональному, т.е. по виду торговли — с учетом того обстоятельства, что разные виды торговли приносят разные доходы.

Сама по себе данная мера заметно оживила предпринимательскую деятельность в России, втянув в эту сферу представителей различных социальных слоев, в том числе немало лиц «подлого звания». Корни могучих предпринимательских династий — Гарелиных, Коншиных, Мамонтовых, Найденовых, Алексеевых и др. — берут начало в середине XVIII в.

Гильдейская система безусловно повысила социальный статус купечества, его вес в глазах общества, однако не принесла ожидаемых пополнений в государственную казну. Дело в том, что в России, как и повсюду во все времена, фискальные отношения правительства с народом строились по схеме игры в «кошки-мышки». Правительству всегда хотелось запустить поглубже свою руку в карман налогоплательщика, а последний всегда стремился соорудить в том же кармане фигу незамысловатее. И купечество не являлось исключением из этого правила, тем более, что изъяны елизаветинской гильдейской системы были запрограммированы изначально.

Введенная с единственной целью — упорядочить взимание налогов с торгового сословия, эта система оставила в неприкосновенности унижающую купеческое достоинство прежнюю «сорокаалтынную» подушную повинность (алтын — 3 копейки). Однако проблема заключалась в другом. Как известно, для того, чтобы установить «справедливый» размер налога, необходимо, как минимум, решить две задачи: установить источники доходов и, точные их размеры.

Но чтобы ответить на эти вопросы, необходимо содержать целую армию фискалов, т.е. налоговых чиновников — в большинстве своем, как уже отмечалось, лихих мздоимцев и взяточников, содержание которых влетало казне «в копеечку» колоссальных размеров. При данной системе процедура изъятия в государственную казну торговых повинностей напоминала дорогостоящую охоту с загоном, когда улюлюкающих много, а добычи можно и не дождаться, ибо взятые в загон «стреляные волки» уже давно научились перемахивать через красные флажки.

Коренным образом положение изменилось в годы царствования Екатерины II — самой выдающейся, на наш взгляд, личности на российском троне в новой истории. В последней трети XVIII в. начинается новый этап в истории российского предпринимательства, в том числе и торгового. Екатерина II сделала то, чего не посмели сделать ее предшественники на российском троне: она до небывалых ранее масштабов расширила личные и индивидуальные права купечества, освободила его от «презрительной подушной» подати, т.е. избавила «от большого невольничества», как писали сами купцы. А главное — Екатерина II предоставила купцам реальные «свободы» и «вольности» в их предпринимательских делах. Составленный императрицей «Наказ» содержит поистине мудрое суждение: «Торговля оттуда удаляется, где ей делают с притеснения, и водворяется там, где ее спокойство не нарушают».

Екатерина II волевым решением «сверху» довершила то, что давно уже созрело «внизу», — учредила третье сословие в России. Екатерина ввела новую процедуру собирания налогов с купцов.Теперь никто не делил купцов по налоговым категориям: теперь они делились, т.е. сами делили себя. По имущественному принципу с обязательством ежегодно выплачивать сбор в размере 1% с «капиталов, по совести объявляемых», так говорилось в указе Екатерины II (1775 г.). Обратим внимание на психологический смысл формулировки: «с капиталов, по совести объявляемых». Так доверительно российское государство еще никогда не общалось со своими подданными, и это не могло не импонировать купечеству, которое с ликованием встретило указ Екатерины II. Но, кроме того, указ был наполнен глубоким экономическим содержанием.

История, в том числе наиновейшая, полна примеров, когда самый распрекрасный указ или высочайшее постановление превращаются в пшик, если они не подкрепляются действенным механизмом их исполнения. Екатерина II не была столь наивной, чтобы апеллировать только к совести торгового люда, не подкрепив свой призыв целой системой мощных стимулов, название которым — привилегии. Для каждой купеческой гильдии устанавливались привилегии, значительно дифференцированные между собой. Вот почему купечество устроило настоящую гонку за получением гильдейских званий, хотя «входные билеты» в эти корпоративные сообщества стоили недешево по тем временам. Так, заявленный «по совести» капитал свыше 10 тыс. руб. давал право на получение звания купца 1-й гильдии, от 1 тыс. до 10 тыс. — 2-й, от 500 р. до 1 тыс. — 3-й; лица, заявившие капитал менее 500 руб., причислялись к мещанам. По существу в указе Екатерины II 1775 г. (подкрепленном городовым положением 1785 г.) в тщательно закамуфлированной, но достаточно уловимой форме провозглашалось и утверждалось право государства торговать социальными привилегиями. Но игра, в которую правительство втягивало «капитальных» людей, право же, стоила свеч.

