Система лексических оценок «оскорбления»

Под коннотативным компонентом значения слова в лингвистике понимается дополнительная информация по отношению к его семантическому значению, связанная с характеристикой ситуации общения, участников акта общения, определенного отношения участников акта общения к предмету речи, и друг другу, т. е. «коннотация – это часть системного значения языкового знака» (Стернин 1979: 89). Коннотация не выражается эксплицитно, т. к. это семантическое тождество значения слова, которое включает в себя совокупность семантических представлений, чувств и оценок, которые создаются в процессе восприятия слов-знаков. В широком понимании коннотация – это вся дополнительная информация слова, связанная с субъективно-чувственными стереотипами отражения действительности индивидом, с лингвокультурным компонентом значения слова, с принадлежностью к определенному лексическому полю и способная нести мировоззренческую и этносоциальную нагрузку. В акте речи компоненты значения слова выступают в динамическом единстве и тем самым демонстрируют свою выделимость и семантическую объективность.

Коннотативный компонент слова играет большую роль при порождении речи, при оценке коммуникативной ситуации и при выборе слов, совпадающих по денотативному компоненту, но различающихся по стилистической окраске. В современном русском языке существует большой пласт лексики, в коннотативном значении которой эмотивно-характеризующие признаки или действия человека совмещены с отрицательно-эмоциональной оценкой (делец, лопух, собака, подлец, негодяй). В этих словах эмоциональный компонент вытесняет на второй план денотативные признаки значения слова. Неодобрительно-оценочный компонент, содержащий крайнюю степень отрицательной оценки, способной вызвать эффект оскорбленности, наблюдается в словах и выражениях, которые относятся к сфере «ненормативной лексики» и фразеологии.

При всех отрицательных идеологических и технологических влияниях цивилизации на национальную культуру, на шкалу национальных духовных ценностей – для русского народа, носителя и хранителя таких ценностей, для его менталитета и языка как продукта и выразителя многовековой культуры пласт «ненормативной лексики» и фразеологии остается табуистически маркированным явлением антикультуры, абсолютно неприемлемым в современной русской общественной речевой коммуникации, что и получило закрепление в лингвистическом понятии «нонстандарта» (Кестер-Тома 1993: 15).

Поэтому, в какой бы функции ни выступала «ненормативная лексика» и фразеология, такого рода слова и выражения, равно как публичное использование их, являются нарушением норм общественной морали в особо грубой и циничной форме. Будучи обращены к конкретному адресату, они суть оскорбления словом – также в особо грубой и циничной форме – с целью унизить, опорочить, обесчестить адресата или отсутствующее третье лицо.

Для целей изучения идентификации слов и выражений, которые являются оскорбительными и/или клеветническими, а также могут быть квалифицированы как таковые в ситуациях, существующих или создаваемых в современных СМИ и в устной публичной речи, в лингвистике был введен термин инвективная лексика и фразеология. Прилагательное «инвективный» – производное от существительного «инвектива» (Жельвис 1985: 304-307). Это существительное, означающее «резкое выступление против кого-либо, чего-либо; оскорбительная речь; брань, выпад», восходит к лат. «invectiva oratio» – бранная речь.

Инвективную лексику и фразеологию составляют слова и выражения, заключающие в своей семантике, экспрессивной окраске и оценке оскорбление личности адресата, интенцию говорящего или пишущего унизить, оскорбить, опорочить адресата своей речи или объекта оскорбления, обычно сопровождаемую намерением сделать это в как можно более уничижительной, резкой, грубой или циничной форме (реже используются приемы скрытых оскорблений, например, применение эвфемизмов или вполне литературных сравнений, что однако не снижает экспрессивности и эмоциональности речи).

Основная часть инвективной лексики и фразеологии состоит из лексики бранной, относящейся отчасти к диалектам, но главным образом, к просторечию, а также к жаргонам, и характеризуется грубо вульгарной экспрессивной окраской, резко негативной оценкой, чаще всего циничного характера. Например: говнюк, гад ползучий, дерьмо, засранец, падла, обалдуй, сука сраная и т. д.

Значительное место в инвективной лексике занимает часть бранной лексики, которая относится к табуированным словам и словосочетаниям, т. е. к мату (блядь, долбо…б, …барь, жопа (перен.), курва, манда, мандавошка, мудак, мудила, муда…б, п…зда (перен.), п…здюк и другие производные, хер (перен.), х…й (перен.) и производные, х…й на палочке, х…й (хер) моржовый).

Среди инвективной лексики есть и известная часть бранных слов и словосочетаний, входящих в литературный язык. Они относятся к разговорной речи, к разным ее пластам. В основном это слова и словосочетания, принадлежащие периферийным пластам разговорной речи, граничащим с просторечием и жаргонами. Такого рода слова и словосочетания в своем большинстве образуют так называемую грубо просторечную лексику – «нижний» разряд разговорной лексики литературного языка (девка – о распутной женщине, проститутке, гад (перен.), гаденыш (перен.), гадина, гнида (перен.), подлый, подлюга, сволочь, скотина (перен.), стерва, сукин сын, старый хрен, хамово отродье). Все эти и подобные слова в современных толковых словарях характеризуются как «бранные», «грубые» или «презрительные».