Какой же «товар» предлагало правительство российскому купцу в обмен на однопроцентный сбор с капиталов? Привилегии (по бюрократической терминологии того времени — «разные преимущества по торговле и по изъятию от действия общих законов») устанавливались в зависимости от гильдий. Так, купцы 1-й и 2-й гильдий и их домочадцы освобождались от телесных наказаний, рекрутских повинностей, солдатских постоев; им предоставлялось право свободного передвижения по всей территории и проживания в любом месте империи, а также право удостаиваться награждения орденами и чинами «за оказание Отечеству особо важной заслуги». Сверх того, купцам 1-й гильдии предоставлялось чисто дворянское право приезда к императорскому двору при шпаге (если в русской одежде — при сабле), право ношения губернского мундира и право после 12-летнего непрерывного пребывания в 1-й гильдии быть удостоенным звания «коммерции советника» (звание введено Павлом I), а затем (с 1832 г.) и звания «мануфактур-советника».

Согласно городовому положению 1785 г., «средний род людей» записывались в шесть магистратских книг, при этом гильдейское купечество записывалось во Вторую книгу. Но в этом номенклатурном реестре была специальная — Пятая — книга, куда заносилась элита третьего сословия — именитые граждане. Это звание приобреталось: 1) продолжительною и беспорочною службой в городских выборных органах; 2) значительными капиталами и торговыми оборотами (купцы, объявившие капитал свыше 50 тыс. руб.; банкиры — свыше 100—200 тыс.; оптовики, судохозяева, отправляющие за море свои корабли); 3) образованием (имеющие университетские аттестаты (дипломы), художники, скульпторы). Звание «именитый гражданин» всего один шаг отделял от дворянского звания, и шаг этот был вполне преодолимым.

Трехступенчатая гильдейская система продержалась в России до 1863 г., когда 3-я гильдия была упразднена (из-за ее многочисленности), а 1-я и 2-я формально просуществовали до 1917 г., но практически уже задолго до этого потеряли прежнее значение, особенно после того, как в 1874 г. была отменена рекрутская повинность и введена обязательная всесословная служба в российской армии.

В царствование Александра I было упразднено именитое гражданство и учреждено первостатейное купечество; обладатели этого звания заносились в Бархатную Книгу «с целью увековечить память знатных купеческих родов». В 1832 г. для лиц третьего сословия учреждено было звание «почетный гражданин».

Небывалые возможности продвижения по социально-классовой вертикали буквально вскружили голову многим представителям третьего сословия, побудив их к бешеной гонке за дворянскими званиями.

Массовым стало явление, когда купцы «по совести» заявляли резко завышенные размеры своих капиталов — лишь бы взобраться на более высокую гильдейскую ступень, заполучить чин или орден, а там, глядишь, и дворянское звание. Взирая на «подлый» купеческий поток в дворянское сословие, талантливый и едкий публицист того времени, князь М. М. Щербатов, «изобрел» для этого явления ярлык, ставший крылатым, — «чинобесие».

Распаляя вожделение купечества, играя на самолюбии и извечных амбициях торговых предпринимателей, Екатерина II ввела одну комичную, но, как подтвердилось вскоре, чрезвычайно эффективную (для казны) дифференциацию в правах гильдейского купечества. Так, купцы 1-й гильдии имели право круглый год разъезжать по городу на паре лошадей — в карете, купцы 2-й гильдии — то же самое, но в коляске, а вот купцы 3-й гильдии — в возке и только на одной лошади, и лишь весной и осенью (в распутицу) они могли подпрягать вторую. Нарушение этого порядка каралось весомыми штрафами.

А теперь вообразите себе состояние жены купца 3-й гильдии, повстречавшей на вечернем променаде свою подругу — жену купца 2-й гильдии… Не правда ли, очень актуальная ситуация.

Замысел Екатерины II пополнять казну за счет капиталов гильдейского купечества удался полностью. Как и другой замысел — направить купеческие капиталы в промышленность, что не удалось в свое время сделать Петру I.

Однако главным результатом ее «материнской заботы» о купечестве явилось создание реальных условий — экономических, правовых, социальных — для оформления купечества в самостоятельное сословие, на базе которого пустило корни и пошло в бурный рост третье сословие в России.

Исторической заслугой российского торгового предпринимательства является прежде всего то, что именно оно обеспечило России материально-финансовую основу для ее перехода к цивилизованной модели экономического развития. В качестве подтверждения и для «плавного перехода» к теме следующего раздела приведем выдержку из уже упомянутой книги П. А. Бурышкина: «Русские фабрики были построены и оборудованы русским купечеством. Промышленность России вышла из торговли… И если результаты говорят сами за себя, торговое сословие было в своей массе здоровым»

Нет, пожалуй, ни одной публикации о Петре I, в которой великий преобразователь России не был бы назван отцом русской промышленности, и в этой метафоре нет никакого преувеличения. Чем была Россия до Петра по своей хозяйственной инфраструктуре? Правильно: земледельческой, аграрной страной, и такой Россия останется еще два столетия с лишним — преимущественно. Но она была не только земледельческим государством. Как уже говорилось в предыдущем разделе, Россия была еще и страной развитой торговли, обороты которой исчислялись миллионами. Экстраполируя данный факт на общие закономерности развития капитализма, многие авторы утверждают, что российский торговый капитал, завоевав торговлю и сбыт, жаждал завоевать производство, чтобы вершить промышленный капитализм. Увы! На самом деле все происходило с точностью до наоборот, иначе зачем было Петру I хвататься за кнут, приберегая пряник «на потом». Российский купец-капиталист не обнаруживал ни малейшей охоты захватывать производство, рассуждая, по-видимому, в духе анекдотической схемы: «а зачем, когда и так хорошо!». Купец предпочитал заниматься своим прямым делом — торговлей, скупая продукты кустарных промыслов, монопольно сбывая их и наживая на этом огромные капиталы. От добра добра не ищут, особенно на Руси, и трудно сказать, через сколько времени, эволюционируя в русле общих закономерностей, русский купец «дозрел» бы до понимания необходимости вкладывать капиталы в развитие промышленности.

Великий преобразователь страны не мог ждать. Он торопился, желая, по-видимому, еще при жизни увидеть Россию великой страной. Из двухлетней поездки за границу, из опыта крайне неудачного начала Северной войны молодой царь вынес твердое убеждение: у России нет доброжелателей в этом мире, и, чтобы устоять перед возвысившейся Европой, нужна регулярная армия. Артиллерия. Морской и речной флот. Огромное количество сукна (для солдатских мундиров), полотна (для парусов), чугуна, железа, меди, бронзы, пороха и много-много другого. Откуда взять все это? На мелкий кустарный промысел — никакой надежды. Полагаться на иностранный привоз? Полагалась птичка на кошку… Да и денег не было на импорт. Оставался единственный вариант — «насадить» отечественную промышленность.

Следует заметить: политика ориентированного «насаждения» промышленности не является изобретением Петра I, как об этом часто пишется. Промышленность любой европейской страны «насаждалась» если не полностью, то на 75%.

Но «размножение» отечественной промышленности — чрезвычайно дорогостоящая затея, тем более что начинать приходилось с нуля, на голом месте. Петр получил от своего «тишайшего» родителя всего десяток с небольшим хилых мануфактур, вырабатывавших самые примитивные предметы [3]. Где взять необходимые капиталы? — вот в чем вопрос, который приобрел для Петра I гамлетовскую остроту. Точнее говоря, наибольшую трудность решения вызывал не вопрос «где?», а «как?» приложить капиталы к промышленности. Чьи капиталы? Разумеется, купеческие. Ведь богаче купцов нет никого в любом царстве-государстве. Но ведь не дадут эти бородатые «золотоноши», не пойдут со своими капиталами, что тогда? И на это у Петра был готовый ответ: «Всем известно, что наши люди ни во что сами не пойдут, ежели не приневолены будут», — читаем мы в одном из указов императора — правда, более позднего времени (1724 г.), но, думается, он типичен для умонастроений Петра на протяжении всей его жизни, тем более что и этот указ касался купечества.