В разряд инвективной лексики входят также слова, относящиеся к разговорно-обиходной лексике (мерзавец, поганый, сброд, свинья (перен.), хам, хамье, ханжа).

В рамках «литературной» инвективной лексики тоже есть различные группы. Во-первых, это книжная лексика с инвективным значением (мошенник, алкоголик, проститутка), при использовании которой может возникнуть состав клеветы, так как при прямой номинации человека происходит его обвинение в нарушении законодательства или норм общественной морали (диспозиция ст. 129 УК РФ «клевета» – бездоказательственное утверждение, не соответствующее действительности). Во-вторых, это эвфемизмы для подобных слов, «щадящие» адресата, но на самом деле несущие такую же инвективную нагрузку («дама легкого поведения»). В-третьих, это переносное, метафорическое употребление таких слов («политическая проститутка»), которое чаще связано с оскорблением. В-четвертых, в литературном языке есть группа слов констатирующей инвективной семантики – «стерва», «мерзавец», «подонок». Поэтому в обобщенном виде под инвективной лексикой подразумевается лексика, оказывающая влияние на понижение социальной привлекательности личности в ее собственных глазах, а также в глазах общественности.

Таким образом, коннотативное значение «ненормативной лексики» и фразеологии связано с эффектом оскорбления, вызванного употреблением стилистически-нормированной лексики, в части прямой вовлеченности «нонстандартного» и «субстандартного» (Кестер-Тома 1993: 16) слоев в причинение «оскорбления», которое представляется в обыденном сознании как негативное социальное явление. Нарушение нормы или отклонение от нормы в речи при инвективном словоупотреблении возникает вследствие стилистической неоправданности выбора языковых средств. Оскорбление в таком понимании включает в себя закрепленные ранее этносоциальные связи, извлекаемые из семантической структуры слова. Однако в обыденном сознании оскорбление воспринимается не на основе точного знания правовой нормы, а на предположении, что речевое событие должно быть квалифицировано как «оскорбление», т. к. в языковом сознании оно интерпретируется как таковое в сравнении с отступлением от обычного стандарта, который установился в данной социальной среде. Поэтому индивидуальное восприятие оскорбления зависит от принадлежности реципиента к той или иной социальной группе. Коннотативное поле оскорбления в языке отмечено индивидуальной интерпретацией речевого действия на основе личностных представлений о допустимом и возможном речевом поведении.

Искусственность лингвистического противопоставления нормативно/ненормативно становится критерием недостаточности и неполноты при правовой квалификации конфликтного высказывания как оскорбления. В силу этих причин в праве получили закрепление другие виды оценки оскорбительности: посягательство на естественные права человека – доброе имя, честь и достоинство, деловую репутацию.

Таким образом, термин «ненормативная лексика» (под «ненормативной лексикой» подразумевается инвективная лексика и фразеология) получил двоякое толкование в лингвистике и в правоведении:

1). В правоведении к «ненормативной» относят лексику, которая отображает тот слой языка, разряд слов и выражений, употребление которых в речи нарушает нормы общественной морали, общепринятые в данном социуме представления о приличии/неприличии, и квалифицируется как «оскорбление», т. к. образует состав преступления (ст. 130 УК РФ) или состав вербального проступка (деликта в гражданском праве, ст. 152 ГК РФ).

В этот разряд слов и выражений входят, с одной стороны, лексико-фразеологические единицы из «внелитературной» сферы русского национального языка, т. к. они находятся вне сферы действия норм литературного языка (блядь, потаскуха); с другой стороны, слова и выражения, принадлежащие литературному языку, т. е. «нормированные» (негодяй, подлец, мерзавец, врун).

2). В лингвистике «ненормативной» называют лексику (и любые другие языковые единицы), которая не относится к литературному языку, почему она и получила синонимичное название «некодифицированной» лексики, т. е. не представленной в «прескриптивных грамматиках и нормативных словарях» (Кестер-Тома 1993: 15). Это слова из просторечий, жаргонов, диалектов (говно, жопа, быдло, рожа). На них не распространяется действие норм литературного языка, литературной речи. Лингвистическое понимание «нормативности/ненормативности лексики» исходит из признания барьера, дозволенного рамками литературного языка и недозволенного, изучение которого старались избегать до некоторого времени ввиду отрицательности языкового материала (Караулов 1991: 4). Хотя некодифицированная лексика оказывает значительное влияние на развитие этнических стереотипов речевого поведения и на систему ценностных ориентиров складывающихся в обществе.

Собственно лингвистическая и правовая контаминация «ненормативной» лексики происходит вследствие многофункциональности этого слоя русского языка. Практически в лингвистике «ненормативная» (инвективная) лексика выполняет кроме «оскорбительной», как указывает Жельвис, еще 21 функцию: например, средство установления контакта, средство установления «корпоративного духа» общающихся, средство самоуничижения, средство демонстрации «социальной свободы», нарративное средство, средство передачи противника во власть злых сил, средство демонстрации половой принадлежности, эсхрологическая функция, ритуальное осмеяние с оградительными целями, средство сексуальной агрессии (Жельвис 1992: 18).