Заметим, кстати: указы Петра I — увлекательнейшее чтение на все времена; оживленные ненормативной лексикой, наполненные поучительными сентенциями и неожиданными суждениями, они ярче и глубже иных описаний характеризуют личность этого великого россиянина. Трудно удержаться от того, чтобы не привести еще одну выдержку из петровского указа — на этот раз пространную — по затронутому вопросу. Так, в ответ на донесения о том, что среди купечества как и ожидалось, нашлось немного желающих втягиваться в промышленное предпринимательство, Петр отвечает указом, в котором есть такие строки: «Что мало охотников, и то правда, понеже наш народ, яко дети, неучения ради которые никогда за азбуку не примутся,’ когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно из всех нынешних дел не все же неволею сделано, и уже за мною благодарение слышится, отчего уже плод произошел, и в мануфактур-делах не предложением одним делать, но и принуждать и вспомогать наставлением, машинами и всяким способом, яко добрым экономом быть».

И все-таки, как отмечает исследователь, «грозя суровою дубинкою правительственных репрессий и маня щедрыми милостями, Петр Великий втягивал крупных капиталистов, вышедших из рядов купечества, на путь фабрично-заводской деятельности». Процесс этот шел не так стремительно, как хотелось Петру, так как на пути российского купечества от торговли к промышленному производству обнаружился целый ряд препятствий. Три из них были особенно серьезными: 1) конкуренция иностранцев; 2) почти полное отсутствие рабочих промышленных профессий; 3) отсутствие рынка сбыта.

Все эти проблемы Петр I решал в присущей ему повелительно-принудительной манере, чем и вызвано «русское своеобразие» промышленного развития страны. Во-первых, для защиты отечественной промышленности он воздвиг «китайскую стену протекционизма». Постоянно запрещая ввоз из-за границы тех или иных товаров, в 1724 г. Петр установил общий протекционистский тариф, по которому товары, которые производились в России, облагались при ввозе пошлиной в 50—75% стоимости.

Более сложным представлялось решение второй проблемы, связанной с укомплектованием создаваемых фабрик рабочими кадрами. В развитых странах Европы, которым поклонялся Петр, фабричное производство основывалось на труде наемных рабочих. А как быть в крепостнической России, где «вольный труд» появится еще очень и очень нескоро? Сначала Петр раздает фабрикантам «казенных» крестьян (помещичьих трогать нельзя, ибо они — «крещенная собственность» дворянства — опоры самодержавного режима). Затем начинается отлов и препровождение на фабрики под конвоем бродяг, профессиональных нищих, мелких преступников, девиц «легкой профессии», беглых крестьян. Но с последними вышла заминка, так как помещики, чьей «крещенной собственностью» являлись беглые крестьяне, часто требовали вернуть их назад. И здесь Петр I, к явному неудовольствию помещиков, издает 18 июля 1721 г. указ, строго запрещающий возвращать с фабрик крестьян, «чьи бы они ни были, хотя и беглые являются… понеже интересанты (владельцы — А.Г.) фабрик объявляют, что затем в фабриках им чинится остановка» [7]. Этот указ логически дополнил самый важный и принципиальный в связи с развитием фабричного производства указ Петра I от 16 января 1721 г., по которому интересанты (а среди них было немало вчерашних крепостных) имели дворянское право приобретать целые деревни «под такою кондицией, дабы те деревни всецело были при тех же заводах неотлучно» [8]. Говоря иначе, Петр I ввел систему принудительного труда на русских фабриках (такие фабрики назывались «посессионными»). Сам внешний вид петровского промышленного заведения напоминал острог — с рвами, насыпными валами и высоким частоколом по периметру. А если учесть суровый режим труда (14—16-часовой рабочий день, битье за провинности, казарменное проживание и т.д.), то петровская «посессионная фабрика» являлась не чем иным, как прообразом советского ГУЛАГа, а Петра I можно считать прародителем последнего.

Решение третьей проблемы также отмечено печатью российской специфики. Как известно, любая «буржуазная» фабрика действует с ориентацией на рынок народного потребления, удовлетворение массового спроса. Тем она живет и богатеет. Такая фабрика не нужна была Петру I; ему нужна была фабрика, удовлетворяющая в первую очередь потребности военных и морских ведомств. Учитывая отсутствие внутреннего рынка для соответствующих «произведений» фабричной промышленности (пушки, ядра, паруса, мушкеты и др.), Петр восполнил данный пробел экономической процедурой, которая хорошо знакома советскому человеку и называется — госзаказ. Таким образом, Петра I можно считать родоначальником еще двух чрезвычайно живучих факторов отечественной экономики: ВПК и госзаказа.

А теперь — о конкретных формах вовлечения состоятельных людей России в занятие промышленностью. Указом от 27 октября 1699 г. Петр I приказал купечеству вести дела по-новому, как в Европе, объединяясь в компании (по терминологии петровского указа — «кумпанства»).

В Европе к тому времени уже до блеска «обкатали» многие коллективные формы предпринимательской деятельности. Наиболее широкое распространение получили такие объединения предпринимателей, как компании и общества («сосьет»). Общества — это небольшие, в 2-3 человека, объединения, создаваемые для ведения торговых операций, как правило, внутри страны; для их учреждения не обязательно разрешение властей. Иное дело — компании, которым в «Коммерческом словаре» братьев Савари (XVIII в.) дается такое определение: «Совокупность лиц, собравшихся в одном и том же месте или соединившихся ввиду одной и той же цели». Между обществом и компанией были важные различия. Во-первых, в компании «совокупность лиц» была гораздо более 2-3 человек. Во-вторых — и это главное, — компании учреждались только с разрешения правительства и действовали под его неусыпным контролем. Думается, именно это качество имел в виду Петр I, повелевая создавать «кум-панства», которые в «Лексиконе» В.Татищева (тоже XVIII в.) определялись как «неколикое (некоторое. — А.Г.) число людей, какое-либо согласие или сообщество содержать договорившихся».

Следует сказать, что коллективные (мирские, общинные) формы деятельности известны на Руси с глубокой древности; они составляют одну из национальных примет экономического быта русского народа. Кроме купеческих «складок», о которых говорилось выше, известны промысловые артели на севере (помытчики), «ватаги» на юге (рыбаки, соленники), в которых объединялся труд их участников. Были на Руси и такие предприятия, в которых объединялся и труд, и капитал. Но все подобные начинания не получили необходимого развития в своеобразных условиях России.

И вот явился Петр I и бросил клич: «Даешь торгово-промышленный комплекс!» (как можно было бы написать, если бы дело происходило двумя столетиями позднее). По примеру западных правительств Петр привлек в компании людей состоятельных, денежных, «капитальных», невзирая на их сословную принадлежность, и ему довелось довести начатое дело до конца. По мнению видного русского историка А.С.Лаппо-Данилевского, «промышленное производство в России в первой половине XVIII в. если не исключительно, то преимущественно было сосредоточено в компаниях».

Первые торгово-промышленные компании Петр I создавал явочным порядком, когда купцов приходилось тащить в них буквально за уши или за бороды. Ричард Пайпс в своей книге, о которой говорилось выше, дает описание процедуры преобразования московского Суконного двора в компанию, которое Петр I осуществил по совету своего друга — шотландца Я. В. Брюса. «Зная, насколько тяжелы на подъем русские торговые люди, — пишет Р.Пайпс, — он выбрал ряд имен из списков ведущих купцов империи и назначил этих лиц членами компании. По совершению этого он послал солдат отыскать Своих жертв и привезти их в Москву «на срочную высылку».

Добиваясь широкого привлечения купечества в создание торгово-промышленных компаний, Петр предоставил «интересантам» (или «интересентам») колоссальные льготы и привилегии: монопольное право на производство своих изделий, огромные беспроцентные ссуды, освобождение от пошлин, право иметь крепостных и другие. Он даже пошел на то, что в 1711 г. отменил царскую коммерческую монополию на все товары, за исключением водки, хлеба, табака и соли.