Таким образом, употребление одинаковой терминологии в лингвистике и праве влечет путаницу при квалификации «оскорбления», избежать которую возможно при помощи детального лингвистического анализа «оскорбления» как лингвосоциального явления.

Смешивание понятий происходит и потому, что в русском языковом сознании понятие «ненормативной лексики» получило ряд синонимов и синонимичных выражений: а) ненормативная лексика, нецензурные выражения, непарламентские выражения (лексика), непечатные слова, публичная нецензурщина, некодифицированная лексика, нелицеприятные слова; б) мат, брань, ругань, отборная матершина; в) шквал выражений сапожника; г) нехорошие слова, самые последние слова, крепкие слова; д) послать на три буквы, послать куда подальше, отсылать к едреной матери, к едрене фене, в жопу; е) плоские шутки, сальная терминология, чистейший жир; ж) словесные помои; з) излишки плоти; и) кричать благим матом; к) сказать пару ласковых слов, загнуть пару ласковых слов; л) мусор, который засоряет речь; м) обороты, режущие слух; слова, от которых уши вянут; н) тошнотворные измышления; о) небрежное обращение с разговорной речью; п) неправильное употребление устоявшихся речевых оборотов; р) символ плохого вкуса; с) лингвистические экскрименты (СР от 24.06.03).

Инвективную, т. е. «ненормативную лексику» отличает диффузность ее значений, что обусловлено, с одной стороны, экспрессивно-оценочным характером слов и выражений, составляющих этот лексико-фразеологический разряд языка. Это обстоятельство создает определенные трудности в определении границы между собственно инвективными единицами и эмоционально-экспрессивными образованиями, передающими определенное состояние говорящего без агрессивных интенций и без цели оскорбления (балаболка, хлыщ, шаромыжник). С другой стороны, эта особенность слов и словосочетаний инвективного характера объясняется тем, что инвективная лексика хотя и относится к речи отрицательно окрашенной, лексико-фразеологические единицы инвективной лексики могут приобретать разные оттенки в зависимости от интенций адресанта, вплоть до противоположных оценок (ср., «ху…вый», но и «ох…ительный»; «п…зда», но и «п…здатый»).

Субъективность значения лексико-фразеологических единиц в разных контекстах аффективной речи зависит не от эмоционально-отрицательных качеств предмета речи с точки зрения норм морали или эстетики, а от того, что субъект речи в данный момент с помощью этих единиц выражает, что в них вкладывает, будь то свое отрицательное эмоциональное состояние или соответствующее отношение к адресату речи (Матвеева 1986: 22). В высказывании, содержащем инвективные единицы, но не направленном на оскорбление адресата, присутствует лишь стилистическая неоправданность выбора эмоционально-экспрессивных языковых средств. В таких речевых ситуациях адресата, прежде всего, настораживает эмоциональный фон, создающийся при использовании в речи «ненормативной лексики», который он ошибочно принимает за ущерб своей социальной привлекательности, подобный тому вреду, который наступает при оскорблении. Вред в таких случаях естественно присутствует, но он не имеет ничего общего с вредом, причиняемым при оскорблении, когда дается персональная негативная оценка личности. Высказывания, содержащие инвективную лексику, но не содержащие негативной оценки личности отличаются от пейоративных прежде всего своей безадресностью. Они, как правило, имеют эмоциональный оттенок присущий междометиям и «вырываются» вскользь, так, между прочим (Жельвис 1992: 15).

Итак, инвективная лексика и фразеология внутренне дифференцирована и содержит единицы, относящиеся к литературному языку и к внелитературной сфере современного русского языка, где сосредоточены наиболее грубые, циничные лексико-фразеологические единицы.

Корпус инвективной лексики составляют:

1) Бранной тезаурус, входящий в состав литературного языка и относящийся к разговорной речи. В основном это слова и словосочетания периферийных пластов разговорной речи, граничащих с просторечиями и жаргонной речью. Бранные слова и словосочетания образуют «грубопросторечную» лексику – «нижний» разряд разговорной речи литературного языка (девка, сволочь, мразь, говно, скотина, блядь, сукин сын).

2) Тезаурус разговорно-обиходной лексики, содержащей в семантическом значении констатирующую резконегативную оценку человека, его поведения, действий (негодяй, подлец, гад).

3) Тезаурус общеупотребительной и книжной лексики (бандит, вор, мошенник, палач, мясник).

Негативное воздействие на адресата происходит ввиду одинаковых характеристик инвективной лексики вне зависимости от того, к какому слою разговорной или литературной сфере принадлежит высказывание, обладающее свойством оскорбительности. Критерии оскорбительности зависят, в свою очередь, от качества лексических оценок, содержащихся в высказывании, и от стилистических средств их доставки, т. к. стилистические характеристики слова, тесно связанные с эмоциональными, и входят в качестве особого компонента в структуру значения слова (Арнольд 1959, Бондаренко 1972, Булдаков 1982, Телия 1980, Шаховский 1982, Стернин 1985 и др.).