Умело используя предоставленные привилегии, компаньоны очень быстро нажили огромные капиталы. Среди них выделялись купцы Еврейновы, Марковы, Мокеевы, Старцовы, Турчаниновы и другие [11]. Первых промышленников России Петр I буквально лелеял, осыпал всевозможными милостями и зорко оберегал их от произвола чиновников. Превыше всего он ценил в людях «творческую жилку», инициативность, работоспособность, не придавая никакого значения их зачастую «подлому» происхождению. Он вознес на вершину власти, богатства и славы таких организаторов промышленности, как А.Курбатов, Н.Антуфьев (впоследствии — Демидов), М.Затрапезнов и прочих.

Помимо купцов, Петр энергично втягивал в промышленную деятельность своих царедворцев и дворян, которым по достижении 40-летнего возраста разрешено было заниматься торгово-промышленным промыслом. Не всегда разделяя устремления императора, но желая угодить ему, чтобы остаться в обойме приближенных, многие из царедворцев и «простых» дворян включились со своими немалыми капиталами в гандикап «компанейской» гонки, устроенной Петром. Так, на создание Московской суконной мануфактуры граф Апраксин внес колоссальную сумму в 20 тыс. руб., граф Шафиров — еще больше — 25,8, граф Толстой — 20 тыс., в то время как совокупный взнос московских купцов в это предприятие составил 23,5 тыс. руб.

Следует отметить, что многие очень богатые купцы, которым указано было войти в «кумпанейства», не пожелали объединяться с «чужими» и предпочли вести фабричные дела торговыми домами, т.е. союзами неразделенных родственников. Так, к примеру, поступил ярославский купец Максим Затрапезное. По именному указу Петра Великого, Затрапезнову с сыновьями приказано было вступить в число компаньонов голландского предпринимателя И. Тамеса и производить в Москве полотняную мануфактуру. Однако Затрапезнов испросил дозволения «завести» такую мануфактуру в Ярославле и вести ее самостоятельно — с сыновьями. Такое дозволение было дано и, по-видимому, не только Затрапезнову. Для Петра главным было привлечь купеческие капиталы, а в какой форме — не столь важно, тем более что собственником всех мануфактур, даже созданных на частные средства, оставалось государство. Дело Затрапезнова продолжили его сыновья — Иван, Андрей и Дмитрий. Мануфактуры Затрапезновых в Ярославле составили гордость России.

Для быстрейшей постановки фабричных мануфактур и улучшения качества выпускаемой ими продукции Петр I обязал компаньонщиков посылать молодых и смышленых работников на выучку за границу, а также разрешил приглашать оттуда мастеров различных профессий.

Принуждая купечество строить «кумпанства» или открывать собственные мануфактуры, Петр I не скупился на милости и поощрения: раздавал крупным промышленникам и «кумпанствам» в монопольное владение целые отрасли производства, осыпал их золотым дождем казенных субсидий, жаловал особо отличившихся фабрикантов чинами, орденами и дворянскими званиями. Кажется, не было ни одной меры «от кнута» или «от пряника», которую не применял Петр I для превращения России в фабричную страну. Ценой огромного напряжения сил и средств удалось пустить в действие свыше двухсот фабрик, что, безусловно, обеспечило России определенную военно-техническую независимость от западных стран.

И тем не менее результаты политики «размножения фабрик» не радовали Петра. «Доносители» регулярно снабжали его однотипными фактами: «Получив монополию, крупные промышленники сплошь и рядом обращали ее в источник большого дохода, нисколько не заботясь о развитии производства и техники». Государственный монополизм, воровство фабрикантов и взяточничество чиновничества тормозили развитие производительных сил страны, увеличивая ее отставание от стран Запада. В борьбе против «мздоимства великого и краж» Петр прибегал к самым крутым мерам. Штрафовал и прилюдно дубасил палкой своего друга юности и любимца Меншикова, отправил в ссылку вице-канцлера Шафирова, подверг публичной пытке петербургского губернатора Корсакова, повесил тобольского губернатора Гагарина и т.д., и т.д. — и все как об стену горох.

Глубоко разочарованный бесчестностью соратников, ненасытной алчностью и безнаказанностью промышленников, которых он пестовал с такой любовью, первый российский император к концу жизни начал пересматривать свои концепции экономического преобразования России, признав все свои меры в этом направлении временными. И тем не менее именно Петр Великий подвинул Россию в сторону промышленного развития — честь